Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
и никакого вреда принести не могли, поскольку
оставались необнаруженными. Селестина очень рано поняла, что чем меньше
знают мужчины, тем лучше. Они приходили к ней ради одного, и она
обслуживала их во всю меру своих немалых способностей. Ей очень повезло,
что война забросила в Лондон столько французов: несколько часов,
проведенных с французским офицером, обеспечили ей неиссякаемый поток
довольных клиентов в военной форме.
Ее картонные карточки хранились теперь в бумажниках многих членов
штаба генерала де Голля, и Селестину это радовало - небольшой
дополнительный доход, дух патриотизма, да и вообще после стольких лет
было приятно снова болтать в будуаре по-французски. Проходя мимо
штаб-квартиры Свободной Франции, Селестина непременно посылала зданию
воздушный поцелуй и молча желала молодым людям в его стенах bonne chance
.
Она приняла как большую честь возможность услужить блестящему
молодому наследнику барона де Шавиньи и была очень польщена, когда в
заключение довольно бурных совокуплений он объяснил ей, как способен
объяснить только француз, злосчастные терзания своего младшего брата.
Выступать в такой роли ей уже доводилось, и она сразу же дала согласие.
Ей любопытно было познакомиться с юным Эдуардом, и, улыбаясь про себя,
она подумала, что с ее помощью он, возможно, станет куда более искусным
любовником, чем его энергичный, но прямолинейный брат.
К встрече с ним она готовилась очень тщательно, по опыту зная, что
костюм во вкусе клиентов постарше - черный кружевной корсет, стягивающий
талию и выпячивающий, не закрывая, ее полные груди, пышные подвязки,
тончайшие чулки и прозрачный пеньюар - скорее всего перепугает мальчика.
Когда она кончила одеваться для него, то осталась довольна: эротично, но
не вызывающе, вместо черного - белое, милые ленточки, кружева - и все
скрыто халатом из голубого крепдешина. Она тщательно причесалась и
всунула миниатюрные красивые ножки в голубые туфли на высоком каблуке,
украшенные перьями марабу.
Жан-Поль предусмотрительно снабдил ее бутылкой шампанского, которую
она уже поставила на лед. Как и чайник на огонь - некоторые молодые люди
в первый раз предпочитали чай.
Закончив приготовления, она села ждать его.
Эдуард отправился в незнакомый район Мейда-Вейл на такси. Приехал он
в четверть третьего и сорок пять минут расхаживал по улицам в нервном
волнении. Несколько раз он уже готов был подозвать проезжающее такси и
вернуться домой, но это было бы трусостью. Как он посмотрит в глаза
Жан-Полю? И в конце концов ровно в три он подошел к двери и нажал кнопку
звонка.
Жан-Поль сказал - пять фунтов. Эдуарду это показалось не просто
скаредным, но плебейским. Поэтому он забрал из запасов Итон-сквер
большую коробку французских шоколадных конфет - в Лондоне теперь ничего
подобного купить было невозможно, - положил внутрь десятифунтовую купюру
и тщательно вернул на место ленту и обертку. Кроме того, он купил у
цветочницы букетик роз и теперь, ожидая у двери, перекладывал розы и
конфеты из руки в руку.
Никогда еще он не чувствовал себя таким растерянным, таким никчемным
и никогда еще не испытывал столь полного отсутствия хоть какого-то
интереса к женщинам. Но все переменилось, едва Селестина открыла дверь,
вспорхнула впереди него по лестнице, стуча туфельками с перьями, и
пригласила войти в гостиную. Она весело болтала по-французски, и его
смущение тут же рассеялось. Она налила ему шампанского, и он осушил
бокал одним глотком, а потом, к величайшему его облегчению, она просто
села и завела разговор, словно они были старыми друзьями.
Эдуард смотрел на нее и думал, что она, возможно, не так уж юна, но
зато обворожительна. Она напомнила ему картины Ренуара в отцовской
коллекции - отливающие червонным золотом, высоко зачесанные волосы,
пряди, вьющиеся у глаз, ложащиеся на нежную шею. Глаза у нее были
прозрачно-голубые, а крохотные морщинки в уголках только придавали
ласковость ее улыбке. Она не нуждалась в косметике и почти ею не
пользовалась - ее лицо все еще хранило свежесть и мягкие тона молодости.
