Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
ты моя душа! Достал?
-- Вечером умоешься -- я тебя поцелую...
-- Ло-ло-лоботрясы, -- сердито сказал Сеня, -- в "Крокодил" вот
катануть на вас!.. -- Вытер запыленное лицо фуражкой, сел на стерню,
закурил. -- Да-да-да... это... давайте живее!
OCR: 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского
Крыша над головой
Вечером, в субботу, в клубе села Нового собрались обсуждать только что
полученную пьесу. Собралось человек двенадцать -- участники художественной
самодеятельности.
Речь держит Ваня Татусь, невысокий крепыш, честолюбивый, обидчивый и
вредный. Он в этом году окончил областную культпросветшколу и неумеренно
форсит. Он -- руководитель художественной самодеятельности.
-- Я собрал вас, чтобы сообщить важную новость...
-- К нам едет ревизор? -- это Володька Маров. Володька дружит с
медсестрой Верой, которая нравится Ване Татусю, но Ваня это скрывает,
надеется, что Вера сама заметит гордого Ваню и покинет дубинистого Володьку.
Если же она останется с шофером Володькой, то пусть пеняет на себя.
Основания для того, чтоб она потом страдала и раскаивалась, -- будут. А
Володька знает -- почувствовал, что ли, -- тайные помыслы Вани и ест его
поедом. Для того и в самодеятельность записался. Медсестра Вера сидит здесь
же -- она помешалась на самодеятельности, и тем еще злит Ваню, что с
такой-то любовью к драматическому искусству не может, дурочка, сообразить,
что любить надо -- режиссера. Интересно, о чем они говорят с Володькой? О
поршнях?
-- Маров, острить будешь потом, -- Ваня понимает, что не надо даже и
замечать-то Володьку, не то что вступать в разговоры с ним, но не может
сдержаться -- старается тоже укусить соперника. -- Мы получили из области
пьесу. Пьесу написал наш областной автор. Мы должны ее отрепетировать и
показать на областном смотре. Острит, Маров, тот, кто острит последним.
-- Ослит, -- поправляет Володька.
-- Вот именно. Надо сначала отрепетировать пьесу, а потом будем
острить и смеяться...
-- Как дети, среди упорной борьбы и труда...
-- Перестань! -- сердито прерывает Вера. -- Про что пьеса, Ваня?
Женские роли есть?
-- Пьеса из колхозной жизни, бьет по... -- Ваня заглянул в аннотацию.
-- Бьет по частнособственническим интересам. Автор сам вышел из народной
гущи, хорошо знает современную колхозную деревню, ее быт и нравы. Слово его
крепко, как... дуга.
-- Как это -- из гущи? -- спросил Васька Ермилов, по общему мнению,
дураковатый парень, любитель выпить, тоже шофер, дружок Володьки. Володька
привлек его с собой в самодеятельность, чтобы не скучно было. Васька,
глядя на своего дружка, понял так, что здесь надо вовсю острить и
подсмеиваться. -- Он что, алкаш?
-- Вася, помолчи, ради бога! -- Вера гневно смотрит на Ваську.
-- Но я недопонимаю: как это -- вышел из гущи? Гуща -- это когда пива
на донышке остается.
-- Кто про что, а вшивый все про баню, -- заметил один женатый мужик,
который от семьи -- от детей! -- бегал репетировать пьески.
-- А ты понимаешь?
-- Из гущи -- значит, из низов, из простонародья.
-- Простонародья теперь нет. Из рядовых колхозников, -- поправил Ваня.
-- Так бы и писали, -- ворчит Васька. Он совсем не умеет шутить.
-- Я бы сказал так, -- не унимается женатый мужик, -- из трудового
крестьянства.
Ходил еще в самодеятельность один старик, Елистратыч, вечный шут. Он
среди молодых считался специалистом по вопросам старины, и все, что в пьесах
касалось крестьянства, коллективизации, например, -- прямо касалось его: он
по сей день жалел, например, что многих и многих в селе не раскулачили
тогда, в тридцатом году. Когда сказали "крестьянство", Елистратыч
встрепенулся.
-- Крестьян теперь тоже нет -- колхозники (он говорил: кольхозники).
-- Ваня, женские роли есть? -- спросила нетерпеливая Вера.
