ажется, он обладал чрезмерным  влиянием  на
тебя, и влияние это было разрушительным. Если бы я, как ты веришь,  была
ясновидящей, возможно, я  смогла  бы  напугать  тебя  и  заставить  саму
бросить  Бейлода.  Но  тогда,  видишь  ли,  я  чувствовала  определенную
ответственность, поскольку сама привела тебя к  той  ситуации,  заставив
измениться. Сейчас я бы с большим успехом помогла  тебе  выбраться.  Вот
перед  кем  я  действительно  виновата,  так  это  перед  Кэт.  Не  было
необходимости быть такой жестокой.
   Гвиннет закрыла глаза ладонями.  В  своем  замешательстве  она  почти
явственно слышала спокойный голос тетушки Камерон, вопрошавшей:  "Какова
в предсказании доля  предположения  и  какова  доля  приложения  простой
психологии?"
   - Так, значит, ты все-таки не  ясновидящая?  -  выпалила  Гвин.  -  И
никогда ею не была?
   - По крайней мере не  в  том  виде,  в  каком  мы  себе  представляли
прорицательницу, - заметила Джесс, - объятой пламенем предсказательницей
судьбы.
   "Виктория Рейвн такая же ясновидящая, как вы или я", - сказал  Карлос
Руис, знавший Викторию как  никто,  за  исключением  тетушки  Камерон  и
Танкреди.
   Тут все вопросы внезапно вылетели из головы Джесс.
   Ясновидение, программирование - какая разница?  Все  это  к  делу  не
относилось. Все прошло и, конечно, не имеет значения.
   Неожиданно Джесс увидела себя в галерее Вальдхейма в Нью-Йорке,  свою
встречу с Танкреди, первую за  много  лет,  и  вспомнила,  как  заметила
неладное, ощутила начинавшуюся болезнь  сквозь  его  здоровую  загорелую
кожу. Рядом с Танкреди стоял Генрих, его новый красавец  друг,  которому
теперь уже,  несомненно,  ни  за  что  было  не  стать  звездой  мировой
величины. Возможно, что и Генрих уже умер. Джесс похолодела.
   - Виктория, - спросила она охрипшим от волнения голосом, - когда ты в
последний раз была близка с Танкреди?
   Виктория  повернулась  к  Джесс,  прикрыв  от  ослепительного  солнца
козырьком ладони глаза, так что невозможно было разглядеть их выражения.
   - Восемнадцать лет назад, в Париже, в шестьдесят  седьмом.  Когда  мы
встретили  Стефана.  Это  было  в  последний  раз.  -  Виктория   устало
улыбнулась. - Я знаю, о чем ты подумала. Но Танкреди  заболел  два  года
назад.
   Поднялся ветер. Тени облаков, подобно черным  пальцам,  скользили  по
залитым солнцем холмам. Виктория призывно поднялась на ноги.
   - Нам лучше сейчас вернуться. Скоро пойдет дождь.
 
*** 
 
   В замке их ждали сообщения. Звонили из гаража в Обане:  окончательная
смета на ремонт "рейндж-ровера" составила пятьсот девяносто семь  фунтов
и семьдесят пять центов, включая работу и  запасные  части;  в  связи  с
летней запаркой ремонт можно было начать только на следующей неделе. Его
преподобие викарий Далглиш приедет в половине  шестого  обсудить  детали
предстоящих похорон. Он надеялся, что условия будут приемлемы.
   Доктор Макнаб вернулся в семь часов вечера и сам  себя  пригласил  на
ужин:
   - Никогда не упускаю возможности  насладиться  кулинарным  искусством
Кирсти, если только позволяют обстоятельства.
   Ужин состоял из того, что Кирсти  называла  "на  скорую  руку":  суп,
омлет  по-испански,  салат  и  покрытая  пылью   бутылка   великолепного
мозельского из погребов Скарсдейла.
