Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
в лицо полетели тысячи маленьких
холодных пуль.
Дорогу перемело; ноги то и дело вязли в сугробе. Павел раза три отбегал
в сторону, пропадая во тьме. Появлялся и кричал бодро:
-- Верно идем!
А идти становилось все труднее. Ветер ревел, бил людей холодными
мокрыми ладонями, пытался свалить с ног. Вверху нечто безобразно огромное,
сорвавшееся с цепей, бесновалось, рыдало, выло...
Снабженец путался в длинной дохе, падал. Один раз упал и потерял
рукавицу.
-- Э-э! -- заорал он, ползая в снегу -- Подождите!
К нему подошел Федор. Долго вместе искали рукавицу. Нашли. Федор помог
снабженцу подняться.
Павел топтался на снегу кругами -- хотел понять: на дороге они или
сбились.
-- Где же пасека-то твоя?! -- не скрывая раздражения, крикнул
снабженец.
-- Будет и пасека! Все будет... -- ответил Павел. -- Терпение! -- Он
надолго пропал в темноте.
Федор и снабженец стояли рядом, спинами к ветру.
-- Трепач он, -- сказал снабженец.
Федор повернул к нему голову.
-- Я говорю, сбился он! -- повторил снабженец.
Федор промолчал. Он знал это.
Неожиданно рядом появился Павел.
-- Так, братики!.. -- Он коротко и невесело хохотнул. -- Маленько
того... заблудились!
-- Как? -- спросил снабженец.
-- Но я направление примерно знаю. Надо идти.
-- Как заблудились?! -- опять спросил снабженец.
-- "Как! Как!" -- озверел Павел. -- Пасека должна быть, а ее нету, вот
как! Заладил, блохастый!
-- Ты что, смеешься, что ли?
-- Пошли! -- скомандовал Павел. -- Главное, идти, не стоять. Я
направление знаю: на ветер надо идти.
Федор послушно двинулся вперед -- на ветер.
-- Да куда идти?! Куда идти?! -- перекрывая вой ветра, заорал
снабженец. -- Вы что, маленькие, что ли?!
Ему не ответили. Двое удалялись от него. Он догнал их, схватился за
полушубок Федора, быстро заговорил:
-- Надо счас в снег зарыться, переждать!.. Я слышал, так делают. Мы же
пропадем иначе. Выбьемся из сил и пропадем! Он же не знает, куда идти!..
Федор, не оборачиваясь, крикнул:
-- Ничо, шагай!
С полчаса медленно, с отчаянным злым упорством шли навстречу ветру,
проваливаясь по колено в снег.
Ветер неистовствовал.
Павел остановился наконец, долго соображал, бессмысленно вглядываясь в
ревущую тьму.
-- Ну?! -- крикнул Федор.
-- Придется выходить на тракт. На деревню можем не попасть -- ни черта
не видно! Сворачиваем! -- распорядился он.
-- Сволочь! -- громко сказал снабженец.
Это услышали; Павел повернулся и пошел было к нему, но Федор подтолкнул
его вперед.
-- Дерьмо собачье, -- проворчал Павел.
Опять трое, перегнувшись пополам, медленно побрели по целику. Ветер
теперь бил слева. Еще прошло какое-то время.
-- Я больше не могу! -- заявил снабженец. -- Все!
Остановились.
-- Как это не можешь? -- спросил Павел.
-- Не могу! Ясно?.. -- Снабженец глотнул ветра, закашлялся. -- Надо
же... кха-кха-кха!.. Надо ж понимать, идиоты! Никуда нам не выйти! -- Он сел
на снег и согнулся в новом приступе кашля. -- Я зароюсь в снег и пережду.
К нему подошел Павел. Склонился.
-- Идти надо, чего ты слюни-то распустил! Куда зароешься, дура
сырая?.. Замерзнешь тут, как кочерыжка, и все. Он на сутки зарядил, не
меньше. Идти надо!
-- - Уйди от меня, трепач! -- взвизгнул снабженец и заматерился.
Павел облапил его, стал поднимать.
-- Пойде-ешь!.. Как Исусик пойдешь у меня, ухажер сучий. Я те
зароюсь...
Снабженец отчаянно упирался, хрипло, всхлипами дышал... Плюнул в лицо
Павлу.
-- Гад! Завел!..
Павел развернулся и навесил снабженцу в челюсть. Тот упал в снег.
Федор, стоявший до этого в сторонке, подошел к ним, оттолкнул Павла. Взяв
снабженца за грудки, поднял.
