вилась по делам:  наводить  справки  и
прихорашиваться. В общем-то, первоначально она планировала навести  справки,
не выходя из гостиницы, но недостойное  поведение  нехороших  французов  эти
планы изменило - не спрашивать же после всего, что случилось,  козлобородого
портье, где располагается замок Друа, как до него добраться и какие магазины
предпочтительнее посетить,  чтобы  не  нанести  значительного  ущерба  своим
скромным сбережениям.
   С информацией такого рода в Париже  проблем  не  было:  через  пятнадцать
минут наша путешественница сидела на скамейке в  сквере  напротив  какого-то
банка, ела мороженое и листала  удобный  атлас  туриста,  уложив  на  колени
полтора десятка красочных буклетов различных недорогих бутиков,  которые  ей
совершенно бесплатно напихали горластые роллеровые тинейджеры, раскатывающие
по мостовой с рекламными досками на груди.
   Замок Друа располагался  в  пригородной  зоне,  по  дороге  в  Фонтенбло.
Добраться до  него  с  экономией  можно  было  минимум  на  семи  автобусах,
следовавших на Фонтенбло с  интервалом  в  сорок  пять  минут,  или  за  сто
пятьдесят франков на такси. Какой из способов выбрать,  Алиса  пока  что  не
решила: полистав атлас, она обратила внимание на банк и слегка взгрустнула.
   Дело в том, что теоретически наша леди была богата.  Ныне  покойный  Серж
Лиховский - муж ныне покойной Ли  -  оставил  завещание,  в  соответствии  с
которым в случае его смерти все нажитые им средства принадлежат его законной
супруге. Оно зарегистрировано в  одной  из  питерских  нотариальных  контор,
уведомления разосланы в  четыре  швейцарских  банка  и  подтверждены  Сержем
лично. Координаты банков и реквизиты в одной папке с завещанием. Алиса может
воспользоваться загранпаспортом Ли и получить  все  деньги:  Серж,  мир  его
праху, говорил, что отпечатки пальцев и проекцию сетчатки там не  проверяют,
потому как клиенты постоянные и проверены многократно. А по-другому в  целом
мире никто не сумеет обнаружить подмену. Но! Паспорт и папку Алиса  оставила
в усадьбе Лиховского, когда они с Рудиным не пожелали пребывать  в  обществе
Марта и его головорезов. То есть драпали они, удирали во все лопатки! Не  до
рассуждений было: Алиса схватила самое ценное, а  также  то,  что  под  руку
подвернулось, и помчалась сломя голову. Самое ценное в  ее  представлении  -
это найденный Рудиным в поместье Лиховского  архив  Остермана.  А  под  руку
подвернулись предложенные ей Сержем деньги - они лежали на верхней  полке  в
сейфе, в  удобном  пакете.  Папка  же  с  завещанием  и  загранпаспортом  Ли
хранилась в большом отделении среди кучи похожих папок - это же  нужно  было
копаться, искать... Кроме того, наша малоимущая  барышня,  лишь  единожды  в
жизни державшая в руках тысячу долларов (это  Ли  ей  давала  -  для  дела),
вопрос насчет завещания рассматривала не иначе, как некий сказочный прожект,
а в тот критический момент уложенные в пакет  двадцать  штук  баксов  и  сто
пятьдесят тысяч рублей показались ей  сказочным  состоянием,  затмившим  все
сокровища мира. Эти деньги принадлежали ей  по  праву,  тут  можно  было  не
сомневаться! Валявшийся же в  углу  чехол  от  спиннинга,  набитый  деньгами
Марта, Алиса даже и не подумала взять. И ни капельки сожаления не испытывала
впоследствии: за эти деньги, как ей представлялось. Март достал бы их со дна
морского! А так - два года жили беспечно, никто не беспокоил.
   Нельзя  сказать,  что  наши  приятели  не  пытались  впоследствии  как-то
поправить положение. По истечении некоторого времени Рудин  посетил  Каменку
под предлогом возвращения "таблетки" <Это такая санитарная машина  -  обычно
"УАЗ-452"  (воен.  жарг.)>,  позаимствованной  для   транспортировки   Гриши
Толхаева. Каменка - это поселок неподалеку от усадьбы Лиховского, в  которой
наши приятели некоторое время скрывались после бегства  из  Белогорска.  Так
вот,  Рудин  вернул  поселковому  фельдшеру  Михалычу  "таблетку"  и   узнал
следующее: по факту  смерти  Лиховского  заведено  уголовное  дело,  усадьба
опечатана,  а  всю  нашу  славную  компанию  вяло  ищут  по   приметам.   Не
ограничившись услышанным от  Михалыча,  Пес  вечерком  забрался  в  поместье
опечатанное и произвел там обыск  на  предмет  обнаружения.  И,  разумеется,
ничего такого не обнаружил - все изъяли.
