получить  взамен  его,
Петра Гавриловича бессмертную душу, воспользовавшись тем, что он не  верит
в ее существование. Зачем, зачем она им нужна?!
     И вдруг он вспомнил, что ответил посетитель на этот вопрос:  "Ну  это
уж наше дело". Вспомнил - и весь покрылся холодным потом от  ужаса.  Сразу
поблекли, растворились все мечты о безбедной и беззаботной жизни, а взамен
пришел страх перед тем неведомым, что послужит за эту жизнь расплатой.
     Наутро он все для себя решил. Нет, в бога  и  всякую  чертовщину  он,
конечно, не верит. Но продавать свою вполне материальную бессмертную душу,
обрекая ее, возможно, на вполне материальные вечные муки он не согласен ни
за какие деньги.
     Молодой человек больше никогда не  приходил.  И  Петр  Гаврилович  не
жалел об этом.





                             Сергей КАЗМЕНКО

                                  ПАСТЬ,
                                   или
           Самое последнее путешествие знаменитых конструкторов
                            Трурля и Клапауция




     Задумали как-то знаменитые конструкторы Трурль и Клапауций слетать на
досуге к бесконечности и обратно вернуться, но уже с другой стороны, чтобы
доказать, что Вселенная круглая. Задумано - сделано. Собрали они продуктов
на две недели, книг на два месяца, бумаги чистой и  чернил  на  два  года,
инструменты свои захватили, все это в ракету погрузили, сами в нее сели  и
не мешкая полетели. Так разогнались, что дух захватывает, а им  все  мало.
Звезды да планеты мимо  пролетают  -  они  на  них  никакого  внимания  не
обращают, потому что если поминутно отвлекаться,  до  бесконечности  ни  в
жисть не добраться.
     Долго ли коротко ли  летели,  только  вдруг  видят:  прямо  по  курсу
планета ни на одной из звездных карт не  обозначенная.  Вскочил  Трурль  с
проклятиями и к рычагам бросился, чтобы развернуть ракету да облететь  эту
планету, а Клапауций трубу подзорную  вынул,  метра  на  два  в  длину  ее
раздвинул, глянул на планету да как закричит:
     - Вот это да!
     Выхватил у него Трурль трубу подзорную, посмотрел  в  нее  да  так  и
ахнул от удивления. Потому  как  увидел  картину  совершенно  необычайную:
прямо посреди  планеты  разверзлась  дырища  огромадная  неизвестно  какой
глубины. И идут к этой дырище со  всех  сторон  дороги  -  и  железные,  и
шоссейные, и канатные,  и  даже  монорельсовая  одна,  но  видно,  что  не
работает она. И мчатся по дорогам этим поезда и автомашины, доверху добром
всяческим нагруженные - и рыбой, и мясом, и  фруктами,  и  другими  самыми
разнообразными продуктами, и консервными банками, на которых  иностранными
буквами неизвестно даже что написано. А по другим  дорогам  другое  всякое
добро подвозят - мебель и игрушки, телефоны и раскладушки, книги и ботинки
и даже переводные картинки. Короче, чего ни назови - все везут.  К  дырище
подвозят и вниз сбрасывают. А рядом трубопроводы проложены,  и  качают  по
ним в дыру эту и нефть, и молоко, и пиво,  и  лучшие  вина,  и  даже  духи
всякие, так что и до ракеты аромат доносится. Ну а дыра эта все  как  есть
без разбора проглатывает и даже  как  будто  пережевывает,  только  иногда
что-то обратно выплевывает.
     Подивились конструкторы на картину эту необычайную и решили, что надо
непременно выяснить, что это за дыра  такая,  да  откуда  она  взялась.  А
поскольку бесконечность все равно от них никуда подеваться  не  могла,  то
порешили  они  это  дело  не  откладывать,  чтобы  потом  возвращаться  не
пришлось. Затормозили они  ракету,  облетели  планету  и  приземлились  на
другой ее стороне, потому  как  знали,  что  есть  во  Вселенной  вещи,  с
которыми шутки плохи.
     Вышли они из ракеты и направились  к  деревне  ближайшей,  надеясь  у
прохожих все исподволь выяснить. Вот входят они в деревню  и  видят:  идет
навстречу прохожий. Останавливает его Трурль и учтиво спрашивает:
     - А не скажешь ли ты нам, любезный, что это у вас тут на  планете  за
дыра такая, куда все добро сбрасывают, а она его поглощает?  Мы  приезжие,
ничего такого раньше видом не видывали, ни о чем таком слыхом не слыхивали
и очень удивляемся.
