Трое.
     -- А те где?
     -- Не знаю. Мы сразу по одному разошлись.
     -- И сколько же ты добирался?
     -- Неделю.
     -- Тьфу... Ну, черт с тобой -- сиди.
     В сельсовете участковый  сел  писать протокол. Степан  си­дел у  стола,
напротив, задумчиво смотрел в темное окно. Хмель покинула его голову.
     --  Оружия  никакого  нет?  --  спросил   участковый,  отвле­каясь   от
протокола.
     -- Сроду никакой гадости не таскал с собой.
     -- Чем же ты питался в дороге?
     -- Они запаслись... те двое-то...
     -- А им по сколько оставалось?
     -- По много...
     --  Но им  хоть  был  смысл бежать,  а тебя-то  куда черт дер­нул? -- в
последний раз поинтересовался милиционер.
     -- Ладно, надоело! -- обозлился Степан. -- Делай  свое дело,  я тебе не
мешаю.
     Участковый качнул головой, склонился опять к бумаге. Еще сказал:
     --  Я думал, ошибка какая-нибудь -- не может  быть, чтоб на свете  были
такие придурки. Оказывается, правда.
     Степан смотрел в окно, спокойно о чем-то думал.
     -- Небось смеялись над  тобой те  двое-то? -- не вытерпел и еще спросил
словоохотливый милиционер.
     Степан не слышал его.
     Милиционер долго с любопытством смотрел на него. Сказал:
     -- А по лицу не скажешь, что дурак. -- И ушел оконча­тельно в протокол.
     В это время в сельсовет вошла немая. Остановилась на пороге, посмотрела
испуганными глазами на милиционера, на брата...
     -- Мэ-мм? -- спросила она брата.
     Степан растерялся.
     -- Ты зачем сюда?
     -- Мэ-мм? -- замычала сестра, показывая на милиционера.
     -- Это сестра, что ли? -- спросил тот.
     -- Но...
     Немая  подошла  к столу; тронула участкового за  плечо и, показывая  на
брата, руками стала пояснять свой вопрос: "Ты зачем увел его?"
     Участковый понял.
     --  Он...  Он! -- показал на Степана. -- Сбежал из  тюрьмы! Сбежал! Вот
так!..  --  Участковый  показал  на  окно  и  "пока­зал",  как  сбегают.  --
Нормальные  люди в дверь  выходят,  в дверь! А он в  окно  -- раз  и ушел. И
теперь  ему будет... -- Ми­лиционер сложил пальцы в решетку и показал  немой
на Сте­пана. -- Теперь ему опять вот эта штука будет! Два, -- растопырил два
пальца и торжествующе потряс ими. -- Два года еще!
     Немая стала понимать.  И когда  она совсем все поняла, глаза ее, синие,
испуганные,  загорелись  таким  нечеловечес­ким  страданием,  такая  в   них
отразилась  боль,  что милицио­нер  осекся.  Немая  смотрела  на брата.  Тот
побледнел и за­мер -- тоже смотрел на сестру.
     --  Вот  теперь скажи ему, что  он дурак, что так  не делают нормальные
люди... Братья ваши небось не сделали бы так.
     Немая вскрикнула гортанно, бросилась к Степану, по­висла у него на шее.
     -- Убери ее, -- хрипло попросил Степан. -- Убери!
     -- Как я ее уберу?..
     -- Убери, гад! -- заорал Степан не своим  голосом. -- Уве­ди ее, а то я
тебе расколю голову табуреткой!
     Милиционер вскочил, оттащил немую от брата... А она рванулась к  нему и
мычала. И трясла головой.
     -- Скажи, что ты обманул ее, пошутил... Убери ее!
     -- Черт  вас!.. Возись туг с вами... -- ругался милиционер,  оттаскивая
немую к двери. -- Он придет сейчас, я ему дам  проститься с вами! -- пытался
он втолковать ей. -- Счас он придет! -- Ему  удалось наконец  подтащить ее к
двери  и вы­толкнуть. -- Ну,  здорова! --  Он  закрыл  дверь  на крючок.  --
Фу-у... Вот каких делов ты натворил -- любуйся теперь.