   -   Дело   дохлое,   -   резюмировал   Рудин   по   возвращении.   -    Я
проконсультировался. О том, чтобы выкупить у следственных органов  завещание
и паспорт, не может быть и речи (это многоумный Гриша  Толхаев  предложил  с
ходу - выкупить, у них тогда еще деньги не кончились). И паспорт и завещание
на учете в Интерполе - сунешься, сразу возьмут...
   Алиса в таких тонкостях  разбиралась  неважно,  но  за  два  года  успела
изучить своего супруга досконально, а потому сделала соответствующие выводы.
Рудин не хотел этого наследства.  Человек  войны,  он  всецело  пребывал  во
власти некоей атавистической  охотничьей  доминанты,  которая  не  оставляла
места компромиссам.
   Когда они удирали из усадьбы Лиховского, Пес  распорядился,  чтобы  Алиса
взяла из кабинета деньги Марта, и страшно негодовал,  что  дама  сердца  его
ослушалась.
   - Это военная добыча, трофей,  взятый  на  поле  боя!  Мы  имели  на  них
безраздельное право и правом этим преступно не воспользовались...
   А "правильные деньги", взятые Алисой из сейфа,  душу  сурового  воина  не
грели. Серега страшно комплексовал из-за того,  что  становление  их  общего
хозяйства на новом месте в постубегантный период  осуществлялось  именно  на
деньги Алисы. Он привык все брать от жизни сам и не желал быть у кого-то  на
иждивении.
   Другое дело - архив. Архив, собственно, никому не принадлежал  -  товарищ
Остерман А. И. сдвинул лыжи два столетия назад и свои бумаженции  никому  не
завещал. И хотя архив был припрятан на территории  усадьбы  Лиховского,  для
Рудина это не имело совершенно никакого  значения.  Это  он,  Серега,  нашел
ларец со своими псами. Значит, что?  Правильно  -  военная  добыча.  Трофей.
Поэтому Рудин шибко  и  не  возмущался,  когда  Алиса  предложила  ему  свой
авантюрный проект. Мужик притащил в пещеру  убитого  на  охоте  зверя,  мясо
съели, а шкура осталась.  Теперь  женщина  пойдет  к  ручью  и  будет  шкуру
скоблить, чтобы сшить из нее одежду...
   Погоревав слегка о нереализованных возможностях, Алиса  посвятила  десять
минут изучению рекламных буклетов и  отправилась  прихорашиваться.  В  самом
деле - не идти же к барону в джинсовом комбезе да  с  конским  хвостом!  Тем
более данный пункт был обговорен с Рудиньш и он его одобрил.
   Как вы думаете, сколько нужно даме, чтобы приобрести в  Париже  скромный,
но приличный наряд и соорудить маломальскую прическу?  Алиса,  как  женщина,
воспитанная в социалистических канонах  практицизма,  запланировала  на  это
неблагодарное  дело  полтора  часа  и  сто  баксов.  Чем  руководствовалась?
Рекламными ценами в буклетах и обозначенными на атласе местами  расположения
магазинов.  Все  рядом,  везде  пешком  можно   прогуляться,   цены   вполне
приемлемые, местами  даже  со  скидкой.  Подумав  хорошенько,  Алиса  решила
сделать прибавку в расчете на непредвиденное: еще десять-двадцать  баксов  и
полчаса.
   - Что у вас на голове, мадам? Да вы просто преступница! -  вот  так  нашу
замаскированную встретили в первом же салоне. - Только помыть и  расчесать?!
И слушать ничего не желаем! Немедленно садитесь, иначе мы  вас  заколем  вот
этими ножницами...
   Примерно то же самое было в магазинах -  с  некоторыми  разночтениями.  В
результате Алиса  -  безо  всякой  натуги,  естественно  и  самопроизвольно,
потратила на прихора-шивание несколько больше, чем планировала: около  шести
часов и почти все четыреста баксов резерва. А когда спохватилась,  было  уже
поздно: в сумочке остались около  ста  долларов  расходных,  часы  на  башне
показывали пять ноль пять  пополудни  -  до  отхода  автобуса  на  Фонтенбло
оставалось десять минут, а чтобы добраться до автовокзала,  требовалось  как
минимум полчаса.
