о  к  себе  и  вздохнула.
Потом бережно расстелила на кровати. Элен уставилась  на  платье  -  она
уловила счастье в глазах матери и боялась сказать хоть что-нибудь.
   Платье было из какой-то шелковистой материи. Серое  с  белым,  словно
смазанным, узором, который Элен не  понравился.  У  платья  был  широкий
воротник,  подкладные  плечики   и   поясок   из   такой   же   материи,
застегивающийся на талии. На краю воротника чернело круглое пятнышко.
   Некоторое время обе  молча  смотрели  на  платье,  а  потом  ее  мать
внезапно наклонилась и потрогала материю. Разгладила воротник.
   - Видишь, Элен? Да посмотри же! Бергдорф Гудман. Вот тут, на ярлычке.
Это чудесный магазин,  Элен.  На  Пятой  авеню.  Для  избранных.  Ужасно
дорогой. Чистый шелк. Погляди! Потрогай! Чудесно, правда? - На мгновение
она спрятала лицо в складках юбки. - Чистый шелк.  Я  не  прикасалась  к
шелковому платью, не надевала шелка вот уже... - Она замолчала и  нервно
усмехнулась. - Очень долгое время.
   Элен уставилась на платье. И судорожно сглотнула.
   - На нем пятно, мамочка,  посмотри.  Вот  тут  -  на  воротнике.  Оно
грязное! Не новое!
   Ее мать резко обернулась, фиалковые глаза сверкнули:
   - Конечно, не новое. По-твоему, я могу купить себе такое  платье?  Да
его не купить и за... за все, что Касси Уайет мне заплатит за  год...  -
Она повысила голос, но что-то  вдруг  заставило  ее  изменить  тон.  Она
встретила взгляд Элен, и ее глаза опустились, а потом  вновь  поднялись,
полные мольбы.
   - Оно же красивое, Элен, разве ты не видишь? Я знаю, знаю, оно  очень
простое, но по-настоящему красивые вещи часто такие, запомни это. Ну,  и
конечно, его носили. Вот  пятнышко,  но  пустячное.  Я  его  выведу,  ты
увидишь. И оно мне велико - вот посмотри. Миссис Калверт  выше  меня,  и
мне придется его ушить. И она шире в бедрах - видишь? Вот тут я немножко
уберу, самую чуточку, но и от нижнего края останется немножко материи  -
два-три кусочка. И я подумала, что мы сможем сшить Кукле  новое  платье.
Настоящее, для гостей, и...
   - Это платье миссис Калверт? - Элен смотрела на мать и  увидела,  как
краска залила бледные щеки.  -  Она  дала  его  тебе?  Как  бедной?  Как
Тэннерам?
   - Вовсе не как Тэннерам! - Губы ее матери сжались  в  жесткую  линию,
она выпрямилась. У нее тряслись руки.
   - Это платье, только и всего. Красивое платье. И совсем не  ношенное.
Миссис Калверт решила его выбросить и...
   - Тебе его дала миссис Калверт?
   Что-то заставило ее повторить вопрос: она не могла удержаться. Сердце
у нее вдруг сжалось в болезненный комочек, и  она  уже  знала,  каким-то
образом знала еще до того, как ее мать опустила глаза, до того, как  она
отвернулась, до того, как ответила.
   - Нет. - Она нагнулась и начала складывать платье. - Не она. А  майор
Калверт. Платье собирались выбросить с еще многими  вещами.  Но  он  его
увидел и спас. Для меня. Потому что подумал,  что  оно  мне  понравится.
Потому что подумал, что оно будет мне к лицу. Так и есть! - Она с  силой
опустила крышку. - Ты не понимаешь. Ты  же  никогда  не  видела  хороших
платьев. Погоди, вот я его надену, и тогда ты увидишь...
   Мама сердилась, Элен это чувствовала. Сердилась и огорчалась.  Словно
по комнате носился гадкий сквозняк и закружил  маму  -  она  рассовывала
вещи,  гремела  ящиками  комода,  говорила,  чтобы  Элен   поторопилась,
побыстрее принесла воду и ложилась спать. Она же маленькая, еще  и  семи
нет, и ей давно пора в постель...