     Степан сидел, стиснув руками голову, смотрел в одну точку -- в пол.
     Участковый  спрятал  недописанный протокол в  полевую сумку,  подошел к
телефону.
     -- Вызываю машину  -- поедем  в район, ну  вас  к черту... Ненормальные
какие-то.
     А по деревне,  серединой улицы, шла,  спотыкаясь, немая и горько мычала
-- плакала.
     Летит степью паровоз. Ревет.
     Деревеньки мелькают, озера, перелески... Велика Русь.

     Максим

     Максиму Воеводину пришло в общежитие письмо. От матери.
     Через поля, через леса, через реки широкие долетел род­ной голос, нашел
в громадном городе.
     -- Максим! Письмо...
     Максим присел на кровати, разорвал конверт и стал чи­тать.
     В шуме и гаме большой людной комнаты рабочего обще­жития зазвучал голос
матери:
     -- Здорово, сынок Максим!
     Во первых строках  нашего письма сообщаем, что мы жи­вы-здоровы, чего и
тебе желаем. Стретили на днях Степана.  Ничо  пришел,  справный. Ну,  выпили
маленько. Верка тоже ничо -- здоровая. А отец  прихварывает, перемогается. А
я, сынок, шибко хвораю. Разломило всю спинушку, и ногу к затылку подводит --
радикулит, гад такой.  Посоветовали мне  тут змеиным ядом, а у нас его нету.
Походи,  сынок, по апте­кам, поспрашивай, можа, у вас есть там. Криком кричу
-- больно.  Походи, сынок, не поленись... Игнату тоже написать хотела, а  он
прислал  письмо, что уедет  куда-то. А жене его  не хочу  писать --  скажет:
пристают.  Он чо-то обижается  на те­бя, сынок. Не слушается, говорит. Вы уж
там  поспокойней живите-то, не  смешите людей -- не  чужие небось... Походи,
сынок, милый, поспрашивай яду-то. Может, поправилась бы я...
     Максим склонился головой  на руки, задумался.  Заболело сердце -- жалко
стало  мать.  Он  подумал,  что  зря  он  так  редко  писал  матери,  вообще
почувствовал гнетущую  свою  вину пе­ред  ней. Все  реже и  реже думалось  о
матери последнее время,  она  перестала сниться  ночами... И вот оттуда, где
была мать, замаячила черная беда.
     Было  воскресенье. Максим надел выходной  костюм  и  пошел в  ближайшую
аптеку.
     В  аптеке  было  мало  народа.  Максим  выбрал  за  прилав­ком  молодую
хорошенькую девушку, подошел к ней.
     -- У вас змеиный яд есть?
     Девушка считала  какие-то порошки. Приостановилась на секунду,  еще раз
шепотом повторила последнее число,  чтобы  не сбиться,  мельком  глянула  на
Максима, сказала "нет"  и снова принялась считать.  Максим  постоял немного,
хотел  спросить,  как называется  змеиный яд по-научному, но не  спросил  --
девушка была очень занята.
     В следующей аптеке произошел такой разговор:
     -- У вас есть змеиный яд?
     -- Нет.
     -- А бывает?
     -- Бывает, но редко.
     -- А может, вы знаете, где его можно достать?
     -- Нет, я не знаю, где его можно достать.
     Отвечала  сухопарая женщина лет  сорока,  с острым но­сом, с  низеньким
лбом.  Кожа на  лбу была до того тонкая  и  белая, что,  кажется, сквозь нее
просвечивала кость. Максиму показалось,  что женщине доставляет удовольствие
отвечать "нет" и "не знаю". Он уставился на нее.
     -- Что? -- спросила она.
     -- А где же он бывает-то? Неужели в целом городе нет?!