   - Прямо банкет, - просиял  доктор  Макнаб.  -  Никакого  сравнения  с
разогретой тушенкой и засохшим "чеддером".
   Отправив  Викторию  в  постель  и  приказав  ей  перед  сном  принять
успокоительное (прекрасно зная, что Виктория этого не  сделает),  Макнаб
сказал:
   - Я рад, что вы здесь. - Доктор втиснулся в свой маленький "остин". -
Надо, чтобы кто-нибудь был с Викторией рядом, хорошие друзья,  например,
хотя она прежде отрубит себе руку, чем позволит это. Э-хе-хе.  -  Макнаб
зажег потухшую трубку и выпустил облачко вонючего дыма. - Я наблюдал  за
ней последние месяцы. Знаете, она немножко  меня  пугает.  Она  избегает
общества. Запирается изнутри, если вы поймете, что я имею в  виду.  -  И
неожиданно спросил:
   - Она ведь не просила вас приехать, а?
   Джесс покачала головой.
   - Нам всем позвонил Танкреди.
   - Да. Разумеется, он должен был это сделать, зная, каково  будет  ей.
Он прекрасно знал.., и я могу представить,  чего  ему  стоило  встать  с
постели и сделать все эти звонки. -  Макнаб  задумчиво  погрыз  мундштук
своей видавшей виды трубки. - Знаете, вам нужно увезти Викторию  отсюда.
Увезите куда угодно: что бы там ни было, но  она  не  должна  оставаться
одна в Данлевене. Я сделаю все от  меня  зависящее,  но  вы  должны  мне
помочь. - Доктор пристально посмотрел на  подруг.  -  Здесь  у  Виктории
больше ничего не осталось. Ничего.
 
*** 
 
   Джесс лежала у окна на просторной двуспальной постели тетушки Камерон
и наблюдала  за  медленными  северными  сумерками.  В  утомленном  мозгу
бесконечно прокручивались события сумасшедшего дня.
   - Их связь со Стефаном стала концом нашей,  -  рассказывала  Виктория
Джесс, когда они возвращались из  вересковых  зарослей.  -  Он  был  так
вульгарен. Ему не следовало быть  таким  жестоким.  В  Париже  я  начала
ненавидеть Танкреди.
   Теперь Джесс очень ясно себе представляла: трое таких близких  друзей
- и тут Танкреди все  больше  очаровывается  золотоволосым  юношей.  Его
темные глаза наполняются лаской, рука как  бы  случайно  обнимает  плечо
Стефана, голос сладок и чувственен, и Виктория все это видит.
   - Не было сил сносить эту муку. Я чувствовала себя такой одинокой.  И
не было никого, кому бы я могла довериться. Нелепо жаловаться на то, что
твой брат тебе изменяет. Тогда я и сняла кольцо, подаренное Танкреди,  и
больше никогда его не носила.
   На другой стороне кровати,  опершись  на  локоть,  лежала  Гвиннет  и
рассматривала фотографию двух маленьких детей: мальчик - жгучий брюнет и
девочка - яркая блондинка.
   Гвин краснела при мысли о собственной неожиданной наивности.
   - Годами любовники или любовницы сменяли друг друга, - поведала  Гвин
Виктория. - Джонатан, Урсула Вичини и ты, разумеется. Я знала, что ты  у
него в комнате, в тот день, в Челси. Танкреди сделал  это,  конечно  же,
намеренно.
   Он рассчитал, что я приду домой именно в  это  время  и  услышу  ТВОЙ
ГОЛОС.
   Гвиннет вздрогнула, вспомнив звук тех давних шагов на мраморном полу.
   - Я заставила Танкреди уехать со мной в Шотландию.
