Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
емся на плоской груди.
- Виктория была права, - сказала Гвиннет.
Джесс взяла руку Гвин. Пальцы были горячими и сухи, ми, кожа на руке
дряблая - натуральная старушечья рука.
- Поправляйся. Обещай мне, что поправишься, - еле сдерживаясь, чтобы
не заплакать, промолвила Джесс.
Как только Гвиннет достаточно окрепла, Джесс сняла дом в Истхемптоне
на Лонг-Айленде. Гвиннет спала, часто, но понемногу ела и гуляла по
обезлюдевшему сентябрьскому пляжу. В начале октября Джесс и Гвиннет
улетели в Англию.
Несколько недель они провели у Катрионы. Барнхем-Парк теперь был
великолепен - перепланировка и упорный труд принесли свои плоды. Дети
росли. Было ясно, что Катриона достигла какого-то нового взаимопонимания
с Джонатаном и выглядела достаточно счастливой.
Джесс вернулась в Калифорнию только в начале весны и почувствовала
непонятное беспокойство и неспособность на чем-либо сосредоточиться.
В марте умер Джерико Рей. Через два месяца после его похорон пришел
портрет Стефана.
В Техасе, в старом доме Рея, Джесс едва осмелилась взглянуть на
собственное произведение. Теперь же, внимательно изучая портрет, она
ощутила трепет, вызванный вернувшимся ощущением стремительности стиля и
творческого возбуждения.
- Вот оно, - вслух сказала Джесс, теребя кончиком пальца толстые
кисти. - Да.
Она повесила портрет на стену в спальне. Теперь Стефан постоянно
смотрел на Джесс, стоило ей лечь на кровать.
Несколько следующих не по сезону жарких дней Джесс провела в
бесконечных хождениях по виноградникам, пока однажды, повинуясь порыву,
она не легла на спину в горячую пыль и, уставившись в сияющее сквозь
густую листву небо, не почувствовала, что мир перевернулся.
***
Три дня Джесс проработала, почти не отходя от Мольберта.
Увидев законченную картину, агент из Сан-Франциско был потрясен.
Джесс не позволила ему продавать картину, поскольку она что-то
предвещала, Джесс это твердо знала. Она повесила новую картину рядом с
портретом Стефана, легла на кровать, закинула руки за голову и принялась
переводить взгляд с одного полотна на другое. Она почти физически снова
чувствовала пышущую жаром землю у себя под спиной, но теперь в том
месте, где над Джесс тогда склонялось лицо Стефана, было только пустое
металлическое небо.
- Почему я никогда не знала тебя? - шептала Джесс, глядя на портрет.
- Почему нет никого, кто мог бы рассказать мне о тебе?
И тут она вспомнила. Такой человек существует. Собственно говоря, два
человека.
***
Виктория Рейвн была аккредитована в столице Никарагуа - Манагуа.
Джесс провела несколько дней в бесполезных попытках связаться с
Викторией по телефону: линия постоянно обрывалась, была занята или
взрывалась такими помехами, что после них еще долго не смолкал звон в
ушах. Джесс так и не удалось поговорить с Викторией. Она оставила
сообщение для Рейвн и принялась с надеждой ждать. Через неделю, рано
утром, Виктория позвонила из Сан-Франциско и рассказала, что занимается
интервьюированием беженцев из Никарагуа, община которых располагается в
Бэй-Эйриа. Да, она может приехать в Напу.
Виктория и Карлос Руис приехали в воскресенье вечером, когда совсем
уже стемнело, в неописуемом микроавтобусе-радиостанции "пинто".
Виктория же нисколько не изменилась: все такая же холодная и
элегантная в своих широких оливкового цвета штанах, бейсбольной кепке и
белой рубашке, узлом завязанной на животе. У нее снова была короткая
стрижка ("От вшей, - мимоходом пояснила Виктория. - И от жары,
конечно"). Они исколесили всю Никарагуа, брали интервью у крестьян,
солдат, школьных учителей, врачей и священников. Два раза Викторию чуть
не убили: один раз в отряде партизан, другой - охрана дворца Сомосы.
- Солдат уткнул дуло карабина прямо в ее долбаную голову, - не
стесняясь в выражениях, рассказывал Карлос. - Я находился в двух шагах
от них и ничего не мог сделать. А она просто стояла и смотрела ему в
глаза.