     -- Не знаю, -- опять с каким-то странным удовольствием сказала женщина.
     Максимом стала овладевать злость. Он не двигался с места.
     -- Еще что? -- спросила женщина. Они были в стороне от других, разговор
их никто не слышал.
     -- А отчего вы такая  худая? -- спросил Максим. Он сам не знал, что так
спросит,  и не знал, зачем спросил,  --  вылете­ло. Очень  уж  недобрая была
женщина.
     Женщина от неожиданности заморгала глазами.
     Максим повернулся и пошел из аптеки.
     "Что же делать?" -- думал он.
     Аптека  следовала  за аптекой, разные  люди отвечали оди­наково: "Нет",
"Нету".
     В одной аптеке Максим увидел за стеклянным прилав­ком парня.
     -- Нет, -- сказал парень.
     -- Слушай, а как он называется по-научному? -- спросил Максим.
     Парень решил  почему-то, что и  ему пришла  пора пока­зать себя  "шибко
умным", -- застоялся, наверное, на одном месте.
     --  По научному-то? -- переспросил  он,  улыбаясь.  -- А  как в рецепте
написано? Как написано, так и называется.
     -- У меня нет рецепта.
     --  А  что же вы  тогда  спрашиваете?  Так  ведь  и  живую  воду  можно
спрашивать.
     --  А что, не дадут без рецепта? -- негромко спросил Мак­сим, чувствуя,
что его начинает слегка трясти.
     -- Нет, молодой человек, не дадут.
     Это снисходительное "молодой человек" доконало Мак­сима.
     -- До чего же ты умница! --  тихо воскликнул он. -- Это же  надо такому
уродиться!.. -- Максим, должно быть, изме­нился  в лице, ибо парень перестал
улыбаться.
     -- Что вы хотите? -- серьезно спросил он.
     -- Хочу тебе клизму поставить, молодой человек.
     --  Что  вам надо?! --  опять  очень  громко спросил парень, явно желая
привлечь внимание других людей в аптеке.
     Максим вышел на улицу, закурил. В душу вкралось от­чаяние.
     В  одной  очень большой аптеке Максим решительно  на­правился к пышной,
красивой женщине. Она выглядела при­ветливее других.
     -- Мне нужен змеиный яд, -- сказал он.
     -- Нету, -- ответствовала женщина.
     -- Тогда позовите вашего начальника.
     Женщина удивленно посмотрела на него.
     -- Зачем?
     -- Я с ним потолкую.
     -- Не буду я его звать -- незачем.  Он вам не сможет по­мочь. Нет у нас
такого лекарства.
     Максим  засмотрелся  в  ее ясные  глаза.  Ему захотелось  вдруг обидеть
женщину, сказать в ее  лицо какую-нибудь тяж­кую грубость, чтобы ясные глаза
ее помутились от ужаса. И не  то вконец обозлило Максима, что яда опять нет,
а то,  с  какой легкостью,  отвратительно  просто все они отвечают это  свое
"нет".
     -- Позовите начальника! -- потребовал Максим.
     И  тут,  вместо  того,  чтобы грубо  оскорбить женщину, Максим жалобным
голосом вдруг сказал:
     -- У меня мать болеет.
     Женщина оставила официальный тон.
     -- Ну нет у нас сейчас змеиного яда, я серьезно говорю. Я могу дать вам
пчелиный. У нее что, радикулит?
     -- Ага.
     -- Возьмите пчелиный. Змеиный не всегда и нужен.
     -- Давайте. --  Максиму было  стыдно за свой жалобный  тон. -- Он  тоже
помогает?
     -- У вас рецепт есть?
     -- Нету.
     -- А как же?...
     -- Что?
     -- Без рецепта нельзя, не могу.
     У Максима упало сердце.
     -- Это такой ма-аленький рецептик, да? Бумажечка такая...
     Женщина невольно улыбнулась.
     -- Да, да. Рецепт выписывает врач, а мы...
