Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
ому бы ни при каких обстоятельствах не рассказал Витька, как его
обокрали,- стыдно. Две шлюхи... Мучительно стыдно! И еще - жалко мать.
Он знал, что она придет к нему, пробьется через все законы, - ждал этого
и страшился.
У матери в эту минуту было на душе другое: она вдруг совсем перестала
понимать, что есть на свете милиция, прокурор, суд, тюрьма... Рядом си-
дел ее ребенок, виноватый, беспомощный... И кто же может сейчас отнять
его у нее, когда она - только она, никто больше - нужна ему?
- Не знаешь, сильно я его?..
- Да нет, плашмя попало... Но лежит, не поднимается.
- Экспертизу, конечно, сделали... Бюллетень возьмет...- Витька пос-
мотрел на мать.- Лет семь заделают.
- Батюшки-святы!..- Сердце у матери упало.- Что же уж так много-то?
- Семь лет!..- Витька вскочил с нар, заходил по камере.- Все прахом!
Все, вся жизнь кувырком!
Мать мудрым сердцем своим поняла, какое отчаяние гнетет душу ее ре-
бенка...
- Тебя как вроде уж осудили! - сказала она с укором,- Сразу уж -
жизнь кувырком.
- А чего тут ждать? Все известно...
- Гляди-ка, все уж известно! Ты бы хоть сперва спросил: где я была,
чего достигла?..
- Где была? - Витька остановился.
- У прокурора была...
- Ну? И он что?
- Да вот и спроси сперва: чего он? А то сразу - кувырком! Какие-то
слабые вы... Ишо ничем ничего, а уж... мысли бог знает какие.
- А чего прокурор-то?
- А то... Пусть, говорит, пока не переживает, пусть всякие мысли вы-
кинет из головы... Мы, дескать, сами тут сделать ничего не можем, потому
что не имеем права, а ты, мол, не теряй время, а садись и езжай в крае-
вые организации. Нам, мол, оттуда прикажут, мы волей-неволей его отпус-
тим, Тада, говорит, нам и перед своими совестно не будет: хотели, мол,
осудить, но не могли. Они уж все обдумали тут. Мне, говорит, самому его
жалко... Но мы, говорит, люди маленькие. Езжай, мол, в краевые организа-
ции, там все обскажи подробно... У тебя сколь денег-то было?
- Полторы сотни.
- Батюшки-святы! Нагрели руки...
В дверь заглянул длинный милиционер:
- Кончайте.
- Счас, счас,- заторопилась мать.- Мы уж все обговорили... Счас я,
значит, доеду до дому, Мишка Бычков напишет на тебя карахтеристику...
Хорошую, говорит, напишу.
- Там... это... у меня в чемодане грамоты всякие лежат со службы...
возьми на всякий случай...
- Какие грамоты?
- Ну, там увидишь. Может, поможет.
- Возьму. Потом схожу в контору-тоже возьму карахтеристику... С голы-
ми руками не поеду. Может, холст-то продать уж, у меня Сергеевна хотела
взять?
- Зачем?
- Да взять бы деньжонок-то с собой - может, кого задобрить придется?
- Не надо, хуже только наделаешь.
- Ну, погляжу там.
В дверь опять заглянул милиционер:
- Время.
- Пошла, пошла,- опять заторопилась мать. А когда дверь закрылась,
вынула изза пазухи печенюжку и яйцо.- На-ка поешь... Да шибко-то не за-
думывайся - не кувырком ишо. Помогут добрые люди. Большие-то начальники
- они лучше, не боятся. Эти боятся, а тем некого бояться - сами себе хо-
зяева. А дойти до них я дойду. А ты скрепись и думай про чего-нибудь -
про Верку хоть... Верка-то шибко закручинилась тоже. Даве забежала, а
она уж слыхала...
- Ну?
- Горюет.
У Витьки в груди не потеплело оттого, что невеста горюет. Как-то так,
не потеплело.
- А ишо вот чего...- Мать зашептала: - Возьми да в уме помолись. Ни-
чего, ты - крещеный. Со всех сторон будем заходить. А я пораньше из до-
му-то выеду - до поезда - да забегу свечечку Николе-угоднику поставлю,
попрошу тоже его. Ничего, смилоставются. Похоронку от отца возьму...
- Ты братьям-то... это... пока уж не сообщай.
- Не буду, не буду. Только лишний раз душу растревожут. Ты, главное,
не задумывайся, что все теперь кувырком. А если уж дадут, так год ка-
кой-нибудь - для отвода глаз. Не семь же лет! А кому год дают, смотришь
- они через полгода выходют, Хорошо там поработают, их раньше выпускают.