   - Рудин меня убьет! - пискнула Алиса, влетая в вестибюль гостиницы -  так
получилось, что круг ее похождений  замкнулся  примерно  на  том  же  месте,
откуда и начался - все магазины располагались рядышком. - Резерву  -  пиз...
ой, чуть не оговорилась! Вызовите мне такси, - распорядилась Алиса, кидая на
стойку пакет с комбезом и кроссовками и исследуя содержимое сумочки. - Ой! У
вас таксисты доллары берут? У меня франки кончились!
   Ответом ей было выразительное молчание. Портье с посыльным,  открыв  рты,
смотрели на даму такими  взглядами,  словно  она  явилась  в  вестибюль  как
минимум неглиже, да вдобавок при ожерелье из засушенных моржовых фаллосов.
   - Чего вы? - упавшим голосом спросила Алиса, автоматически оглядываясь на
огромное зеркало, вмонтированное в стену при входе. - Ах, вот оно что...  Не
узнали, что ли?
   А ведь и верно - не узнали! Наша дама, побывав в салоне и приодевшись при
помощи французских продавцов, совершенно  изменилась.  Она  была  просто  до
неприличия хороша - хоть сейчас на обложку "Metropolitan"!
   - Это вы, мадемуазель?  -  щелкнув  челюстью,  поинтересовался  портье  -
посыльный, видимо, так и не пришел в себя.
   - Это я, - не стала отпираться Алиса. - Меня спрашивали?
   - Спрашивали, - подтвердил  портье.  -  Руководитель  группы.  Был  очень
озабочен. Что вы с собой сделали, мадемуазель?
   - Приняла душ, - буркнула Алиса. - Вызовите, черт возьми, мне такси  -  я
опаздываю!!!
   - Одно мгновение, мадемуазель! - подскочил портье, набрал номер,  нарычал
на диспетчера, кивнул подобострастно:
   - Пожалуйста, мадемуазель, - такси будет через две минуты.
   - Очень хорошо, - одобрила Алиса. - Вот пакет,  пусть  полежит  у  вас  -
некогда бегать в  номер.  Передайте  руководителю  -  я  буду  вечером,  все
объясню, пусть не беспокоится. Все, я пошла.
   - Мадемуазель?
   - Ну что еще?!
   - Я не буду говорить, что вы прекрасны, как первые розы Елисейских полей,
- прожурчал портье. - Это очевидный факт. Мы...  поражены,  мадемуазель.  Мы
готовы умереть у ваших ног...
   - Ох ты, хам наглый! - смущенно пробормотала Алиса, выскакивая за  дверь.
- Все вы, французы, такие вруны страшные - просто ужас...
   По дороге к замку Алиса планировала любоваться видами  и  томно  мечтать.
Если уж разоряться на такси, так с максимально  доступной  выгодой!  Таксист
был человеком глубоко в возрасте, кое-что в людях понимал (а  может,  просто
туристов  часто  возил)  и  сразу  после  того,  как  Алиса  назвала  адрес,
поинтересовался:
   - Как вы желаете ехать, дитя мое? Кратчайшим путем  или  так,  чтобы  все
известные в мире исторические места нашего города с восхищением  запечатлели
на себе взор ваших прекрасных глаз?
   - Даже и  не  знаю...  -  Алиса  нерешительно  пожала  плечами,  сканируя
взглядом водителя на предмет выявления неких скрытых маньяческих задатков. -
Если мы успеем к шести часам в Друа...
   - Мы успеем, - успокоил таксист, трогая машину с места. - А  насчет  меня
можете не беспокоиться, дитя мое: я уже не в том возрасте,  чтобы  позволять
себе глупости даже с официантками в баре. А уж  с  такими  красавицами,  как
вы... Я и в молодости всегда страшно робел  в  присутствии  таких  роскошных
дам...
   "Что за мужики здесь, - в немалой растерянности подумала Алиса. - Пусти в
Париж любую обезьяну, ей обязательно внушат, что она -  самая  распрекрасная
красавица и лучшая из лучших!"
   Экскурсия получилась вполне занимательная: старый таксист наметил хороший
маршрут и по ходу движения давал короткие, но исчерпывающие комментарии,  не
требуя от пассажирки внимания к своей персоне. Однако только лишь любоваться
видами  и  томно  мечтать  не  получилось:  пассажирку  тревожили  мысли   о
предстоящей встрече с бароном.
