Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
ься за день-то, наорешься, как ты
говоришь, -- без этого, к сожалению, тоже не обойдешься, -- а ночью лежишь и
думаешь: "Да пошли вы все к чертям собачьим! Есть у меня Родина, вот перед
ней я и ответчик: так я живу или не так".
-- Кто тебе говорит, что ты не так живешь? -- сказал сочувственно
Егор. -- Что ты? Наоборот, я всегда рад за тебя, всегда думаю: "Молодец
Федор, хоть один из родни в большие люди выбился".
-- Дело не "в больших людях". Не такой уж я большой... Просто, делаю
свое дело, стараюсь хорошо делать. Но нет!.. -- пристукнул Федор ребром
ладони по столу и даже не спохватился, что шумит. -- Найдутся... некоторые,
будут совать свой нос в... Будут намекать, что крестьянский выходец не в
состоянии охватить разумом перспективу развития страны, что крестьянин
всегда будет мыслить своим наделом, пашней... Вот еще как рассуждают, Егор!
-- Федор посмотрел на брата, стараясь взглядом еще донести всю глупость и
горечь такого рода рассуждений. -- Вот еще с какой стороны приходится
отбиваться. А кто ее строил во веки веков? Не крестьянин?
-- У тебя неприятности, что ли? -- спросил Егор.
-- Неприятности... -- Федор вроде как вслушался в само это слово. Еще
раз сказал в раздумье: -- Неприятности, -- и вдруг спросил сам себя: -- А
были они, приятности-то? -- и сам же поспешно ответил: -- Были, конечно. Да
нет, ничего. Так я... Устал за эти дни, изнервничался. Есть, конечно, и
неприятности, без этого не проживешь. Ничего! Все хорошо.
А Егору чего-то вдруг так сделалось жалко брата, так жалко! И лицом, и
повадками Федор походил на отца. Тот тоже был труженик вечный и тоже так же
бодрился, когда приходилось худо. Вспомнил Егор, как в 33-м году в
голодуху, отец принес откуда-то пригоршни три пшеницы немолотой, шумно так
заявился: "Живем, ребятишки!" Мать сварила жито, а он есть отказался, да
тоже весело, бодро: "Вы ешьте, а я уж налупился дорогой -- сырой! Аж брюхо
пучит". А сам хотел, чтоб ребятишкам больше досталось. Так и Федор
теперь... Хорохорится, а самому худо чего-то, это видно. Но как его утешишь
-- сам все понимает, сам вон какой...
-- Да, -- сказал Егор. -- Ну, и ладно. Ничего, братка, ничего. Дыши
носом.
-- Что за сказку ты ей рассказывал? -- спросил Федор. -- Про
зайку-то... Как он летал на воздушных шариках.
Егор задумался. Долго вспоминал... Даже на лице его, крупном, добром,
отразилось, как он хочет вспомнить.
И вспомнил, аж просиял.
-- Про зайку-то?! А вот: пошел раз зайка на базар с отцом. И увидел
там воздушные шарики -- мно-ого! Да все разноцветные: красные, синие,
зеленые... -- Егор весело смотрел на брата, а рассказывал так, как если бы
он рассказывал самой Верочке -- не убавлял озорной сказочной тайны, а
всячески разукрашивал ее и отодвигал дальше. -- Вот. И привязался он к отцу,
зайка-то: купи да купи. Отец и купил. Ну, купил и сам же и держит их в руке.
А тут увидел: морковку продают! "На-ка, говорит, подержи шарики, я очередь
пока займу". Зайка-то, маленький-то, взял их... И надо же -- дунул как раз
ветер, и зайчишку нашего подняло. И понесло, и понесло! Выше облаков
залетел...
Федор с интересом слушал сказку, раза два даже носом шмыгнул в
забывчивости.
-- Как тут быть? -- спросил Егор брата.
Тот не понял.
-- Чего как быть?
-- Как выручать зайку-то?
-- Ну... спасай уж как-нибудь, -- усмехнулся Федор. -- На вертолете,
что ли?
-- На вертолете нельзя: от винтов струя сильная, все шары раскидает...
-- Ну а как?