     -- Дайте мне так, а... А я завтра принесу вам рецепт. Дай­те, а?
     -- Не могу, молодой человек, не могу.
     На улице Максим долго соображал,  что делать. Даже если он и  наткнется
где-нибудь на змеиный яд,  то без рецепта все равно не дадут. Это ясно. Надо
сперва добыть рецепт.
     По дороге домой зашел на почту и дал матери телеграмму:
     "А пчелиный яд надо? Максим".
     Долго  в ту ночь не  мог  заснуть Максим -- думал  о матери. Представил
вдруг ее мертвой, да так ясно --  гроб на столе, белая  простыня, руки белые
на груди... Он вскочил и сидя выкурил подряд две сигареты. Кое-как отвязался
от страш­ного наваждения.
     Занималось утро. Спокойно, все шире и  вольнее расте­кался над  городом
свет, и  как-то ближе и роднее стали  ка­заться люди, которых очень много  в
этих каменных домах...  И все-таки никому  нет  никакого дела, что у Максима
болеет мать.
     Он оделся и пошел на вокзал -- к людям.
     На  вокзале  выбрал  себе местечко на диване,  сел  и стал наблюдать за
пассажирами.  И самому  тоже  захотелось вдруг ехать.  И показалось, что  он
едет. За окном -- поля, леса, деревеньки, все мелькает. А в деревнях -- тоже
люди. И так хо­рошо сделалось на душе, спокойно.
     ...Неожиданно  прямо  перед  собой  Максим  увидел  стек­лянную  дверь,
завешенную изнутри марлей, а над дверью -- табличка:  "Медпункт". Он встал и
пошел туда.
     На белом  стульчике,  за  белым  столом,  облокотившись,  сидела  белая
старушка и дремала. Когда вошел Максим, она подняла голову.
     -- Здравствуйте, -- сказал Максим.
     -- Ну, -- ответила старушка. -- Чего?
     -- Мне рецепт надо.
     -- Какой рецепт?
     -- На змеиный яд.
     Старушка не поняла.
     -- На какой змеиный яд?
     Максима  толкнула  в  грудь  надежда: старушка  хочет  спать  и,  чтобы
отвязаться, подмахнет рецептик.
     -- На змеиный яд -- лекарство такое.
     -- Я не выписываю рецептов.
     -- А кто выписывает?
     -- Врач.
     -- А когда он будет?
     --  В  девять.  -- Старушка начала  терять  терпение. --  А для чего те
рецепт-то?
     -- А вы не врач?
     -- В больницу надо идти за рецептом. А мы не лечим.
     -- Так это ж медпункт?
     -- Ну и  что, что медпункт.  Мы --  по травмам. Или сердце  у кого... В
больницу надо идти.
     -- А у вас печать есть? Больничная...
     Старушка рассердилась.
     -- Тебе чего надо-то? Что ты привязался ко мне?
     -- Ладно, спи.
     Максим вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
     В девять часов он пошел на стройку, отпросился с работы и направился  в
поликлинику.
     В бедой стеклянной стенке  --  окошечко за окошечком --  белая девушка.
Она долго "заводила" на Максима карточку, потом подала  ему талончик. Максим
посмотрел -- четырнадцатая очередь, на тринадцать тридцать.
     -- А поближе нету?
     -- Нет.
     --  Девушка,  милая...  --  Максим  почувствовал,  что  опять  начинает
говорить жалостливым тоном, но остановиться не мог.  --  Девушка,  дайте мне
поближе, а? Мне шибко надо. Пожалуйста.
     Девушка  не глядя на него  порылась в талончиках, выбра­ла один, подала
Максиму.  И  тогда только посмотрела  на него.  Максиму показалось,  что она
усмехнулась.
     "Милая  ты  моя, -- думал  растроганный Максим. --  Смейся,  смейся  --
талончик-то  вот  он".  Его  очередь была  шестой, на  одиннадцать часов.  У
кабинета врача сидело че­ловек десять больных; Максим присел рядом с пожилым
мужчиной, у которого была  такая  застойная тоска  в  глазах, что, глядя  на
него, невольно думалось: "Все равно помрем все".
