ю-то  минуту  почувствовала  угрызения  совести.  Эта
женщина была к ней добра, а она ее обманула... Но тут  же  чувство  вины
исчезло. Для нее это была не ложь, а что-то вроде репетиции.
   Ей надо было кое-что сделать, прежде чем отправляться в  аэропорт,  и
она  это  сделала,  крепко  прижимая  к   себе   картонный   чемодан   и
протискиваясь через толпу.  Она  прошла  по  Пятой  авеню,  прошла  ради
Вайолет, внимательно разглядывая  витрины.  Было  очень  жарко,  ветерок
образовывал завихрения воздуха.  Она  подняла  голову  и  посмотрела  на
здания, возносящиеся к небу. Опустив глаза, она увидела,  что  слюда  на
тротуарах блестит, как алмазы. Люди - множество людей, запах кренделей с
солью, которыми торговали на перекрестках,  привратник,  величественный,
как солдат в парадном мундире, автомобили, плотно прижатые друг к другу,
движущиеся по всей длине  авеню.  Вокруг  чувствовалась  суматошность  и
целенаправленность, и ей захотелось побежать, закричать.  Она  взглянула
на собор Святого Патрика, потом засмотрелась на вход  в  отель  "Плаза",
наблюдая за входящими и выходящими. Она чувствовала биение сердца города
под своими подошвами, пульс воздуха, которым она дышала, и  она  жаждала
ездить в автобусах  и  на  метро,  осваивать  город,  почувствовать  его
собственным.
   Но на это у нее не было ни времени, ни денег, поэтому в конце  концов
она перешла улицу и постояла ради Вайолет у  витрин  магазина  Бергдорфа
Гудмана.
   Жара была  градусов  под  тридцать.  Витрины  Бергдорфа  были  забиты
зимними мехами.
 
*** 
 
   Париж - "самый красивый город в мире, Элен, красивее даже Лондона", -
и он в самом деле был красив. Каждый день она ходила по нему  пешком,  в
одиночестве совершая свои паломничества.
   Начиналась ее новая жизнь, которую  она  так  давно  обдумывала  и  о
которой мечтала. Она как раз думала об этом - позже ей это  припомнилось
- и именно в этот момент услышала шум подъезжающей машины.
   Это была большая черная машина, марку которой она не могла угадать, и
она так никогда и не  поняла,  что  она  увидела  раньше  -  машину  или
человека, который сидел за  рулем.  На  секунду  она  подумала,  что  он
обратился к ней, но осознала свою ошибку. Должно  быть,  это  был  голос
какого-нибудь ребенка из парка. Она отвернулась,  услышала,  что  машина
подъезжает ближе, и повернулась обратно.
   На этот раз она посмотрела прямо на этого человека и увидела, что  он
глядит на нее и на лице у него выражение некоторой озадаченности, словно
ему кажется, что он узнает ее. Это было странно, потому что у  нее  было
такое же чувство, хотя тут же она поняла, что это просто  смешно  -  она
прежде никогда его не видела.
   С тех пор как она уехала из Оранджберга, она продолжала видеть мир  с
поразительной отчетливостью, словно все еще находилась в состоянии шока.
Цвета, жесты, лица, движения,  нюансы  речи  -  все  это  было  для  нее
ужасающе живо и ярко, и точно так  же  она  увидела  и  этого  человека,
словно он медленно вышел к ней из сновидения.
   Машина, в которой он ехал, была черной, черным же был  его  костюм  и
его волосы. Когда она посмотрела на него, он слегка  наклонился  вперед,
чтобы выключить мотор, а когда он выпрямился и снова взглянул на ее, она
увидела в молчании, которое показалось ей  оглушительным,  что  глаза  у
него темно-синие, как море в тени.
   Тогда она пошла к нему навстречу  и  остановилась  у  капота  машины.
Внезапно она поняла, что случится дальше, это понимание, словно  молния,
вспыхнуло в ее сознании. Ей показалось, что и он знает об  этом,  потому
что лицо его на мгновение стало неподвижным и напряженным; в глазах была
растерянность, словно он ощутил удар, некий неожиданный удар  ножом,  но
не видел, как этот удар нанесли.
   Она что-то сказала, и он что-то  ответил,  -  слова  были  совершенно
несущественны, она видела, что он, подобно ей, понимает это.
   Тогда он вышел из машины и приблизился к Элен. Она взглянула на него.
Ей стало сразу ясно, что она полюбит его, она ощутила это ярко  в  своем
сознании и почувствовала, как что-то внутри ее сдвинулось,  переменилось
и расположилось правильным образом.
   Она села в машину, и  они  поехали  улицами  Парижа  посреди  летнего
вечера,  и  ей  хотелось,  чтобы  эти  улицы,  езда  и   вечерний   свет
продолжались вечно...