   Прости меня. -  Голос  Виктории  был  холоден,  -  Но  позже,  поняв,
насколько глубоко ты его полюбила, я надеялась, что мне удастся  вовремя
это остановить. На следующей неделе ты уезжала в Калифорнию, и я думала,
что время и расстояние помогут тебе быстрее забыть  Танкреди.  Хотя  мне
следовало бы знать лучше: Танкреди не забывает никто.
   Катриона лежала, натянув на себя одеяло до горла, на шезлонге  времен
королевы Анны, обтянутом скользким полосатым атласом.
   - Рано или поздно я оказалась бы не в том месте, не в то время, и все
было бы кончено, - звучал в голове Катрионы голос  Виктории.  -  Но  мне
чертовски везло. Всегда. Смешно, не правда ли? Я просто не могла сделать
неверного шага.
   Я встречалась и брала интервью у  очень  опасных  людей,  таких,  как
Карлос Руис... О Карлосе Руисе когда-то говорила и  Джесс,  характеризуя
его как человека мягкого.
   - Опасных? - переспросила Катриона.
   Виктория холодно улыбнулась.
   - Очень. Но мы вместе прошли  долгий  путь.  Он  заботился  обо  мне,
устраивал встречи и интервью, которые я никогда бы не смогла сделать  по
другим каналам. Он также вытаскивал меня,  если  где-нибудь  происходили
экстраординарные события, и я делала потрясающие репортажи.
   - Но почему? - недоумевала Катриона. - Зачем он это делал?
   - У него получалось великолепное прикрытие. Я была для Карлоса ценной
находкой.
   "И это все?"  -  подумала  про  себя  Катриона  и  тут  же  порывисто
спросила:
   - Только как прикрытие? Джесс говорила, что Карлос тебя любил.
   -  Он  меня  использовал,  -  покачала  головой  Виктория.  -   А   я
использовала его. Все по-честному.
   - О-о-о... - Катриона обдумывала свой очередной вопрос:
   - А ты не боялась, что люди могут подумать, что ты была... - Катриона
замялась, подыскивая подходящее определение, - замешана?
   - Ты хочешь сказать, - без обиняков уточнила Виктория, - не была ли я
тоже террористкой?
   Катриона прикусила губу.
   - Ну-у-у...
   - Разумеется, все так и думали, - запросто констатировала Виктория. -
В конце концов я ведь всегда оказывалась в центре событий, не так ли?  И
всегда выходила сухой из воды. Что же еще обо мне можно было подумать?
   - Я , я не знаю, - смешалась Катриона.
   - Думаю, что и никогда не узнаешь. Но запомни, Кэт: я  искала  смерти
только себе. И никому более.
   За окном все еще не наступила полная темнота, и  Джесс  могла  видеть
горбатые черные очертания гор на фоне неба стального цвета.
   Вот уже вторую ночь  подряд  они  слышали,  как  внизу,  проскрежетав
металлическим голосом свою мелодию, принялись отбивать полночь старинные
часы.
   Гвиннет неожиданно спросила:
   - Как вы думаете, а доктор Макнаб знает? Ну, о Виктории и Танкреди?
   - Полагаю, догадывается.
   - Но что же, ради всего святого, вы считаете,  мы  можем  сделать?  -
спросила Катриона.
   Ответа на ее вопрос не последовало.
 
*** 
 
   Наступил  вечер  вторника.  Похороны  были   назначены   на   полдень
следующего дня.
   - Теперь вы можете, собственно говоря, ехать,  -  сказала  за  ужином
Виктория.
   Подруги не видели Викторию почти весь день: она провела большую часть
времени в библиотеке, и никто не осмелился ее беспокоить.
   Теперь  Виктория  сидела   на   резном   дубовом   стуле   во   главе
двадцатифутового обеденного стола. На ней было рубиново-красное  длинное
платье,  волосы  аккуратно  заколоты  на  затылке.  Выглядела   Виктория
царственно, отчужденно и строго.
   - Очень мило, что вы приехали. Не думайте, что я  не  оценила  вашего
поступка, но завтра все закончится. Вам нет  более  нужды  оставаться  в
Данлевене.