-- Помолчите, товарищи! -- строговато сказал Ваня. -- Я сейчас коротко
расскажу содержание пьесы, и вам станет все понятно. В колхоз из армии
возвращается хороший парень Иван Петров. Сначала он... -- Ваня читает
предисловие, -- активно включается в трудовую жизнь колхозного
крестьянства...
-- Пожалуйста: колхозного крестьянства! -- воскликнул женатик.
-- Трудового -- тоже можно говорить. Колхозное крестьянство -- это и
есть трудовое. Продолжаю: активно включается в трудовую жизнь, но затем
женится... Есть, как видите, женщины. Иначе, на ком же он женится?
-- А может, он этот... как их? -- подает голос Васька.
-- Ну дайте же послушать-то! -- взмолилась Вера. -- Идиоты, честное
слово. Еще же ничего не ясно.
-- Я предлагаю так, -- поднялся женатик, -- кто вякнет не по существу,
того выводить.
-- Ты эти замашки брось, -- советует Володька. -- Мы же не в отделении
милиции.
Женатик чего-то вдруг рассмеялся.
-- А я же и не говорю, что -- приводить. Я говорю: вы-во-дить.
-- Ваня, продолжай.
-- Он женится и попадает под влияние тестя и тещи, а потом и жены:
становится стяжателем. Начинает строить себе дом, обносит его высоким
забором... Пьеса называется "Крыша" над головой". Крыша -- взято в кавычки,
потому что дом большой -- это уже не крыша. Ивану делают замечание -- чтобы
он поумерился. Иван отговаривается материальным стимулированием, скрывая
под этим чисто кулацкие взгляды...
-- А отец с матрей его живые? -- встрепенулся опять Елистратыч.
-- Всех удивляет: откуда в нем это? Его продергивают в стенгазете,
молодежь из самодеятельности сложила о нем обличительные частушки... То, что
я и предлагал сделать с Ивановым, но меня не поддержали.
-- Иванов -- трудяга.
-- А этот? Вопрос: в чью пользу трудяга? В общем, озорные девчата
исполняли эти частушки с клубной сцены; в зале -- веселая реакция. Но Иван
не унимается. Тогда его разбирают на колхозном собрании. Один за другим на
трибуну поднимаются колхозные активисты, бывшие товарищи Ивана, пожилые
колхозники -- суд их суров, но справедлив. Все разъясняют Ивану, что он,
возводя над собой так называемую крышу, тем самым отгораживается от
коллектива... То есть, под крышей надо понимать забор. Крыша -- тире --
забор. Это понятно?
-- А какую позицию занимает жена? -- это все Вера.
-- Там же сказано: действовали совместно, -- сказал женатик. --
Групповая.
Елистратыч вспомнил народную мудрость:
-- Муж да жена -- одна сатана.
-- Она тоже присутствует на собрании?
-- И только тут, на собрании, -- продолжает Ваня, -- Иван осознает, в
какое болото затащили его тесть с тещей. Он срывается и бежит к
недостроенному дому... Дом уже он подвел под крышу. Он подбегает к дому,
трясущимися руками достает спички... -- Ваня понизил голос, помолчал... И
дал: -- И -- поджигает дом!
Никто не ждал этого.
-- Как?
-- Сам?
-- Он что?..
-- Эт-то он... А пожарка в деревне есть?
Вера потрясена пьесой.
-- Это трагедия, да? Вань?
-- Если не трагедия, то... во всяком случае, социальная драма.
-- А мы чего-нибудь будем жечь? -- интересуется один любитель
пиротехники.
-- Да, товарищи, -- продолжает довольный Ваня, -- он сам поджигает дом,
который сам, собственными руками рубил в неурочное время.
-- Дом-то сгорел? -- спрашивает Володька, задетый за живое Ваниным
торжеством. Ему не верится, чтобы в современной пьесе сгорел дом.
-- Когда дело-то происходит? -- женатик тоже не понимает, как это --
дом поджигает. -- Летом?
-- Спокойно, спокойно, -- говорит артист Ваня. -- Он поджигает дом, но
колхозники... Тут самый накал пьесы. Развязка. Обратите внимание, как автор
подходит к финалу -- резкими мазками! Иван срывается с места и с криком
"Подонки! Куда они меня завели?!" выбегает с собрания. Жена...
-- Он же уже выбежал.
-- Жена бросается за ним.
-- Он же уже выбежал!