   Салли БОУМЕН 
   ОТВЕРГНУТЫЙ ДАР 
 
 
 
   ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru 
 
Анонс 
 
   Их  встреча  была  предрешена  задолго  до  этого  парижского  вечера
Встретив юную незнакомку, Эдуард де Шавиньи, владелец огромной ювелирной
компании, уверен, что нашел  ту  самую,  единственную  Несколько  недель
безумной страсти - и Элен бесследно исчезает...  В  жизни  Эдуарда  было
слишком много потерь, чтобы он мог смириться с этой...
   Похоронив мать и любимого  парня,  Элен  Крейг  приехала  из  далекой
Алабамы в Париж, чтобы начать жизнь заново... ("Дестини").
   Элен возвращается к своим друзьям. Ее  ждет  карьера  кинозвезды  Она
хотела бы забыть прошлое, но Эдуард ни  на  миг  не  выпускает  из  поля
зрения ни ее, ни своего ребенка... ("Актриса").
 
ЭДУАРД 
 
Оксфорд - Алжир - Франция. 1949-1958 
 
   - Передайте, что я буду сию минуту.
   - Сию минуту, миледи?
   - Ну, почти. Сейчас я в Лондоне. Еще  точней  -  в  ванне.  Но  через
минуту нырну в машину и буду в Оксфорде в мгновение ока.
   - Да, миледи.
   - Надеюсь, он там?
   - Да, миледи. Занятия начинаются на следующей неделе. -  Сказано  это
было многозначительным тоном,  и  на  другом  конце  провода  послышался
вздох:
   - Какой ужас. В таком случае я и подавно не стану задерживаться.
   Трубку повесили. Мистер Буллинс вот уже сорок лет служил привратником
в колледже Магдалины, а последние десять  лет  -  старшим  привратником.
Сейчас он водрузил на голову котелок и с услужливо-обходительной  миной,
каковую неизменно принимал в подобных случаях, прошествовал  к  третьему
подъезду Нового корпуса, который выходил окнами на Олений парк и где  Э.
А.  Ж.  де  Шавиньи  занимал  одни  из  самых  вожделенных  в   колледже
апартаментов. В комнатах под ним проживал X. Д.  Э.  Дадли,  лорд  Сэйл;
этажом выше -  ближайший  друг  де  Шавиньи,  достопочтенный  К.  В.  Т.
Глендиннинг. В написанном  от  руки  списке  проживающих,  красовавшемся
перед входом в подъезд, титулы джентльменов были  опущены.  В  некоторых
колледжах Оксфорда эта традиция  нарушалась,  но,  с  гордостью  подумал
мистер Буллинс, не в Магдалине, этом, по его  мнению,  не  только  самом
прекрасном из всех, но и единственно достойном колледже.
   Он, отдуваясь, поднялся на второй этаж и,  поскольку  наружная  дверь
стояла открытой, постучался во внутреннюю.
   Войдя, он застал Эдуарда де Шавиньи развалившимся в кресле; на  юноше
был фланелевый спортивный костюм, на коленях лежал раскрытый "Трактат  о
деньгах" Джона Мейнарда Кейнса. Но молодой человек выглядел так,  словно
вовсе и не читал. Мистер  Буллинс  одобрительно  на  него  посмотрел.  В
колледже все знали, что, если ничто ему не помешает, мистер  де  Шавиньи
будет держать выпускные экзамены на степень бакалавра искусств по ФПЭ  .
Это было прекрасно, но еще лучше  -  и  удивительней,  ибо  речь  шла  о
французском джентльмене,  -  было  другое:  он  сделает  это  подобающим
образом, словно и не очень себя утруждая, с небрежной  скромностью,  как
то пристало английскому джентльмену.
   По мнению мистера Буллинса, война имела прискорбные последствия и для
Оксфорда в целом, и даже для колледжа Магдалины. Среди студентов  многим
было по двадцать пять - двадцать шесть лет, они прошли войну  и  поэтому
поступили в университет с запозданием. Эти  неразговорчивые,  прилежные,
серьезные молодые люди вели себя  вразрез  с  тем,  что  мистер  Буллинс
считал правильным поведением. Эдуард  де  Шавиньи,  напротив,  вел  себя
правильно: был хорошим  спортсменом,  играл  в  составе  университетской
сборной по крикету и  так  преуспел  в  гребле,  хотя  поздно  начал  ею
заниматься, что чуть было не попал  в  сборную  восьмерку  .  Он  удачно
выступал на заседаниях студенческого дискуссионного общества; участвовал
в постановках Драматического общества  Оксфордского  университета;  умел
хорошо провести время. Он принимал у себя гостей,  и  шампанское  лилось
рекой; сам ходил в гости; устраивал в своих  апартаментах  завтраки  для
молодых женщин - женщин, чьи  лица  были  знакомы  мистеру  Буллинсу  по
фотографиям в светских журналах вроде "Тэтлера", каковые составляли  его
любимое чтение на сон грядущий.  Молодой  человек  одевался  с  отменным
вкусом, но выглядел так, будто  ему  все  равно,  что  на  нем.  Он  был
чрезвычайно красив, чрезвычайно мил и любезен - и щедр  по  отношению  к
своему слуге и, неоднократно, к мистеру Буллинсу. Короче, мистер Буллинс
им восхищался и, что бывало куда реже,  любил  его.  Этот  юноша  далеко