   Элен молча умылась, разделась и  забралась  на  свою  узкую  кровать.
Тогда мама подошла, и села рядом, и взяла ее за руку, и Элен поняла, что
она просит прощения, и они ни о чем не говорили.
   Наконец мама встала и немного  попятилась.  Элен  подумала,  что  она
сейчас выйдет и закроет за собой дверь, но она осталась стоять там.
   - Элен... - сказала она потом. - Ты не спишь? Ты знаешь,  что  завтра
воскресенье?
   Элен  зевнула  и  забралась  поглубже  под  тонкое  шершавое  одеяло.
Конечно,  завтра  воскресенье,  она  это  знала.  По  воскресеньям  мама
стирала, а потом они шли вместе гулять по берегу ручья.
   - Я... мне нужно будет уйти, Элен.  Ненадолго.  Совсем  на  немножко.
Днем.
   - Но мы же днем ходим гулять! - Элен села на постели.
   Мама вздохнула.
   - Я знаю, деточка. Но завтра не пойдем, хорошо? Маме надо уйти. Ей...
ей надо повидать одну знакомую.
   У Элен округлились глаза.
   - Знакомую? А мне можно с тобой? Какую знакомую? А я ее знаю?
   - Нет, нет! - Ее мать ласково заворковала. -  И  завтра  тебе  нельзя
пойти со мной. Может, как-нибудь в другой раз. Если ты будешь умницей. А
гулять мы пойдем. Как только мама вернется - пойдем, как всегда.
   Элен заплакала. Она не знала почему и не  могла  остановиться.  Знала
она только одно: вдруг все стало плохо.  Сначала  сюрприз,  и  вовсе  не
приятный, а очень гадкий. А теперь - это.  Слезы  текли  по  ее  лицу  и
капали на одеяло.
   - Ах, Элен... - Ее мать подбежала к ней и крепко ее  обняла.  Слишком
крепко.  Лицо  Элен  прижималось  к  худенькому  плечу  матери,  и   она
чувствовала, что мама внутри вся натянута - жесткая, проволочная, словно
сама вот-вот заплачет.
   - Деточка моя, не плачь! Ну, не будь глупенькой.  Ты  устала,  вот  и
все. И ты еще очень маленькая, и... -  Мама  замолчала  и  вдруг  рывком
отодвинулась. И голос ее стал таким странным - не тихим и ласковым,  как
всегда, а тонким и прерывистым.
   - Мне тридцать один, Элен. Тридцать один год. Это  немного.  Это  еще
молодость. Я еще молода. И...  Маме  нужны  друзья,  деточка.  Они  всем
нужны. Ты же не хочешь, чтобы мама была одинокой... не  имела  друзей...
ведь не хочешь?
   Элен внимательно на нее посмотрела. Ее слезы перестали капать так  же
внезапно, как хлынули. Но мама не увидела - она отвернулась.
   - Нет, - сказала наконец Элен, и мама вздохнула.
   Она нагнулась, поцеловала Элен в лоб  и  снова  уложила  под  одеяло.
Потом погасила лампочку и пошла к двери.
   - Мамочка?
   - Что, детка?
   - А ты наденешь к этой знакомой свое новое платье? Наступила  тишина,
а потом ее мать тихо засмеялась.
   - Может быть, - сказала она. - Очень может быть!  Голос  у  нее  стал
почти веселым. Потом она закрыла дверь.
   И она надела новое платье. Наверное, она  почти  до  утра  перешивала
его, чистила и гладила, потому что, когда она его надела,  оно  было  ей
совсем впору, а пятно исчезло. Она надела его и долго смотрела на себя в
треснутое старое зеркало в спальне. Потом засмеялась, захлопала в ладоши
и закружилась.
   - Видишь, радость моя? Красивое, правда? Как мама и сказала?
