вошла  в  воду  и
принялась плавать от одного края  к  другому,  туда-сюда,  туда-сюда  до
изнеможения, как плавала когда-то с Билли, пока  не  почувствовала,  что
страх ее полностью прошел. Выбравшись из бассейна, она завернула  Кэт  в
купальное полотенце и стала энергично растирать ее,  беззвучно  повторяя
про себя: "Это ребенок Билли, ребенок Билли".
   - Мама, пусти,  ты  меня  задушишь,  -  со  смехом  проговорила  Кэт,
вырываясь из ее рук.
   Перед домом их ждал Льюис. Кэт искоса посмотрела на его  напряженное,
замкнутое лицо, затем перевела взгляд на мать и,  ни  слова  не  говоря,
прошмыгнула в дверь. Льюис проводил ее глазами и повернулся к Элен.
   - Только что звонил Тэд, - холодно сказал он. - Просил передать,  что
монтаж "Эллис" закончен. Просмотр состоится в среду. Он хочет, чтобы  ты
приехала. Говорит, что это займет не больше трех часов.
   - Спасибо,  -  Элен  помолчала.  -  Скорей  всего  я  не  поеду.  Это
совершенно не обязательно. Я думаю, что у  тебя  есть  другие  планы  на
среду...
   - Планы относительно чего?
   - Относительно нас, Льюис. Я живу дома почти три недели, а мы с тобой
еще, по существу, не виделись...
   - Я занят. У меня нет времени. Ни сегодня, ни завтра, ни в среду. Так
что, если Тэд считает, что  тебе  нужно  поехать,  советую  принять  его
предложение.
   Он повернулся и пошел прочь.
   - Куда ты идешь, Льюис? - невольно вырвалось у Элен.
   - Что за странный вопрос, - холодно взглянув на нее, ответил он. - По
своим делам, разумеется.
 
*** 
 
   После  возвращения  Элен  у  Льюиса  появилась  новая  привычка.  Ему
потребовалось совсем немного времени, чтобы понять, что он совершенно не
умеет лгать.
   Ложь причиняла ему страшные мучения. Он не мог заставить себя бросить
Стефани, но и обманывать Элен было для него невыносимо. И тогда он решил
прибегнуть  к  транквилизаторам.  Он  купил  упаковку   нового,   широко
разрекламированного средства и спрятал ее  в  бардачке  своего  "Порша".
Сначала он принимал по одной-две таблетки в день, потом этого  стало  не
хватать. Первый раз он пил лекарство перед тем,  как  ехать  к  Стефани,
второй - когда возвращался домой.
   В отличие от спиртного, которое или вгоняло его в тоску, или доводило
до буйства, таблетки действовали на него  успокаивающе,  наполняя  -  по
крайней мере первое время - пьянящей уверенностью в  собственных  силах.
Стоило ему проглотить несколько штук, и мир снова обретал  разумность  и
правильность.
   Иногда, вставая по утрам не с той ноги, он  чувствовал,  что  прежние
сомнения и страхи снова начинают мучить его. В такие минуты ему хотелось
пойти к Элен и рассказать ей обо всем, что произошло с ним за  последнее
время, в том числе и о Стефани. Он хотел объяснить ей, что Стефани - это
всего лишь способ заглушить боль, которую причиняла ему  Элен,  и,  если
Элен снова станет такой, как раньше, Стефани будет ему больше не нужна.
   Но потом он решал, что  перед  разговором  с  Элен  нужно  пропустить
стаканчик виски -  совсем  маленький  стаканчик,  только  чтобы  поднять
настроение.  После  этого  все  сразу  менялось.   Он   уже   не   хотел
исповедоваться перед Элен. Он спускался вниз и, если  Элен  была  в  это
время там, разговаривал с ней тем сухим и отстраненным тоном, который он
усвоил после знакомства со Стефани. Он понимал, что Элен страдает, и это
доставляло ему какое-то злобное удовлетворение. Он  делал  вид,  что  не
замечает ее отчаянных усилий сохранить мир, и чем больше она  старалась,
тем резче и холодней он  с  ней  обращался.  Наблюдая  за  ее  попытками
создать хотя бы видимость  семейной  жизни,  он  испытывал  одновременно
жалость и раздражение. Боясь, как бы жалость в конце концов не  одержала
верх, он торопился побыстрей уехать из дома. Он бежал к "Поршу", садился
за руль  и  доставал  коробку  с  таблетками.  Проглотив  их,  он  снова
чувствовал  себя  в  безопасности,  снова  погружался   в   божественную
уверенность, из которой его уже ничто не могло вывести до конца дня.