пойдет, полагал мистер Буллинс,  предвкушая,  как  будет  читать  о  его
успехах, когда тот окончит Оксфорд.
   Молодой человек поднял взгляд, мистер Буллинс кашлянул и сообщил:
   - Леди Изобел Герберт, мистер де Шавиньи. Она только  что  звонила  и
сказала, что в настоящий момент принимает ванну, но вскорости прибудет к
вам, сэр.
   Это  сообщение  было  передано  в  половине  одиннадцатого  утра.   В
представлении  леди  Изобел  время  было   категорией   растяжимой.   Ее
спортивный "Бентли"  въехал  в  ворота  колледжа  Магдалины  в  четверть
четвертого. У Эдуарда было время посидеть и подумать, но ее  приезд  все
еще оставался для  него  неожиданностью.  Он  не  мог  понять,  чем  это
вызвано. За несколько лет с  тех  пор,  как  она  разорвала  помолвку  с
Жан-Полем, они несколько раз случайно встречались - на лондонских балах,
в загородных домах общих знакомых, однажды в  доме  родителей  Кристиана
Глендиннинга, но каждый раз перекидывались всего парой слов. Вот и  все.
Она никогда не приезжала к нему в Оксфорд; после войны, после Лондона он
много лет не бывал с нею наедине.
   Эдуард решил, что приезд Изобел - очередной из капризов,  на  которые
она так щедра. Недолгий флирт с коммунистической партией -  в  основном,
видимо, для того, чтобы шокировать публику. Скандал, едва  не  повлекший
развод  одного  видного  члена  парламента.  По  меньшей  мере  еще  две
разорванные помолвки - с военным летчиком, героем "Битвы за Англию" ,  и
с итальянским графом, всемирно известным-автомобильным гонщиком. Изобел,
возможно, притягивают люди опасных профессий, подумал он и снова задался
вопросом, зачем ей понадобилось приезжать.
   Она появилась без стука и без  шляпы,  в  изумрудно-зеленом  шелковом
платье и жемчугах от "Конуэя". Эдуард вскочил из кресла; она одарила его
улыбкой, ее волосы вспыхнули в лучах солнца.
   - Эдуард, милый, скажи, - спросила она,  -  ты  уже  научился  делать
коктейли?
   И тут он понял, зачем она приехала.
   Она выпила два сухих мартини , сообщила, что не  голодна  и  есть  не
будет. Затем закурила сигарету и угнездилась с ногами на  диванчике  под
окном. Эдуард выжидал.
   - Будешь сдавать на бакалавра? Я слышала, ты собираешься.
   - Возможно.
   - Хьюго говорил, что будешь. На днях мы с ним случайно встретились.
   - Как он?
   - В порядке. - Она помолчала. - Нет, вероятно, не очень. По-моему, он
несчастлив. Какой-то потерянный. Ощущает, что не сделал того, что нужно,
- не оправдал ожиданий. Не знаю. Весь из углов. Сейчас таких  встречаешь
на каждом  шагу.  Когда  въезжала  в  ворота,  увидела  во  дворике  его
двоюродного братца  Кристиана.  В  розовой  шелковой  рубашке  и  желтом
галстуке. Этот не изменился. - Она улыбнулась.  -  Он  по-прежнему  твой
лучший друг?
   - Да, самый близкий.
   - Рада. Он мне нравится. - Она подумала и добавила:
   - Конечно, он законченный педераст.
   - Не важно.
   Изобел небрежно стряхнула за окно пепел и нахмурилась.
   - Как поживает Жан? Все еще воюет?
   - По-прежнему в армии. В основном возится  с  бумажками.  Думаю,  его
могут перевести в Индокитай. От судьбы не  уйдешь.  Отпуска  он  большей
частью проводит в Алжире - на наших виноградниках, вы  про  них  знаете.
Ему там нравится.
   - А кто приглядывает за делом,  когда  он  в  отъезде?  Эдуард  пожал
плечами.
   - Я буду присматривать, только сначала окончу Оксфорд.
   - Ты этого хочешь?
   - Да, хочу. У Жана не остается на это времени, а я, как мне  кажется,
сумею хорошо с этим справиться. - Он помолчал. - После смерти  отца  там
все остановилось. Для развития есть большие возможности. И для выхода на
новые рынки.
   - Порой я скучаю по Жану. - Она резко встала. - Он меня забавлял. Про
него все наперед можно было сказать. Боюсь, я обошлась  с  ним  довольно
паскудно. - Она сделала  паузу.  -  И,  конечно,  мне  не  хватает  того
изумруда. Ты ведь знаешь, как он мне безумно нравился.
   Он перехватил взгляд ее зеленых глаз, увидел, что губы ее растянулись
в улыбке, и поежился.
   - Этот камень приносит несчастье. Когда вы его выбрали, я вам  ничего
не сказал. Но считается, что он... приносит несчастье.
   - Вот как?  -  Она  сверлила  его  взглядом.  -  Что  ж,  это  многое
объясняет.
   Она повернулась и увидела дверь в другом конце комнаты.
   - Там твоя спальня?
   - Да.
   - Прекрасно.
   Она прошла мимо него в спальню. Стало тихо; через некоторое время она
его позвала. Он медленно переступил порог и остановился, глядя на нее  с
