нглийский  стиль.  Немного
потерянный   взгляд    отуманенных    алкоголем    светло-карих    глаз.
Привычно-сердитый и даже слегка вызывающий. Льюис исподтишка  поглядывал
на сидящего напротив и без умолку тараторящего Ангелини и тут же отводил
глаза. Как ребенок, подумала Жислен, проверяющий, довольны  им  родители
или нет. Точно так же он поглядывал на жену.
   Жислен  не  торопила  события  -  наблюдала.  На  довольно  приличном
французском Синклер беседовал с итальянской  актрисой:  та  не  говорила
по-английски. Сама Жислен с дежурным дружелюбием плела  что-то  сидящему
слева Герцу, но тот явно  ее  не  слушал,  не  сводя  глаз  с  Ангелини.
Ангелини  же  пространно  отвечал  на  вопросы   дотошной   американской
критикессы. Судя по ответам, планы у него были грандиозные.  Два  фильма
только в этом году, на съемки каждого чуть  более  месяца,  без  всякого
перерыва,  съемочная  группа  очень  маленькая,  но  работает  споро   и
слаженно.  Сначала  они  отснимут  "Квикстеп",  название  второго   пока
обсуждается - тут Ангелини  со  странной  улыбкой  покосился  на  Льюиса
Синклера. Сьюзен что-то переспросила, и Ангелини энергично закивал.  Да,
да, конечно, в обоих фильмах будет сниматься Элен Харт; а  на  следующий
год он задумал нечто в ином роде...
   Жислен следила за ним с неприязнью.  Назойливый  тип,  никого,  кроме
себя, не слышит. И ведь все за столом послушно смотрят ему в рот,  не  в
состоянии воспротивиться исходящей от него завораживающей темной силе.
   Жислен не собиралась плясать под его дудку и повернулась к  Синклеру.
Перед  отъездом  из  Парижа  она  посмотрела  "Короткую  стрижку",   как
оказалось, очень кстати. Фильм не очень ей понравился.  Холодная  заумь.
Кто бы мог подумать, что  он  станет  таким  модным.  Свое  мнение  она,
естественно, оставила при себе. А перед Льюисом  рассыпала  комплименты,
позаимствованные из журнала "Монд".
   Льюис  Синклер,  продюсер  этой  весьма   нашумевшей   "Стрижки",   с
приличествующей вежливостью внимал  ее  излияниям,  но  глаза  его  были
устремлены на видневшиеся через оконное стекло скалы и поблекшую морскую
гладь.
   Уже была съедена икра  и  перепелки.  И  теперь  их  угощали  гусиной
печенкой, завернутой в ломтики сочной нежнейшей говядины; Льюис Синклер,
только что не отказавший себе в шампанском, с не меньшим  воодушевлением
переключился на поданное к  мясу  отличное  бургундское  и  допивал  уже
четвертый бокал.
   - Удивительно, как это  ваша  троица  до  сих  пор  не  распалась,  -
заметила  Жислен,  не  имея  понятия,  так  ли  уж  это  удивительно   у
киношников, - такое редкое взаимопонимание, ведь у вас  за  плечами  уже
фильма три?
   - Четыре, - уточнил Синклер. - Начинали мы с очень  скромненького  по
затратам фильма "Ночная игра", в пятьдесят девятом году.
   - Ну да, ну да, - якобы припомнила Жислен, в первый раз слышавшая это
название.
   - Да, у нас за плечами действительно долгий путь. Мне кажется,  такой
стиль работы принят только у европейских кинематографистов. В  Голливуде
по-другому...
   - Голливуд меняется. Меняется вся американская  киноиндустрия.  Моими
стараниями, - вдруг вклинился в их разговор  Ангелини,  дожевывая  кусок
говядины. Грегори Герц тонко улыбнулся. Ангелини же  как  ни  в  чем  не
бывало продолжил беседу со Сьюзен.
