света,
оглушительного шума, свиста ветра,  хриплых  голосов,  грубых  мужчин  и
женщин, запахов бензина, выхлопных газов, пота, пива и секса. Обычно она
ездила с Блэкки две-три ночи  в  неделю.  Он  был  ее  темной,  мрачной,
захватывающей тайной.
   Однако долго это не могло продолжаться.
   Однажды Арран прождала полчаса, но Блэкки так и не  появился.  Как-то
раз он сказал: если не появится  в  течение  получаса,  пусть  не  ждет.
Значит, не вышло.
   До сих пор такого еще ни разу не случалось.
   Арран долго ждала в темноте под дождем. Тосковала по Блэкки,  по  его
рукам, всегда испачканным машинным маслом, по вибрирующему мотоциклу, по
ночным дорогам, по страсти во тьме случайного грузовика.
   В конце концов она вернулась домой. Забраться на крышу сарайчика  без
его помощи оказалось нелегко. Она с трудом  вскарабкалась,  вымокнув  до
нитки и ободрав колени. В эту ночь она плохо спала.
 
*** 
 
   На следующий день она узнала, почему Блэкки не пришел.
 
*** 
 
   "Трагедия на шоссе Шокер. Девять человек погибли в аварии", - кричали
заголовки всех газет.
   Эта катастрофа была признана одной  из  самых  ужасных.  На  скорости
восемьдесят миль в час у грузовика  полетела  шина,  и  он  выскочил  на
встречную полосу. Мотоциклист, мчавшийся  со  скоростью  девяносто  пять
миль в час, оказался обречен.  Очевидец  рассказывал,  что  он  пролетел
футов сто по воздуху, проехал еще примерно пятьдесят  по  асфальту  и  в
конце концов оказался под колесами  грузовика,  перегородившего  к  тому
времени все шоссе. Тридцать пять машин попали в аварию.  Девять  человек
погибли сразу. Ожидалось, что  еще  трое  не  выживут  после  тяжелейших
повреждений. Пятнадцать человек были госпитализированы.
   Тело мотоциклиста оказалось изувеченным настолько, что его невозможно
было опознать.
   Это, должно  быть,  произошло  очень  быстро,  говорила  себе  Арран.
Блэкки, наверное, не успел ничего почувствовать.
 
Глава 6 
 
   Кристиан сделала бы все что  угодно  для  Эрнеста  Уэкслера.  Ни  его
возраст, ни занятия нисколько ее не смущали. Она поняла, что влюбилась.
   Теперь она жила в ожидании тех минут, когда  на  лестнице  послышатся
его легкие шаги, раздастся его слегка ироничный голос  с  едва  заметным
европейским  акцентом,  когда  появится  лицо  с  высокими   скулами   и
загадочными ледяными глазами.
   - Ну, как ты сегодня, моя дорогая? - спрашивал он то по-английски, то
по-французски, в зависимости от того,  на  каком  языке  он  перед  этим
думал.
   Часто, лежа без сна в своей спальне, она в отчаянии ломала голову над
тем, как бы поскорее научиться всему, что требуется, чтобы угодить  ему.
В следующий момент она с новой  силой  осознавала,  какой  великолепной,
захватывающей жизнью теперь живет благодаря  ему.  Ее  охватывала  дрожь
возбуждения, и она беззвучно шептала клятвы сделать все, что нужно, даже
если это погубит ее.
   Она любила Эрнеста Уэкслера.
   Больше всего Кристиан боялась вызвать его неудовольствие. Однажды она
нечаянно рассердила его и до сих пор вздрагивала при одном  воспоминании
об этом.
   Увидев, что дверь его кабинета приоткрыта, она, не подумав о том, что
делает, ворвалась туда, вся светясь от  какой-то  незначительной  удачи.
Уэкслер  разговаривал  с  невзрачным  темноволосым  человеком  в   сером
костюме.
   - ., следует дать ему почувствовать свою вину достаточно ощутимо.
   - Я дам ему срок до пятницы, до шести часов вечера. После этого...
   - О, простите, - проговорила Кристиан. - Я думала, вы одни.
   Две пары глаз пристально смотрели  на  нее.  Голубые  глаза  Уэкслера
сверкнули гневом, другие -  карие,  без  всякого  выражения  -  казались
пустыми.  Сама  не  зная  почему,  Кристиан   почувствовала   опасность,
исходящую от этого с виду совершенно обычного человека.
   - Выйди, Кристиан. -  Голос  мистера  Уэкслера  прозвучал,  как  удар
хлыста.  -  И  никогда,  никогда  больше  не  заходи  сюда   без   моего
приглашения.
   Она убежала в свою комнату и долго плакала там.
   В тот же вечер он улетел  в  Лос-Анджелес  на  три  недели,  даже  не
простившись с ней.
   Вернувшись, Уэкслер, однако, казалось, забыл обо всем и  простил  ее.
Он никогда не упоминал о том злосчастном эпизоде, более  того,  был  так
доволен успехами Кристиан в его отсутствие, что решил  наконец  дать  ей
работу.
   - Сегодня вечером мы с тобой развлекаем клиента.
 