-- Кому сказано: идти! А то, если я разок вмажу, от тебя одна доха
останется. Шагай!
Снабженец покорно пошел.
-- Погоди, -- сказал Федор. -- Давай твою доху, а сам надевай мой
полушубок -- легче будет.
Снабженец молча снял доху, надел легкий, удобный в ходьбе полушубок.
Павел вышел вперед... И опять пошли.
Часа в четыре ночи Павел остановился, расстегнул полушубок, вытряхнул
из-за пазухи снег, сказал без особой радости:
-- Буланово -- собак слышно. -- Он устал смертельно.
Постучались в крайнюю избу.
Их спросили из-за двери, кто они, откуда... Павел назвал себя, Федора.
Им сказали, что не знают таких. Павел заорал:
-- Вы что, с ума там посходили?! Люди подыхают, а они допрос учинили!
-- Вышибай дверь, -- робко и устало посоветовал снабженец.
Их впустили.
В избе выяснилось: это не Буланово, а зверосовхоз "Маяк".
Павел аж присвистнул.
-- Какого кругаля дали!
Снабженец осторожно отряхивался у порога. Федор снял доху, повесил на
стену. Снабженец снял ее, вынес в сенцы и там долго отряхивал с нее снег.
-- Водки теперь, конечно, не достать? -- спросил Павел.
-- Какая водка! -- воскликнул хозяин, зевая и кутаясь в одеяло -- в
избе выстыло. Из-за его спины выглядывала недовольная заспанная жена. -- Я
б счас сам с удовольствием похмелился.
-- Ну, нет так нет. На нет, говорят, и спроса нет, -- грустно
согласился Павел.
Снабженец долго устраивал доху на вешалку, потом присел на припечье.
-- Давай спать, Федор, -- сказал Павел. -- Небось не простынем.
Они расстелили на полу полушубки, легли, не раздеваясь.
Хозяин дал им укрыться свой тулуп.
Снабженец залез на печку.
Погасили свет.
-- Стретили Новый год, -- вздохнул Павел. -- Язви тя в душу.
Буран колотил по крыше дома. В печной трубе тоскливо завывало. Во
дворе, под окнами, скулила собака. Громко хлопали ворота -- когда входили,
забыли их закрыть.
-- Ворота-то... черти вы такие, -- сказал хозяин. -- Расхлещет теперь.
Пришельцы промолчали -- никому не хотелось идти закрывать ворота.
Минут десять лежали тихо.
-- Слышь, на печке! -- строго сказал Павел. -- У тебя есть водка. В
карманах, в дохе. Я видел вчера. Мы же отдадим тебе...
-- Была, -- откликнулся негромко снабженец. -- Потерял я ее. Выронил.
Павел повернулся на бок и затих.
С печки послышалось ровное посапывание. Павел неслышно поднялся,
подошел к дохе снабженца и стал шарить по карманам -- искал водку. Водки
действительно не было. В одном кармане он наткнулся на какой-то странный
колючий предмет. Павел вытащил его, зажег спичку -- то была маленькая
капроновая елочка, увешанная крошечными игрушечками. Елочка была мокрая и
изрядно помятая у основания. У крестовинки прикреплена бумажка, и на ней
написано печатными буковками: "Нюсе, моей голубушке. От Мити".
-- Положь на место, -- сказал вдруг снабженец с печки.
Павел положил елочку в карман дохи, лег.
-- К Нюрке опять пошел? -- спросил он.
-- Не твое дело.
-- "Митя", -- передразнил Павел. -- Какой же ты Митя? Ты уж, слава те
Господи, целый Митька.
-- Огурцов Укроп Помидорыч, -- зачем-то сказал Федор. И хмыкнул.
-- До чего ушлый народ! -- возмутился Павел. -- Залезет вот такой гад в
душу с разными словами -- и все, и полный хозяин там...
-- Пошли вы к черту! -- громко сказал снабженец. -- Чего вы
злитесь-то, как собаки?
-- Да хватит вам, -- заворчал хозяин. -- Нашли время разговаривать.
Дайте доспать нормально.
Замолчали.
Хозяин через три минуты захрапел.
-- А то злятся все, как собаки, -- сказал снабженец с печки. -- Не
глянется, что лучше вас живу?
Павел и Федор не сразу нашлись, что на это ответить.
-- Закрой варежку, -- сказал наконец Павел. -- Ворюга.