     Услышал эти речи прохожий и сначала затрясся мелкой дрожью и побелел,
а потом позеленел весь и  отвечает,  что  знать,  мол,  ничего  не  знает,
ведать, мол, ничего не ведает, потом пригнулся, по  сторонам  оглянулся  и
порскнул в переулок ближайший, только конструкторы его и видели.
     Подивились они на поведение такое, но делать  нечего,  пошли  дальше.
Видят - другой прохожий идет. Теперь уже Клапауций вперед выступил и  речь
завел:
     - А скажи ты нам, пожалуйста, любезный, что это у вас тут на  планете
за дыра такая, куда все кидают, а она все это даже будто бы поглощает?..
     Он и закончить толком не успел, как прохожий этот побелел,  задрожал,
потом позеленел, пригнулся, по сторонам оглянулся и  порскнул  в  переулок
ближайший, только конструкторы его и видели.
     Еще больше удивились конструкторы, но делать нечего, дальше пошли. Уж
больно любопытство  их  разобрало.  Только  было  собрались  они  третьего
прохожего  расспросить,  как  вдруг  завоет  что-то  -   прямо   оглушило,
засверкает - прямо ослепило. Понаехала со всех  сторон  полиция,  схватили
конструкторов  и  кинули  в  машину  специальную,  на  все  случаи   жизни
универсальную, те даже и слова сказать не успели.  А  в  машине  этой  уже
давешние прохожие сидят, и один из них белый, а другой зеленый, оба дрожат
и ни слова не говорят. Поняли  тут  конструкторы,  что  влипли  в  историю
нехорошую. Да только им не привыкать, и не из таких переделок  при  помощи
гения технического выбираться приходилось.
     Долго ли, коротко ли  везли  их  -  наконец  привезли.  Выволокли  из
машины, внесли в зал огромный и на пол бросили. Не  сразу  конструкторы  в
себя пришли,  но  потом  очнулись,  поднялись,  отряхнулись,  по  сторонам
оглянулись. Видят - стоит посреди зала  стол  огромный,  и  сидят  за  тем
столом министры. Все как один - Первые министры,  только  во  главе  стола
Самый Первый министр сидит и хмуро на всех глядит.  А  другие  ему  в  рот
смотрят, ждут, когда он что-нибудь гениальное  скажет,  по  должности  ему
положенное. А вокруг стола секретари  бегают,  атташе  всяческие  прыгают,
секретарши снуют, чай подают, бумажки приносят и уносят  -  короче,  кипит
работа.
     Тут Самый Первый министр  на  конструкторов  грозно  взглянул,  потом
секретаря подозвал и что-то ему на ухо прошептал. Тот  кинулся  в  угол  и
давай там на машинке строчить,  а  Самый  Первый  министр  всех  остальных
окинул взором грозным да и спрашивает:
     - Кто единогласно за данное предложение?
     Все Первые министры руки подняли, все единогласно  хотят.  Глянул  на
них снова Самый Первый министр да и спрашивает:
     - Кто желает в поддержку принятого решения выступить?
     Вскочил тут толстый Первый министр, что  по  правую  руку  от  Самого
Первого  сидел,  и  давай  рот  раскрывать.  Только  конструкторы  как  ни
старались - ни  слова  не  услышали.  Встроили  они  себе  недавно  в  уши
устройства специальные, чтобы речи бессодержательные  не  пропускали,  вот
эти устройства и сработали. Потом выступил тощий Первый  министр,  что  по
левую руку от Самого Первого сидел. И толстому хлопали, и тощему  хлопали,
а конструкторы так ни слова  и  не  услышали.  Тут  как  раз  секретарь  с
решением отпечатанным подоспел и по  знаку  Самого  Первого  министра  его
зачитал. А в решении том говорилось: казнить конструкторов  наутро,  а  за
что про что казнить - о том ни слова. Тут же снова  полицейские  налетели,
руки конструкторам вывернули да в темницу их отвели.
     Оправились немного конструкторы и стали думать, как же им  теперь  из
такой лютой беды выбраться. Да сколько ни думали  -  ничего  придумать  не
сумели. Наконец, наступила ночь. И  вдруг  распахнулась  дверь  темницы  и
входит в окружении свиты толстый Первый министр, что  по  правую  руку  от
Самого Первого сидел. Поставили ему посреди  темницы  стул  с  ножками  из
чистого золота, сел он, грозно посмотрел вокруг - всех как  ветром  сдуло.