-- Вот все смотрят вверх и думают: как? А зайка кричит там, бедный,
ножками болтает. Отец тут с ума сходит... И вдруг одна маленькая девочка,
Верочка, допустим, кричит: "Я удумала!" Это у меня Нина, когда маленькая
была, говорила: "Я удумала". Надо -- я придумала, а она: "Я удумала". Вот
Верочка и кричит: "Я удумала!" Побежала в лес, созвала всех пташек -- она
знала такое одно словечко: скажет, и все зверушки, все пташки ее слушаются
-- вот, значит, созвала она птичек и говорит: "Летите, говорит, к зайке и
проклевывайте клювиками его шарики, по одному. Все сразу не надо, он упадет.
По одному шарику прокалывайте, и зайка станет опускаться". Вот. Так и
выручили зайку из беды.
Федор качнул головой, усмехнулся, потянулся к сигаретам. А чтоб не
кокнуть еще одну дорогую рюмочку, прихватил другой рукой широкий рукав
халата.
-- Довольно это... современная сказочка. Я думал, ты про каких-нибудь
волшебников там, про серого волка...
-- Нет, я им нарочно такие -- чтоб заранее к жизни привыкали. Пускай
знают побольше. А то эти волшебники да царевны... Счас какая-то и жизнь-то
не такая. Тут такие есть волшебники, что...
-- Да, тут есть волшебники... Целые змеи-горынычи! -- засмеялся Федор.
-- Не говоря уж про бабу-ягу: что ни бабочка, то баба-яга. Мы твою-то
не разбудим? Громко-то...
-- Бабу-ягу-то? -- хохотнул опять Федор. -- Ничего. У меня, Егор, даже
не баба-яга, -- сбавил он в голосе, -- у меня нормальная тряпошница,
мещанка. Но так мне, седому дураку, и надо! Знаешь... -- Федор заикнулся
было про какую-то свою тайну тоже, но безнадежно махнул рукой и не стал
говорить. -- Ладно, чего там.
Егора опять поразило, как не похож этот Федор на того, напористого,
властного, каким он бывал на людях, на своих стройках...
-- Что-то все же томит тебя, братец, -- сказал Егор. -- Давай уж...
может, и помогу каким словом.
-- Да ничего, -- смутился Федор. И чтоб скрыть смущение, потянулся
опять к сигаретам. -- Я и так что-то сегодня... Размяк что-то с тобой. Все
нормально, Егорша. Все хорошо, -- помолчал, глядя в стол, потом тряхнул
сивой головой, с усталой улыбкой посмотрел на брата, еще раз сказал: -- Все
хорошо. Хорошо, что приехал... Правда. Я, знаешь, что-то часто стал
отца-покойника во сне видеть. То мы с ним косим, то будто на мельнице...
Старею, что ли. Старею, конечно, что же делаю. Коней еще часто вижу... Я
любил коней.
-- Стареем, -- согласился Егор.
-- Давай-ка... за память светлую наших родителей, -- Федор наполнил
два хрустальных патрончика коньяком. -- Мы ведь тоже уже... завершаем свой
круг... А? -- Федор, словно пораженный этой мыслью, такой простой, такой
понятной, так и остался сидеть некоторое время с рюмкой в руке -- смотрел
сперва на брата, потом опять в стол, в стол смотрел пристально, даже как
будто сердито. Очнулся, качнул рюмочку, приглашая брата, выпил. -- Да, --
сказал, -- разворотил ты мне душу... А чем, не пойму. Наверно, правда,
устал за эти дни. Думал, никакая меня беда не согнет, а вот... Ну, ничего.
Ничего вообще-то не жаль! -- встряхнулся он и сверкнул из-под нависших
бровей своим неломким прямым взглядом. -- Жалко дочь малую. Но...
подпояшемся потуже и будем жить. Так? -- спросил брата, спросил, как
спрашивал многих других днем, на работе, на стройках своих -- спросил, чтоб
не слушать ответа, ибо все ясно. -- Так, Егорша, так. Ложись-ка сосни
часок-другой, а там и Верунька проснется. А я посижу пока тут с
бумажками... покумекаю. Да, -- вспомнил он, -- подскажи мне, чего бы такое
жене твоей купить? Подарок какой-нибудь...
-- Брось! -- сердито воскликнул Егор.
