Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
ефонные пластинки. Ей, видно, было неловко.
Игнат тоже встал... Завели патефон. Поставили "Грушицу".
Все замолчали. Слушали.
Старший Воеводин смотрел в окно, о чем-то невесело думал.
Вечерело. Горели розовым нежарким огнем стекла домов. По улице,
поднимая пыль, прошло стадо. Корова Воеводиных подошла к воротам,
попробовала поддеть их рогом -- не получилось. Она стояла и мычала. Старик
смотрел на нее и не двигался. Праздника почему-то не получилось. А он
давненько поджидал этого дня -- думал, будет большой праздник. А сейчас
сидел и не понимал: почему же не вышло праздника? Сын приехал какой-то не
такой... В чем не такой? Сын как сын, подарки привез. И все-таки что-то не
то.
-- Сейчас Степка придет, -- сказал он. Он ждал Степку. Зачем ему нужно
было, чтобы скорее пришел Степка, он не знал.
Молодые ушли в горницу; унесли с собой патефон. Игнат прихватил туда же
бутылку красного вина и закуску.
-- Выпью с сестренкой, была не была! Хотя вредно вообще-то.
-- Давай, сынок, это ничего. Это полезно, -- миролюбиво сказал отец.
Начали приходить бывшие друзья и товарищи Игната. Пришло несколько
родных. Тут-то бы и начаться празднику. А праздник все не наступал.
Приходили, здоровались со стариком и проходили в горницу, заранее улыбаясь.
Скоро там стало шумно, гудел снисходительный могучий бас Игната, смеялись
женщины, дребезжал патефон. Двое дружков Игната сбегали в лавку и вернулись
с бутылками и кульками.
-- Сейчас Степка придет, -- сказал старик. Не было у него на душе
праздника, и все тут.
Пришел наконец Степка. Загорелый, грязный...
-- Игнаша наш приехал, -- встретил его отец.
-- Я уж слышал, -- сказал Степан, улыбнулся и тряхнул русыми спутанными
волосами.
Старик поднялся из-за стола, хотел идти в горницу, но сын остановил
его:
-- Погоди, тять, дай я хоть маленько сполоснусь. А то неудобно даже.
-- Ну, давай, -- согласился отец. -- А то верно -- он нарядный весь,
как это... как артист.
И тут из горницы вышел Игнат с женой.
-- Брательник! -- заревел Игнат, растопырив руки. -- Степка! -- И пошел
на него.
Степка засмеялся, переступил с ноги на ногу, -- видно, застеснялся
Тамары.
Игнатий облапил его.
-- Замараю, слушай, -- Степка пытался высвободиться из объятий брата,
но тот не отпускал.
-- Ничего-о!.. Это трудовая грязь, братка! Дай поцелую тебя, окаянная
душа! Соскучился без вас.
Братья поцеловались.
Отец смотрел на сыновей, и по щекам его катились светлые, крупные
слезы. Он вытер их и громко высморкался.
-- Он тебе подарки привез, Степка, -- громко и хвастливо сказал он,
направляясь к чемоданам.
-- Брось, тятя, какие подарки! Ну, давай, что ты должен делать-то?
Делай скорей! Выпьем сейчас с тобой! Вот! Видела Воеводиных? -- Игнат
легонько подтолкнул жену к брату. -- Знакомьтесь.
Степка даже покраснел -- не знал: подавать яркой женщине грязную руку
или нет. Тамара сама взяла его руку и крепко пожала.
-- Он у нас стеснительный перед городскими, -- пояснил отец. -- А мне
-- хоть бы хны!
Степка осторожно кашлянул в кулак, негромко, коротко засмеялся: готов
был провалиться сквозь землю от таких объяснений отца.
-- Тятя... скажет тоже.
-- Иди умывайся, -- подсказал отец.
-- Да, пойду маленько... того... -- обрадовался Степан. И пошел в сени.
Игнат двинулся за ним.
-- Пойдем, полью тебе по старой памяти.
Отец тоже вышел на улицу.
Умываться решили идти на Катунь -- она протекала под боком, за
огородами.
-- Искупаемся, -- предложил Игнат и похлопал себя ладонями по могучей
груди,
Шли огородами по извилистой, едва приметной тропке в буйной
картофельной ботве. Отец -- сзади сыновей.
-- Ну, как живете-то? -- басил Игнат, шагая вразвалку между отцом и
братом. Он все-таки изрядно хватил там, с друзьями.