   В среду, когда Элен должна была ехать на просмотр, Льюис встал  очень
рано. Он принял душ, оделся, приготовил  себе  огромную  порцию  кофе  и
заперся в кабинете. Достав машинописный текст  "Бесконечного  мига",  он
принялся его перелистывать. Это  был  уже  четвертый  вариант,  и  Льюис
окончательно запутался в своих поправках. Вот  этот  отрывок,  например,
он, кажется, просматривал его вчера, но сейчас совершенно не  помнил,  о
чем в нем идет речь. Или вот эта сцена между мужем или любовником -  что
он хотел с ней сделать: убрать или оставить как есть? И  если  оставить,
то какой из вариантов - первый, второй или третий?
   Льюис растерянно посмотрел на  гору  бумаги,  завалившую  весь  стол.
Потом подлил себе кофе, подумал, не  хлебнуть  ли  заодно  и  виски,  но
решил, что пока не стоит. Он вдруг мучительно позавидовал Тэду:  вот  уж
кто действительно работая  как  машина  -  быстро,  четко,  не  зная  ни
сомнений, ни колебаний. Хотя, с другой стороны, такая жизнь, как у Тэда,
подходила далеко не каждому. Тэд сознательно  отказался  от  всего,  что
могло бы ему помешать: от любви,  от  ревности,  от  страха,  от  стыда,
целиком посвятив себя работе. Льюис вспомнил, что за время их знакомства
он ни разу не видел  Тэда  разозленным,  и  это,  как  ни  странно,  его
утешило. Он отхлебнул еще кофе и почувствовал,  что  настроение  у  него
улучшается. Да, как режиссер Тэд  был,  бесспорно,  на  высоте,  но  как
мужчина явно оставлял желать лучшего.
   Две недели назад Льюис тайком от Элен навестил Тэда. Воспоминание  об
этой встрече терзало его до сих пор. Унизительным было уже  то,  что  он
явился к Тэду как проситель. Он хотел узнать, не согласится ли Тэд взять
его в свой новый фильм.
   - Понимаешь, - запинаясь, объяснял  он,  -  последнее  время  у  меня
что-то не клеится дело со сценарием. Я, конечно, не  собираюсь  от  него
отказываться - боже упаси, - мне просто нужно ненадолго переключиться на
что-то другое.  Я,  например,  мог  бы  поработать  у  тебя  в  качестве
продюсера. Я слышал, ты только что закончил "Эллис". Мы могли бы  вместе
взяться  за  новый  фильм.  Когда-то,  если  помнишь,  у   нас   неплохо
получалось.
   Тэд молча слушал его, жуя  бороду.  Когда  Льюис  закончил,  он  сухо
проговорил:
   - Нет, Льюис, я не хочу работать с тобой. Ты будешь стеснять Элен.
   Льюис ошарашенно уставился на него.
   - Это она тебе сказала? Тэд неопределенно хмыкнул:
   - Я не помню точно, как она выразилась. Но смысл  был  именно  такой.
Когда  ты  рядом,  она  чувствует  себя  скованно,  а  для  актрисы  это
недопустимо. - Он помолчал. - Если бы дело зависело только  от  меня,  я
взял бы тебя не раздумывая, ну а так - сам понимаешь, я должен в  первую
очередь позаботиться об интересах Элен.
   Вспоминая этот разговор, Льюис каждый  раз  мучительно  морщился.  Он
чувствовал, что он ненавидит их обоих, причем Элен гораздо  больше,  чем
Тэда. Он раздраженно отшвырнул в сторону сценарий, встал  и  налил  себе
виски. Подумать только, все это время она плела за его  спиной  интриги,
лгала, настраивала против него друзей! Он, разумеется, и раньше об  этом
догадывался, но одно дело - догадываться, а другое - знать наверняка. Да
и Тэд тоже хорош: вместо того чтобы поставить ее на место, прыгает перед
ней на задних лапках и позволяет делать все, что ей заблагорассудится.
   Хотя, может быть, это еще и не правда. Тэд ведь вполне  мог  солгать.
Льюис остановился,  не  зная,  на  что  решиться.  Виски  теплой  волной
расходилось по телу. Он выглянул в окно: в саду пели птицы, ярко светило
солнце. Он подумал об Элен, и в ту же минуту все  его  подозрения  вдруг
исчезли, словно их и не было. Нет, Элен не могла его предать, она знает,
что он ее любит, она знает, что, кроме нее, у него никого нет. Все вдруг
снова стало простым и ясным, как когда-то в Лондоне. Он понял,  что  ему
делать.