Джесс представила себе Викторию, хладнокровно глядящую в лицо
разъяренного солдата. Солдат испугался Виктории? Решил, что она ведьма?
Или побоялся, что призрак этой девушки станет преследовать его после ее
смерти?
- Кто знает? - словно прочтя мысли Джесс, тихо сказала Виктория. -
Как бы там ни было, а я все еще жива.
- Вопреки здравому смыслу. Опять везение, - сверкнул глазами Карлос.
Виктория усмехнулась и, закурив "Балканское собрание", принялась
расхаживать в маленькой гостиной Джесс.
- Мне здесь нравится. Тебе должно быть здесь хорошо.
Как я понимаю, твоя мастерская наверху. Можно посмотреть? Я не видела
твоих картин с самого Твайнхема.
Еще несколько месяцев назад Джесс была бы счастлива показать свои
работы Виктории. Но теперь уже нет. Все, что сейчас осталось у нее в
мастерской, - проклятые четыре времени года, вполне приличные, но
сегодня кажущиеся такими дурацкими и банальными. Виктория просила
вежливо, но без особого чувства, и Джесс постаралась убедить себя в том,
что ей совершенно безразлично, жаждет Виктория увидеть ее работы или
нет.
Глубоко вздохнув, Джесс повела их по лестнице на крышу башни.
- Это все, что у меня сейчас имеется, - предупредила Джесс, зажигая
свет в мастерской. - Они почти закончены.
- Они прелестны. - Сняв очки, которые, как теперь поняла Джесс, были
лишь маскировкой, Карлос внимательно рассматривал полотна.
- Очень хорошие картины, - похвалила Виктория и выпустила идеально
круглое колечко дыма. - Поздравляю, - спокойно произнесла Виктория.
"Кончай делать из меня дуру", - захотелось сказать Джесс. Но, с
другой стороны, чего еще она ожидала услышать от Виктории? Джесс
разозлилась на себя.
Они осторожно спустились друг за другом по узкой лестнице, и Виктория
остановилась в спальне.
- А вот это.., это страшно. Превосходно. Мне хотелось бы иметь этот
портрет.
- Нет, - отрезала Джесс.
- Ну разумеется. Я полагаю, ты хотела поговорить о Стефане. Ведь
именно за этим мы сюда и приехали?
***
Они сели друг против друга в гостиной. Карлос ушел, но Джесс даже не
заметила когда.
- Он что-то услышал на улице, - пояснила Виктория. - Привык
присматривать за мной, хотя ему это удается не так часто.
- Он очень тебя любит, - неожиданно для себя выпалила Джесс.
- И я его люблю. Мы прожили вместе довольно долго.
- Так вы... - начала Джесс и с трудом спросила напрямую:
- Вы - любовники?
Вряд ли стоило задавать подобный вопрос Виктории.
Собственно говоря, сама Джесс практически не могла представить себе
Викторию, охваченную страстью, дрожащую, покрытую капельками пота, в
постели с мужчиной.
- Нет, - спокойно ответила Виктория. - Не любовники.
- Кажется, ему бы этого хотелось, - предположила Джесс.
- Не исключено. Но это невозможно. И Карлос все прекрасно понимает. -
Виктория налила себе вина из графина. - Когда ты нарисовала портрет
Стефана?
- После случившегося.
- По памяти?
Джесс кивнула.
- Все это очень печально. Стефан был очаровательным мальчиком.
- Расскажи мне о нем, - попросила Джесс.
- Ну хорошо, - кивнула Виктория. - Я расскажу о Стефане все, что
смогу. Если ты считаешь, что тебе это необходимо.
Мы с Танкреди встретили Стефана в кафе на Монмартре холодной
январской ночью. Было где-то около двух часов.
Танкреди влюбился в Стефана с первого взгляда. Танкреди редко
доводится встречать людей, равных ему по интеллекту. У Стефана же была
светлая голова: он превосходно играл в шахматы - выигрывал даже у
Танкреди, говорил на четырех языках и мастерски играл на гитаре и рояле.
И кроме того, Стефан был исключительно оригинален - искушенная
невинность, совершенно чужд высокомерия или амбициозное(tm). Стефану
просто хотелось играть, и он возвел игру до степени высокого искусства.