Степка улыбался. Он был рад брату.
-- Ничего.
-- Хорошо живем! -- воскликнул отец. -- Не хуже городских.
-- Ну и слава Богу! -- с чувством сказал Игнат. -- Степан, ты, говорят,
нагулял тут силенку?
-- Какая силенка!.. Скажешь тоже. Как ты-то живешь?
-- Я хорошо, братцы! Я совсем хорошо. Как жена моя вам? Тять?
-- Ничего. Я в них не шибко понимаю, сынок. Вроде ничего.
-- Хорошая баба, -- подхватил Игнат. -- Человек хороший.
-- Шибко нарядная только. Зачем так?
Игнат оглушительно захохотал.
-- Обыкновенно одета! По-городскому, конечно. Поотставали вы в этом
смысле.
-- Чего-то ты много хохочешь, Игнат, -- заметил старик, -- как дурак
какой.
-- Рад, поэтому смеюсь.
-- Рад... Мы тоже рады, да не ржем, как ты. Степка вон не рад, что ли?
А он улыбается -- и все.
-- Ты когда жениться-то будешь, Степка? -- спросил Игнат.
-- Не уйдет, куда торопиться.
Пришли к реке.
Игнат первый скинул одежду; обнажив свое красивое тренированное тело,
попробовал ногой воду, тихонько охнул.
-- Мать честная! Вот это водичка!
-- Что? -- Степан тоже разделся. -- Холодная?
-- Ну-ка, ну-ка? -- заинтересовался Игнат. Подошел к брату и стал его
похлопывать и осматривать со всех сторон, как жеребца. Степка терпеливо
стоял, смотрел в сторону, беспрерывно поправляя трусы, улыбался.
-- Есть, -- закончил Игнат. -- Есть, братишка. Давай попробуем?
-- Да ну! -- Степка недовольно тряхнул волосами.
-- А чего, Степка? Поборись! -- Отец с укором смотрел на младшего. --
Не под бабой лежать...
-- Бросьте вы, на самом деле, -- упрямо и серьезно сказал Степка. --
Чего ради сгребемся? На смех людям?
-- Тьфу! -- рассердился отец. -- Ты втолкуй ему, Игнат, ради Христа! Он
какой-то телок у нас -- всего стесняется.
-- А чего тут стесняться-то! Если б мы какие-нибудь дохлые были, тогда
действительно стыдно.
-- Объясни вот ему!
Степка нахмурился и пошел к воде. Сразу окунулся и поплыл, сильно
загребая огромными руками; вода вскипала под ним.
-- Силен! -- с восхищением сказал Игнат.
-- Я же тебе говорю! Он бы тебя уложил.
-- Не знаю, -- не сразу ответил Игнат. -- Силы у него больше, это ясно.
Отец сердито высморкался на песок. Игнат постоял еще немного и тоже
полез в воду А отец пошел вниз по реке, куда выплывал Степка. Когда тот
вышел на берег, они о чем-то негромко и горячо разговаривали. Отец
доказывал свое, даже прижимал к груди руки. Игнат подплыл к ним, они
замолчали.
Игнат вылез из воды и задумчиво стал смотреть на далекие синие горы,
на многочисленные острова.
-- Катунь-матушка, -- негромко сказал он.
Степка и отец тоже посмотрели на реку.
На той стороне на берегу сидела на корточках баба с высоко задранной
юбкой, колотила вальком по белью; ослепительно белели ее тупые круглые
коленки.
-- Юбку-то опусти маленько, ай! -- крикнул старик.
Баба подняла голову, посмотрела на Воеводиных и продолжала молотить
вальком белье.
-- Вот халда! -- с возмущением негромко сказал старик. -- Хоть бы хны
ей!
Братья стали одеваться.
Хмель у Игната прошел. Ему что-то грустно стало.
-- Чего ты такой? -- спросил Степка, у которого, наоборот, было очень
хорошее настроение.
-- Не знаю. Так просто.
-- Не допил, поэтому, -- пояснил старик. -- Ни два ни полтора
получилось.
-- Черт его знает. Не обращайте внимания. Давайте посидим, покурим...
Сели на теплые камни... Долго молчали, глядя на волны. Солнце село на
той стороне, за островами. Трое смотрели на родную реку, думали каждый
свое... Игнат присмирел.
-- Что, Степа? -- негромко сказал он.
-- Ничего, -- Степка бросил камешек в воду.
-- Все строгаешь?
-- Строгаем.