А может, и года не дадут. Милиционер вошел в камеру и больше уже не вы-
ходил.
- Время, время...
- Пошла.- Мать встала с нар, повернулась спиной к милиционеру, мелко
перекрестила сына и одними губами прошептала:
- Спаси тебя Христос.
И вышла из камеры... И шла по коридору, и опять ничего не видела от
слез. Жалко сына Витьку, ох, жалко. Когда они хворают, дети, тоже очень
их жалко, но тут какая-то особая жалость - когда вот так, тут - просишь
людей, чтоб помогли, а они отворачиваются, в глаза не смотрят. И време-
нами жутко становится... Но мать - действовала, Мыслями она была уже в
деревне, прикидывала, кого ей надо успеть охватить до отъезда, какие бу-
маги взять. И та неистребимая вера, что добрые люди помогут ей, вела ее
и вела, мать нигде не мешкала, не останавливалась, чтоб наплакаться вво-
лю, тоже прийти в отчаяние,- это гибель, она знала. Она - действовала.
Часу в третьем пополудни мать выехала опять из деревни - в краевые
организации. "Господи, помоги, батюшка,- твердила она в уме беспрерыв-
но.Не допусти сына до худых мыслей, образумь его. Он маленько заполошный
- как бы не сделал чего над собой".
Поздно вечером она села в поезд и поехала.
"Ничего, добрые люди помогут".
Она верила, помогут.
Василий Шукшин. Мой зять украл машину дров
Веня Зяблицкий, маленький человек, нервный, стремительный, крупно
поскандалил дома с женой и тещей.
Веня приезжает из рейса и обнаруживает, что деньги, которые копились
ему на кожаное пальто, жена Соня все ухайдакала себе на шубу из ис-
кусственного каракуля. Соня объяснила так:
- Понимаешь, выбросили - все стали хватать... Ну, я подумала, подума-
ла - и тоже взяла. Ничего, Вень?
- Взяла? - Веня зло сморщился.- Хорошо, хоть сперва подумала, потом
уж взяла.- Венина мечта - когда-нибудь надеть кожанку и пройтись в вы-
ходной день по селу в ней нараспашку - отодвинулась далеко.- Спасибо.
Подумала об муже... твою мать-то.
- Чего ты?
- Ничего, все нормально. Спасибо, говорю.
- Чего лаешься-то?
- Кто лается? Я говорю, все нормально! Ты же вон какая оборванная хо-
дишь, надо, конечно, шубу... Вы же без шубы не можете. Как это вам без
шубы можно!.. Дармоеды. Соня, круглолицая, толстомясая, побежала к мате-
ри жаловаться.
- Мам, ты гляди-ка, што он вытворяет - за шубу-то начал обзывать
по-всякому! - Соне тридцать уже, а она все, как маленькая, бегала к маме
жаловаться.- Дармоеды, говорит!
Из горницы вышла теща, тоже круглолицая, шестидесятилетняя, крепкая
здоровьем, крепкая нравом, взглядом на жизнь,- вообще, вся очень креп-
кая.
- Ты что это, Вениамин? - сказала она с укоризной.- Другой бы муж ра-
довался...
- А я радуюсь! Я до того рад, что хоть впору заголиться да улочки две
дать по селу - от радости.
- Если недопонимаешь, то слушай, што говорят! - повысила голос теща.-
Красивая, нарядная жена украшает мужа. А уж тебе-то надо об этом поду-
мать - не красавец.
Веня в самом деле не был красавцем (маловат ростом, худой, белобры-
сый... И вдобавок хромой: подростком был прицепщиком, задремал ночью на
прицепе, свалился в борозду, и его шаркнуло плугом по ноге), и, когда
ему напоминали об этом - что не красавец,- Веню трясло от негодования.
- Ну да, вы-то, конечно, понимаете, как надо украшать людей! Вы уж
двух украсили...- И тесть Вени, и бывший муж Сони сидели. Тесть - за
растрату, муж Сони - за пьяную драку. Слушок по селу ходил - Лизавета
Васильевна, теща, помогла посадить и мужа и зятя.
- Молчать! - строго осадила Лизавета Васильевна.- А то договоришься у
меня!.. Молокосос. Сопляк.
Веня взмыл над землей от ярости... И сверху, с высоты, окружил ястре-
бом на тещу.
- А ты чего это голос-то повышаешь?! Ты чего тут голос-то повышаешь?!
Курва старая...