*** 
 
   В полночь они сидели у Аннабел, в  гроте  под  площадью  Беркли.  Это
место посещали только богачи и знаменитости. Сегодня в компании  с  ними
оказались герцогиня, известный французский киноактер, не менее известная
проститутка по  вызову,  министр  правительства  Великобритании  и  шейх
одного из небольших нефтяных государств Персидского залива.
   Этот последний, по  имени  Абдулла  Азиз  аль-Фейд,  сидел  вместе  с
Эрнестом Уэкслером и Кристиан Уинтер за маленьким столиком в стороне  от
танцевальной площадки. Кристиан в облегающем  длинном  блестящем  черном
платье от Баленсиаш в этот вечер изображала дочь английского лорда.
   - Наш друг аль-Фейд, -  объяснил  ей  Уэкслер,  -  ужасный  сноб.  Он
испытывает фанатичное благоговение перед британской знатью. Его приводит
в отчаяние тот факт, что при  всех  его  богатствах,  не  говоря  уже  о
прекрасно экипированной личной армии, никто никогда  не  примет  его  за
английского  джентльмена.  К  тому  же  он  не  говорит  по-английски  и
совершенно не умеет носить европейскую одежду. Вот на этой слабой струне
мы  и  сыграем.  Сегодня  вечером  ты  -  леди  Кристиан  Уинтер,   дочь
английского лорда. Кого бы нам с тобой взять? Петершэма?  Думаю,  старик
почел бы это за честь...
   Шейх, маленький и тучный, был одет в невероятно дорогой костюм  -  от
портного с Сэвил-роу, - который совершенно на  нем  не  сидел.  Кристиан
подумала, что шейх выглядел бы гораздо лучше в восточных одеждах.
   Они  говорили  по-французски,  так  как  знания  шейха  в  английском
практически равнялись нулю, о чем  Уэкслер  заблаговременно  предупредил
Кристиан.
   Нефтяной король, казалось, не знал, как благодарить судьбу за то, что
сидит сейчас рядом с дочерью лорда. Он пытался  произвести  на  Кристиан
впечатление  рассказами  о  своих  итальянских  спортивных  автомобилях,
скаковых  лошадях,  яхте,  которая,  кстати  сказать,   весь   год,   за
исключением двух недель, стояла на приколе в Каннах, и о поездках  своей
жены за покупками в Лондон, Рим и Париж.
   Кристиан без конца улыбалась, до того что  заболели  щеки,  в  нужные
моменты  издавала  восторженные  восклицания  и  вообще  вела  себя  как
аристократка.
   Шейх Абдулла выпил неимоверное количество  шампанского  и  потребовал
новой встречи.
   - Может быть, мы вместе с леди Кристиан поедем завтра на экскурсию за
город?
   Эрнест Уэкслер ответил, что это можно устроить.
 
*** 
 
   На следующий день в одиннадцать утра Кристиан  заехала  за  шейхом  в
отель "Ритц". Мартин привез ее в "ягуаре" и всю дорогу до  отеля  учился
называть ее "миледи".
   Шейх уже ждал их, полностью готовый  к  прогулке,  одетый  в  нелепый
костюм из  твида  в  крупную  желтовато-коричневую  клетку,  отчего  его
мясистое лицо приобрело зеленоватый оттенок, и новые  -  только  что  из
магазина - ботинки, в которых, похоже, чувствовал себя  очень  неудобно.
Кристиан  догадалась,  что  у  себя  во  дворце  он,  наверное  ходит  в
сандалиях.
   По совету Уэкслера Кристиан повела его в "Комплит Энглер" в Марлоу  -
исторически знаменитый и невероятно дорогой ресторан на берегу Темзы,  в
двадцати пяти милях от  Лондона.  Шейх  восторгался  зелеными  лугами  и
нарядно украшенными  лодками  на  реке,  которые  казались  ему  типично
английскими, и воздал должное ленчу из свежей форели, тилтонского сыра и
клубники со сливками. После этого он пожелал прогуляться по берегу.
   К тому времени пошел мелкий дождь, однако шейх героически  хлюпал  по
грязи в своих новых ботинках  и  прошел  не  меньше  полумили,  пока  не
захромал.
   К пяти часам, когда Кристиан простилась с ним в  отеле  "Ритц",  шейх
совсем  выдохся.  Интересно,  подумала  Кристиан,  получил  ли  он  хоть
какое-нибудь  удовольствие  от  этой  прогулки?   По-видимому,   в   его
представлении истинный  английский  джентльмен  должен  уметь  стоически
переносить неудобства. Если бы их не оказалось, он скорее всего  был  бы
разочарован.
   И она, как выяснилось позднее, была права.  За  эти  несколько  часов
шейх Абдулла Азиз аль-Фейд словно осуществил все свои мечты.
   В благодарность он сделал  крупный  заказ  не  только  на  английские
пистолеты, в основном использовавшиеся  для  подавления  мятежей,  и  на
американские автоматы, но также на десять ящиков  российского  холодного
оружия, о котором недавно велись переговоры в Сингапуре.
   Общая прибыль  компании  Уэкслера  от  этой  сделки  составила  более
миллиона американских долларов.
   - Я знал, что ты  это  сделаешь,  дорогая.  Вероятно,  все  довершила
прогулка по грязи под дождем.
 