   Синклер был явно огорчен этой репликой и тем, что  за  ним  вроде  бы
шпионят. Он решительно допил свой бокал.
   - Одно скажу, - продолжал  он,  понизив  голос,  -  я  решил  сделать
перерыв, хоть ненадолго. Тэд сейчас очень занят, а у  меня  имеется  как
раз очень любопытная идея. Честно говоря, быть продюсером  неблагодарное
дело. По-моему, я способен на большее. Недавно я вдруг почувствовал вкус
к писанию. Есть у меня один замысел, который не дает мне покоя, надо  бы
над ним поработать. Взлелеять его, как говорится...  -  Помолчав,  он  с
легкой грустью добавил:
   - Сменить курс корабля. Этапное решение, не правда ли?
   - Безусловно. И вдохновляющее, - сказала Жислен. Повернув голову, она
увидела, что на них опять смотрит Ангелини. Жислен опустила ресницы. Вот
вам и триумвират - Льюис Синклер хочет вырваться на свободу, с  чего  бы
это?
   Пока официант менял тарелки, Жислен решила копнуть поглубже. Прощупав
его еще немного, она убедилась, что он ничего не знает ни о ней, ни о ее
профессии. Ее рассказ о себе он слушал с вежливым терпением, не более.
   -  Моя  профессия  достаточно  интересна,  -  она  перечислила  своих
наиболее именитых клиентов, не забыв упомянуть Луизу де Шавиньи, чье имя
не вызвало, однако, у него никакой реакции. - Безусловно, интересна,  но
в творческом смысле совершенно несравнима с  профессией  вашей  супруги.
Или вашей собственной. Современная кинематография - это...
   - Ну зачем так  скромничать,  -  вдруг  перебил  он,  бросив  на  нее
пытливый взгляд. - Мне знакомы ваши работы. Примите  мое  восхищение.  Я
как-то останавливался у Кавендишей, в лондонском их доме. Это  ведь  ваш
дизайн?
   Жислен пришлось круто переменить о нем мнение.  Он,  оказывается,  не
так прост.  И  не  так  уж  пьян.  Прекрасно  все  понимает.  Надо  быть
осмотрительнее, подумала Жислен, выуживая ложечкой прохладный персик  из
горячего малинового сиропа, аппетитной лужицей растекшегося по креманке.
   Она вызнала все, что могла. Живут неподалеку  от  Лос-Анджелеса,  дом
расположен на холме, когда-то  принадлежал  звезде  немого  кино  Ингрид
Нильсон, а потом его разобрали и перевезли из Англии в Голливуд.
   - Довольно нелепый, но Элен нравится.
   Нет, дизайнера они приглашать не стали, жена сама все  придумала,  и,
надо сказать, удачно, в журналах скоро появятся фотографии их  жилища...
Жислен не пропускала ни слова. Эта деталь очень ей не понравилась -  она
не переносила талантливых дилетантов.  В  каждой  его  фразе  непременно
упоминалась Элен.
   - Вас, случайно, не интересует недвижимость?  -  с  улыбкой  спросила
Жислен. - Уверена, что Густав обязательно попытается вас уговорить.
   - С этими вопросами пожалуйте к моей супруге. Это по ее части. Она  у
нас прирожденный коммерсант, - с  неожиданной  злостью  добавил  он.  И,
поняв, что погорячился, тут же раскаялся.
   - У нее действительно есть чутье в  денежных  делах,  -  более  мягко
добавил он, но она уже успела заметить его тайную обиду на жену.
   - Какая же она у вас умница. Удивительно, ведь у нее такой юный вид.
   - Удивляться особенно нечему, она усердно над собой работала,  -  его
губы тронула горькая усмешка. - Вот и я помогаю. Вернее, помогал.
   - А скажите, у вас и дети есть? - с умильной улыбкой поинтересовалась
Жислен.
   - Дочь. Ей только два года.
   - Какая прелесть! Малютка. А похожа она на свою маму?