высоты своего роста.
   Изумрудное платье валялось на полу, обнаженная Изобел лежала  на  его
узком студенческом ложе, вытянувшись во всю длину белым,  по-мальчишески
стройным телом. Волосы разметались  по  подушке,  между  узкими  бедрами
золотился  рыжий  треугольник,  жемчужины  спадали  в   ложбинку   между
маленькими белыми грудями.
   - Эдуард, милый, ты ведь не против? Понимаешь, я так  давно  об  этом
мечтала...
   Она замолчала, уставясь на него зелеными, светящимися, как  у  кошки,
глазами.
   - Я выложу замуж, Эдуард, я тебе не говорила? За этого  гонщика,  так
уж в конце концов получилось. По-моему, свадьба  будет  на  той  неделе,
после того как он выступит в гонках на какой-то там Большой Приз.  Если,
понятно, не разобьется. Вот я  и  решила,  что  нам  с  тобой  не  стоит
откладывать. Когда б я не сделала этого, то просто не смогла бы за  него
выйти...
   Эдуард подошел к постели, присел и взял ее худенькое запястье.
   - Ты ни о чем не волнуйся, -  улыбнулась  она.  -  Я  еще  в  Лондоне
вставила себе этот идиотский колпачок. Мне сказали, что ты его даже и не
почувствуешь.
   Он наклонился, нежно поцеловал ее в губы, потом выпрямился  и  тронул
пальцем ее щеку.
   - Ты плачешь.
   - Самую капельку. Сейчас перестану. Это, должно быть, из-за того, что
пришлось столько ждать. Эдуард, милый, скажи - ты ведь знал, правда?
   Он ответил ей спокойным взглядом.
   - Пожалуй, знал. Да.
   - Ой, как я рада! Теперь все  мною  проще.  Эдуард,  дорогой,  ты  не
против, если я посмотрю на... как ты разденешься?
   Эдуард улыбнулся. Он все с себя снял. Изобел, свернувшись  калачиком,
как котенок, не сводила с него глаз  Потом  привлекла  к  себе,  уложила
рядом и нежно отстранила.
   - Эдуард, милый. Не надо меня целовать. Пока что не надо. Тебе ничего
не нужно делать. Я совсем готова. Я уже мокрая. Была мокрая, когда  пила
первый стакан мартини.  У  тебя  самый  чудесный,  самый  красивый...  Я
другого такого не видела. А теперь я хочу сделать - вот так...
   Она грациозно его  оседлала,  на  миг  застыла  над  ним,  возвышаясь
подобно тонкому белому жезлу. Затем взяла его член в узкую руку и  ввела
в себя головку. Он ощутил влажность, упругие стенки влагалища. Глядя ему
прямо в глаза, она медленно опустилась, словно насаживая себя на  острие
его плоти.
   - Эдуард, милый, если ты чуть нажмешь, я сразу кончу. О, да...
   Он нажал. Она кончила. И поцеловала его.
   Они занимались любовью до самого вечера.  То  она  была  ласковой,  и
нежной, и ленивой, как кошка, которую гладят; то  кошка  вдруг  выгибала
спину и давала почувствовать коготки. Эдуард извергал в нее свое семя  с
чувством ошеломляющего освобождения. День прошел словно во сне,  который
ему - или ей - когда-то давно уже снился.
   Стало смеркаться. Он поцеловал ее влажные бедра,  потом  рот;  Изобел
взяла в руки его голову и долго смотрела в глаза. Ее  собственные  глаза
горели изумрудами, но теперь в них не было слез.
   - Эдуард, милый, - произнесла она. - У меня к тебе совершенно  особое
чувство, я знала, что ты поймешь. Я правильно поступила, верно?
   - Безусловно, - улыбнулся он.
   - Я тебе нравлюсь? Ты мне всегда нравился.
   - Да. - Он нежно ее поцеловал. - Ты мне всегда очень нравилась.
   - Так я и думала. Я рада. Нравиться мне  куда  больше  по  душе,  чем
когда меня любят. В общем и целом. А теперь мне пора.
   Она соскочила на пол с  той  быстрой  нервной  грацией,  которая  его
неизменно очаровывала, и натянула зеленое платье.
   - Я пришлю тебе кусочек моего  свадебного  торга,  -  заявила  она  с
озорной улыбкой. - Он будет покрыт чудовищной белой глазурью  -  ею  так
гордятся кондитеры - и на вкус приторный. Но мне  нравятся  коробочки  с
бумажным кружевом, в какие укладывают ломтики. Так  что  пришлю.  Можешь
съесть его перед экзаменами. Свадебный  торт  приносит  удачу,  это  все
говорят, поэтому ты наверняка получишь степень и...
   - Изобел...
   - Если я задержусь еще на минутку, то опять разревусь, - сказала она.
- А это будет в весьма дурном вкусе. До свидания, Эдуард, милый.  Береги
себя.
   Через неделю он отбил телеграмму: "Спасибо за торт тчк Эдуард". Через
три месяца, когда о присуждении ему степени бакалавра стало известно  из
опубликованных  лондонской  "Таймс"   итогов   выпускных   экзаменов   в
Оксфордском и  Кембриджском  университетах,  к  нему  в  Сен-Клу  пришла
телеграмма: "Вижу зпт ты его съел тчк Изобел".
   После этого она на восемь лет исчезла из его жизни.
 