     "Прижало мужика", -- подумал Максим. И опять вспом­нил о матери  и стал
с нетерпением ждать доктора.
     Доктор пришел. Мужчина, еще молодой.
     Вышла из кабинета женщина и спросила:
     -- У кого первая очередь? Никто не встал.
     --  У  меня, -- сказал Максим и почувствовал, как его под­няла какая-то
сила и повела в кабинет.
     -- У вас первая очередь? -- спросил его мужчина с тоской в глазах.
     -- Да, -- твердо сказал Максим и вошел в кабинет совсем веселым и,  как
ему показалось, очень ловким парнем.
     -- Что? -- спросил доктор, не глядя на него.
     -- Рецепт, -- сказал Максим, присаживаясь к столу.
     Доктор чего-то хмурился, не хотел подымать глаза.
     -- Какой рецепт? -- Доктор все перебирал какие-то бу­мажки.
     -- На змеиный яд.
     -- А что болит-то? -- Доктор поднял глаза.
     --  Не  у  меня.  У  меня  мать  болеет,  у  нее  радикулит.  Ей  врачи
посоветовали змеиным ядом.
     -- Ну, так?..
     -- Ну а рецепта нету. А без рецепта, вы сами понимаете, никто не  даст.
-- Максиму казалось, что он очень толково все объясняет. -- Поэтому я прошу:
дайте мне рецепт.
     Доктора что-то заинтересовало в Максиме.
     -- А где мать живет?
     -- В Сибири. В деревне.
     -- Ну?.. И нужен, значит, рецепт?
     -- Нужен. -- Максиму было легко с доктором: доктор нравился ему.
     Доктор посмотрел на сестру.
     -- Раз нужен, значит, дадим. А, Клавдия Николаевна?
     -- Надо дать, конечно.
     Доктор выписал рецепт.
     -- Он ведь  редко бывает, --  сказал он. -- Съезди в двад­цать седьмую.
Знаешь где? Против кинотеатра "Прибой". Там может быть.
     -- Спасибо. -- Максим пожал  руку доктору и чуть не вы­летел на крыльях
из кабинета -- так легко и радостно сдела­лось.
     В двадцать седьмой яда не было.
     Максим подал рецепт и затаив дыхание смотрел на апте­каря.
     -- Нет, -- сказал тот и качнул седой головой.
     -- Как "нет"?
     -- Так, нет.
     -- Так у меня же рецепт... Вот же он, рецепт... Вот же он, рецепт-то!
     -- Я вижу.
     -- Да  ты  что, батя? -- с таким отчаянием сказал Мак­сим. -- Мне нужен
этот яд.
     -- Так нет же его, нет -- где же я его возьму? Вы же може­те соображать
-- нет змеиного яда.
     Максим вышел  на улицу, прислонился спиной  к  стене, бессмысленно стал
смотреть в лица прохожих. Прохожие все шли  и шли нескончаемым  потоком... А
Максим все смотрел и смотрел на них и никак о них не думал.
     Потом еще одна  мысль  пришла в голову Максиму.  Он  резко  качнулся от
стены и направился к центру города, где жил его брат.
     Квартира у Игната премиленькая. На стенах множество фотографий  Игната;
и  так  и эдак  сидит  Игнаха  --  самодо­вольный, здоровый,  --  напряженно
улыбается.
     Максима встретила  жена  Игната, молодая  крупная женщина  с  красивым,
ничего не выражающим лицом. Привстала с тахты...
     -- Здравствуй, Тамара, -- поздоровался Максим.
     -- Здравствуй.
     Максим сел в кресло, на краешек.
     -- Ты что, не работаешь сегодня? -- спросила Тамара.
     --  Отпросился,  --  откликнулся Максим, доставая сигаре­ты. -- Можно я
закурю?