   - Что-что? - переспросил он, будто не расслышав.
   Жислен даже опешила.
   - Я просто хотела узнать...
   - Ах да. Нет, не очень. Скорее даже совсем не похожа. Извините, я  не
сразу вас понял, тут так шумно, и...
   Сжимая ножку своего опустевшего бокала, он поискал глазами официанта.
Его потребность успокоить себя алкоголем была так очевидна и так велика,
что ей стало его почти жаль.
   Чтобы выйти из неловкой ситуации, она, чуть наклонившись,  сжала  его
руку.
   - Вы счастливец. У вас такая  красивая  жена,  само  совершенство.  И
сколько талантов...
   Она не успела уточнить, каких именно, потому что Синклер снова к  ней
повернулся, и лицо у него было разнесчастное... то ли от  того,  что  не
несли вина, то ли ему мучительно было  выслушивать  комплименты  жене...
Ангелини, подняв от тарелки тяжелую  голову,  опять  пристально  на  них
посмотрел; в круглых очках заплясали световые блики; Льюис тоже  ответил
ему пристальным взглядом, потом снова повернулся к Жислен.
   - Да, Элен может все, - сказал  он,  как  бы  закрывая  тему.  Потом,
отодвинув вбок кофейную чашку, он швырнул на стол салфетку  и  затянулся
сигаретой, и через секунду добавил:
   - Почти все.
   При этих словах Ангелини улыбнулся.
 
*** 
 
   Жислен оттягивала, как могла, кульминационный момент. Они уже  успели
компанией сходить в номер Нерваля  за  коньяком;  она,  как  и  обещала,
надолго заняла беседой Ребекку Стайн, посвятив  ее  в  тонкости  дизайна
французских  ванных  комнат  и  ослепив  -  хотелось  верить   -   своей
неподражаемой элегантностью. А завтра она с Нервалем и  Стайнами  пойдет
осматривать виллу "Мезон Жасмэн", потом она может продемонстрировать то,
что она успела сделать у Луизы, - на виллу де Шавиньи посмотреть  стоит,
а после... после она полетит в Париж и увидится наконец-то,  увидится  с
Эдуардом...
   Рассказать ему, что она видела Элен Харт? Нет,  не  стоит.  Лучше  не
напоминать. А может, ей вообще не следует искать с ней встречи,  сделать
вид, будто она ничего не помнит? Ну кто она такая,  в  конце-то  концов?
Одна из бывших его любовниц, а мало ли их было?
   Она уже собиралась уйти, уговорив себя ничего  не  затевать,  но  тут
рядом с ней раздался голос Ребекки Стайн.
   - До чего хороша, - с тоской произнесла она, глядя  на  стоящую  чуть
поодаль Элен Харт; тут же при ней были Тэд Ангелини и  угрюмый  красавец
муж, впрочем, вся троица улыбалась.
   - Изумительно хороша. - Ребекка покачала головой. - Я все бы  отдала,
чтобы так выглядеть. А вы?
   Жислен не верила собственным ушам. Она пронзила  восторженную  дурищу
испепеляющим взглядом, в ответ на который та "тактично" добавила:
   - Конечно, такая молодая. - Ребекка улыбнулась. - Это самое  главное.
Мы-то с вами, голубушка, уже и на сорок не потянем, верно?
   Какие сорок? Днем эта дамочка  смотрится  на  все  пятьдесят  пять...
Однако то, что Ребекка Стайн запросто определила настоящий  ее  возраст,
наполнило Жислен бессильной яростью. Она  вежливо  пожелала  собеседнице
спокойной ночи и решительным шагом направилась к неразлучной троице.
   Подойдя незаметно почти вплотную к Элен, она протянула руку  и  стала
прощаться с Синклером. Пробормотав  несколько  положенных  фраз,  она  с
великолепно разыгранным изумлением  повернулась  к  Элен  и  теперь  уже
обратилась к обоим супругам:
   - Quelle betise . Я должна попросить у вас  прощения.  Только  сейчас
вспомнила... представляю, что вы обо мне подумаете... Мы же  встречались
раньше с вашей супругой...