   Элен выпятила губу и молча на нее  смотрела.  Мама  успела  вымыть  и
волосы - они блестели в солнечном свете; лицо она подкрасила тоже  очень
тщательно. Брови у нее стали чуть заметнее  обычного,  а  губы  казались
алым бантиком. Она перестала кружиться, подошла к ней и крепко обняла.
   - Ну, не дуйся, деточка, - не надо. От  этого  ты  становишься  такой
некрасивой! Мамочка скоро вернется, она же тебе сказала. И  знаешь  что?
Почему бы и тебе не нарядиться? В твое особое платье. И дай мамочка тебя
причешет. И тогда мы обе будем красивыми леди, а когда мамочка вернется,
пойдем гулять, хорошо? По берегу ручья в наших красивых платьях, и будем
держаться за руки, и споем, и  будем  играть,  будто  мы  в  Лондоне,  в
Риджент-парке, и идем слушать оркестр. Ну, так как же? Договорились?
   Элен ничего не сказала, но  мама  даже  не  заметила.  Она  была  вся
какая-то взволнованная и суетливая. Она засовывала и впихивала Элен в ее
праздничное платье. Оно было хорошенькое и обычно  нравилось  Элен.  Его
сшила мама, спереди собрала складочки и сделала кружевной воротничок  из
старой нижней юбки. Элен надевала его, когда они ходили в Селму в  кино.
Но сегодня оно показалось ей неудобным - тесным и кусачим  под  мышками.
Она чувствовала, что вся вспотела,  а  в  трейлере  было  душно,  словно
собиралась гроза. У мамы на лбу и на верхней  губе  выступили  бисеринки
пота.
   Мама расчесывала щеткой длинные светлые волосы Элен, пока они тоже не
заблестели, а потом достала щипцы  для  завивки,  нагрела  их  и  завила
длинные волнистые  пряди  в  светлые  кудряшки.  Элен  видела,  что  она
старается сделать ей приятное, и чем больше мама старалась, тем жарче  и
душнее ей становилось.
   Наконец мама посмотрела на свои часики и сказала:
   - А теперь - самое особое. И тебе тоже - один разочек можно.
   Она подошла  и  выдвинула  ящик  желтого  безобразного  комода  у  ее
кровати, порылась в глубине и достала коробочку. Особую коробочку.
   Она была совсем белая с золотой надписью,  а  внутри,  в  углублении,
выстланном пожелтевшим  белым  атласом,  была  бутылочка  со  стеклянной
пробкой. Совсем маленькая бутылочка, а  на  самом  донышке  в  ней  была
капелька оранжево-коричневой маслянистой жидкости. Очень-очень осторожно
мама наклонила  бутылочку  так,  что  часть  жидкости  попала  на  конец
стеклянной пробки, и тогда она вытащила пробку. Потерла ею за ушами и по
голубым жилкам с нижней стороны запястья, а потом помазала и Элен.
   Элен сморщила нос.
   - Пахнет непонятно...
   - Это самые дорогие духи в мире! - Ее мать смотрела на  бутылочку.  -
Ты помнишь? Я же тебе рассказывала. Они называются  "Радость"  и  пахнут
весной. - Внезапно ее лицо омрачилось. - Этот флакон я берегла семь лет.
И теперь ничего не осталось.
   Элен подумала, что раз так, она выбросит бутылочку,  но  мама  ее  не
выбросила, а воткнула стеклянную пробку на место, положила  бутылочку  в
углубление и убрала коробочку в ящик. Потом вздохнула.
   - Никогда не оставляй духи стоять на свету, Элен. Они  улетучиваются.
Запомни. А теперь... - Она посмотрела на часики и ахнула. - Мне пора.  Я
задержалась. Ты будешь умницей, правда?  Оставайся  возле  прицепа,  как
всегда. И  помни  про  наклейки  на  часах.  Когда  стрелки  подойдут  к
наклейкам, мамочка будет дома.