*** 
 
   Окончив Оксфорд, Эдуард возвратился во Францию,  чтобы  приступить  к
управлению компаниями и недвижимостью де Шавиньи. Состояние дел  привело
его в ужас Студентом он на каникулах наведывался во Францию, но короткие
эти приезды не дали ему и отдаленного  представления  о  хаосе,  который
воцарился после смерти отца.
   Жан-Поль согласился не раздумывая: "Конечно, о чем говорить,  братик.
Убедишься,  какая  это  смертная  скука".  Эдуард   принялся   методично
обследовать состояние дел в империи де Шавиньи: ювелирная  компания,  ее
мастерские  и  салоны  в  Европе  и  Америке;  земли  и  виноградники  в
департаменте  Луара  и   в   Алжире;   акции;   авуары;   собственность,
приобретенная бароном на родине и за рубежом. Везде наблюдалось  одно  и
то же: старые служащие пытались вести дела так, как, по их  мнению,  мог
бы требовать от них покойный барон; они не имели представления  о  новых
подходах, страшились принимать  самостоятельные  решения,  топтались  на
месте, позволяя накапливаться нерешенным проблемам. Многие годы дела  де
Шавиньи велись по старинке, Эдуард повсюду находил безразличие и застой.
Создавалось впечатление, будто огромный механизм так долго  работает  по
инерции, что никто не заметил и не встревожился, что он останавливается.
   После казни Ксавье де Шавиньи  немецкое  главнокомандование  наложило
лапу на дом и парк в Сен-Клу;  красивейший  особняк  конца  семнадцатого
века был отдан под казарму. Это было известно Эдуарду. Он другого не мог
понять - почему за все послевоенные годы Жан-Поль так  и  не  озаботился
восстановить дом. Он оборудовал для себя  маленькую  квартирку  в  одном
крыле, сохранил то, что уцелело из старого штата прислуги, но все прочее
оставил в том виде, в каком застал.
   Следовало поехать все осмотреть на  месте,  но  Эдуард,  зная,  какое
зрелище увидит и сколько  боли  оно  ему  причинит,  тянул  с  поездкой.
Наконец  через  три  месяца  после  возвращения  из  Англии,  в  погожий
сентябрьский день 1949 года он в