Только он да конструкторы в  темнице  остались.  Спрашивает  он  их  тогда
голосом грозным:
     - Правда ли, что вы и есть те самые знаменитые конструкторы Трурль  и
Клапауций, которые все, что угодно, сделать могут?
     - Правда, -  выступил  вперед  Клапауций.  -  Мы  и  есть  знаменитые
конструкторы Клапауций и Трурль, и все, что угодно можем сделать,  и  даже
более того. Только прикажите, господин Первый министр.
     Нахмурился тот и говорит голосом еще более грозным:
     - Знайте же, презренные, что я теперь Самый  Первый  министр,  потому
как прошлого Самого Первого мы за милость, к  вам  проявленную,  подвергли
критике. Надо было вас немедленно казнить, а не ждать до утра.
     Ужаснулись тут конструкторы, но сказать  ничего  не  сказали,  только
спросили:
     - А за что же такое нас казнить?
     - Нарушили вы, конструкторы презренные, секретный Указ о том,  что  о
нашей Пасти ни говорить ничего нельзя, ни спрашивать, ни даже намекать  на
то, что она существует, ни слышать, как  кто-то  говорит,  спрашивает  или
намекает, потому что нет ее  вообще,  а  наказание  сей  Указ  нарушившему
только одно - смертная казнь.
     Еще больше ужаснулись конструкторы, даже говорить ничего не стали.  А
Самый Первый министр на дверь темницы оглянулся и говорит голосом  уже  не
таким грозным:
     - Есть у меня для вас работа. Если сумеете хорошо выполнить, я, может
быть, вас и помилую. Нет - пеняйте на себя.
     - Только прикажите, - отвечают конструкторы, - а мы уж себя покажем.
     Им бы только до инструментов своих, в ракете оставленных,  добраться,
а там даже Самый Первый министр не страшен.
     - А задание у меня такое будет: нужно укротить  нашу  Пасть  немного,
чтобы не пожирала она столько добра всяческого. Справитесь?
     - Так  ваша  милость,  -  Клапауций  отвечает,  -  справиться-то  мы,
конечно, справимся, но мы же не знаем пока, что это за Пасть такая.
     - Пасть эту  мы  сами  нашли  и  сами  выкормили.  Была  она  вначале
маленькой совсем, окурком заткнуть можно было. Но мы ей погибнуть не дали,
кормили всем самым лучшим, ничего для нее не жалели, все отдавали.  И  вот
теперь она так выросла, что грозится нас самих  вместе  с  планетой  нашей
пожрать, если мы ей пищи достаточно не добудем. Чем только мы ее ни кормим
- ей все мало, она только еще больше вырастает и еще страшнее  становится.
Отвечайте немедленно: можете вы ее аппетиты укоротить,  или  же  приказать
вас казнить немедленно?
     Подумали немного конструкторы, посоветовались,  потом  Трурль  вперед
выступил и говорит:
     - Знаем мы рецепт один. Только  нужно,  чтобы  нам  инструменты  наши
доставили и работать бы не мешали.
     - А что это за рецепт такой? - с  подозрением  Самый  Первый  министр
спрашивает.
     - Надо ее  голодом  уморить.  Только  это  теперь  не  просто  будет,
придется хитрость применить.
     - Э-эээ, - говорит тут Самый Первый министр, - вы, я вижу, так ничего
и не поняли. Был уже у нас один такой,  что  Пасть  нашу  дорогую  уморить
хотел, когда она еще не такой страшной была.  Да  только  мы  его  вовремя
разоблачили и самого же Пасти и скормили. Не-ет, нам нужно, чтобы и  Пасть
была, и нам самим при Пасти не так страшно было.
     Хотел тут Клапауций сказать, что быть такого не может,  что  по  всем
законам  Пасть  такая  либо  может  расти  беспредельно,  либо  от  голода
погибнет, но Трурль вовремя ему  на  ногу  наступил  и,  вперед  выступив,
сказал:
     - Мы, - говорит, -  величайшие  из  конструкторов.  Все,  что  угодно
сделать можем, и это сделаем. Доставьте нам наши инструменты, а  остальное
- не ваша забота. Будет и Пасть у вас, и вы при Пасти будете.