   Она поцеловала Элен, обняла ее очень крепко и ушла. Элен смотрела  ей
вслед. Мама спустилась со ступенек и пошла через двор, а когда вышла  за
штакетник, то побежала.
   Элен пошла на кухню, встала перед холодильником и посмотрела на часы.
Она нахмурилась. Наклейки передвинулись. Одна  была  у  двенадцати,  как
всегда. Вторая была у шести.
   Она растерянно смотрела на часы.  Что  это  означает?  Мама  вернется
раньше или позже? Она попробовала догадаться, но в трейлере было жарко и
душно, а потому она отвернулась  от  часов  и  вышла  наружу.  Осмотрела
английский сад. Он выглядел гадко-прегадко. Все цветы завяли на  солнце,
а камушки были не там, где следовало. Она ткнула  в  них  носком  туфли.
Камушки, а не галька! Может, если  набрать  воды  из  колонки  и  полить
цветы, они оживут? С некоторым сомнением она взяла  бутылку,  налила  ее
дополна и, увлекшись  своей  задачей,  опустилась  на  колени  и  начала
осторожно лить воду. Это оказалось трудно. Вода разбегалась по пыли и не
всасывалась там, где нужно. Мох сдвинулся, засохшие одуванчики попадали.
   - Чего ты их поливаешь? Они же засохли. Элен медленно подняла голову.
Это был один из Тэннеров. Билли Тэннер,  наверное.  Она  прищурилась  от
солнца. Да, Билли Тэннер. Он опирался на штакетник и смотрел на нее. Она
молча  поглядела  на  него.  Он  был  совсем  коричневый,  а  подстрижен
некрасиво, как все Тэннеры, - ежиком, говорила мама.  Так  коротко,  что
сквозь каштановую щетину поблескивала кожа. И какой он  был  некрасивый!
Без рубашки, без ботинок... Хотя Тэннеры  в  ботинках  ходили  только  в
школу. И в синих джинсах, обрезанных над коленками - таких  старых,  что
они стали почти белыми.
   Она уставилась на  него,  но  не  ответила.  Может,  если  она  будет
молчать, он уйдет. И она вылила на пыль еще воды.
   Билли Тэннер быстро покосился на  трейлер,  потом  открыл  калитку  и
вошел во двор. Он остановился шагах в трех от нее и  принялся  загребать
ногами пыль. Ноги у него были грязные, в рыжей пыли чуть не до колен.
   - Они же завяли. Поливай -  не  поливай,  толку  не  будет.  Раз  они
завяли. - Он помолчал. - Хочешь, я принесу тебе хороших? Я знаю, где  их
много. Покрасивше этих. Большие такие. Ниже по ручью.
   Элен откинулась на корточках и опасливо посмотрела на него. Предложил
он ей помощь небрежно, но по-дружески. Другие Тэннеры стали бы  смеяться
или бы расшвыряли камешки ногами. Но Билли был лучше остальных Тэннеров,
вспомнилось ей. Однажды, когда за ней еще присматривала Миссисипи  Мэри,
она упала перед другими прицепами, а Билли ее поднял  и  промыл  ссадину
под коленкой. Она решилась.
   - Это английский сад, - объяснила она.
   Билли ухмыльнулся и присел на корточки рядом с ней.
   - Английский сад? А ты что, видела английские сады?
   - Нет. Но мама видела. Она мне про них все  рассказывала.  Они  очень
зеленые, и в них много-много  цветов.  Ну,  как  сад  Калвертов,  только
лучше.
   - Ага... - Он наклонился и ловко переложил камешки. - Надо вот так  -
чтобы получилась плотина, поняла? Тогда вода  не  скатится.  Хочешь  еще
попробовать?
   Элен попробовала. Она осторожно вылила воду, и вода растеклась  перед
камешками в лужицу, как ей и хотелось. Мало-помалу,  вода  ушла,  и  она
улыбнулась.
   - Благодарю тебя.
   - Да ладно! - Он пожал плечами, а сам, заметила Элен, косился на  нее
- на волосы, на праздничное платье, на голые ноги и сандалии. Сначала от
его взгляда ей было не по себе, но он ее не тронул, даже не попытался, и
немного погодя ей стало приятно.