Он зачарованно глядел, как она качнула стройной ногой и повернула
лодыжку, словно любуясь голубой туфелькой. Когда она наклонилась вперед,
чтобы предложить ему еще бокал шампанского, а он вежливо отказался, ее
халат приоткрылся и он увидел манящий изгиб пышных грудей. Этого
оказалось достаточно: он с восторгом почувствовал, что его тело как
будто отозвалось. И Селестина словно бы поняла, потому что встала и
ласково повела его к себе в спальню, где, к его все возрастающему
восторгу, сначала раздела его, а потом позволила ему снять с себя халат.
С внезапной отчаянной самоуверенностью он опрокинул ее на белоснежные
простыни и принялся страстно целовать. А менее чем через пять минут, к
своему мучительному, унизительному стыду, вдруг разрыдался.
Селестина полулежала на подушках, крепко обнимая мальчика. Он сердито
всхлипывал, уткнувшись ей в грудь, а она нежно, по-матерински гладила
его волосы, пока первый пароксизм злости и горя не миновал и он не затих
в ее объятиях. Она смотрела на темный затылок, и ее отзывчивое сердце
преисполнялось состраданием. Если бы он только знал - этот красивый юный
мальчик, - что первый раз почти всегда бывает именно так; что он не
первый и не последний мужчина, оплакивающий злыми слезами то, что ему
представляется непростительным фиаско, которое довелось потерпеть только
ему. Очень ласково, все время поглаживая его густые волосы, она
заговорила:
- Vas-y, mon petit . Не нужно плакать. В первый раз всегда так,
поверь мне. Ты взволнован, тебе не терпится, но это только естественно.
Не тревожься. Ну, ты кончил быстро - слишком быстро, как тебе кажется.
И, может быть, ты вообразил, будто я обиделась. Да ничего подобного! Я
принимаю это как комплимент, mon chиrie , как комплимент. Ты слышишь? В
моем возрасте приятно убедиться, что ты еще можешь так сильно
понравиться молодому человеку. А кроме того, у нас еще много времени -
столько, сколько ты захочешь. И ты убедишься, chиrie, что в твоем
возрасте подобное - пустяк, который тут же забывается. Следующий раз - а
их предстоит так много! - будет гораздо лучше. А потом все лучше, все
лучше, пока наконец ты не начнешь учить меня; ты будешь решать, ты
будешь... как это говорится?.. Ты будешь заказывать музыку.
Она улыбнулась, все так же ласково поглаживая его по голове.
- Неужели ты думаешь, chиrie, что умение заниматься любовью мы
получаем от рождения? Что мы, мужчины и женщины, в самый первый раз уже
знаем, что делать, а также самый лучший, самый приятный способ, как это
chиrie. Мало-помалу. Ну, как в школе. Только эти уроки приятны. И
доставляют всем наслаждение...
Она улыбнулась в его волосы, почувствовав, как расслабляется его
сильное юное тело. Скоро, подумала она, через минуту и гораздо раньше,
чем он отдает себе отчет, у него снова встанет и он будет готов заняться
любовью во второй раз. Но пока не следует его торопить. Он - как
олененок, подумала она, маленький, робкий олененок. Что-то неожиданное,
что-то грубое, и она вспугнет его, внушит ему страх. Нет, надо быть
нежной и неторопливой... медлить... медлить... А он красив. Как красив!
Она уже почти забыла, каким красивым может быть юношеское тело -
гладкая, как у девушки, кожа, гибкость мышц, плотные округлости ягодиц,
плоский живот, сильные бедра. Она ощутила медленно поднимающуюся
блаженную волну желания. Что за глаза - такая изумительная синева, и эти
черные-черные волосы... Она погладила широкие плечи. Напряжение,
сковавшее его тело, прошло.
Она осторожно приподняла его и тоже села. А теперь что-нибудь
простое, телесное, подумала она. Да, пожалуй, так лучше всего.