   Он должен пойти к ней, прямо  сейчас,  не  откладывая,  пойти  и  все
рассказать. Он торопливо двинулся к двери, но, не успев сделать  и  двух
шагов, остановился. Из коридора донесся топот ног и звонкий голосок Кэт.
Льюис почувствовал, что к нему снова вернулись все его сомнения.
   Да, если бы не Кэт,  все  было  бы  иначе.  Этот  ребенок  мешал  ему
расслабиться, ни на минуту не давал забыть о прошлом Элен. Он подошел  к
окну и  посмотрел  в  сад.  Кэт  пробежала  по  лужайке  и  скрылась  за
деревьями. Кто ее отец? Когда и где Элен познакомилась с ним?  Можно  ли
верить тому, что она рассказала, или все это ложь, от начала и до конца?
Он чувствовал, что если бы он смог ответить на эти вопросы, он понял  бы
и все остальное. Он снова подошел к столу, скомкал рассыпавшиеся  листки
и злобно швырнул их в угол. Потом открыл дверь,  сбежал  по  лестнице  и
остановился в холле.
   - Где ты, Элен? Где ты? Отзовись! - крикнул он что  было  сил.  Голос
его раскатился по дому, эхом отозвавшись в ушах. Но спустя мгновение  он
понял, что ему это только почудилось, на  самом  деле  он  не  издал  ни
звука. Крик шел из его сердца, он был оглушителен, но, кроме Льюиса, его
никто не слышал.
   Он выбежал из дома и помчался прочь,  туда,  где  стоял  его  "Порш".
Забравшись внутрь, он рывком включил двигатель - мотор взревел,  набирая
обороты. Потом он нашарил ручку радиоприемника и вывернул ее до  отказа.
Он надеялся, что грохот барабанов и вой электрогитар  заполнят  пустоту,
образовавшуюся в его душе. Сунув руку в бардачок, он  достал  коробку  с
транквилизатором и вытряс на ладонь  несколько  таблеток.  Их  оказалось
слишком много, он чуть  не  подавился,  глотая  их.  Затем  он  отпустил
сцепление и с ревом помчался по аллее.
   Ворота открылись, он выехал на  дорогу  и,  убедившись,  что  бродяги
нигде нет, облегченно вздохнул. Он не знал, почему этот человек вызывает
у него такой страх, он даже не был уверен, видел  ли  он  его  на  самом
деле. Так или иначе, но сейчас дорога была пуста, и Льюис решил, что это
хороший знак.
   Оказавшись на шоссе, он сразу нажал на  газ.  "Порш"  мощно  рванулся
вперед. Торопиться ему, собственно говоря, было некуда. Стефани не ждала
его так рано, но ему это было  неважно,  он  хотел  увидеть  ее,  просто
увидеть, и все.
   Подогнав машину к самому дому, он рывком распахнул парадную  дверь  и
помчался вверх по лестнице.  Отперев  дверь  ключом,  который  дала  ему
Стефани, он ворвался в квартиру и громко позвал ее. Она не  откликалась.
Он увидел, что гостиная пуста. В спальне ее тоже не было,  хотя  постель
была разобрана, а простыни сдвинуты в сторону. "Она  не  могла  уйти,  -
подумал он, - это было бы слишком ужасно". Ему казалось, что, если он ее
сейчас не увидит, он сойдет с ума. Он посмотрел на  часы  -  было  всего
десять утра. Она должна быть дома, должна... Он снова позвал ее, громко,
отчаянно, во весь голос.
   Дверь ванной распахнулась. Стефани стояла на пороге,  тревожно  глядя
на него. Он замер, не спуская с нее глаз.  Молчание  длилось  бесконечно
долго.
   Стефани была одета как для выхода: черное льняное платье, простое, но
очень изящно сшитое и на этот раз даже  не  слишком  облегающее;  тонкие
светлые чулки; дорогие черные  туфли  без  каблука,  украшенные  спереди
двумя бантиками; на шее - небольшая нитка жемчуга.  Накрашена  она  была
тоже не так, как всегда, - просто и  без  излишеств,  никаких  накладных
ресниц и перламутровой  помады.  Но  больше  всего  Льюиса  поразили  ее
волосы, он даже не сразу понял, что она с ними сделала. Они были уже  не
платиновые, а золотисто-пепельные и  обрамляли  ее  лицо  двумя  мягкими
волнами. Стефани зачесала их назад  и  связала  на  шее  широкой  черной
лентой, точь-в-точь такой, какую Льюис видел однажды у Элен.
   Он растерянно смотрел на нее, не в силах произнести ни слова. "Это от
таблеток, - подумал он, - я принял слишком большую дозу".