   - А у тебя волосы красивые, знаешь? - неожиданно сказал он, и Элен  с
удивлением   увидела,   что   он   покраснел.   Лицо   у   него    стало
свекольно-красным, и он перестал улыбаться. - Я один раз  видел  девочку
вроде тебя. В книжке с картинками. В школе.
   Элен ответила ему неуверенным взглядом, не зная, похвалил он  ее  или
наоборот. Но, прежде чем она успела что-нибудь  сказать.  Билли  сморщил
нос и засмеялся.
   - А вот пахнешь ты чудно. Чем это от тебя воняет?
   - Много ты понимаешь! Это духи. Французские духи. Меня мама надушила.
Это самые дорогие духи в мире, вот что, Билли Тэннер!
   - Правда?
   - Правда. И они называются "Радость". - Она с достоинством посмотрела
на него, потом повернула руку запястьем к нему. - Понюхай по-настоящему.
Вот тут, видишь? Они очень хорошие.
   Билли поколебался, потом неуклюже пригнулся к ее запястью и понюхал.
   - Ты говоришь, это духи?  Которые  хорошо  пахнут?  -  Глаза  у  него
округлились от недоумения. - Разит, как от матерого кота.
   - И вовсе нет! - Элен сердито отдернула руку.
   - Верь - не верь, твое дело. - Он пожал плечами и выпрямился.  Отошел
на несколько шагов, посмотрел на небо, потом вниз на пыль,  потом  опять
на Элен.
   - Твоя мамка ушла? Хочешь искупаться? - Он помялся.  -  Я  знаю  одно
клевое местечко. За  хлопковым  полем.  Там  ни  ребят,  ни  черномазых.
Хорошее место. - Он помолчал. - Моих братьев и сестер я туда ни разу  не
водил.
   - Мне нельзя. Я должна ждать тут. Пока  мамочка  не  вернется.  Когда
стрелки на часах дойдут до красных наклеек. Вон там, в кухне, видишь?  -
Элен важно помолчала. - Она пошла в гости к знакомой.
   Билли направился к трейлеру и заглянул в окошко.
   Потом засмеялся:
   - Шесть! Она только в шесть придет. Через целых три часа с хвостиком.
И что ты тут будешь делать три часа? Или ты  чокнутая?  Пошли  купаться.
Твоя мамка ничего и знать не будет.
   Элен  уставилась  на  него.  Ей  хотелось  пойти.  Вдруг  очень-очень
захотелось. Так гадко сидеть тут и ждать.  Гадко-прегадко,  и  жарко,  и
одиноко. Она закусила губу.
   - Я... я не умею плавать, - выговорила она наконец.
   - Я тебя научу. Подумаешь! - Он засвистел, потом перестал и спросил:
   - А сколько тебе лет-то?
   - Семь. Почти семь.
   Он, казалось, удивился, потому  что  снова  оглядел  ее  -  медленно,
сверху вниз, как в первый раз.
   - Я думал, ты постарше. Вид у тебя старше. -  Он  помолчал.  -  А  ты
совсем малявка!
   - Вовсе нет! - Элен негодующе выпрямилась во  весь  рост.  -  Я  умею
читать, и писать, и...
   - Буквы? Ты буквы умеешь читать? А давно?
   - С пяти лет. Мамочка меня научила. Еще до школы.  -  Она  умолкла  и
оценивающе его оглядела. - А ты умеешь читать буквы?
   - А как же? Конечно, умею. Я книжку прочел. И даже две. Ну, знаешь, с
картинками - я же говорил. Мамка прямо возгордилась, когда услышала, как
я подписи разбираю. Папка этого не умеет, а он взрослый мужик.
   Элен слушала его очень внимательно. Он словно не стыдился  того,  что
его отец не умеет читать. Она поколебалась:
   - А тебе сколько лет?