Соня еще не поняла, что за это можно сажать. Она только очень обиде-
лась за мать.
- Ох, молодой...- воскликнула она.- Да тебе двадцать восемь, а от те-
бя уж козлиным потом пахнет.
Теща, напротив, поняла, что за это уже можно сажать.
- Так... Как ты сказал? Курва? Хорошо! Курва?.. Хорошо. При свидете-
лях.-Она побежала в горницу - писать заявление в милицию.- Ты у меня по-
лучишь за курву! - громко, с дрожью в голосе говорила она оттуда.- Ты у
меня получишь!..
- Давай, давай, пиши, тебе не привыкать.- Веня слегка струсил вооб-
ще-то. Черт ее знает, она со всем районным начальством в знакомстве.-
Тебе посадить человека - раз плюнуть.
- Я первые колхозы создавала, а ты мне - курва! - громко закричала
теща, появляясь в дверях.
- А про меня в газете писали, што я, хромой, на машине работаю! - то-
же закричал Веня. И постучал себя в грудь кулаком.- У меня пятнадцать
лет трудового стажу!
- Ничего, он тебе там пригодится.
Веню опять взорвало, он забыл страх.
- Где это там?! Где там-то, курва? Ты сперва посади!.. Потом уж я бу-
ду думать, где мне пригодится, а где не пригодится. Сажалка...
- Поса-адим,- опять с дрожью в голосе пообещала теща. И ушла писать
заявление. Но тотчас опять вернулась и закричала: -Ты машину дров при-
вез?! Ты где ее взял?! Где взял?!
- Тебя же согревать привез..
- Где взял?! - изо всех сил кричала Лизавета Васильевна.
- Купил!
- На какие деньги? Ты всю получку домой отдал! Ты их в государствен-
ном лесу бесплатно нарубил! Ты машину дров украл!
- Ладно, допустим. А чего же ты сразу не заявила? Чего ж ты - жгла
эти дрова и помалкивала?
- Я только сейчас это поняла - с кем мы живем под одной крышей.
- Э-э... завиляла хвостом-то. Если уж садиться, так вместе сядем: я
своровал, а ты пользовалась ворованным. Мне -три года, тебе - полтора
как минимум. Вот так. Мы тоже законы знаем,
- Не-ет, ты их еще пока не знаешь!.. Вот посидишь там, тогда узнаешь.
Теща в самом деле ездила с заявлением в район, в милицию. Но про ма-
шину дров, как видно, не сказала. Ей там посоветовали обратиться с жало-
бой в дирекцию совхоза, так как налицо пока что - домашняя склока, не
больше. Нельзя же, в самом деле, сразу, по первому же заявлению, привле-
кать человека к уголовной ответственности. Вот если это повторится, и
если он будет в пьяном виде... Лизавета Васильевна побежала в дирекцию.
Веню вызвали.
Перед заместителем директора, молодым еще человеком, которого Веня
уважал за башковитость, лежало заявление тещи,
- Ну, что там у вас случилось? Жалуются вот.,.
- Жалуются!.. Сами одетые, как эти... все есть! - стал честно расска-
зывать Веня.- А у меня - вот што на мне, то и все тут. Хотел раз в жизни
кожан купить за сто шестьдесят рублей, накопили, а она себе взяла шубу
купила. А у самой зимнее пальто есть хорошее.
- Ну, а обзывал-то зачем? Матерился-то зачем?
- Тут любого злость возьмет! Копил, копил, елки зеленые!.. после бани
четверку жадничал выпить, а она взяла шубу купила! И главное, пальто же
есть! Если бы хоть не было, а то ведь пальто есть! А чего она тут пишет?
- Да пишет... много пишет.
Тут-то понял Веня, что про машину дров теща умолчала.
- Пишет, што она коллективизацию делала?
- Ну, пишет... Ты все-таки это... не надо - пожилой человек... Ну,
купила! Она же тоже работает, жена-то.
- Она шестьдесят рублей приносит, в тепле посиживает, а я самое ма-
лое, сто двадцать - выше нормы вкалываю. Да мне не жалко! Но хоть
один-то раз надо же и мне тоже чего-нибудь взять! Они бы хоть носили. А
то купят - и в сундук. А тут... на люди стыд показаться.
Замдиректора не знал, что делать. Он верил, Венина правда - вся тут.
- Все равно не надо, Вениамин, Ведь этим же ничего не докажешь. Пого-
вори с женой... Что она? Поймет же она - молодая женщина...
- Да она-то што!.. Она голоса не имеет. Там эта вот,- Веня кивнул на
заявление,- всем заправляет.