-- Ты меня поймал, чтоб так говорить? -- повысил голос снабженец.
Чувствовалось, что он привстал.
-- Я тебя по походке вижу.
-- Нет, ты поймал меня?
-- Сдался ты мне -- ловить тебя. А от Нюрки тебя, поганца, отвадим,
заранее говорю. Придешь седня, мы там поговорим.
-- Да какое ваше дело?! -- почти закричал снабженец.
Проснулся хозяин.
-- Ну, ребята, -- сердито заговорил он, -- пустил вас как добрых людей,
так вы теперь соснуть не даете. Чего вы орете-то? Что, дня не хватает для
разговоров ваших дурацких?
Замолчали.
Долго лежали так.
-- Как собаки накинутся... -- шепотом сказал снабженец.
-- Гад, -- тоже шепотом сказал Павел. -- "Милой голубушке..." Голубчик
нашелся. Я тя седня в деревне приголублю.
Федор хохотнул в рукав.
-- Мужики, у вас совесть есть или нету? -- совсем зло сказала хозяйка.
-- Вы что?!
-- Все, спим, -- серьезно сказал Павел. -- Давай спать, Федор.
Скоро все заснули,
К утру буран улегся.
Павел с Федором проспали; снабженца в избе уже не было.
-- Ушел, -- сказал хозяин.
Выпили с хозяином две бутылки водки и пошли навеселе в Буланово.
Двенадцать километров отшагали незаметно.
В Буланове завернули еще в чайную, еще подкрепились... Совсем хорошо
стало на душе.
-- Пошли к Нюрке зайдем? -- предложил Павел. -- Поглядим на их...
-- Пошли, -- согласился Федор.
-- Мне все же охота поговорить с им, -- не терпелось Павлу -- Доху
надел... Сука! А я полушубок не мог взять: по шестьдесят восемь рублей
привозили, не мог занять ни у кого. А что я, хуже его работаю?! -- Павел
кричал и размахивал руками. -- Что я, хуже его?!
Федор молчал.
Нюра ждала гостей... Только не этих. Сидела в прибранной избе --
нарядная, хорошая. Стол был застелен камчатной скатертью; на нем стоял
начищенный самовар -- и все пока, больше ничего. В избе было празднично.
-- А где он? -- сразу спросил Павел.
-- Кто?
-- Этот гусь... В дохе-то?
Нюра покраснела.
-- Никого здесь нету. Вы чего?
-- Не пошел, -- сказал Федор. -- Он обратно в город уехал.
-- А-а... струсил! -- Павел был доволен. Стал рассказывать Нюре: --
Шли ночью с твоим... ухажером. Елочку тебе нес, гад такой. И главное,
написал: "От голубчика Мити". Я говорю: если, говорю, я тебя еще раз увижу у
Нюрки, ноги повыдергаю. Ты, говорю, недостойный ее! Ты же так ездишь --
лишь бы время провести, а ей мужа надо. Да не такого мозгляка, а хорошего
мужика! -- Не замечал Павел, как меняется в лице Нюра, слушая его. -- А ты
гони его, если он еще придет! Гони метлой поганой! Митя мне, понимаешь...
Федор смотрел на Нюру. Молчал.
-- Спасибо, Павел, -- сказала Нюра.
-- Ты мне скажи, когда он придет...
-- Спасибо тебе. Позаботился. А то сидишь одна -- и никому-то до тебя
нету дела. А ты вот пришел... позаботился... -- Нюра отвернулась к окну,
кашлянула.
-- А чего? -- не понял Павел.
-- Ничего. Спасибо... -- Голос Нюры задрожал. Она вытерла уголком
платка слезы.
-- Пошли, -- сказал Федор.
-- А ты чего, Нюр? -- все хотел понять Павел.
-- Пошли, -- опять сказал Федор. И подтолкнул Павла к двери. Вышли.
-- А чего она?
-- Зря, -- сказал Федор. -- Не надо было.
-- Чего она, обиделась, что ли?
Федор не ответил.
-- Ей же, понимаешь, делаешь лучше, она -- в слезы. Бабье!
-- Трепесся много, -- сказал Федор. -- Как сорока на колу. У вас все в
роду трепачи были. Балаболки.
-- А ты-то чо? -- Павел приостановился от неожиданности.
Федор как шагал, так продолжал шагать.
-- Федор! -- крикнул Павел. -- Пошли, у меня пара бутылок дома есть.
Пошли?