   Виктория,  разглядывая  телячью  вырезку,  зажаренную  с  чесноком  и
розмарином, которую поставила перед ней Кирсти, ковырнула  мясо  острым,
как бритва, ножом с широким лезвием.
   Кирсти, принесла блюда  из  молодой  картошки  со  сливочным  маслом,
мятой, спаржей и консервированным горошком.
   - Как тебе будет угодно, - отозвалась Джесс, как только Кирсти  вышла
из комнаты. - А как ты? Что вообще собираешься делать?
   Джесс чувствовала себя очень неуютно, задавая этот вопрос.
   - Еще слишком рано, - сказала она перед ужином  Гвин  и  Катрионе.  -
Нельзя торопить Викторию с ее планами  на  будущее.  Людям  порой  нужны
месяцы, даже годы, чтобы оправиться от подобного потрясения.
   - Ты говоришь так, будто Виктория - вдова, - возразила Гвиннет.
   - Ну-у-у... - задумалась Джесс. - Так она и есть вдова, разве не так?
Даже больше.
   - Мы должны, - поддержала Джесс Катриона.  -  У  нас  совсем  немного
времени. Мы пробудем здесь столько, сколько сочтет  нужным  Виктория,  а
это будет недолго. В конце концов, мы можем просто попытаться и  немного
встряхнуть ее, заставить снова думать.
   На вопрос Джесс Виктория приподняла изящную бровь.
   Джесс показалось, что все они вновь вернулись в Твайнхем -  настолько
было очевидно превосходство Виктории над ней, Гвин и Катрионой.
   - У меня здесь куча дел. - Виктория помолчала.  -  А  вам-то  что  за
забота?
   - Ты вернешься в газету? - упорствовала Джесс.
   Виктория полила  мясо  мятным  соусом  из  серебряного  кувшинчика  в
античном стиле.
   - Не думаю. Сомневаюсь, чтобы они там жаждали моего возвращения. Я  с
ними поссорилась.
   - Почему?
   - Мне больше не нужна газета, - не стала объяснять  Виктория.  -  Все
это уже не важно.
   - Конечно, у тебя сейчас такое состояние, - посочувствовала  Гвиннет.
- Но не можешь же ты оставаться здесь вечно.
   - Почему бы и нет? Здесь мой дом.
   - Но - одна?
   - Вовсе не одна - Кирсти тоже остается.
   - Да, но...
   - И я буду слишком занята, чтобы иметь время интересоваться людьми. Я
намерена составить каталог всей библиотеки. Знаете, мать так и не смогла
закончить эту работу.
   А тут ее - на годы.
   "Вам нужно увезти отсюда Викторию куда угодно..." - настойчиво просил
доктор Макнаб.
   Джесс посмотрела на сидевшую во главе стола  Викторию  и  представила
себе лицо подруги через несколько лет: запавшие глаза, паутина  глубоких
морщин, опутавшая узкогубый рот; с  годами  Виктория  станет  еще  более
эксцентричной и нелюдимой,  без  конца  горюющей  об  утраченной  любви,
сосредоточенно  разглядывающей  пыльные  порнографические   альбомы   из
библиотеки Скарсдейла.
   Джесс отвела взгляд.
   - Ну что ж, это - твоя жизнь.
   - Благодарю. Я рада, что ты так же смотришь на сей предмет.
   "Да, здесь дом Виктории, - размышляла Катриона, - и никто  не  вправе
забрать ее отсюда силой... Но она не должна оставаться в одиночестве, да
и Кирсти не вечна".
   Словно в поисках совета,  Катриона  принялась  блуждать  взглядом  по
комнате: большая голова лося над камином, высокие окна в глубоких нишах,
почерневшие балки потолка, два комплекта рыцарских доспехов,  охраняющие
арочную дверь, ведущую в холл и, наконец, два выцветших стяга  над  этой
дверью - ратные трофеи предков Скарсдейлов.