- Chиrie... - Она подняла его руки, придавая своей просьбе вид самой
обычной услуги. - По-моему, так не совсем честно. Ты выглядишь таким
красивым, тебе удобно, а я... а на мне все еще эта глупая вещь. А кроме
того... - она дразняще перехватила его взгляд, - она же теперь чуть-чуть
мокрая, правда? Ты не поможешь мне расстегнуть ее? Да-да, на спине. Все
эти крючочки и петельки, До них так трудно дотянуться. И чулки! Ну для
чего мне чулки...
Сначала он снял чулки. Затем дрожащими пальцами расстегнул белый
кружевной корсет. Селестина осталась нагой. Она улыбалась ему, а Эдуард
смотрел завороженным взглядом. Конечно, он видел такие картинки -
Жан-Поль ему показывал... Но живую нагую женщину он видел впервые. Он
даже вообразить не мог такое роскошество плоти, такую прелесть. У
Селестины были полные тяжелые груди с розовыми сосками. Пышные бедра
контрастировали с еще тонкой талией, а между ногами темнел треугольник
рыжевато-золотистых волос, курчавых, пружинящих на ощупь, таких заметных
на фоне кремовой кожи! Почти машинально он потрогал ее там, слегка нажав
на завитки волос, и, к его удивлению и радости, Селестина чуть-чуть
застонала от его прикосновения.
Он растерянно посмотрел на нее, и ее губы сморщились в улыбке,
голубые глаза заблестели.
- Но, да... ты удивлен? Почему? Мне очень приятно, когда ты трогаешь
меня там. И мне будет приятно, я думаю, если ты меня поцелуешь. Один
маленький поцелуйчик.
Эдуард неуклюже обхватил ее руками и, наклонившись! к ее лицу,
целомудренно поцеловал ее сомкнутые губы - очень нежно, и Селестина
испустила глубокой вздох.
- Ах, как хорошо! Мне нравится, как ты целуешь. Еще, прошу тебя...
На этот раз, когда он прикоснулся к ее теплым мягким губам, она
приоткрыла их. Эдуард чуть-чуть тронул их языком, а она снова вздохнула
и прильнула к нему.
- Comme зa, chиrie. Oh oui, comme зa... Она с нежной настойчивостью
забрала его язык в рот, обнимая его так, чтобы он не прижимался к ней
слишком сильно, чтобы совокуплялись только их рты. Эдуард ощутил
экстатическую дрожь. Селестина принялась ласкать его шею, плечи, спину,
и тут же он ощутил, как подпрыгнул и отвердел его член, губы Селестины
вздернулись в торжествующей улыбке. Она воркующе засмеялась и чуть
отодвинулась, глядя вниз.
- А! Вот видишь, что произошло? И так быстро! Одна минута - и ты
снова такой большой. Большой, твердый, сильный. Ты настоящий мужчина,
chиrie, ты знаешь это? Этим ты можешь доставить женщине такое
наслаждение, chиrie, такое наслаждение...
Она тщательно избегала прикосновения к нему, а когда он попытался
снова опрокинуть ее на подушки, мягко его остановила и с упреком
покачала головой. С радостью она увидела в его глазах дразнящий огонек.
Его позабавило... Отлично! Значит, он становится уверенным в себе.
- Подождать? - Он улыбнулся. - Не слишком торопиться?
Селестина взяла его руку.
- Ради меня, - сказала она нежно. - Ты знаешь, для женщины заниматься
любовью - это чудо. И она хочет, чтобы оно длилось, не обрывалось вдруг.
Она не всегда способна возбуждаться так же быстро, как мужчина, и он
должен помочь ей.
Она подняла его ладонь и прижала ее к соску.
- Коснись меня тут, chиrie. Ах, как я хочу, чтобы ты гладил меня. Вот
здесь, видишь? Вот так. Да, вот так...
Эдуард подсунул ладони под ее груди и ощутил их вес. Затем, сам не
зная как, он сделал то, что жаждал сделать, о чем мечтал. Он пригнул
лицо, целуя упругую плоть. Потом уткнулся лицом в ложбинку между ее
грудями, приподнимал их, гладил, по очереди зажимал губами мягкие
розовые соски. Он щекотал их языком и почувствовал, как они твердеют. По
его телу пробежала судорога, и Селестина удержала его.
- Doucement, doucement, mon chиrie. Pas trop vite... doucement...
Он сдержался, помедлил, почувствовал, что напряжение проходит, и
посмотрел на нее.