Игнат тоже бросил в воду камень. Помолчали.
-- Жена у тебя хорошая, -- сказал Степан. -- Красивая.
-- Да? -- Игнат оживился, с любопытством, весело посмотрел на брата.
Сказал неопределенно: -- Ничего. Тяте вон не нравится.
-- Я не сказал, что не нравится, чего ты зря? -- Старик неодобрительно
посмотрел на Игната. -- Хорошая женщина. Только, я считаю, шибко фартовая.
Игнат захохотал.
-- Ты у нас приблатненный, тять! Ты знаешь, что такое фартовая-то?
Отец отвернулся к реке, долго молчал -- обиделся. Потом повернулся к
Степке и сказал сердито:
-- Зря ты не поборолся с ним. Ну хоть в ухо стукнитесь?
-- Вот привязался! -- удивился Степка. -- Ты что?
-- Заело что-то тятю, -- сказал Игнат. -- Что-то не нравится ему.
-- Что "не нравится"? -- повернулся к нему отец.
-- Не знаю. На душе у тебя что-то не так, я же вижу.
-- Ты шибко грамотный стал, прямо спасу никакого нет. Все ты видишь,
все понимаешь!
-- Будет вам! -- сказал Степка. -- Чего взялись? Нашли время...
-- Да ну его! -- Отец высморкался и полез за кисетом. -- Приехал,
расхвастался тут... Подарков навез, подумаешь!
Игнат даже растерялся.
-- Тять, да ты что, на самом деле?
Степан незаметно толкнул его в бок -- "не лезь".
-- А то -- уехали, на метре там разъезжают!.. "Хорошо живем!" Ну и
живите, хрен с вами! Тот дурак молодой -- тоже... Чего ты его сманил туда,
Максима-то? Что он там ошивается? Гнать его надо оттуда, а ты подучиваешь,
как ему скорей квартиру с сортиром получить. Умник!
-- Ну и тут тоже -- не рай, -- рассердился и Игнат. -- Что он тут будет
делать, молодой парень? Ни выйти никуда...
-- А Степка что делает?
-- И Степке, думаю, не сладко... Привык просто. Невелика услада --
топором всю жизнь махать.
-- Дак если уж вы там такие умные стали -- приезжайте, садитесь на
машины да работайте. Вон их сколько!.. Город без вас не обедняет, я думаю. И
жизнь счас здесь вовсе не такая уж захирелая. Самим ее надо делать, а не
гоняться за рублем сломя голову. Или вы на готовенькое приедете?
Трепачи!.. Да еще хвастаются приезжают... Подарки везут. Нужны они мне,
твои подарки, как гармошка попу. Поп, он с кадилой проживет, а мы без твоих
хромовых сапог обойдемся.
-- Ну тять... я не знаю. Я хотел как лучше...
-- "Лучше"... Умные люди делом занимаются -- вот это лучше. А ты
дурочку валяешь. И не совестно? Сильный, дак иди вон лес валить -- там
нуждаются. Кто ее тебе дал, силушку-то? Где ты ее взял?.. Здесь? Здесь и
тратить надо. А ты -- хвост дудочкой и завеялся в город: смотрите, какой я
сильный! Бесстыдник! Дед твой был бы живой, он бы тебе показал силу. Он бы
тебя в узелок завязал с твоей силой, хоть и старик был. У него вот была
сила! Дак его добром люди споминают, не зря прожил. А ты только людей
смешить ездишь по городам. "Культура тела"! Он вот зря не хочет стукнуться с
тобой, -- Ермолай показал на Степана, -- а то бы ты улетел со своей
культурой тела... в воду вон.
-- Ну хватит. -- Степан поднялся. -- Тять, пошли домой.
-- У тебя деньги есть? -- спросил тот.
-- Есть. Пошли.
Старик поднялся и не оглядываясь пошел первым по тропке, ведущей к
огородам. Игнат и Степан шли сзади.
-- Чего он? -- Игната не на шутку встревожило настроение отца...
-- Так... Ждал тебя долго. Сейчас пройдет. Песню спой с ним
какую-нибудь.
-- Какую песню? Я их перезабыл все. А ты поешь с ним песни?
-- Да я ж шутейно. Я сам не знаю, чего он... Пройдет.
Опять шли огородом друг за другом, молчали. Игнат шел за отцом, смотрел
на его сутулую спину.
-- У него, что, слушай, -- действительно одно плечо ниже или пиджак так
идиотски пошит? -- спросил Игнат тихонько.