Несколько недель мы были почти неразлучной троицей.
Потом мне пришлось их покинуть. А Танкреди и Стефан, устав от Парижа,
решили отправиться куда-нибудь, где тепло. Они сняли дом в Танжере.
Виктория посмотрела на пятно на стене над головой Джесс.
- Тогда-то Стефан и начал экспериментировать с наркотиками. Раньше он
баловался гашишем и марихуаной, но они приелись ему. Он перешел на ЛСД и
кокаин. Вскоре, - Виктория пожала плечами, - кажется, и они ему
наскучили. Стефану хотелось пойти дальше. В Танжере легко найти то, что
вам хочется. Танкреди знал, где можно достать все что угодно.
В комнате воцарилось молчание. Походив вдоль окна, Виктория
остановилась и уставилась в темноту летней ночи.
- И они пошли дальше, - глухим голосом подсказала Джесс.
- Только Стефан. Танкреди никогда не употреблял наркотики.
Джесс поморщилась.
- Ну хорошо, Стефан. И до чего же он дошел?
- Героин. Собственно говоря, - медленно произнесла Виктория, - дело
не совсем в наркотиках. Мозг пострадал от кислородного голодания.
- Что ты имеешь в виду?
Виктория вздохнула.
- Джесс, ты действительно хочешь, чтобы я продолжала?
Джесс кивнула.
- Ну хорошо, - неохотно согласилась Виктория. - Стефан схватил
передозировку героина. Вышло это случайно: он не знал, что препарат
обладает такой высокой концентрацией. Все выглядело ужасно. Стефан бился
в конвульсиях, его всего выворачивало. Танкреди говорит, что первым
делом попытался помочь Стефану, запихнув его в холодную ванну. Танкреди
где-то слышал, что в подобных случаях надо погрузить человека в ледяную
воду. Я могла бы дать ему лучший совет. - Виктория печально покачала
головой и продолжала:
- Стефану нужно было дать какое-нибудь рвотное средство. Он был в
коме. Танкреди отвез Стефана в госпиталь, но, кажется, было слишком
поздно. Кислородное голодание продолжалось около получаса.
- И что же Танкреди делал после этого? Оставил Стефана и умыл руки?
- Конечно же, нет. Он убедился в том, что доктор знает, кто такой
Стефан и какой это был наркотик. Затем он оплатил лечение и только после
этого уехал. А что еще мог сделать Танкреди?
- Он оплатил лечение! Какое великодушие! - От ярости у Джесс
закружилась голова. - Боже, если бы не Танкреди...
- Стефан не знал меры, понимаешь? Он был безудержен во всем. Вся
жизнь - игра.
- Игра! Дерьмо! - Джесс с такой силой поставила бокал на стол, что он
треснул. И как только Виктория может с таким спокойствием говорить ей,
что все это была игра? Сейчас Джесс ненавидела Викторию больше всех на
свете. У Виктории совершенно нет чувств. Она просто не человек.
- Прости, Джесс. Но ты сама хотела знать правду.
У Джесс от бешенства помутился разум. Рука с силой впилась в
треснувший бокал. Неожиданно почувствовав острую боль, она увидела, что
ее пальцы в крови.
Карлос Руис, появившийся столь внезапно, что могло показаться, будто
он обладает способностью проходить сквозь стены, ловко взял разбитый
бокал из руки Джесс.
- Иди на улицу, - обратился Карлос к Виктории. - Жди меня там.
Виктория послушно направилась к двери. Выглядела она, как всегда,
спокойной, но опечаленной.
- Теперь ты должна будешь отпустить его, - мягко посоветовала она
Джесс, взявшись за ручку двери. - Но тебе следует куда-нибудь выбраться
отсюда. Тебе нужно начать сначала, как он тебе и говорил, где-нибудь
там, где ты никогда прежде не была.
Сказав это, Виктория вышла.
- Я знаю, что ты не хотела обидеть Викторию, - несколько раз заверил
Карлос Джесс.
Чуть позже он приготовил для нее чашку крепкого горячего чая. Пока
она пила этот ароматный успокаивающий напиток, Карлос написал на листке
номер телефона в Сан-Франциско.