     Только он это сказал, как распахнулась дверь в темницу, и ворвались в
нее полицейских сотня да тюремщиков сотня, да  солдат  сотня,  а  за  ними
вошел тощий Первый министр, что по левую руку от Самого  Первого  накануне
сидел. Схватили они конструкторов и толстого Самого Первого министра, вмиг
руки-ноги им связали и на пол бросили. А тощий Первый министр  вокруг  них
бегает и кричит, что он теперь  Самым  Первым  стал,  потому  что  заговор
против дорогой Пасти раскрыл и страшное преступление предотвратил.  А  еще
кричит, что надо всех злоумышленников казнить  немедленно,  не  дожидаясь,
пока машинистки приговор отпечатают.
     Выплюнул Трурль песок, что в рот ему набился, и закричал:
     - Так ведь Пасть и вас сожрет в конце концов.
     - Ну и что? - новый Самый Первый министр отвечает. - Зато -  в  самую
последнюю очередь.
     И ничего он больше говорить им не стал. Только пальцем шевельнул -  и
потащили несчастных к самому краю Пасти  да  и  вниз  сбросили.  А  заодно
сбросили вниз и солдат сотню, и тюремщиков  сотню,  и  полицейских  сотню,
чтобы никто ничего не разгласил, и Указ  еще  издали  о  том,  что  ничего
вообще не случилось. А Пасть всех их проглотила, облизнулась и только  еще
страшнее стала.
     И никто не знает, как  там  на  этой  планете  дела  сейчас  обстоят,
сожрала ли Пасть уже всех жителей или  еще  только  готовится.  Доподлинно
известно только  одно  -  Самого  Первого  министра  она  сожрет  в  самую
последнюю очередь.





                             Сергей КАЗМЕНКО

                                  ЕРЕСЬ




     Едва взглянув  на  планету,  отец  Фловиан  понял:  он  не  ошибся  в
расчетах. Нет, не зря миссионерское общество "Звездная  братия"  направило
его именно в эту звездную систему. Рука Провидения двигала  им,  когда  он
задавал программу  полета  роботу-пилоту,  и  потому  первая  же  планета,
встреченная на пути, оказалась обитаемой.
     Корабль  отца  Фловиана  огибал  планету  на  высоте  около   двухсот
километров, и куда бы ни падал его взор, везде замечал он  следы  разумной
деятельности. Он видел многочисленные деревни и  небольшие  города,  видел
распаханные  поля  и  проселочные  дороги,  стада  скота  на  пастбищах  и
парусники, пересекающие океаны. Эта планета  была  обитаема,  и  она,  как
указывал  никогда  не  ошибающийся  робот-пилот,  еще   не   значилась   в
справочниках. А потому можно было не опасаться, что ее  коснулась  скверна
современной цивилизации.  Отец  Фловиан  представил  себе  мирных  кротких
туземцев, которые будут с благоговением внимать его проповедям,  и  скупая
мужская слеза скатилась  по  его  щеке.  Какое  счастье,  что  именно  он,
посланец "Звездной братии", первым из  людей  попадет  на  эту  планету  и
сумеет обратить обитателей ее в истинную веру до того, как  ступит  на  ее
поверхность гнусная нога безбожника!  Какое  счастье,  что  слова  истины,
которые он принесет сюда, успеют к  тому  времени  преобразить  планету  и
превратят  ее  в  бастион  веры!  Скоро,  совсем  скоро   здесь   вырастут
многочисленные соборы и монастыри, скоро,  совсем  скоро  расцветут  здесь
истинная  вера  и  любовь  к   ближнему,   трепет   перед   Создателем   и
непримиримость к его врагам. Все это будет, непременно будет,  потому  что
воля Создателя и предусмотрительность "Звездной братии" снабдили его, отца
Фловиана, достаточными средствами для  достижения  благой  цели.  Все  это
будет, непременно будет, и уже через пять-семь лет скромные, милые туземцы
станут трудиться день и ночь в поте лица  своего  со  светлыми  мечтами  о
прекрасном будущем и о грядущем блаженстве в  Царстве  Божием,  а  он,  их
духовный  отец,  будет  напутствовать  их  на  этом  праведном  пути.  Ибо
Благодать Господня распространяется на всех,  кто  уверовал  в  Него  всею
душой, будь они хоть двухголовыми или  же  крылатыми  и  покрытыми  чешуей
чудовищами.