   Это был первый опыт такого рода в жизни нашей  дамы.  Она  отдавала  себе
отчет в том, что архив Остермана имеет  большую  историческую  ценность,  но
понятия не имела, каков эквивалент этой ценности в денежном  исчислении.  От
того, как пройдет встреча с бароном, зависело очень  многое.  Барону  де  ла
Торво, по сути, предстояло стать одно  временно  оценщиком,  дегустатором  и
первооткрывателем нового блюда, именуемого  "стародавние  интриги  и  тайны,
вроде бы безвестно канувшие в Лету...". Стародавние, но не утратившие  своей
прелести и насущной важности для определенного круга  лиц  (и  каких  лиц!).
Недаром же самая изысканная аристократия нашего времени так ценит  старинное
вино, пролежавшее долгие годы в покрывшейся пылью бутылке на дне  фамильного
погреба  какого-нибудь  трактирщика,  о  передник   которого   ловкий   мсье
д'Артаньян в свое время небрежно вытирал окровавленную шпагу...
   Кстати - пару слов об архиве. Не буду  широко  распространяться,  приведу
лишь отрывок разговора  между  Алисой  и  Рудиным  после  того,  как  Серега
обнаружил ларец с бумагами в катакомбах усадьбы Лиховского  и  притащил  его
своей коханой на экспертизу.
   - ...Если бы эти бумаги  попали  по  назначению,  скажем,  пару  столетий
назад, это было бы что-то, - сообщила  Алиса,  изучив  содержание  ларца.  -
Барон (Алиса имеет в  виду  вице-канцлера  Ее  Величества  Андрея  Ивановича
Остермана), сволочь этакая, собирал всю эту грязь по крупицам, не жалея  сил
и средств. Тут интимные признания, гадские поручения, за которые не  то  что
перед потомками стыдно, но и на виселицу угодить можно было, любовные письма
компрометирующего свойства и куча всякой разной дряни подобного рода. Соль в
том, что все эти бумажки писаны рукой  влиятельнейших  вельмож  Европы  того
времени, среди коих, кстати, немало государственных деятелей самого высокого
ранга и членов монарших домов доброго десятка стран. Можно быть уверенным  в
том, что владеющий этими  бумагами  был  в  состоянии  организовать  парочку
бескровных   государственных   переворотов   и   уничтожить   целую   плеяду
аристократов в ряде стран Европы.
   - Короче, компромат, - упростил Рудин. - Этот Остерман, я так понял,  был
ничем не  хуже  нашего  Березовского  (прошу  помнить,  что  разговорец  сей
состоялся в сентябре 1998 года - аккурат после кризиса).
   - Вольно мыслите, коллега, - усмехнулась Алиса. - Разве можно сравнивать?
Это же вещи совершенно разного порядка! Барона можно сравнить,  допустим,  с
Макиавелли. Но, надо отдать ему должное, он держал  в  руках  судьбы  многих
больших людей, чьи имена теперь знает весь мир, и... не воспользовался  этим
своим знанием. Так что, молодец барон! Хотя подозреваю, что  на  этих  своих
бумажках он заработал немалые деньги либо добился  значительных  уступок  по
ряду политических вопросов...
   Желая заработать деньги на продаже бумаг  из  архива  потомкам  известных
европейских фамилий, Алиса даже и  подумать  не  могла,  что  собирается,  в
общем-то, заняться тривиальным шантажом. Кстати,  ныне  покойный  Лиховский,
заслуга которого в воскрешении наследия Остермана  столь  очевидна,  что  об
этом и говорить не стоит, в свое время также начинал с  этого:  наковырял  в
одном из питерских архивов старинных бумаг и гулял себе  за  рубеж,  навещая
представителей  известных  фамилий  с  конфиденциальными  предложениями.  И,
будучи человеком, далеким от хитросплетений современного  бытия,  не  считал
себя виновным в чем-либо неблаговидном. Продавая разным зарубежным отпрыскам
именитых семейств  древние  документы  нелицеприятного  свойства,  Лиховский
также ни на  секунду  не  задумывался,  что  он  так  или  иначе  занимается
шантажом. Помилуйте, господа отпрыски, да при чем тут шантаж?! У  меня  есть
товар,  у  вас  имеется  желание  этот  товар   приобрести,   мы   заключаем
взаимовыгодную  сделку  и  разъезжаемся,  сохраняя  друг  о  друге  приятные
воспоминания...