- Позвони мне. Если меня не будет, оставь сообщение Эсперансе. Она
говорит по-английски.
- Мне так жаль, - пробормотала Джесс. - Но сейчас... сейчас я не хочу
ее видеть.
- Ладно, когда захочешь, я найду тебе Викторию. Позвони мне.
Карлос тихо затворил за собой дверь. Через несколько секунд Джесс
услышала звук удаляющегося автомобиля.
Глава 4
"Июль 1978 года,
Нью-Йорк.
Дорогая Виктория!
Никогда не писала кому-нибудь в страну, где идет революция. Надеюсь,
что ты в безопасности и соблюдаешь осторожность. От твоих статей волосы
на голове дыбом становятся, и человек, их читающий, чувствует, будто он
сам там побывал.
Посылаю это письмо в Лондон, в надежде, что ты как-нибудь случайно
его получишь. Мне необходимо встретиться с тобой и поговорить.
Ты очень точно все угадала, или ты на самом деле видишь будущее?
Я постоянно об этом думаю. И знаешь ли ты о том, что мне сейчас
тридцать, и моя карьера модели принесла мне миллионы долларов, и что я
знаменита благодаря "безупречному телосложению"?
На следующей неделе я лечу в Европу - небольшая работа на Канарских
островах, - потом заеду в Лондон. Катриона будет знать, где меня искать.
Предполагаю, что время от времени ты "возвращаешься на базу". И если ты
сейчас в Англии, не могли бы мы встретиться?.."
- Джонс! Ты - как деревянная кукла. А здесь должно быть движение,
запомнила?
Фотохудожник Марио Саверини схватил Гвиннет за плечи и развернул к
себе лицом, после чего установил руки Гвин в нужном положении и
несколько изменил композицию тканей.
- Ну вот, теперь совсем другое дело. Али, встань спина к спине с
Джонс, прогнитесь, словно вы танцуете, потя-яянулись, двинулись - ткань
должна парить в воздухе, да, о-о-отлично!
Гвиннет и красавица Анара Али подходили друг другу как нельзя лучше.
Светлые глаза и огненные волосы Гвиннет создавали непередаваемо
великолепный контраст с темнокожеетью Анары и ее внешностью
древнеегипетской жрицы.
Марио Саверини мог поздравить себя с удачей: девушки, наряды и место
съемки - остров Лансароте в четырехстах милях от побережья Африки - были
великолепны.
"Никому, - удовлетворенно думал Саверини, - не удастся "зарезать" эти
снимки для ноябрьского номера "Вог".
Нанятый на день сын крестьянина из Аррекифе подвел к девушкам
мрачного вида верблюда, тяжело навьюченного торчащими во все стороны
вязанками хвороста.
- Ближе не надо, - распорядился Саверини. - Баста!
Съемка прошла отлично. Саверини вручил Хуанито (так звали мальчишку)
пачку грязных бумажных песет, и довольный парнишка потащился со своим
верблюдом по каменистой пустыне в сторону холмов, на которых были
возделаны виноградники.
А съемочная группа направилась к пустынному берегу, где пенящиеся
буруны волн с шипением накатывались на черный песок.
Переодевшиеся Гвиннег и Анара прислонились спинами к испещренному
трещинами огромному камню; вода кипела пеной вокруг их ног, доходя до
колен; ветер развевал тонкие одежды. Взявшись за руки, девушки
наклонились вперед, навстречу дующему с моря ветру, предоставив ему
возможность бешено трепать изысканные ткани их костюмов. А чрезвычайно
собой довольный Саверини без конца щелкал и щелкал затвором фотокамеры,
прекратив съемку лишь далеко за полдень, когда наконец смог сказать, что
вполне удовлетворен.
Закончился еще один съемочный день.
"И один из лучших, - с удовольствием думал Саверини. - Точно одна из
лучших съемок, а если принять во внимание все обстоятельства, то одна из
самых легких".
Анара, с ее величественной, неторопливой фацией и крепким худощавым
телом была любимой моделью Марио, а Джонс, к удивлению Саверини, теперь
стала второй. Марио уже третий раз снимал этих девушек вместе;
смотрелись они великолепно, из них получилась прекрасная пара. Обе -
профессионалки, без "выкрутасов", по крайней мере не выказывают своих
капризов, как большинство топ-моделей, среди которых почти каждая
подобна нервной породистой скаковой лошади с великолепными физическими
данными и полным отсутствием мозгов.