*** 
 
   Складские   помещения   Сан-Франциско   находились   в    заброшенном
промышленном районе к югу от Рыночной  улицы.  Склад  представлял  собой
нагромождение   потрескавшихся   колонн,   ржавых   железных    прутьев,
полуразвалившихся машин и станков. Сверху,  на  высоте  ста  футов,  над
осевшими галереями и искореженными металлическими  каркасами  переходов,
лунный свет пытался пробиться сквозь вековую грязь и копоть.
   С конца пятидесятых склад стоял заброшенный.
   Сюда  больше  ничего  не  отгружали,  устаревшее,  никому  не  нужное
оборудование потихоньку ржавело, на бетонном полу скопились горы  мусора
и хлама. Тишина нарушалась лишь завыванием ветра сквозь разбитые стекла,
шорохом крыс да  хриплым  дыханием  какого-нибудь  случайного  пьянчуги,
забредшего сюда, чтобы скрыться от непогоды.
   Сегодня  вечером,  однако,  склад  внезапно  ожил.  Здесь   проходила
вечеринка. Холл Дженнингс никогда еще не был на такой.
   Играл рок-оркестр.  Певец  -  молодой  человек  в  плотно  облегающих
кожаных штанах, с открытой грудью, на которой висело ожерелье из  костей
и перьев, - вопил что-то в микрофон, держа его так близко к губам,  что,
казалось, готов был проглотить. Густые волосы цвета соломы  искрились  в
ярком свете. На бледном, худом, почти аскетическом лице выступили  капли
пота.  Он  выглядел  пьяным,  безумным,  наглотавшимся   наркотиков,   а
возможно, был на грани эпилептического припадка.
   Группа гостей в костюмах обитателей потустороннего мира - если  можно
было назвать костюмами их раскрашенные, разрисованные тела  -  танцевала
под эту  музыку.  На  длинном  столе  стояли  закуски  -  сыры,  салями,
заменитель хлеба, яблоки,  восхитительный  черный  виноград  и  огромный
кусок ветчины, как будто разорванный дикими зверями.
   У стола стояла молоденькая девушка  в  фиолетовой  майке,  с  тяжелой
цепью на груди и ярко-красным лозунгом "Свободу людям!".  Она  аккуратно
подбрасывала в воздух виноградины, одну за другой, и пыталась ловить  их
ртом. Рядом с ней бородатый  молодой  человек  яростно  тряс  бутылку  с
шампанским -  из  лучших  французских  сортов,  с  ужасом  заметил  Холл
Дженнингс, - радостно вскрикивая каждый раз, когда из  бутылки  с  шумом
вырывался столб пены. Вдоль стен среди ржавого оборудования на  матрасах
лежали  люди  в  коматозном   состоянии.   Над   ними   плавали   облака
наркотического дыма.
   В центре внимания были две враждующие женщины.
   Та, что повыше, лет около тридцати, с темно-рыжими волосами, стояла с
агрессивным видом, широко расставив ноги, крутя в руке  широкий  кожаный
ремень с тяжелой металлической пряжкой. Девушка помоложе была безоружна.
Один рукав широкой белой блузы оторван, волосы растрепаны, щека  вспухла
и побагровела.
   - Ты его убиваешь! - пронзительно кричала она. - Ты загоняла  его  до
смерти, и все ради этих проклятых денег.
   Вторая женщина взмахнула  ремнем.  Если  бы  она  ударила,  наверное,
изуродовала бы противницу. К счастью, она промахнулась.  Кожаный  ремень
обвился вокруг ее кисти.
   - Стоп!
   На площадке появился режиссер Бад Иверс.  Наступила  мертвая  тишина.
Певец замолчал, не докончив фразы, и теперь стоял неподвижно,  покачивая
рукой   микрофон.   Музыканты   остановились,   издав   напоследок   ряд
беспорядочных звуков. Танцоры замерли на месте. Лишь от стен, где лежали
на матрасах курильщики  наркотиков,  доносились  шорохи  и  вздохи.  Там
работали не профессиональные актеры, а  люди  с  улицы,  с  Хайт-Эшбэри,
которых  набрали  для  того,  чтобы  создать   атмосферу   достоверности
происходящего.