   Замок Друа Алису не потряс. Дело в том, что  ранее  воочию  Алиса  замков
никогда не видела, а те, что  на  книжных  картинках  и  детских  открытках,
казались величественными и фантастически прекрасными. Нет,  на  парящих  над
зубцами сторожевых башенок драконов и богатырского сложения мужиков в латах,
стоящих в парадном строю у моста через ров, наша дама не рассчитывала -  она
уже выросла из возраста детских сказок. Но вы  хоть  разбейтесь,  а  подайте
неприступную скалу посреди огромного озера, увенчанную монолитными  стенами,
настолько широкими,  что  на  них  свободно  могут  разъехаться  две  боевые
колесницы или, положим,  пара  "запоров"!  На  худой  конец  -  титаническое
сооружение  высотой  с  типовую  шестнадцатиэтажку,  из  природных  валунов,
обнесенное гигантским рвом с кольями на дне. А  тут  -  обычная  двухэтажная
усадьба  старинной  кладки,  крытая  свежей  черепицей,  обсаженная  ровными
шпалерами декоративного кустарника и обнесенная  легкомысленным  забором  из
ажурной решетки высотой метра в  полтора  -  при  желании  любой  дошкольник
перепрыгнет. Ворота, похоже, не запираются - заходи, кто желает!
   - Это замок?! - усомнилась Алиса.
   - Замок, замок, дитя мое, - подтвердил таксист. -  Очень  древний  замок,
частичка французской и  мировой  истории.  Если  бы  вы  знали,  какие  люди
пировали, бывало, в этом замке! Какие ужасные преступления тут  совершались!
О-о-о, это было... Да, было. Вы нажмите на кнопочку, спросите - вас ждут или
нет. Если нет, я увезу вас обратно. Иначе  вам  придется  полтора  километра
топать своими прелестными ножками до автострады. Нажимайте.
   Алиса, слегка поколебавшись, нажала на кнопку  переговорного  устройства,
расположенного на стойке ворот.
   - Госпожа Мари? - поинтересовался давешний старческий голос -  как  будто
ждал в засаде где-нибудь у окна.
   - Да, это я, - не стала кокетничать Алиса.
   - Проходите, дверь не запирается, - пригласил голос. - Барон ждет вас.
   - Итак, барон ждет вас, королева шарма, - грустно  улыбнулся  таксист.  -
Матерь божья, вот же повезло барону! Эмм... с вас  -  двести  франков,  дочь
Афродиты. Извольте расплатиться.
   - А говорили - сто пятьдесят, - насупилась Алиса. - Врали, значит?
   - Это если просто проехать из одной точки в другую  -  сто  пятьдесят,  -
беззаботно пояснил таксист. - А я организовал для вас экскурсию,  прелестное
создание. Вы плохо провели время, моя королева? Или у вас нет денег?
   - Есть у меня, - Алиса полезла в сумочку. - Доллары только. Вы в долларах
возьмете?
   - Ради ваших прекрасных глаз, подобных  первому  лучу  утренней  зари,  -
возьму... Спасибо, творение Аполлона.
   - За что? - удивилась Алиса.
   - За то, что  ты  есть  на  свете,  венец  красоты,  -  расплылся  старый
пройдоха. - За то, что мы, недостойные целовать твои лодыжки, можем смотреть
на тебя и восхищаться! Оревуар, жемчужина, - и,  послав  воздушный  поцелуй,
умчался вдаль.
   - Маньяк старый, - направляясь по аллее к  дому,  пробормотала  Алиса,  с
немалым смущением  прислушиваясь  к  странному  теплу  в  груди,  рожденному
ласковым взглядом старика. - Что за мужики здесь - я прям не знаю...
   В общем-то, дом был вполне приличный, если брать  по  российским  меркам.
Старинный, добротный, несколько мрачноватый - но в  меру,  без  мурашек  меж
лопаток.  А  кое-где  на  подступах,  по  мере  приближения  к   широченному
мраморному крыльцу, виднелись останки крепостной стены, которая  лет  триста
назад, судя по всему, действительно была настолько широкой, что по ней могли
без проблем разойтись две пьяных компании средней численности.
   - Ага! - несколько ободрилась Алиса - было, знаете ли, у нее сомнение  по
этому поводу, когда увидела на ажурной калитке переговорное устройство: если
крепость бутафорская, значит, и барон... того. Сами понимаете.  И  толку  от
него будет как от козла молока.
   Затем наша любимица  парижских  таксистов  ступила  на  нижнюю  ступеньку
крыльца мраморного и увидела герб. Точнее, не собственно  герб,  а  красивый
витраж над двустворчатой входной дверью. И были на одном из фрагментов  того