***
Долгое время Гвиннет пыталась забыть Бейлода, но воспоминания о нем,
казалось, жили сами по себе: с редким упорством Гвин мысленно
возвращалась к тем временам, когда Бейлод был неотъемлемой частью ее
жизни.
Ну и заваруху же он затеял!
Через несколько минут после того, как обливающуюся слезами Гвиннет
увезли в клинику доктора Левина, в офис Франчески вломился взбешенный и
опасный Бейлод.
- Где она? Что вы с ней сделали? Я убью тебя, ты - долбаная
лесбиянка!
- Девочки, выйдите, - приказала Франческа перепуганным насмерть
манекенщицам.
Франческа надеялась только на то, что у Патриции достанет ума
немедленно вызвать охрану здания. Сцена длилась не более минуты, но и
она показалась Франческе вечностью.
Она смотрела на Бейлода с напускным спокойствием и незаметно
нащупывала в ящике стола что-нибудь, чем можно было бы оборониться от
разъяренного фотографа, и не нашла ничего более существенного, чем
запасная пара вечерних туфель. Наконец в комнату ворвались двое
охранников - бывшие полицейские, мускулистые, крепкие парни, они
подхватили Бейлода под руки и, приподняв его над полом, понесли через
приемную мимо выстроившихся в ряд, ничего не понимающих
девушек-конкурсанток, пришедших на еженедельный просмотр.
***
Теперь Гвиннет опять приглашали на роль "дамы", но очень осторожно,
тщательно подбирая "кавалера" - мужчину типа Габриэля Халдайна, магната
с Уолл-стрит, чьи сексуальные потребности полностью сублимировались в
бурную деятельность по руководству несколькими компаниями, но ему время
от времени требовалась "красавица дама" для особых случаев. После приема
или обеда Халдайн отправлял Гвиннет домой на собственном лимузине, а на
следующий день в квартире Гвин появлялся букет из двух дюжин роскошных
алых роз с визитной карточкой Габриэля.
Гвиннет такой расклад вещей очень даже устраивал. Одна мысль о
сексуальных отношениях с кем бы то ни было заставляла Гвин съеживаться
от страха. Секс для нее ассоциировался с подавлением и унижением.., и
болезнью.
Сейчас, сидя на кровати и наблюдая, как подруга укладывает вещи,
Гвиннет страшно захотелось побыть Анарой, ведь ее жизнь так проста.
- Счастливая ты, - вздохнула Гвиннет. - Ты сама-то это понимаешь?
- Что? - Анара бережно укладывала белоснежную шелковую сорочку с
кружевными оборками. - А тебя кто заставляет тащиться в Шотландию?
Скалы, дождь, овцы да волынки. - Анара поморщилась. - По мне, так ты
чокнутая. - Анара пожала плечами. - Впрочем, хозяин - барин.
Два дня спустя, сидя в арендованном пикапе "моррис", Гвиннет
внимательно следила за насыпной дорогой, ведущей в замок Данлевен.
Данлевен, как она себе и представляла, оказался громадным и мрачным
сооружением.
Подъехав к замку, Гвиннет припарковала автомобиль на мощенной
булыжником площадке внутреннего двора у массивных, обитых железом ворот.
Ветер жутко завывал в проеме возвышающихся гранитных стен. Единственными
окнами в стене были узкие бойницы, из которых когда-то лучники
отстреливались от полчищ мародеров.
"Пожалуй, мне лучше убраться отсюда подобру-поздорову, - подумала
Гвиннет. - Нелепость какая-то".
Но было уже поздно. Большая дверь бесшумно отворилась.
В темном проеме стояла Виктория Рейвн.
Встретив столь неожиданно пристальный, проникновенный взгляд
кристально чистых глаз подруги, Гвиннет невольно сделала шаг назад. И
только через секунду после этого Гвиннет увидела, что обращенное к ней
тонкое лицо - лицо пожилой женщины.
- Вы, должно быть, Гвиннет, - улыбнулась тетушка Камерон. - Заходите,
моя милая, пока дождь не