   - Памми, дорогая, - резко произнес Иверс, - ну не крути ты  так  этой
штукой. Ты же знаешь, в ней нет никакого веса. Надо взмахнуть рукой  вот
так. - Он показал как. - Иначе ты опять все испортишь.
   Девушка помоложе в это время растирала рукой щеку.
   - Изабель! Оставь эту дрянь в покое. Сколько раз можно говорить!  Где
гример? Пусть тащится сюда и подновит щеку мисс Уинн. Еще раз!
   Бад Иверс славился своей раздражительностью и вспыльчивостью во время
съемок. Так же как и своим стремлением к совершенству. И  тем  не  менее
Холла Дженнингса покоробило оттого, что он так обращается с Изабель.
   - Да, и еще одно, - все так же  раздраженно  продолжал  Иверс.  -  Не
съеживайся, когда она на тебя замахивается. Ты  слишком  взбешена,  тебе
все равно, что будет с тобой. Ты жаждешь  убить  ее.  А  кроме  того,  -
добавил он устало, - ты знаешь не хуже меня, что это всего  лишь  легкий
пенопласт.
   Гримерша сделала несколько мазков на щеке Изабель.  Намела  Петерсон,
игравшая роль Порции Глейз, взмахнула ремнем для пробы.
   - Всем внимание! Начинаем с самого начала.
   - Как?! Снова всю эту чертову песню?!
   Чарли Дарк, один из идолов британского рока,  впервые  снимавшийся  в
драматической роли - он играл Аватара,  -  издал  оглушительный  звук  в
микрофон.
   Иверс не обратил на него внимания.
   - Все по местам! Изабель, ты стоишь слишком далеко. Подвинься  влево.
Ты уже вышла за отметку.
   Потом он обернулся к операторам:
   - Снимаем!
   Худощавый молодой человек  бросился  на  середину  площадки,  хлопнул
нумератором.
   - Кадр тридцать пять, дубль пять.
   - Начали.
   Оркестр заиграл. Чарли Дарк то свирепо рычал в микрофон, то переходил
на фальцет. Звукооператор склонился над трубкой звукоприемника, поспешно
меняя головки.
   Изабель приблизилась к Памеле Петерсон походкой разъяренной львицы.
   - Постойте-ка, мисс Глейз! Мне надо вам кое-что сказать.
   Холл прислонился к колонне, стараясь скрыться за спинами операторов и
рабочих, но так, чтобы видеть съемочную площадку. Как  же  ему  все  это
нравилось! Он говорил себе, что это полный идиотизм -  отдавать  столько
сил, времени и денег такому никчемному занятию, в то время как их  можно
было бы вложить в излечение раковых болезней, исследования энергии  или,
скажем, экспедицию на Марс. Но до чего же здесь интересно! До сих пор он
никогда не имел дела с киноиндустрией, несмотря на то  что  столько  лет
прожил в Лос-Анджелесе. Более того,  он  относился  к  этому  занятию  с
презрением. И вот  теперь,  совершенно  неожиданно  для  себя,  он  стал
партнером актерского агентства и сейчас  наблюдал  за  работой  актрисы,
которая стала его главным капиталовложением.
   Иногда у него возникала мысль, что он сошел с ума.
   Мог ли он когда-нибудь предположить, что способен совершить такое под
влиянием минутного порыва? Что  ему  придется  жить  в  двух  совершенно
различных измерениях? Теперь он с трудом различал, где  реальный  мир  и
где фантазии. Ему приходилось постоянно напоминать  себе,  что  все  это
лишь игра, что на самом деле Изабель цела  и  невредима  и  что  молодой
певец, выглядевший таким нездоровым, вскоре сотрет грим с лица, вернется
к себе в отель и закажет плотный обед в номер.
   Это был его второй визит к Изабель на съемочную  площадку.  В  первый
раз он приходил в студию,  в  Лос-Анджелесе,  когда  снималась  сцена  в
автобусе. Изабель с Аватаром занимались любовью в бутафорском  автобусе,
который время от времени вздрагивал и начинал трястись.  Холл  поражался
тому, как можно вообще что-либо изображать в таких условиях. Со  стороны
все это казалось страшно неудобным.