-- Чего брось? Мне счас будет звонить один... волшебник один... --
Федор искренне, от души засмеялся. -- Вот волшебник так волшебник! Всем
волшебникам волшебник, у него там всего есть... Чего бы? Говори.
-- Да брось ты! -- еще раз с сердцем сказал Егор. -- Что за глупость
такая -- подарки какие-то! К чему?
Федор с улыбкой посмотрел на брата, кивнул согласно головой.
-- Ладно. Иди поспи. Там постель тебе приготовлена... Иди.
Егор тихонько прокрался в одну из комнат, разделся, присел на край
дивана, который был застелен свежими простынями... Посидел. Огляделся...
Посмотрел на окно -- форточка открыта. Достал из кармана папиросы, закурил.
Курил и стряхивал пепелок в ладошку. Спать не хотелось.
Вошел в комнату Федор.
-- Слушай, -- сказал он, -- у меня чего-то серьезно душа затревожилась
-- наговорил тут тебе всякой всячины... Подумаешь бог знает что. А? --
Федор улыбнулся. Присел рядом на диван. И даже по спине братца хлопнул
весело. -- У меня все хорошо. Все хорошо, я тебе говорю! Чего смотришь-то
так?
-- Как? Ничего... Я ничего не думаю. Что ты?
-- Да смотришь как-то... вроде жалеешь.
-- Ну, парень! -- воскликнул Егор. -- Ты что?
-- Ну, тогда ладно. Поспи, поспи маленько, а то ведь не спал небось в
самолете-то? Поспи.
-- Ладно, -- сказал Егор. -- Посплю. Покурю вот и лягу.
-- Мгм, -- Федор ушел.
Егор осторожненько стряхнул пепел в ладошку, склонился опять локтями
на колени и опять задумался. Спать не хотелось.
OCR: 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского
Капроновая елочка
Двое стояли на тракте, ждали попутную машину. А машин не было. Час
назад проехали две груженые -- не остановились. И больше не было. А через
восемь часов -- Новый год.
Двое, отвернувшись от ветра, топтались на месте, хлопали рукавицами...
Было морозно.
-- Кхах!.. Не могу больше, -- сказал один. -- Айда греться, ну ее к
черту все. Что теперь, подыхать, что ли?
Метрах в двухстах была чайная, туда они и направились.
Впереди, припадая на одну ногу, шагал тот, который предложил идти
греться. При своей хромоте он шел как-то очень аккуратно, ловко, ладно.
Следом, заложив руки за спину, вышагивал мужик метра в два с лишним.
Шагавший впереди то и дело оглядывался на тракт; второй сосредоточенно
смотрел себе под ноги. Оба были из одной деревни, из Буланова, оба утром
приехали в город по своим делам и договорились вместе уехать. Тот, что
пониже, работал кладовщиком в Булановской РТС, другой -- кузнецом в той же
РТС. Кладовщика звали Павлом. Большого мужика -- Федором.
-- Я думаю, их совсем седня не будет, -- сказал Павел. -- Под Новый год
ни один дурак никуда не поедет.
Федор промолчал.
В чайной было тепло и пусто.
Павел прошел к стойке. Федор для приличия обмахнул рукавицей валенки и
тоже прошел к стойке.
-- Налей по сто пятьдесят, -- сказал Павел.
-- Все еще не уехали? -- без всякого интереса спросила буфетчица. (Они
уже разок приходили греться.)
-- Не уехали. Новый год с тобой встречать будем. Согласная? --
поинтересовался Павел.
Молодая толстая буфетчица налила два по сто пятьдесят, отрезала два
куска хлеба и только после этого ответила:
-- Много таких желающих найдется.
Павел сдвинул шапку на затылок, весело посмотрел на буфетчицу, сказал
неопределенно:
-- Да-а...
Выпили. Присели к столику, молча ели хлеб, макая его в солонку.
Вошел еще один посетитель, представительный мужчина в козлиной дохе, в
новых негнущихся валенках, в папахе.
Сказал громко:
-- С приближающимся! -- У него, видно, было хорошее настроение.
Никто ему не ответил.
Мужчина подошел к стойке, расстегнул доху.
-- Сто грамм, голубушка, и чего-нибудь... -- вытянул шею, разглядывая
полки. -- Чего-нибудь на зубок.