-- Через некоторое время бледная жена прибегает на собрание... В это
время собрание перешло к другому вопросу. Жена врывается на собрание и
кричит срывающимся голосом: "Скорее! Он поджег дом!" Колхозники срываются с
места и бегут к новому дому. Один старик... Здесь мы будем отталкиваться от
деда Щукаря. Этот старик бежит совсем в другую сторону -- к дому тестя
Ивана. И кричит за кулисами: "Вы горите или нет?!" Это уже элемент
трагикомедии. Мы всю пьесу будем решать в трагикомическом ключе.
-- Но дом-то сгорел? -- опять спрашивает Володька.
-- Дом спасают колхозники. Ивану объяснили, что дом пойдет под
колхозные ясли. Иван сам принимает участие в тушении пожара и все повторяет:
"Подонки! Куда они меня завели!"
-- Это про кого он? -- не понял Васька.
-- О, боже мой! Да про тестя с тещей, неужели непонятно?
-- Сильная пьеса!
-- И все? Конец? -- спрашивает Володька.
-- В конце Иван, смущенный, но счастливый, подписывает вместе с
другими парнями и девчатами обязательство: сдать ясли к Новому году.
-- А где он жить будет? -- это Володька
-- Поживет пока у тестя... -- начал было Ваня, но, спохватился: герой
только что крыл тестя и тещу "подонками". -- Найдет, где жить.
-- Где?
-- А тебя что, не устраивает идея пьесы?
-- Идея-то меня устраивает. Я спрашиваю, где он жить будет?
-- А по-моему, тебя сама идея не устраивает.
-- Ты мне политику не шей. Я спрашиваю, где он жить будет?
Женатику надоели эти пререкания двух ухажеров.
-- Допустим, он себе еще домик срубит -- поменьше. Доволен?
-- На какие же такие деньги: один дом рубит, другой?..
-- Другой -- это уже за кадром, -- резко сказал Ваня. -- Другой нас уже
не интересует. Перед нами -- пьеса, и надо относиться к ней профессионально.
Но, по-моему, тебя и первый дом не устраивает...
-- На первое время к тестю пойдет, -- сказал женатик.
-- Да не пойдет он к тестю! -- взорвался Васька. -- Вы что? У них после
этого ругань пойдет несусветная. Ведь он же помогал ему рубить дом?
Тесть-то? Откуда у солдата деньги? Тесть помогал... А зять -- то хотел
спалить этот дом, то под ясли отдал. И что, тесть после этого скажет ему:
"Спасибо тебе, зятек?"
-- Не меряй всех на свой аршин.
-- Вот тесть-то меня меньше всего волнует, -- жестко сказал Ваня.
Женатик встал.
-- Здесь просто хотят подсунуть другую идейку! -- и сел. Он не любил
Володьку за длинный язык.
-- Дальше? -- спросил Володька. -- Что ж ты замолчал? Какую идейку?
Говори.
Женатик встал.
-- Здесь просто хотят проявить сочувствие тестю.
-- Кулаку-тестю, -- уточнил Ваня.
Наступила нехорошая тишина.
-- Предлагаю вывести Марова из состава драмкружка, -- сказал женатик.
-- И Ваську тоже. Они не репетируют, а только зубоскалят.
-- А меня за что? -- обиделся Васька.
-- Нет, Ваську, не надо, -- пожалел пиротехник. -- Он одумается.
Раздались еще голоса:
-- Васька -- безотказный труженик. Он только -- на поводу у Марова.
Женатик предложил другое:
-- Поставить Ваське на вид. И предупредить: пусть не злоупотребляет
спиртными напитками.
-- Вот за это стоит! -- подхватил Елистратыч. -- Это -- стоит. По
праздникам -- это другое дело. Но ты, Васька, и в будни -- нет-нет -- да
огреешь. А ты -- на машине, недолго и до аварии.
-- Совсем надо прекратить! -- подала голос библиотекарша, женщина в
годах, но очень миловидная.
-- Нет, совсем-то... как, поди-ка, совсем-то? -- усомнился сам
Елистратыч. -- Он же мужик...
Но тут взорвался женатик:
-- Ну и что, что мужик? А спросите его: что за причина, по которой он
пьет? Он не ответит.
Тучи сгущались.
-- По праздникам все пьют, -- вякнул Васька. -- А я что, рыжий?