Степан посмотрел на отца, пожал плечами.
-- Не знаю. Что-то не замечал.
...Утро. Степан с отцом вкапывали на дворе большой воротный столб.
Подошли плотники с топорами и ножовками за поясами. Поздоровались.
-- Чего это вы? -- спросил один из плотников. -- С утра пораньше...
Ермолай нахмурился и ничего не сказал. Степан усмехнулся.
-- Братенъ вчера силенку пробовал.
-- Неужели выдернул? Не может быть...
Ермолай строго посмотрел на того, кто усомнился.
-- Может, попробуешь поборешься с ним?
-- Из меня борец...
-- Он с женой приехал?
-- С женой, -- ответил Степан. -- Жена мировая.
-- Здорово гульнули вчера?
-- Маленько гульнули, -- хотел соскромничать Ермолай и тут же добавил:
-- Ефим Галюшкин на карачках домой ушел. Седня прибежал похмеляться,
говорит: все руки вчера отдавили.
Посмеялись.
-- Ну-ка, помогите.
Взялись за столб, подняли насколько можно и всадили в ямку.
-- Будь здоров, Игнаха, -- сказал при этом один из плотников. -- Валяй
на здоровье городских силачей, чтоб знали наших.
Ермолай разгладил бороду.
-- У его шешнадцать орденов одних, -- сказал он. -- Вчера фотокарточку
показывал.
-- Медалей, -- поправил Степан.
-- Ну -- медалей. Какого-то немца так, говорит, приложил -- у того аж
в пояснице что-то хрустнуло. Весь в меня, подлец. Я в парнях когда был,
одного сосняковского мужика задел, подрались чего-то с ними, -- он весь свой
век одним ухом не слышит. А счас вот...
-- Ну, доделаешь тут, -- сказал Степан. -- Пойду. -- Он пошел в дом за
топором.
-- Красивая, говоришь, жена?
-- Да им глянется, а мне что?.. Восемьдесят рублишек ухнули вчера, --
опять вернулся Ермолай к волнующей его теме. -- Было дело.
-- А где жена-то работает? Тоже циркачка?
-- А шут ее знает, я не спросил. Ничо, уважительная бабенка. Меня --
"папаша", "папаша"... Весь вечер от меня не отходила. Одетая с иголочки.
Спят ишо. -- Ермолай кивнул на дом.
Вышел Степан. Улыбался.
-- Проснулся. Рассол дует.
Еще когда мужики только подошли, из дома вышла немая Вера, увидела
посторонних, вернулась, надела вчерашнее дареное платье и прошлась по
двору, вроде по делу. Потом ушла в дом, опять сняла его и пошла на работу в
своем обычном.
...Шли по улице неторопливо. Разговаривали.
-- Про Москву-то рассказывал? -- все пытали Степана.
-- Говорил маленько...
-- А вот чо, правда или нет, говорят, на Кремле-то часы величиной с
колесо? -- спросил один невысокий, болезненный на вид мужичок.
-- Я слыхал -- больше, -- возразил другой.
-- Дык тогда какую же надо пружину, чтоб они ходили?
-- Может, они не от пружины ходют. Может, специально движок
какой-нибудь есть.
Немая, которая шла с ними вместе, свернула в переулок. Под селом, из-за
гор, вставало огромное солнце. Там и здесь хлопали калитки, выходили на
работу. Ночью прошел небольшой дождик. Умытая земля парила под первыми
лучами, дышала всей грудью. Идут улицей плотники -- строить.
2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского
Василий Шукшин.
Энергичные люди
© Copyright Василий Шукшин
Подготовка электронного текста: библиотека Александра Снежинского
Сатирическая повесть для театра
Жил-был на свете Аристарх Петрович Кузькин, и жила-была жена его, Вера
Сергеевна... Впрочем, почему -- жили, они и теперь живут, а это и есть
рассказ про их жизнь: какая случилась с ними и с их друзьями непредвиденная
печальная история. Обоим им под сорок, конкретные, жилистые люди; у
Аристарха Петровича интеллигентная плешь, маленькие, сведенные к носу глаза,
он большой демагог, не лишен честолюбия. Вера Сергеевна -- тоже демагог; но
нет того мастерства, изящества, как у Аристарха Петровича, она из рабочей
семьи, но тоже очень честолюбива и обидчива. Он и она -- из торговой сети,
он даже что-то вроде заведующего, что ли, она -- продавщица ювелирного
магазина "Сапфир". Была у них трехкомнатная квартира. Все было бы хорошо,
но... Про это "но" много уже рассуждали -- да: НО... Аристархушка крепко
пил.