   Элен повернула голову, и взгляды их встретились; Жислен  подарила  ей
самую теплую свою улыбку.
   - Вы меня не помните? Еще бы. Больше двух лет  прошло.  Кажется,  это
было в шестидесятом, нет,  в  пятьдесят  девятом  году.  Званый  ужин  в
поместье на Луаре. Я помню, вы гостили тогда  у  Эдуарда  де  Шавиньи  -
вспомнили?
   Последовала недолгая пауза. Элен Харт непонимающе сдвинула брови и  с
улыбкой покачала головой.
   - Извините. Вы, наверное, с кем-нибудь меня спутали.  Мы  никогда  не
встречались - иначе я обязательно бы вас вспомнила.
   - Еще вспомните! Ведь это было не так уж давно -  я  прекрасно  помню
тот вечер. На вас было чудесное белое платье, по-моему,  фирмы  Живанши.
Рядом с вами сидел Альфонс де Варенж, а Эдуард объяснял вам,  как  нужно
держать поводья, когда садишься на  лошадь,  верно?  Речь  точно  шла  о
лошадях, потому что Эдуард сказал тогда...
   - Видимо, у меня есть близнец. Или двойник, - рассмеялась Элен. - Тот
вечер, наверное, действительно был чудесным, но вы явно  с  кем-то  меня
перепутали. Я никогда не бывала на Луаре.
   Она сыграла великолепно. С таким естественным изумлением, не  пережав
ни  на  йоту;  в  какой-то  миг  Жислен,  вопреки   очевидности,   почти
поверила...
   Она собиралась сказать  что-нибудь  еще,  но  тут  к  Элен  обратился
режиссер Ангелини:
   -  Элен,  прости,  что  помешал,  Джо  Стайн  просит  тебя  на   одно
словечко...
   Вовремя подоспел на помощь, как будто специально выжидал момент. Взял
и увел от нее Элен,  та  только  обернулась  и  с  извиняющейся  улыбкой
махнула ей рукой. Жислен пришлось смириться.
   Оставшись вдвоем,  она  и  Льюис  Синклер  переглянулись.  Интересно,
поверил он своей жене? Кто его знает, скорее всего  нет.  Какие  у  него
были глаза, когда он посмотрел ей вслед, точно у  готового  расплакаться
ребенка. Жислен почти раскаивалась в своей выходке.
   - Какая я идиотка, - выпалила она. - Как я могла так ошибиться?
   - Кто из нас не ошибается, - сумрачно отозвался Синклер. Потом  вдруг
церемонно предложил ей руку, точно ребенок, вспомнивший, как  его  учили
себя вести.
   - Вы уже уходите? -  вежливо  поинтересовался  он.  -  Разрешите  мне
проводить вас к машине.
 
*** 
 
   - Оказывается, у тебя есть близнец?
   - Льюис...
   - Или двойник?
   - Льюис, это же глупо...
   - Еще бы не глупо. Какие двойники! Ты же неповторима. Кто же этого не
знает? Элен Харт - самая прекрасная женщина  в  мире.  Так  теперь  тебя
называют, разве тебе это не известно? Только вчера я вычитал эту фразу в
твоих газетных и журнальных вырезках. Она звучала так: "Самая прекрасная
женщина в  мире?"  А  внизу,  в  качестве  ответа,  твоя  фотография.  И
читателям предлагается решить: самая или не самая.  Думаю,  читатели  не
подведут. Очень надеюсь. Я бы и сам выслал в редакцию карточку со словом
"да", жаль, журнал итальянский - у меня нет подходящей почтовой марки.
   - Льюис, уже поздно, ты устал. - Элен  коснулась  его  плеча.  -  Иди
спать.