- Coome зa? Comme зa tu aimes? - Он снова взял сосок в губы и
принялся сосать. На этот раз судорога пробежала по телу Селестины.
- Mais oui. Tu sais bien. Comme зa, Edouard, comma зa...
Селестина чувствовала, что ее собственное тело отзывается, кровь
билась в жилах, словно невидимая цепь нервов соединяла ее груди и лоно,
и каждый этот нерв пел от наслаждения. Она почувствовала, что
увлажняется, и ей уже было трудно сохранять неподвижность. Ей хотелось
раздвинуть ноги, позволить ему прикоснуться к ней там. Он учится быстро,
мелькнуло у нее в голове, очень быстро...
Он оторвался от ее груди и поцеловал в губы.
- Mais, que tu es belle, si belle... - бормотал он ей в рот, его
дыхание учащалось, и Селестина боролась с собственными инстинктами,
боролась, чтобы поцелуй был медленным и нежным. Не чересчур страстным,
не чересчур глубоким, не чересчур долгим - пока еще... пока еще... Его
член упирался ей в живот, и она осторожно, бережно отодвинулась, чтобы
высвободить его, опасаясь, что от давления он тут же кончит...
- Doucement, Edouard. - Она позволила своим ладоням погладить его
прекрасные плотные ягодицы и слегка подвинулась, так что теперь они
лежали рядом. Когда она решила, что он опять чуть-чуть успокоился, то
взяла его руку и поднесла к губам.
- Ты такой чудесный. Такое чудесное чувство, когда ты прикасаешься ко
мне. Ты это знаешь? По-моему, ты чувствуешь, как мне это нравится, да?
Ты видишь, какими твердыми становятся мои соски, когда ты прикасаешься
ко мне, когда целуешь меня там. Это первый признак, Эдуард. Но есть и
другие... - Очень медленно она потянула его руку вниз к треугольнику
золотых волос. Она задержала ее там, потом раздвинула ноги.
- Чувствуешь? Тайное место женщины, что в ней, то известно только ее
любовнику. Чувствуешь, chиrie, как мягко, как влажно? Это потому, что ты
сделал так, что я хочу тебя, Эдуард, очень хочу...
Эдуард позволил, чтобы его руку увлекли в мягкое, влажное. Он
раздвинул две мягкие губы и среди складок и складочек нащупал тайну -
нащупал бугорок. Он осторожно прикоснулся к ней указательным пальцем и
изумился: Селестина вскрикнула, выгнулась. Он наклонился и поцеловал ее
долгим, медленным, блаженным поцелуем, а его рука осторожно поглаживала,
осторожно исследовала. Селестина пошевелилась под ним. Она приподняла
колени и раздвинула ноги шире - Эдуарду она казалась невыразимо мягкой,
невыразимо упругой, невыразимо и волшебно распахнутой. Он отнял руку, но
Селестина взяла ее, поцеловала, и впервые в жизни Эдуард ощутил медовое
благоухание женщины, готовой для любовного действа, пряное, чуть
солоноватое, точно запах обитателей морских вод.
Он снова опустил руку, Селестина сделала движение навстречу, и его
пальцы легко, нежно погрузились в нее. Он застонал, и Селестина поняла,
что ей надо поторопиться.
С ловкостью, рожденной опытом, она повернулась так, что он оказался
между ее бедер. Ласково отодвинув его руку, она направила набухшую
головку его члена в мягкое влагалище. Ее губы чуть приподнялись, и он
погрузился в нее. И тут она замерла, хотя его красота и нежность
действовали на нее возбуждающе и больше всего ей хотелось приподняться,
втянуть его глубже, глубже. Но она не шевелилась, предоставляя все ему.
На пятом движении он с судорожным криком кончил внутри ее, и Селестина
нежно и бережно обвила его руками.
Не прошло и часа, как он снова испытал эрекцию, но уже без смущения и
страха, явно гордясь собой. Селестина тоже испытывала гордость. И он
очень ей нравится, думала она, с нежностью поглядывая, как он сосет ее
полные груди. Ей нравилось, что в нем нет хвастливости нравилась
инстинктивная ласковость и деликатность его прикосновений. О, из него,
из этого юноши, получится великолепный любовник, возможно, даже великий,
редкостный, а таких очень мало. Он не уподобится многим и многим из них:
жадные скоты, такие грубые, такие торопливые, а после думающие только,
как бы скорее сбежать. Нет, он будет щедрым, даря наслаждение, а не
только его получая, - открытым, отзывчивым...