-- В общем так, -- подвел Ваня, -- Двое упорствуют, двое настаивают на
своем. Ставлю на голосование: кто за то, чтобы...
В это время через зал прошла и села на первый ряд Вдовина Матрена
Ивановна, пенсионерка, бывшая завотделом культуры райисполкома, негласный
шеф и радетель художественной самодеятельности.
-- Здравствуйте, товарищи! Ну, как дела?
-- Обсуждаем пьесу, Матрена Ивановна.
-- Так, так.
-- Выяснилось, что идея пьесы не всех устраивает.
-- Как так? -- удивилась Матрена Ивановна. -- Я читала -- хорошая
пьеса. А кому не нравится идея?
-- Мне идея нравится, -- заговорил Володька, с презрением поглядев на
Ваню, -- только я не знаю, где он жить будет...
-- Кто?
-- Солдат.
-- Какой солдат?
-- Герой пьесы, Матрена Ивановна, -- пояснил Ваня. -- Надо яснее
выражаться, Маров. Он уже давно не солдат.
-- Я уж испугалась: как это -- где будет жить солдат? Выражайтесь,
действительно, яснее. А то ведь можно подумать, что у нас солдатам жить
негде. А почему идея не нравится?
-- Да вот... ставят двусмысленный вопрос: где будет жить Иван?
-- Ты мне -- не двусмысленный! -- разозлился Володька. --
Двусмысленный... Вопрос самый обыкновенный.
-- Ну, ну?
-- Дом он отдал под ясли, к тестю он после всего не пойдет... Где же
он жить будет?
-- Ну, нашли о чем спорить! Петухи. Жилье ему выделит колхоз. Обязан
выделить. Человек отдал дом под ясли...
-- В пьесе-то этого нет.
Вдовина подумала.
-- А вот тут, возможно, что и упущение автора. Вот что, ребята: я
свяжусь с автором по телефону, попрошу его добавить насчет жилья. А то,
действительно, можно не так понять... Можно понять, что его оставили на
произвол судьбы. Я попрошу его уточнить с жильем. О том, что мы взяли его
пьесу я ему звонила, он поздравляет нас и передает всем привет. Дело
серьезное, ребятки. Как говорят охотники: есть шанс убить медведя. Если мы
займем первое место на смотре...
Тут все загалдели.
-- То что тогда, Матрена Ивановна?
-- Ой, ну скажите?..
-- Матрена Ивановна, скажите!
-- Звание народного театра?
-- Ну, за один спектакль...
-- Как сделать!
-- Нам устроят турне по области?
Вдовина, улыбающаяся, захлопала в ладоши.
-- Тихо, ребятки, тихо!
-- Ну скажите, Матрена Ивановна!
-- Нет, нет, даже не просите, -- Вдовина улыбалась. -- Не будете знать,
лучше будете работать. Вот так. Это и педагогичнее будет. За работу,
друзья!
В клуб вошла девушка с почты.
-- Матрена Ивановна, вам телеграмма. Я была у вас дома, там никого
нет...
Матрена Ивановна надела очки, прочитала телеграмму.
-- Какое совпадение, -- сказала она. -- Только что о нем говорили...
-- От автора?
-- Да. Он пишет: "Песню "Мой Вася" снимите. Точка. Героиня поет: "Вот
кто-то с горочки спустился". Точка. Желаю удачи. Красницкий". Болит
ретивое-то -- думает.
-- А она разве поет там? -- спросил Ваня.
-- Кто?
-- Героиня-то. Она же у нас не поет.
-- Да, верно... Я не помню, чтобы она у нас пела. Он, наверно,
перепутал пьесы. Где-нибудь ставят еще его пьесу... Конечно, он перепутал. Я
буду звонить, все выясню. А теперь -- за работу друзья. За работу!
OCR: 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского
Кукушкины слезки
Ехали краем леса.
Телега катилась по пыльной дороге, подскакивала на корневищах; в
передке телеги звякала какая-то железка.
Солнце клонилось к закату, а было жарко. Было душно. Пахло смольем,
пылью и земляникой.
В телеге двое: мужчина и женщина. Примерно одних лет -- под тридцать.
Женщина сидит впереди, у грядушки, правит. Мужчина лежит за ее спиной
на охапке зеленой травы, смотрит вверх, в безоблачное небо, курит.