   - А Данлевен входит в  национальный  реестр?  -  неожиданно  спросила
Катриона.
   - Нет. - Виктория вновь наполнила  бокалы.  -  Скарсдейлы  не  любили
вмешательства  в   свои   дела.   Они   сохраняли   свободное   владение
собственностью. Никаких связей. Никаких пут.
   "Когда Виктория постареет, - подумала Гвиннет, - она будет  выглядеть
совсем как тетушка Камерон. Да она со своими белыми  волосами  и  сейчас
натуральная тетушка Камерон, хотя ей всего тридцать семь".
   - Ты думаешь, Танкреди хотел бы жить здесь в одиночестве? -  спросила
Гвиннет вслух Викторию.
   - Теперь-то ему какая разница? - пожала плечами Виктория. - Он умер.
   - Но его бы это волновало.
   - Не обманывай себя, - холодно ответила Виктория. - Танкреди ничто не
волновало. И никто.
   Катриона  довольно  долго  хранила  молчание.  Но  теперь  неожиданно
подняла глаза от стола, словно подхватывая мяч,  который  чуть  было  не
упустила Гвиннет.
   -  Если  ты  так  думаешь,  то  ты  сама  тупица,  -  произнесла  она
многозначительным тоном, не обращая внимания на  нахмурившиеся  брови  и
угрожающий вид Виктории. - Разумеется, Танкреди было не все рано,  иначе
бы он не стал звонить нам. Он понимал, что ты будешь нуждаться в ком-то,
кто позаботился бы о тебе, и потому так настойчиво просил нас приехать.
   Катриона глубоко вздохнула, абсолютно уверенная в правоте своих слов.
   - Он вовсе не потому выбрал днем своей  смерти  тридцатое  июня,  что
хотел просто пошутить, и не потому,  что  обладал  бесподобным  чувством
иронии, как ты выразилась.
   Он поступил так,  потому  что  был  уверен  в  том,  что  нас  всегда
тревожило  твое  предсказание,  и  мы  все  приедем!  А   что   касается
причиненной им тебе боли  по  поводу  ваших  отношений,  так  откуда  ты
знаешь, что Танкреди не руководствовался  в  своем  поступке  любовью  к
тебе, что и заставило его  оттолкнуть  тебя?  Он  был  старше  тебя,  он
прекрасно понимал, что вы оба не  сможете  продолжать  так  жить  вечно.
Возможно, он считал это единственно правильным выходом.
   Щеки Виктории вспыхнули двумя ярко-красными пятнами.
   - Ты сама не знаешь, что говоришь!
   - Еще как знаю! - заявила ничуть не  обескураженная  Катриона.  -  Ты
такой же человек, как и все, несмотря на то что изо всех  сил  пытаешься
доказать обратное. Я также знаю, что во всем с самого начала был виноват
лорд Скарсдейл. Вы с Танкреди  оба  стали  его  жертвами.  Он  превратил
Танкреди в нравственного урода, и, если бы ты ему позволила, то же самое
сталось бы и с тобой. Уверена, что Скарсдейл нашел бы  это  забавным.  В
самом  деле,  держу  пари,  что  где  бы  сейчас  ни  находился  мерзкий
Скарсдейл, он  хохочет  во  все  горло.  Он  же  победил,  разве  ты  не
понимаешь?  Он  в  конце  концов  сломал  Танкреди,  а  если  только  ты
останешься в замке и будешь тут  терзать  себя  мыслями  всю  оставшуюся
жизнь, это будет означать,  что  Скарсдейл  сломал  и  тебя.  Ты  хочешь
этого?
   Катриона наклонилась вперед и так экспрессивно жестикулировала  рукой
с зажатой в ней  чашкой,  что  кофе  выплескивался  на  ее  рубашку,  но
Катриона ничего этого не замечала. Она призывала:
   - Не делай этого, Виктория! Не дай Скарсдейлу смеяться последним!