И пил, собака, изобретательно.
ВЕЧЕР, КОТОРЫЙ НЕЗАМЕТНО ПРЕВРАЩАЕТСЯ В НОЧЬ
Аристарх назвал гостей пять человек, заставили письменный стол
шампанским, коньяком, икрой в баночках... В комнате у Аристарха накурено и
шумно -- что-то такое, кажется, обмывали, может быть, автомобильные
покрышки, потому что в коридоре лежали автомобильные покрышки, пять штук.
Вера Сергеевна много боролась с пьянством мужа, обозлилась вконец и
отрешилась. Сидела в своей комнате и смотрела телевизор, нарочно запустив
его на полную громкость, чтобы хоть как-то помешать этим идиотам, которые
шумели в комнате Аристарха.
Гости шумели.
-- Ты ль меня, я ль тебя любить буду!.. -- пел один, вовсе лысый; и все
одно: "ты ль меня, я ль тебя..."
-- Ну, полетели?! Вы, полетели?! -- приставал ко всем курносый человек
в очках и смеялся, и махал руками, как птица, и все звал: -- Ну, полетели?!
-- Рано, рано, -- говорил Аристарх. -- Тут еще полно всяких мошек.
Похоже, этот курносый хотел затеять какую-то знакомую игру, в
перелетных птиц, что ли, но еще не все наклюкались. А один -- с большим
брюхом -- не знал что это такое -- "полетели". И тоже приставал ко всем:
-- А куда полетели-то? А? Куда это лететь-то?
-- На Кудыкину гору!
-- Куда, куда?
-- Туда!..
-- Да он же не знает, чего ты озверел-то? -- остановил Аристарх одного
чернявого, который обозлился на этого, с брюхом.
-- Ну, полетели же! -- стонал курносый.
-- Ну, полетели, -- сказал Аристарх.
Присели на дорожку, налили по чарочке...
-- Прощай, родина, -- грустно сказал Аристарх. -- Березки милые...
Курносый всерьез заплакал и замотал головой.
-- Полянки... Простор...
Чернявый дал кулаком по столу.
-- Не распускать нюни!..
-- Инстинкт, -- сказал один пожилой с простым лицом.
-- Выпили на дорожку! -- пригласил Аристарх.
Все выпили... Аристарх первый поднялся из-за стола, пошел, открыл
дверь комнаты, вернулся и стал наизготове посреди комнаты.
-- Я -- вожак, -- сказал он.
За "вожаком" выстроились остальные пятеро...
И они "полетели"... Они замахали руками, закурлыкали и мелкими шажками
потянулись за "вожаком". Сделали прощальный круг по комнате, "вылетели" в
коридор, пролетели, курлыкая, через комнату Веры Сергеевны и очутились в
третьей комнате, где был тоже стол и холодильник.
Они сели, печальные, за стол... А Аристарх доставал из холодильника
коньяк.
-- Далеко теперь наши березки, -- сказал курносый; он уже опять готов
был плакать.
-- А я люблю избу! -- громко и враждебно сказал человек с простым
лицом. -- Я вырос на полатях, и они у меня до сих пор -- вот где! -- он
стукнул себя в грудь. -- Обыкновенную русскую избу! И вы мне с вашими
лифтами, с вашими холодильниками...
-- А коньячок-то любишь -- похолодней, -- вставил чернявый.
-- Он и в погребе будет холодный.
-- В погребе он будет плесенью отдавать, -- сказал брюхатый. -- Ты
попробуй поставь на недельку в погреб -- потом выпей: плесенью будет
отдавать.
-- Сам ты плесень! -- свирепел человек с простым лицом. -- Свесил на
коленки... По какому месяцу?
-- Только... знаешь... не надо, -- обиделся брюхатый.
-- Не надо? Не надо и вякать, про чего не знаешь!
-- Хватит вам, -- хотел утихомирить Аристарх. -- Это вечная тема...
-- Вот в деревне-то у тебя не было бы такого брюха! Ты бы там не жрал
на ночь бифштексы кровавые, боров, а утром не валялся бы до двенадцати...
-- Ты!.. Жлоб! -- прикрикнул брюхатый. -- Ты грузишь тару -- грузи
дальше, а язык не распускай, а то на него наступить можно!
-- Да хватит вам! -- встрял опя