   Лицо у Стефани было одновременно испуганное  и  торжествующее.  Льюис
заметил, что она слегка дрожит.
   - Я тебя не ждала, - проговорила она наконец с нервным смешком. -  Ты
застал меня врасплох. - Она помолчала и добавила дрогнувшим  голосом,  с
мольбой глядя на него:
   - Ну, теперь ты видишь? Ты видишь, что я похожа на нее?
   - Господи, - пробормотал Льюис.  -  Господи...  Он  не  знал,  что  и
думать. Это была и Элен, и не Элен. В голове у  него  все  перепуталось,
перед глазами, сменяя друг друга, мелькали какие-то  бессвязные  образы.
Он с силой провел рукой по лицу.  Женщина,  так  похожая  на  его  жену,
по-прежнему стояла перед ним. Грудь у нее была полней, чем у Элен, бедра
шире, да и смотрела она на него совсем не так, как смотрела Элен: нежно,
страстно, маняще. Он знал, что  этот  взгляд  предназначен  именно  ему,
Льюису, а не безымянной тени из прошлого. Она стояла перед  ним,  живая,
реальная, и ждала, когда он подойдет и обнимет ее.
   Он торопливо шагнул вперед, боясь, что она заговорит и все  испортит.
Он знал, что голос будет не такой, как надо. Но она не заговорила  -  ей
это было не нужно. Она просто подняла руки и обняла его.
   "Значит, она все-таки услышала меня, - пронеслось в голове у  Льюиса,
- услышала и пришла". Он упал на колени и зарылся лицом в ее платье.  Он
чувствовал запах, идущий от ее тела, запах страсти,  запах  желания.  Он
провел рукой по ее ногам и понял, что под платьем на ней ничего  нет.  И
хотя он знал, что это не правильно, что она должна была надеть кружевное
белье, он не стал обращать на это внимания. Он видел, что она любит его,
и это было самое главное. Он поднял  голову  и  посмотрел  ей  в  глаза,
ожидая найти в них то же, что и всегда, - жалость и ложь. Но не нашел ни
того, ни другого. Женщина смотрела на него с нежностью, и он понял,  что
это и есть его настоящая жена, его единственная любовь, его Элен.
   - Элен, - прошептал он.
   В ответ она коротко вскрикнула.
   Он потянул ее вниз. Она обняла его ласково и нетерпеливо, пробуждая в
нем ответное нетерпение. Он чувствовал, что весь дрожит.
   - Быстрей, - хрипло проговорила она. - Быстрей же, Льюис, быстрей.
   Он никогда не  слышал  у  нее  такого  голоса  -  горячего,  пылкого,
настойчивого, - и он покорился ему, не в силах больше терпеть.
 
*** 
 
   Фильм заканчивался ее крупным планом. Камера задержалась на ее  лице,
а потом начала медленно отъезжать  назад,  показав  сначала  ее  фигуру,
затем стену дома за ее спиной, сам дом, улицу,  уходящую  вбок,  длинную
вереницу строений...  Движение  продолжалось,  но  теперь  камера  стала
подниматься вверх, открывая взгляду все новые и новые дома  и  кварталы.
Скоро город был виден как на ладони со всем своим сложным  переплетением
улиц и переулков, с прямыми, поблескивающими под солнцем проспектами,  с
узкими, вздымающимися ввысь  небоскребами.  А  камера  отодвигалась  все
дальше, и вот уже  внизу  показался  густозастроенный  остров,  бухта  с
замершими в ней кораблями и огромная  статуя  с  поднятой  вверх  рукой.
Камера начала двигаться быстрей, вскоре город и бухта скрылись из  глаз,
зато сбоку замаячила небольшая группа островов и  среди  них,  почти  не
различимый с такого расстояния, - остров  Эллис.  Зазвучала  музыка,  по
экрану побежали титры.
   Элен сидела не двигаясь, рядом, так  же  молча,  застыл  Тэд.  Спустя
некоторое время экран погас, в зале зажегся свет.
   Элен  отвернулась,  чтобы  не  видеть  настойчивого   взгляда   Тэда,
устремленного на нее. Фильм получился великолепный, она это понимала, но
почему-то не испытывала никакой радости.
   Тэд беспокойно заерзал на стуле, потом помолчал,  подвигал  ногами  и
сказал:
   - Ну ладно, поехали ко мне, выпьем чаю и поговорим.
 
*** 
 
   -  Это  наш  лучший  фильм,  Элен.  Мы  добились  успеха,  понимаешь?
Устойчивого успеха.