Федор свернул в свой переулок -- не оглянулся.
Павел постоял еще немного в раздумье. Плюнул в сердцах и тоже пошел
домой.
-- Пошли вы все!.. Им же, понимаешь, лучше делаешь, а они... строют из
себя. Я же виноват, понимаешь. Народ!
OCR: 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского
Классный водитель
Весной, в начале сева, в Быстрянке появился новый парень -- шофер
Пашка Холманский. Сухой, жилистый, легкий на ногу. С круглыми
изжелта-серыми смелыми глазами, с прямым тонким носом, рябоватый, с крутой
ломаной бровью, не то очень злой, не то красивый. Смахивал на какую-то
птицу.
Пашка был родом из кержаков, откуда-то с верхних сел по Катуни, но
решительно ничего не усвоил из старомодного неповоротливого кержацкого
уклада.
В Быстрянку он попал так.
Местный председатель колхоза Прохоров Ермолай возвращался из города на
колхозном "газике". Посреди дороги у них лопнула рессора. Прохоров, всласть
наругавшись с шофером, стал голосовать попутным машинам. Две не
остановились, а третья, полуторка, притормозила. Шофер откинул дверцу
-- Куда?
-- До Быстрянки.
-- А Салтон -- это дальше или ближе?
-- Малость ближе. А что?
-- Садись до Салтона. Дорогу покажешь.
-- Поехали.
Шофер сидел, откинувшись на спинку сиденья; правая рука -- на штурвале,
левая -- локтем -- на дверце кабины. Смотрел вперед, на дорогу, задумчиво
щурился.
Полуторка летела на предельной скорости, чудом минуя выбоины. С одной
встречной машиной разминулись так близко, что у председателя дух захватило.
Он посмотрел на шофера: тот сидел как ни в чем не бывало, щурился.
-- Ты еще головы никогда не ломал? -- спросил Прохоров.
-- А?.. Ничего. Не трусь, дядя. Главное в авиации что? -- улыбнулся
шофер. Улыбка простецкая, добрая.
-- Главное в авиации -- не трепаться, по-моему.
-- Нет, не то. -- Парень совсем отпустил штурвал и полез в карман за
папиросами. Его, видно, забавляло, что пассажир трусит.
Прохоров стиснул зубы и отвернулся.
В этот момент полуторку основательно подкинуло. Прохоров инстинктивно
схватился за дверцу. Свирепо посмотрел на шофера.
-- Ты!.. Авиатор!
Парень опять улыбнулся.
-- Уважаю скорость, -- признался он.
Прохоров внимательно посмотрел в глаза парню: парень чем-то нравился
ему.
-- Ты в Салтон зачем едешь?
-- В командировку.
-- На сев, что ли?
-- Да... помочь мужичкам надо.
Хитрый Прохоров некоторое время молчал. Закурил тоже. Он решил
переманить шофера в свой колхоз.
-- В сам Салтон или в район?
-- В район. Деревня Листвянка... Хорошие места тут у вас.
-- Тебя как зовут-то?
-- Меня-то? Павлом. Павел Егорыч.
-- Тезки с тобой, -- сказал Прохоров. -- Я тоже по батьке Егорыч.
Поехали ко мне, Егорыч?
-- То есть как?
-- Так. Я в Листвянке знаю председателя и договорюсь с ним насчет тебя.
Я тоже председатель. Листвянка -- это дыра, я тебе должен сказать. А у нас
деревня...
-- Что-то не понимаю: у меня же в командировке сказано...
-- Да какая тебе разница?! Я тебе дам такой же документ... что ты
отработал на посевной -- все честь по чести. А мы с тем председателем
договоримся. За ним как раз должок имеется. А?
-- Клуб есть? -- спросил Пашка.
-- Клуб? Ну как же!
-- Сфотографировано.
-- Что?
-- Согласен, говорю! Пирамидон.
Прохоров заискивающе посмеялся.
-- Шутник ты... (Один лишний шофер да еще с машиной на посевной -- это
пирамидон, да еще какой!) Шутник ты, Егорыч.
-- Стараюсь. Значит, клубишко имеется?
-- Имеется, Паша. Вот такой клуб -- бывшая церковь!
-- Помолимся, -- сказал Пашка.
Оба -- Прохоров и Пашка -- засмеялись.
Так попал Павел Егорыч в Быстрянку.
Жил Пашка у Прохорова. Быстро сдружился с хозяйкой, женой Прохорова,
охотно беседовал с ней вечерами.