- Tu seras... exceptionel, tu sais , - прошептала она, и мальчик
поднял голову. Комплимент его обрадовал, но и немного насмешил, и это ей
тоже понравилось. Ей нравился его быстрый ум, его веселость. В конце-то
концов, серьезность в постели совсем не обязательна, все становится
таким скучным! Страсть - да, женщинам она нужна, но и немножко любовной
игры тоже.
- Покажи мне... научи меня... - Он замялся. - Я хочу доставить
наслаждение тебе в ответ...
Селестина вздохнула и погладила его по голове. многим женщинам ее
толка, ей было трудно достичь оргазма с мужчиной. Она давно примирилась
с этим. Процесс доставлял ей удовольствие, и отсутствие финала никогда
ее особенно не огорчало. Она находила достаточно удовлетворения в
объятиях и ласках, а если их оказывалось мало, то было нетрудно снять
телесное напряжений когда мужчина уходил. Ее наслаждением было
доставлять наслаждение. В молодости, с первым ее ком, и со вторым, все
было иначе. Они легко умели доводить ее до экстаза. Но они с ней
расстались, и дальше стало труднее. У нее складывалось убеждение, что ей
мешает собственное сознание, которое противилось тому, чтобы она
отдавала все мужчинам, чаще и чаще совсем чужим и незнакомым.
Но ее умилила просьба мальчика, и она улыбнулась ему.
- Хорошо... Дай я покажу тебе.
Она осторожно положила руку себе между ног, всунула палец между
губами и подвигала рукой.
- Видишь? Где ты ко мне уже прикоснулся, chиrie. Если ты тронешь меня
там, только не грубо, а легонько и не торопясь...
Она вынула заблестевшие пальцы. Эдуард тронул ее так, как она только
что себя трогала, почувствовал бугорок клитора между мягкими губами и,
подчинившись неожиданному порыву, опустился на колени и поцеловал ее.
Вновь этот пьянящий, влажный, солоноватый запах! Он чуть-чуть
прикоснулся языком к набухшему бугорку - эффект был мгновенным. Вновь
она выгнулась, ее руки опустились на его голову, и он, не отнимая языка,
сжал руками ее груди, и Селестина застонала.
- Вот так? - Он остановился, и она торопливо пригнула его назад.
- Да, Эдуард, да. Там. Вот так...
Селестина вся дрожала. Нет, он был достаточно неловок, но более
опытный мужчина оставил бы ее холодной. А вот он сумел, осознала она с
удивлением, пока внутри ее нарастали и нарастали жаркие волны. Что-то в
нем, какая-то магия, то, что он захотел доставить ей наслаждение, то,
как он смотрел на ее тело - конечно, со сладострастием, но и нежно,
застенчиво. Ей вспомнилось прошлое, и стало хорошо, так хорошо... И да!
Вопреки всему она поняла, что это произойдет. Ее тело напряглось в
ожидании взрыва. И тут мягкие ритмичные движения его языка остановились,
давление его губ исчезло, и она вскрикнула от муки внезапной неутоленной
потребности. Но он снова прикоснулся к ней влажным ртом, его руки
сжимали ее бедра, притягивали ее к нему, и она закричала, потому что
горячий вал подхватил и понес ее. Эдуард почувствовал под губами
внезапное яростное биение. Он приподнялся, толчком вошел в нее и с
огромной радостью ощутил, как сжались ее мышцы вокруг его плоти и
разжались.
Теперь четырьмя-пятью фрикциями дело не ограничилось. Он победоносно
обнаружил, как прекрасно, как замечательно, как возбуждающе почти
выскальзывать из ее тела, а потом погружаться глубоко-глубоко, чувствуя
прикосновение к шейке ее матки; а потом переменить ритм с медленного на
быстрый, а потом опять на медленный. Он открыл для себя, как меняются
ощущения, когда Селестина тоже начала двигаться, с