   - Одиннадцать.  Двенадцать  сравняется  в  День  Благодарения.  -  Он
покопался ногой в пыли. - Так ты идешь купаться? Или нет?
   Элен глубоко вздохнула.
   - Ладно. - Она  с  тревогой  оглянулась  на  часы.  -  Только  совсем
немножко!
   - Ага! - Билли засмеялся. Он словно обрадовался и  перепрыгнул  через
калитку. - Так идем? А разговариваешь ты чудно, тебе про  это  никто  не
говорил?
 
*** 
 
   Заводь была узкой, заслоненной тополями.  Они  добрались  до  нее  по
проселку, который вел к плантации Калвертов, а  потом  сворачивал  вдоль
канавы, пересекавшей поле. Слева  Элен  видела  крыши  лачуг,  где  жила
Миссисипи Мэри, и дымок, лениво тянувшийся к свинцовой голубизне  небес.
Справа раскинулись хлопковые поля, которые майор Калверт еще держал  под
хлопком, а дальше стеной вставали болотные кипарисы, заслонявшие большой
дом и сады от полей.
   Она с трудом поспевала за Билли, спотыкаясь на засохшей грязи рытвин,
а жесткая трава и колючки цеплялись за ее платье.  Ей  было  жарко,  она
запыхалась и была одновременно полна веселым волнением и тревогой.  Кожа
у нее стала липкой, праздничное платье облепляло  тело  и  царапало  под
мышками. Потом Билли остановился, пополоскал во рту слюной и сплюнул. Он
ухмыльнулся ей, и она только теперь заметила, какими синими кажутся  его
глаза на фоне загорелого лица. Он поднял ладонь и мотнул головой.
   - Вон там, видишь?
   Элен широко раскрыла глаза. Он указывал на тополя, которые  росли  по
сторонам овражка. Почти сразу за ними начинались болотные кипарисы.
   Там? Но ведь большой дом совсем  рядом!  Прямо  у  края  сада!  Билли
подмигнул.
   - Ага! Но мы же в ворота не пойдем!
   Он потянул ее через  канаву  в  кусты.  Прямо  перед  ними  оказалась
изгородь из колючей проволоки. Билли прижал палец к губам.
   - Ну, ладно. Я приподниму проволоку, а ты пролезешь под ней.  Видишь,
тут она повыше? Лезь, чего ты ждешь? И говори потише, поняла?  Нам  надо
пробраться по краю сада и спуститься к заводи,  и  порядок.  Я  же  тебе
говорил. Сюда никто никогда не ходит...
   Элен заколебалась, потом, тщательно предохраняя платье от  проволоки,
пролезла под ней. Билли проскользнул следом и снова взял ее за руку.  Ей
стало хорошо. Они оказались среди высоких разросшихся кустов,  где  было
сумрачно и цараписто. В крохотные  просветы  между  ветками  она  видела
зеленую траву, низ высоких белых колонн. Сердце у нее колотилось,  и  ей
казалось, что она очень шумит, хотя Билли шел перед ней почти беззвучно.
Раза два он быстро нагибался и приседал, прислушиваясь,  а  сердце  Элен
колотилось еще сильнее. Что,  если  кто-нибудь  их  услышит?  Что,  если
кто-нибудь из садовников увидит их, или  -  еще  страшнее  -  сам  майор
Калверт? Что, если он появится среди кустов в своем белом  костюме  и?..
Она отчаянно дернула Билли за руку. Он остановился. Элен  почувствовала,
что  стала  совсем  красной  от  стыда.  Она  замерла,  обеими  пальцами
вцепившись в подол.
   - Билли! Билли! Я хочу... Мне надо...
   Лицо Билли расползлось в широченной усмешке.
   - Да ладно! Со мной то же было, когда я  сюда  в  первый  раз  залез.
Оттого, что стараешься не шуметь. Посикай тут за кустом. Я  смотреть  не
буду.
   Элен уставилась на него  в  изумлении.  Он  как  будто  ничуточки  не
смутился, а она узнала новое слово. Только