-- Жена должна чувствовать! -- утверждал Пашка, с удовольствием
уписывая жирную лапшу с гусятиной.
-- Правильно, Егорыч, -- поддакивал Ермолай, согнувшись пополам,
стаскивая с ноги тесный сапог. -- Что это за жена, которая не чувствует?
-- Если я прихожу домой, -- продолжал Пашка, -- так? -- усталый,
грязный -- то-се, я должен первым делом видеть энергичную жену. Я ей,
например: "Здорово, Маруся!" Она мне весело: "Здорово, Павлик! Ты устал?"
-- А если она сама, бедная, наработается за день, то откуда же у нее
веселье возьмется? -- замечала хозяйка.
-- Все равно. А если она грустная, кислая, я ей говорю: пирамидон. И
меня потянет к другим. Верно, Егорыч?
-- Абсолютно! -- поддакивал Прохоров.
Хозяйка притворно сердилась и называла всех мужиков охальниками.
В клубе Пашка появился на второй день после своего приезда. Сдержанно
веселый, яркий: в бордовой рубахе с распахнутым ворогом, в хромовых
сапогах-вытяжках, в военной новенькой фуражке, из-под козырька которой
русой хмелиной завивался чуб.
-- Как здесь население... ничего? -- равнодушно спросил он у одного
парня, а сам ненароком обшаривал глазами танцующих: хотел знать, какое он
произвел впечатление на "местное население".
-- Ничего, -- ответил парень.
-- А ты, например, чего такой кислый?
-- А ты кто такой, чтобы допрос устраивать? -- обиделся парень.
Пашка миролюбиво оскалился:
-- Я ваш новый прокурор. Порядки приехал наводить.
-- Смотри, как бы тебе самому не навели тут.
-- Ничего. -- Пашка подмигнул парню и продолжал рассматривать девушек
и ребят в зале.
Его тоже рассматривали.
Пашка такие моменты любил. Неведомое, незнакомое, недружелюбное
поначалу волновало его. Больше всего, конечно, интересовали девки.
Танец кончился. Пары расходились по местам.
-- Что за дивчина? -- спросил Пашка у того же парня; он увидел Настю
Платонову, местную красавицу.
Парень не захотел с ним разговаривать, отошел.
Заиграли вальс.
Пашка прошел через весь зал к Насте, слегка поклонился ей и громко
сказал:
-- Предлагаю на тур вальса!
Все подивились изысканности Пашки; на него стали смотреть с
нескрываемым веселым интересом.
Настя спокойно поднялась, положила тяжелую руку на сухое Пашкино плечо;
Пашка, не мигая, ласково смотрел на девушку.
Закружились.
Настя была несколько тяжела в движениях, ленива. Зато Пашка с ходу
начал выделывать такого черта, что некоторые даже перестали танцевать --
смотрели на него. Он то приотпускал от себя Настю, то рывком приближал к
себе и кружился, кружился... Но окончательно он доконал публику, когда,
отойдя несколько от Насти, но не выпуская ее руки из своей, пошел с
приплясом.
Все так и ахнули. А Пашка смотрел куда-то выше "местного населения" с
таким видом, точно хотел сказать: "Это еще не все. Будет когда-нибудь
настроение -- покажу кое-что. Умел когда-то".
Настя раскраснелась, ходила все так же медленно, плавно.
-- Ну и трепач ты! -- весело сказала она, глядя в глаза Пашке.
Пашка ухом не повел.
-- Откуда ты такой?
-- Из Москвы, -- небрежно бросил Пашка.
-- Все у вас там такие?
-- Какие?
-- Такие... воображалы.
-- Ваша серость меня удивляет, -- сказал Пашка, вонзая
многозначительный ласковый взгляд в колодезную глубину темных загадочных
глаз Насти.
Настя тихо засмеялась.
Пашка был серьезен.
-- Вы мне нравитесь, -- сказал он. -- Я такой идеал давно искал.
-- Быстрый ты. -- Настя в упор посмотрела на Пашку.
-- Я на полном серьезе!
-- Ну и что?
-- Я вас провожаю сегодня до хаты. Если у вас, конечно, нет
какого-нибудь другого хахаля. Договорились?
Настя усмехнулась, качнула отрицательно головой. Пашка не обратил на
это никакого внимания.
Вальс кончился.
Пашка проводил девушку до места, опять изящно поклонился и вышел
покурить с парнями в фойе.
Парни косились на не