 
Глава 4 
 
   Преподобный  отец  Далглиш  взирал  на  свою  мини-паству   с   явным
смущением. Паства состояла всего из семи  человек:  сестра  покойного  с
холодно-величественной осанкой; три ее подруги, так пугающе образованные
и так непохожие на его обычных прихожанок; доктор  Макнаб,  заставлявший
викария постоянно чувствовать себя неловким и слишком молодым для своего
сана; и экономка - дородная амазонка, заставлявшая священника  постоянно
вспоминать о тщедушности своей физической оболочки. В первый раз викарий
был рад присутствию старой  миссис  Херрик,  проводившей  в  его  церкви
столько  времени,  что  она,  казалось,  просто  жила  в  соборе,  и  не
пропускавшей ни одних похорон в округе. Сейчас миссис Херрик  сидела  на
своей любимой задней  скамье,  почти;  невидимая  за  редутом  пахнувших
плесенью песенников и молитвенников, и время от времени всхлипывала.
   Публика казалась весьма неуместной на церемонии отпевания сына графа,
но  викарий  напомнил  себе,  что   Танкреди   Рейвн   был   не   только
незаконнорожденным  сыном,  но  и  умер  предположительно  от  кошмарной
болезни, о которой только шепотом, притаив дыхание, судачили в окрестных
приютах Глазго, где Далглишу доводилось исполнять службу. Еще хуже  было
то, что покойный был крещен католиком,  после  чего,  очевидно,  никогда
более не переступал порога церкви.
   Вынужденный действовать по собственному усмотрению, викарий - молодой
человек, придерживавшийся общепринятых взглядов, принявший  приход  лишь
недавно и практически не знакомый с семейством Скарсдейлов, -  склонялся
к мысли вообще отказаться от службы. В конце концов,  ведь  сама  сестра
так и не пришла к нему обсудить детали панихиды.
   Викарий был глубоко задет за живое ее отношением к  вопросу  похорон,
когда он позвонил в Данлевен, чтобы  выразить  свои  соболезнования.  На
традиционной церемонии погребения настоял доктор Макнаб.
   - Тетка Танкреди очень бы этого хотела,  -  спокойно  заявил  доктор,
пуская дым из своей старой трубки с обгрызенным мундштуком. - И я тоже.
   Как бы там ни было, но, живя неподалеку от Данлевена, викарий не  мог
не слышать  о  сказочном  богатстве  семьи  Скарсдейлов  и  о  том,  что
настоящее   ее   поколение,   пусть   и   незаконнорожденное,   являлось
наследниками этого богатства.
   Естественно, за  службу  полагалось  вознаграждение,  возможно,  даже
фунтов пятьсот. Занятый заботами о  починке  водостока,  покупке  нового
обогревателя на зиму,  подушечек  для  коленопреклонения  и  песенников,
священник прокашлялся и, согласно канону шотландской церкви, приступил к
чтению первых строк отпевания, бросив очередной суровый взгляд на сестру
покойного, смотревшую на викария как на пустое место.
 
*** 
 
   Виктория Рейвн была в сером шерстяном костюме  от  "Шанель"  -  почти
таком же, какой был на ней много лет назад в день приезда в Твайнхем.  И
окружала ее та же  аура  холодного  самообладания.  Было  трудно,  почти
невозможно вызвать  в  памяти  владевшее  Викторией  чувство  внутренней
опустошенности, лишь на короткое мгновение проявившееся в  библиотеке  в
Данлевене. Теперь она держалась так, словно это был обычный день,  вовсе
не предполагавший, что сегодня под той жизнью,  которой  она  жила  свои
тридцать семь лет, подводятся две жирные черты - так  закрывают  счет  в
банке.
   "Что она теперь будет делать? Что она умее