В общем, поговорили в таком духе, и Веня вышел из конторы с легкой
душой. Но обида и злость на тещу не убавилась, нет.
"Вот же ж тварь,- думал он,- посадит и глазом не моргнет. Сколько
злости в человеке! Всю жизнь жила и всю жизнь злилась. Курва... На какой
черт тогда и родиться такой?"
Тут встретился ему - не то что дружок - хороший товарищ Колька Воло-
буев.
- Чего такой? - Колька как-то странно всегда говорит - почти не раск-
рывая рта. И смотрит на всех снисходительно, чуть сощурив глаза. Харак-
тер у парня.
- Какой?
- Какой-то... как воробей подстреленный. Откуда прыгаешь-то?
- Из конторы.- И Веня все рассказал - как он умылся с кожаном, как
поскандалил дома и как его теща хотела посадить.
- Двух сожрала - мало,- процедил Колька.- Пошли выпьем.
Веня с удовольствием пошел.
Когда выпили, Колька, прищурив холодновато-серые глаза, стал учить
Веню:
- Вливание надо делать. Только следов не оставляй. А то они заклюют
тебя. Старуха полезет, шугани старуху разок-другой... А то они совсем на
тебя верхом сядут. Как ишак работаешь на них...
У Вени мстительно взыграла душа... Вспомнились разом все обиды, какие
нанесла ему Соня: как долго не хотела выходить за него, как манежила и
изводила у своих ворот: ни "да", ни "нет", как... Нет, надо, в самом де-
ле, все поставить на свое место. Какой он к черту хозяин в доме! Ишак,
правильно Колька сказал.
- Пойду сала под кожу кое-кому залью,- сказал он.
И скоро похромал домой. И нес в груди тяжелое, злое чувство.
"Нашли дурачка!.. Сволочи. Еще по милициям бегает! Курва".
Сони не было дома.
- А где она? - спросил Веня,
- А я откуда знаю,- буркнула теща. Уборщица из конторы успела сооб-
щить ей, что Веню особенно-то и не ругали. (Странное дело: Лизавета Ва-
сильевна пять лет как уже не работала, а иные с ней считались, бегали
наушничать, даже побаивались.) - Она мне не докладает.
- Разговорчики! - прикрикнул Веня с порога.- Слишком много болтаем!
Лизавета Васильевна удивленно посмотрела на зятя:
- Что такое? Ты, никак, выпил?
Вене пришла в голову занятная мысль. Он вышел во двор, нашел в сарае
молоток, с десяток больших гвоздей... Положил это все в карман и вошел
снова в дом.
- Что там за материал лежит? - спросил он миролюбиво.
- Какой материал? Где? - живо заинтересовалась теща.
- Да в уборной... Подоткнут сверху. Красный.
Теща поспешила в уборную. Веня - за ней.
Едва теща зашла в уборную, Веня запер ее снаружи на крючок. Потом
стал заколачивать дверь гвоздями.
Теща закричала.
- Посиди малость, подумай,- приговаривал Веня.- Сама любишь людей са-
жать? Теперь маленько опробуй на своей шкуре.- Вогнал все гвозди и сел
на крыльцо поджидать Соню.
- Карау-ул! - вопила Лизавета Васильевна. - Люди добрые, спасите!
Спасите! Люди добрые!.. Мой зять украл машину дров! Мой зять украл маши-
ну дров! Мой зять украл машину дров! - наладилась теща.
Веня пригрозил:
- Будешь орать - подожгу.
Теща замолчала. Только всхлипнула:
- Ну, Венька!..
- Угрожать?
- Я не угрожаю, ничего я не угрожаю, но спасибо тебе за это не ска-
жут!
Вене попался на глаза кусок необожженной извести, Он поднял его и на-
писал на двери уборной:
"Заплонбировано 25 июля 1969 г. Не кантавать".
- Ну, Венька!..
- Счас я еще Соню твою подожду... Счас она у меня будет пятый угол
искать. В каракуле. Вы думали, я вам ишак бессловесный? Сколько я вам в
дом получек перетаскал, а хоть один костюмишко маломальский купили мне?
- Ты же пришел на все готовенькое.
- А если б я голый совсем пришел, я бы так и ходил голый? Неужели же
я себе хоть на рубаху не заработал? Ты людей раскулачивала... Ты же сама
первая кулачка! У тебя от добра сундуки ломаются.
- Не тобой нажито!