   Голос Тэда звучал уверенно и безапелляционно. Он  не  спрашивал,  что
она думает по этому поводу, ее мнение его  не  интересовало.  Только  он
имел право судить, что хорошо и что плохо в его фильмах. Сейчас он стоял
в дальнем конце своей необъятной  мастерской  и  колдовал  над  чашками,
раскладывая в них пакетики с заваркой и насыпая сахар.  Он  всегда  поил
Элен чаем,  когда  она  приходила  к  нему,  устраивая  из  этого  целое
представление.
   Элен  огляделась  по  сторонам.  Комната,  в  которой   она   сидела,
находилась на втором этаже огромного дома, в котором Тэд  жил  последние
четыре года. Тем не менее выглядела  она  так,  словно  он  въехал  сюда
только вчера, - голые стены, полное отсутствие мебели, длинный ряд ничем
не занавешенных окон, выходящих на террасу. В  одном  углу  громоздились
упаковочные ящики, по  большей  части  нераспечатанные.  Сверху  валялся
всякий хлам: старые журналы, пожелтевшие от  времени  газеты,  папки  со
сценариями, книги, а  над  ними  -  гора  грязных  алюминиевых  тарелок,
которая каждый раз, когда Элен сюда приходила,  вырастала  на  несколько
сантиметров.
   Вдоль  противоположной  стены  тянулся  длинный  стеллаж,   опутанный
проводами. Полки прогибались под тяжестью сложной и дорогой аппаратуры -
плееров,  тюнеров,  высоких  стереоколонок  и  еще  каких-то  непонятных
приспособлений, пугающих своей почти военной мощью. Тэд  утверждал,  что
любит музыку и особенно Вагнера, но Элен никогда не  видела  у  него  ни
одной пластинки и не замечала, чтобы он хоть раз включил проигрыватель.
   За ее спиной зияло глубокое,  похожее  на  пещеру,  устье  камина,  в
котором никогда не разжигался огонь. Перед  камином  стояли  две  низкие
скамьи, обтянутые грязной, выцветшей тканью. Другой мебели в комнате  не
было, так что Элен поневоле пришлось устроиться на  одной  из  них.  Она
сидела, сложив руки на коленях, и терпеливо ждала,  когда  Тэд  закончит
готовить чай. Он не спеша достал пакет молока, понюхал  и  посмотрел  на
электрический чайник - вода еще не закипела.
   Самыми ценными предметами в комнате,  помимо  радиоаппаратуры,  были,
пожалуй, два телевизора, которые Тэд почти никогда не  выключал.  Сейчас
они тоже работали, с приглушенным звуком и настроенные на разные каналы.
Элен по очереди поглядывала то на один, то на второй.
   По одному каналу показывали телевикторину, которая как  раз  достигла
кульминационного момента: толстая женщина,  одетая  в  костюм  цыпленка,
получала главный приз - машину марки "Шевроле". Машина стояла на высоком
подиуме, обвязанная  со  всех  сторон  широкой  красной  лентой,  словно
огромный рождественский подарок. Подиум вращался,  женщина  в  цыплячьем
костюме визжала от восторга.
   По другому каналу шли вечерние  новости.  Президент  Джонсон  говорил
что-то в микрофон. Лицо у президента было ярко-оранжевого цвета, так как
ручка настройки давно сломалась. Потом Джонсон исчез, и начался репортаж
из Вьетнама. Затрещали пулеметные очереди, вспыхнуло оранжевое  пламя  -
где-то на другой стороне земного шара горела вьетнамская деревня.
   Элен досмотрела новости  до  конца,  потом  встала  и  выключила  оба
телевизора. Усевшись на скамейку, она снова сложила руки  на  коленях  и
задумалась.
   Да, роль в "Эллис" ей, бесспорно, удалась,  во  время  просмотра  она
окончательно в этом убедилась. Сидя в темном зале, она впервые взглянула
на себя со стороны, холодно и беспристрастно. Она ясно видела,  как  она
добилась того или иного эффекта, почему  выбрала  тот  или  иной  прием,
какими  средствами  пользовалась,  чтобы  раскрыть   характер   героини.
Когда-то эти методы и приемы казались  ей  очень  важными,  сегодня  она
впервые поняла, как мало они на самом деле значат. Да, с помощью  своего
мастерства она сумела перевоплотиться в Лизу, сумела на  какое-то  время
стать другим человеком - но что это дало ей самой? Лиза была всего  лишь
вымыслом, фикцией, она существовала только на  экране  и  останется  там
навсегда, что бы ни случилось  теперь  с  ней,  Элен.  Когда  эта  мысль
впервые пришла ей в голову, она почувствовала страх.  "А  как  же  я?  -
подумала она. - Где же моя собственная жизн