   - Изабель, ты не в кадре. Придвинься на полдюйма к  Чарли.  Так,  уже
лучше.
   Камера находилась не более чем в шести дюймах от ее головы. Это  была
нудная, утомительная работа. И заняла она всю вторую половину дня.  Холл
уже через час весь вспотел. Как же должны были чувствовать себя  Изабель
и Чарли, работая столько времени под пылающими юпитерами. Однако  позже,
просматривая отснятые за день кадры,  он  с  изумлением  увидел  чудо  -
молодую пару, самозабвенно занимавшуюся любовью в  движущемся  автобусе.
Это произвело на него странное впечатление. Внезапно  его  снова  обдало
жаром, но уже совсем по иной причине.
   Когда труппа собралась  ехать  в  Сан-Франциско  на  натурные  съемки
концерта и вечеринки, Холл не  мог  устоять  перед  искушением  еще  раз
увидеть  Изабель  за  работой.  Он  даже  придумал  повод  -  совершенно
необязательное   посещение   местного    собрания    акционеров    фирмы
"Восточно-тихоокеанские авиалинии".  Предупредил  Марджи,  что  собрание
скорее  всего  затянется  на  целый  день,  так  что  придется  остаться
ночевать. О съемках он, однако, ничего не сказал.
   Теперь он  чувствовал  себя  виноватым,  авантюристом,  но,  главное,
молодым! И в довершение ко всему его авантюра, кажется,  может  принести
финансовый успех.
   Актерское агентство Уиттэкера наконец начало  понемногу  вставать  на
ноги. После успеха Изабель  Дэвису  стали  звонить  новые  потенциальные
клиенты. Теперь звонили даже со студий и из отборочных  агентств.  Дэвис
открыл новый офис и нанял секретаршу по имени Чарлин Гувер -  наполовину
негритянку, наполовину ирокезку.
   Коктейль из рабов и  храбрецов,  как  она  сама  говорила  о  себе  с
иронической усмешкой на тонких губах.
   Чарлин стягивала свои прямые черные волосы в  тугой  пучок,  на  веки
наносила перламутровые серебристо-красные тени. Кожа у  нее  была  цвета
полированной меди. Она управляла офисом Дэвиса  с  решимостью  сержанта,
привыкшего к муштре. Холла она одновременно и восхищала, и пугала.
   Вообще у него нередко возникало чувство, будто он оказался  на  плоту
на горной реке и  его  несет,  несет,  подбрасывая  на  водоворотах,  по
пенящейся воде. Решившись на это путешествие, он бессилен остановиться и
сойти на берег. Как  бы  ему  хотелось  поделиться  с  кем-нибудь  этими
пугающими и захватывающими  впечатлениями!  Обычно  он  все  рассказывал
Марджи. Пока не появилась Изабель. Об этом он не мог рассказать  Марджи.
Во всяком случае, не сейчас.
   Марджи и так уже расстроилась, узнав о том, что он  решил  поддержать
Изабель против желания Элизабет и Джорджа Уинтеров. Она  восприняла  это
как предательство по отношению к своим лучшим друзьям. А ведь она  знала
только о деньгах и ничего не подозревала ни об автомобиле, ни о поездках
Холла на съемочные площадки. И, даст Бог, никогда не  узнает.  С  другой
стороны, как может Изабель жить в Лос-Анджелесе, не имея  автомобиля?  И
потом, по сравнению с "альфа-ромео" Стюарт эта машина вообще  ничего  не
стоила.
   Холл не чувствовал себя виноватым перед дочерью.
   Стюарт казалось, что она влюблена в Дэвиса, но он-то ее не  любит.  И
кроме того, он слишком стар для нее (здесь Холл даже  не  вспомнил,  что
Изабель и Стюарт одного возраста). Изабель, кстати, тоже не  влюблена  в
Дэвиса.
   Ее интересует только  карьера.  В  конце  концов  Стюарт  еще  сможет
получить Дэвиса, если захочет.
   Так Холл успокаивал  себя,  чувствуя,  что  все  складывается  совсем
неплохо для человека его  возраста.  Временами  он  даже  позволял  себе
помечтать о том, как занимается любовью с Изабель.
   В день съемок,  после  просм