- А - тобой? Для кого мужик воровал-то? А когда он не нужен стал, ты
его посадила. Вот теперь посиди сама. Будешь сидеть трое суток. Возьму
ружье и никого не подпущу. Считай, что я тебя посадил в карцер. За пло-
хое поведение.
- Ну, Венька!
- Вот так. И не ори, а то хуже будет.
- Над старухой так изгаляться!..
- Ты всю жизнь над людьми изгалялась - и молодая и старая.
Веня еще подождал Соню, не дождался, не утерпел - пошел искать ее по
селу.
- Сиди у меня тихо! - велел теще.
В тот день Веня, к счастью, не нашел жену. Тещу выпустили из "карце-
ра" соседи. Суд был бурный. Он проходил в клубе - показательный.
Теща плакала на суде, опять говорила, что она создавала первые колхо-
зы, рассказывала, какие она претерпела переживания, сидя в "карцере",-
ей очень хотелось посадить Веню. Но сельчане протестовали. И старые и
молодые говорили, что знают Веню с малых лет, что рос он сиротой, всегда
был послушный, никого никогда пальцем не трогал... Наказать, конечно,
надо, но-не в тюрьму же! Хорошо, проникновенно сказал Михайло Кузнецов,
старый солдат, степенный уважаемый человек, тоже давно пенсионер.
- Граждане судьи! - сказал он.- Я знал отца Венькиного - он пал
смертью храбрых на поле брани. Мать Венькина надсадилась в колхозе - по-
мерла. Сам Венька с десяти лет пошел работать... А гражданка Киселева...
она вот счас плачет: знамо, сидеть на старости лет в туалете - это нико-
му не поглянется,- но все же она в своей жизни трудностей не знала. Да и
теперь не знаешь - у тебя пенсия-то поболе моей, а я весь израненный, на
трех войнах отломал...
- Я из бедняцкой семьи! - как-то даже с визгом воскликнула Лизавета
Васильевна. - Я первые колхозы...
- И я тоже из бедняцкой,- возразил Михайло.- Ты первая организовала
колхоз, а я первый пошел в него. Какая твоя особая заслуга перед обчест-
вом? В войну ты была председателем сельпо - не голодала, это мы тоже
знаем. А парень сам себя содержал, своим трудом... это надо ценить.
Нельзя так. Посадить легко, каково сидеть!
- У него одних благодарностей штук десять! Его каждый праздник отме-
чают как передового труженика! - выкрикнули из зала.
Но тут встал из-за стола представительный мужчина, полный, в светлом
костюме. Понимающе посмотрел в зал. Да как пошел, как пошел причесывать!
Говорил, что преступление всегда - а в данном случае и полезней - лучше
наказать малое, чем ждать большого. Приводил примеры, когда вот такие
вот, на вид безобидные, пареньки пускали в ход ножи...
- Где уверенность, я вас спрашиваю, что он, обозленный теперь, завтра
снова не напьется и не возьмет в руки топор? Или ружье? В доме - две
женщины. Представьте себе...
- Он не пьет!
- Это что он, после газировки взял молоток и заколотил тещу в убор-
ной? Пожилую, заслуженную женщину! И за что? За то, что жена купила себе
шубу, а ему, видите ли, не купили кожаное пальто!
Под Веной закачался стул. И многие в зале решили: сидеть Веньке в тю-
ряге.
- Нет, товарищи, наша гуманность будет именно в том, что сейчас мы не
оставим без последствия этот проступок обвиняемого. Лучше сейчас. Этим
мы оградим его от большой опасности. А она явно подстерегает его.
Представительный мужчина предлагал дать Веньке три года. Тут поднялся
опять Михайло Кузнецов.
- Вы, товарищ, все совершенно правильно говорили. Но я вам приведу
небольшой пример из Великой Отечественной войны. Был у нас солдатик,
вроде Веньки - щупленький такой же, молодой - лет двадцати, наверно. Ну,
пошли в атаку, и тот солдатик испужался... бросил винтовку, упал, обхва-
тил, значит, руками голову... Политрук хотел под трибунал отдать, но мы,
которые постарше солдаты, не дали. Подняли, он побежал с нами... И што
вы думаете? Самолично, у всех на глазах заколол двух фашистов. И фашисты
были - под потолок, рослые, а тот солдатик - забыл уж теперь, как его
фамилия,- не больше Веньки. Откуда сила взялась! Я это к тому, што быва-
ет - найдет на человека слабость, стихия - ну вроде пропал, совсем про-
пал человек... А тут, наоборот, не надо торопиться, он еще подымется. Вы
сами-то воевали, товарищ? - спросил под