Молчат.
Женщина, склонив голову, постегивает концом вожжей по своему сапогу.
Думает о чем-то.
Ехали со станции уже часа два. Поговорили о здешних краях, о том о
сем... И замолчали.
Рослый гнедой мерин бежит ровной неторопкой рысью. Фыркает, звякает
удилами... Женщина время от времени поднимает голову, дергает вожжами и
говорит лениво:
-- Но-о!.. Уснул?
Гнедко косит назад фиолетовым глазом, навостряет ухо, но рыси не
прибавляет. Женщина опять склоняет голову и похлестывает по голенищу сапога
скрученным концом вожжей. Когда телега наклоняется в ее сторону, она
упирается руками сбочь себя и подвигается немного в глубь телеги. При этом
белая кофточка плотно облегает ее спину. Мужчина поворачивает голову и
подолгу напряженно смотрит на женщину, на красивую шею ее, на маленькие
завитушки русых волос около ушей. Потом опять курит и глядит вверх.
С неба льются мелко витые серебристые трели жаворонков. В горячем
воздухе висит несмолкаемый сухой стрекот кузнечиков. Вокруг -- в лесу, в
поле -- покой. Покой и горячая истома на всем.
Мужчина сел, бросил окурок на дорогу, закурил новую.
-- О чем думаете? -- спросил он.
-- Так. Ни о чем, -- негромко ответила женщина, продолжая постегивать
вожжами по сапогу.
Мужчина откинул с высокого красивого лба льняную прядь волос, сел рядом
с женщиной. Она посмотрела на него. Глаза у нее серые, ясные.
-- А жаркий денек. Я не предполагал, что у вас такая жара бывает.
Сибирь все-таки.
-- Бывает, -- отозвалась женщина и дернула вожжи.
Мужчина глубоко затянулся... Над головой его колыхнулось тонкое синее
облачко и растаяло.
-- А вы что, специально встречать на вокзал ездите?
-- Нет, мы врачиху свою ждали, а она чего-то не приехала. -- Женщина
опять повернулась к попутчику.
Тот поспешно отвел от нее глаза... Потянулся, сказал с чувством:
-- А вообще хорошо тут у вас! Благодать!
-- Хорошо, -- просто согласилась женщина и посмотрела далеко в поле.
-- Только скучно, наверно? А? -- Мужчина улыбнулся.
-- Кому как. Нам не скучно. Чего скучать?
-- Так уж не скучно? -- Мужчина все улыбался.
Женщина шевельнула покатыми плечами.
-- Нет.
-- Ну, как же нет!
Женщина посмотрела на него, непонятно усмехнулась и снова принялась
было постегивать вожжами по сапогу.
-- У вас муж-то есть? -- спросил вдруг мужчина.
Женщина оглянулась.
-- Нету. А что?
-- Да так. Я почему-то так и подумал.
Женщина прищурила в усмешке ясные глаза -- они стали хитрые. Яркие,
по-девичьи сочные губы ее чуть приоткрылись, чуть приспустились уголками
книзу.
-- Почему же?
-- Не знаю. Угадал, и все. Разошлись?
-- Ну допустим.
-- Из-за чего?
Женщина отвернулась. Ей не хотелось говорить об этом.
-- Так, -- сказала она. -- Из-за дела.
-- М-да... -- Мужчина опять поправил волосы. -- Бывает.
Некоторое время молчали.
-- Ну и как же теперь? -- спросил мужчина.
-- Что?
-- Как... жизнь-то вообще?
Женщина, не оборачиваясь к нему, усмехнулась.
-- Ничего.
-- Ничего -- это, знаете, пустое место. -- Мужчина засмеялся. --
Ничего -- это ничего.
-- Господи!.. -- Женщина качнула головой и посмотрела в глаза мужчине.
Тот перестал смеяться... Какое-то время смотрели друг на друга -- один
пытливо, другая с дурашливым удивлением. И вдруг засмеялись. У женщины в
серых глазах заискрились крохотные, горячие огоньки.
-- Чего вы смеетесь, а?.. Нет, вы скажите!.. Чего вы?.. -- показывая на
женщину пальцем, спрашивал мужчина и сам радостно смеялся.
-- Смешинка в рот попала. -- Женщина отвернулась и вытерла платком
глаза. И уже серьезно спросила: -- Вы зачем к нам? Упол