   - Что-то неохота, спасибо. Пока не хочется. С чего ты  взяла,  что  я
устал? Я себя превосходно чувствую. Такой замечательный сюрприз.  Платье
от Живанши. Я и не знал, что у тебя было это платье - до  того,  как  мы
встретились.
   - Льюис, сколько можно повторять. Она ошиблась...
   - Ты обычно носила джинсы. И еще какую-то маечку из голубого  хлопка,
ужасно она мне нравилась. А в Лондоне ты купила пальто. Но Живанши?  Да,
да, да - я, должно быть, забыл... А драгоценности он  тоже  тебе  дарил?
Ведь ими он и прославился. Драгоценностями, которые он дарит женщинам. Я
помню эти душераздирающие историйки.  Какую-то  из  них  мне  зачитывала
вслух моя сестрица. Ведь не просто отдаривается, а непременно  учитывает
при этом  индивидуальность  очередной  дамы  сердца...  Она  умирала  от
восторга, я имею в виду мою дуреху сестру. Ей все это казалось  ужа-асно
романтичным. Но это ей. По мне, так ничего глупей не придумаешь. На фига
суетиться из-за подарков, если желаемое само плывет тебе в руки.
   - Я не намерена больше это выслушивать, Льюис. Я хочу  спать.  Мне  в
шесть вставать.
   - Врешь ты классно, сама знаешь. Здорово врешь, до жути здорово.  Эта
самая Жислен, или как ее там, почти купилась на твои фокусы. И  Тэд.  Он
вообще верит каждому твоему слову. И  я  ведь  готов  был  поверить,  но
что-то меня держало. Есть одна почти неуловимая тонкость - кстати,  тебе
следует отработать эту досадную накладку, думаю,  ты  справишься  -  да,
нечто неуловимое в глазах. Я-то уже знаю - и сразу  смотрю  в  глаза.  Я
догадался, ведь у меня было время понаблюдать за тобой - день  за  днем,
ночь за ночью... Это появляется, когда я тебя целую, представляешь?
   В глазах. Прежде чем тебе удается улыбнуться, взгляд твой на  секунду
мертвеет. Вот этот твой взгляд  окончательно  меня  доконал.  Имеются  и
некоторые другие... недоработки... их не так  много.  Ты  не  переносишь
моих прикосновений. Или: ты так занята, что за весь  день  не  можешь  и
пяти минут выкроить для меня. Мелочи. Ничего серьезного. Ничего  такого,
о чем мы не сможем договориться.  Ничего,  о  чем  стоило  бы  проливать
слезы...
   Он заплакал. Элен услышала слезы в его голосе. Он  вытер  их  тыльной
стороной ладони и очень спокойно продолжил:
   - 1959-й. Это был очень хороший год. Правда, очень хороший. Мы  сняли
фильм, и я встретил тебя. И то чудесное Рождество. Помнишь нашу  елочку?
Мы купили ее в сочельник, а потом наряжали, а  еще...  Значит,  он  отец
Кэт? Я правильно мыслю? Он  научил  тебя  ездить  верхом,  познакомил  с
друзьями. Подарил роскошное платье от  Живанши.  И  Кэт.  Могла  бы  мне
сказать. Не понимаю. Я многого не понимаю, но это вообще не укладывается
у меня в голове.
   Они долго молчали. Льюис сидел на краю постели, не поднимая  глаз  от
пустого стакана.
   У Элен кружилась голова, перехватило горло,  так  что  она  не  могла
вздохнуть.  Сердце  готово  было  выскочить,  беспорядочно,  затравленно
метались в голове обрывки мыслей. Чувство вины, жалость были так  остры,
что отозвались в груди физической болью. Это  я  натворила.  Я  во  всем
виновата. Я одна, стучало  в  висках.  Когда,  когда  все  полетело  под
откос?.. Ладно, что натворила, того не вернешь, но как остановить...