     Облет планеты  заканчивался,  пора  было  подумать  о  посадке.  Отец
Фловиан выбрал внизу зеленую равнину  в  устье  большой  реки  и  приказал
роботу-пилоту снижаться. Не прошло и десяти минут, как  корабль,  разорвав
по пути небольшую тучку, мягко опустился на обширную  поляну  недалеко  от
берега реки. Отец Фловиан сотворил  благодарственную  молитву  Всевышнему,
затем поднялся на ноги и, открыв люк,  выглянул  наружу.  Светило  солнце,
пели птички, порхали с цветка на цветок разноцветные бабочки.  Он  опустил
трап и, неся в руках крест, Библию и икону с изображением  святого  Карла,
торжественно ступил на землю и замер  на  несколько  мгновений  для  того,
чтобы наблюдающий из люка робот-иконописец хорошенько запечатлел  в  своей
памяти этот исторический  момент.  Мягкая,  ласковая  трава  так  и  звала
поваляться на ней, но не  к  лицу  служителю  Господа,  облаченному  такой
важной миссией, предаваться телесным радостям. Для этого еще придет время.
     Отойдя немного от корабля, отец Фловиан огляделся. Место было выбрано
удачно. Вдоль опушки леса проходила проселочная дорога, сбегавшая прямо  к
реке. Берег был пологий, но река, судя по всему, глубокой  и  полноводной,
так что многие паломники смогут прибывать по воде. Климат  здесь,  видимо,
ровный,  земля  богатая,  да  и  приношения  прихожан   будут,   наверное,
обильными,   так   что   на   первых   порах,   когда   из   первоначально
сформировавшейся паствы надо будет отбирать наиболее твердых в вере,  тех,
кто понесет ее  знамя  дальше  по  планете,  миссия  ни  в  чем  не  будет
испытывать недостатка.
     Пока отец Фловиан размышлял таким образом, рабочие роботы уже  начали
выносить из корабля детали сборного миссионерского домика и  миссионерской
церкви. Оставалось лишь указать им, где начать строительство и  как  лучше
оборудовать гипнопункт первичного приобщения  к  вере.  Отец  Фловиан  уже
раскрыл было рот, чтобы отдать распоряжения, как вдруг заметил движение на
краю поляны.  Приглядевшись,  он  увидел,  что  оттуда,  ступая  прямо  по
нехоженой траве, идет к нему, странно переваливаясь,  необычное  существо.
Создатель придал ему форму мешка высотой около полутора  метров  с  чем-то
вроде крыльев по бокам.  По  передним  краям  крыльев  шли  пальцеобразные
отростки - штук по тридцать на каждом крыле, а на выступе в верхней  части
мешка виднелись три глаза и огромный  рот  с  фиолетовыми  губами.  Нижняя
половина мешка была прикрыта темной материей. Отец  Фловиан  мог  считать,
что ему повезло - существо это  было  явно  симпатичным  по  галактическим
меркам. Он подождал,  пока  незнакомец  достаточно  приблизится,  а  затем
сделал несколько шагов навстречу и произнес:
     - Здравствуй, сын мой...
     Он хотел было перекрестить незнакомца, но рука его сама собой застыла
в воздухе, потому что тот вдруг  ответил  на  чистейшей  звездной  латыни,
языке, на котором, по  воле  Создателя,  могли  объясняться  во  множестве
обитаемых миров и который по этой причине Объединенная Церковь давно взяла
на вооружение:
     - Здравствуй, сын мой. Что привело тебя на эту планету?
     Отец Фловиан онемел от удивления. Заметив это,  незнакомец  заговорил
мягким, ласковым голосом:
     -  Я  настоятель  здешнего  монастыря,  главного  на  этой  заблудшей
планете, отец Каллоидий. Создатель возложил на меня  тяжкую,  но  почетную
миссию обращать ее погрязших по неведению в грехе  обитателей  в  истинную
веру.
     - Неисповедимы пути твои, Господи! - обратив взор к небу,  воскликнул
отец Фловиан.
     - Аминь! - молитвенно сложив крылья, подхватил отец Каллоидий.
     - Меня зовут отец Фловиан, брат мой. Я прибыл с Земли для того, чтобы
обратить обитателей этого мира в истинную веру. Я думал, что  они  до  сих
пор живут в грехе и неверии. Сколь же безгранична милость  Создателя,  раз
он уже позаботился о приобщении к вере детей своих, населяющих этот мир!
     - Аминь! - вновь  отозвался  отец  Каллоидий,  потом  мигнул  средним
глазом и, взглянув на роботов, суетящихся у корабля отца Фловиана, сказал:
- Быть может, вы окажете честь нашему монастырю и посетите его? Он  совсем
недалеко, за холмом. Пусть