     -- Кури, я сейчас окно открою.
     С улицы в затхленький уют квартиры ворвался шум города.
     Максим склонился руками на колени.
     -- Ты чего такой? Заболел?
     -- Нет. -- Максим  распрямился. --  У тебя знакомых ап­текарей нет? Или
врач, может?..
     -- Н-нет... А зачем тебе?
     -- Мать у нас  захворала. Надо бы змеиный яд достать, а его нигде нету.
Весь город обошел -- нигде нету.
     -- А что с ней?
     -- Радикулит, гад такой.
     -- Нет у меня таких знакомых. Может, у Игната?..
     -- Он скоро приедет?
     -- А он не уезжал никуда.
     -- Как?.. А мне мать написала...
     -- Они  хотели ехать...  в Болгарию, кажется, а потом отме­нили. Он там
сейчас -- в цирке.
     -- Я тогда пойду к нему. -- Максим встал.
     -- Ты что-то не заходишь к нам?..
     -- Да все некогда... Ну, пока.
     --  Господи, Максим!..  Я совсем  забыла  сказать: мы же  за­втра домой
едем. Туда -- к вам.
     -- Да?
     -- Конечно.
     Максим долго стоял в дверях, смотрел на Тамару.
     -- У нас Степан пришел, -- к чему-то сказал он.
     -- Это который в тюрьме был?
     Максим улыбнулся.
     -- Он один у нас...
     -- Ну да, я понимаю. Он пришел, да?
     -- Ага, пришел. А вы когда едете?
     -- В восемь, кажется.
     -- Я, наверно, успею проводить.
     -- Приходи, конечно, -- разрешила Тамара.
     -- Ну пока -- до завтра.
     -- До свиданья.

     Игнат

     Вахтер в цирке поднялся навстречу Максиму.
     -- Вам к кому?
     -- К Воеводину Игнату.
     -- У них репетиция идет.
     -- Ну и что?
     -- Репетиция!.. Как "что"? -- Вахтер вознамерился не впускать.
     -- Да  пошли вы!  -- обозлился Максим, легко отстранил старика и прошел
внутрь.
     Прошел пустым, гулким залом.
     На арене, посредине, стоял здоровенный дядя, а на  нем, одна на другой,
-- изящные, как куколки, молодые женщины.
     --  Але! --  возгласил дядя. Самая  маленькая женщина  на  самом  верху
встала на руки. -- Гоп! -- приказал дядя. Ма­ленькая женщина скользнула вниз
головой.
     Максим замер.
     Дядя поймал женщину. И тут с него посыпались все ос­тальные.
     Максим подошел к человеку, который бросал в стороне тарелки.
     -- Как бы мне Воеводина тут найти?
     Человек поймал все тарелки.
     -- Что?
     -- Мне Воеводина надо найти.
     -- На втором этаже. А зачем?
     -- Так... Он брат мой.
     -- Вон по той лестнице  -- вверх.  -- Человек снова запус­тил тарелки в
воздух.
     Игнат боролся с каким-то монголом. Монгол был устра­шающих размеров.
     -- Э-ээ... Друг ситцевый! -- весело орал Игнат. -- У нас так не делают.
Куда ты коленом-то нажал?!
     -- Сево? -- спросил монгол.
     -- "Сево, сево!"  -- передразнил  сердито Игнат.  -- На ду­шу,  говорю,
наступил! Дай-ка я тебе разок так сделаю... Монгол взвыл.
     -- А-а!.. Дошло?
     Игнат слез с монгола.
     --  Максим!.. Здорово. Ну, иди погуляй пока, -- сказал он монголу. -- Я
с брательником поговорю. Здоровый, бугай, а бороться не умеет.
     -- Неужели ты его одолеешь? -- усомнился Максим.
     -- Хошь, покажу?
     -- Да ну его. Игнат, я письмо получил из дома...
     Пошли в уборную Игната.
     -- ...Ал