   Льюис поднял голову и молча на нее  взглянул.  По  его  виду  никогда
нельзя было догадаться, что он пьян; вот только глаза странно стекленели
и как бы смотрели мимо... Но сейчас  эти  карие  глаза  были  совершенно
трезвыми и  устремлены  прямо  на  нее.  Он  был  немного  смущен.  Элен
опустилась на колени. Она смотрела на него, он -  на  нее,  наконец  она
прервала молчание:
   - Ну да. Я действительно была на том вечере. Но  ведь  это  было  так
давно. После того вечера я не виделась с ним, ни разу.  Ни  разу  с  тех
пор, как мы с тобой... пожалуйста, Льюис, выслушай... с тех пор, как  мы
поженились...
   - Он отец Кэт? Он?
   - Да нет же, не он...
   Элен повысила голос, Льюис сжал ее руку. Потом посмотрел на  поднятое
к нему лицо, и пальцы его разжались.
   - Я тебе не верю, - глухо сказал он. - Почему я должен верить?  Опять
лжешь. Все время лжешь. Или  что-то  скрываешь,  что,  собственно,  тоже
ложь. Я думаю, ты делаешь это уже почти машинально...
   - Я говорю тебе правду, Льюис. Как же я могу оболгать ребенка. У меня
язык не повернется... Прошу тебя, поверь.
   Она схватила его ладонь,  стиснула...  Только  бы  он  поверил...  На
какой-то миг он действительно ей поверил. Хмурое  лицо  разгладилось,  и
тут же разжались тиски, сжимавшие ей  сердце.  Но  вот  опять  лицо  его
посуровело.
   - Тогда кто же он?
   Элен заплакала. Слезы тихо катились по щекам. Не переставая. Льюис не
обращал внимания, наверное, он просто не заметил, что она плачет.
   - Кто? - он с силой тряхнул ее руку. - Могу я знать,  я  заслужил  на
это право. А ты подумала, каково это, жить с ней в одном доме и изо  дня
в день мучиться догадками...  Сил  моих  нет.  Извелся  весь.  Все  было
хорошо, пока она не родилась. У нас все было хорошо. Я чувствовал - хоть
это и глупо, - что она моя. Не знаю почему. Наверно, потому что  слишком
тебя любил. Я воспринимал ее своей, в каком-то смысле. Я знал, ч го  это
не так, но чувствовал именно это. Пока она не появилась - пока я  ее  не
увидел. Вот тогда-то я и понял - не моя, и ты - тоже. В твоих мыслях он,
и когда ты думаешь о нем, я...
   У Льюиса перехватило горло. И тут Элен ровным голосом сказала:
   - Это не так, Льюис. Я не думаю, стараюсь не думать...  А...  -  Чуть
помешкав, она добавила. - Его звали Билли. Он американец.  Я  знала  его
много лет. Его нет. Он умер до того, как я встретила тебя.
   Признание давалось ей нелегко. Слова падали в разделявшую их  тишину,
точно камешки в воду. Бросив в тишину последнее слово, она перевела дух,
внутренний голос убеждал ее, что теперь-то все станет на свои места. Она
сказала Льюису правду, он должен ей поверить, она решилась  -  и  теперь
обязательно все станет на свои места.
   Но она ошиблась. С потемневшим от гнева лицом он начал трясти  ее  за
плечи.
   - Ты-ы, сука, - процедил он сквозь зубы. - Похотливая сука. Когда  мы
познакомились, тебе было шестнадцать лет. Сколько же  их  у  тебя  было?
Сколько? Боже ты мой...
   И он ударил ее по лицу, наотмашь. Он и  раньше,  бывало,  сердился  и
плакал, когда они выясняли отношения. Но в этот вечер он  позволил  себе
сделать то, чего никогда не позволял: поднял на нее руку. Они  оба  были
потрясены, и Элен, и сам Льюис.
 
*** 
 
   Жислен Бельмон-Лаон просила встретиться с ней по срочному  делу,  это
она предложила "Пари Риц" jardin interieur . Откуда же  ей  было  знать,
какие воспоминания св