Павел толкнул коленом Федора, показал глазами на представительного
мужчину. Федор кивнул. Этого человека они знали. Жила в их деревне одинокая
вдова Нюра Чалова, добрая, приветливая баба. И вот этот самый человек ездил
к ней из города по праздникам и в выходные дни. В городе у него была семья,
дети, двое, кажется. Нюра знала это, но почему-то отказать не могла --
принимала. Все жалели Нюру, а этого гуся осуждали.
Мужчина выпил водку, смачно крякнул и подсел с бутербродом к столику.
-- Тоже ехать?
-- Мгм.
-- Нету машин?
-- Мгм, -- односложно отвечал Павел, в упор разглядывая мужчину.
-- А что делать?
-- ???
-- Черт... Мне надо срочно в Буланово добраться. Что же делать-то?
Павел, продолжая нескромно разглядывать ухажера, спросил:
-- Что, живешь там?
-- Да нет... -- Мужчине стало жарко, он приспустил с плеч доху. Павел
увидел у него во внутренних карманах две бутылки водки. -- В гости еду.
-- Понятно, -- значительно сказал Павел.
-- Как же добираться-то будем? -- сокрушался мужчина. -- А вам не в
Буланово?
-- Пешком, -- решительно сказал Павел, отвлекаясь от ухажера. -- Я
думаю, надо идти, Федор. А то прокукуем тут... А?
Федор задумчиво жевал.
-- Вы тоже в Буланово? -- еще раз спросил мужчина. Опять ему не
ответили.
-- Пойдем бором, часа через четыре дома будем. Дорогу я знаю.
-- Сколько километров? -- все пытался влезть в разговор мужчина. И
опять на него не обратили внимания.
-- Как, Федор?
-- Пошли. -- Федор поднялся.
-- Так вы тоже в Буланово? Или куда?
-- В Буланово, -- сердито ответил Павел.
-- Черт возьми совсем! -- Мужчина потрогал в раздумье гладко выбритый,
круглый, как пятка, подбородок. -- Что же делать-то? Совсем не идут машины?
-- Попробуй подожди, может, тебе повезет.
Павел с Федором пошли из чайной. Мужчина смотрел им вслед тоскливым
взглядом.
-- К Нюрке опять собрался, -- сказал Павел, когда вышли на улицу. --
Водка в карманах... Гад.
Федор сплюнул на снег, надвинул поглубже шапку.
-- Всыпать разок хорошенько -- перестанет ходить, -- сказал он.
Помолчал и добавил: -- Нюрку только жалко.
-- Она тоже хороша!.. Знает же, что у него семья, дети!..
-- Та-а... чо ты ее осуждаешь? Ихное дело... слабые они. А он, видно,
приласкал.
Отошли от чайной далеко уже, когда услышали сзади возглас:
-- Э-э!
Их догонял ухажер.
-- Ты глянь! -- изумился Павел. -- Идти хочет.
Федор ничего не сказал и не сбавил шага.
-- Пошли!.. Иду с вами! -- объявил ухажер таким тоном, точно он кого-то
очень обрадовал этим своим решением.
Пошли втроем.
Окраина городка точно вымерла. Злой ветер загнал все живое под крыши, к
камелькам. Под ногами путников громко взыкала мерзлая дорога.
-- Я седня на заводе разговор слыхал: в девятьсот восьмом году не
метеор в тайгу упал, а люди какие-то к нам прилетали. С другой планеты, --
заговорил Павел, обращаясь к Федору.
-- Ерунда все это, -- авторитетно заявил ухажер. -- Фантазия.
-- Что-то у них испортилось, и произошел взрыв -- малость не долетели,
-- продолжал Павел, не обращая внимания на замечания ухажера. -- Как
считаешь, Федор?
-- А я откуда знаю?
-- По-моему, люди были, -- сам с собой стал рассуждать Павел. --
Что-нибудь не рассчитали... Могло горючего не хватить.
-- Сказки, -- уверенно сказал ухажер. -- Народу лишь бы поболтать,
выдумывают всякие теории.
Павел обернулся к нему.
-- Есть поумнее нас с тобой. Понял?
Ухажер не понял.
-- Ну и что?
-- А то, что не надо зря вякать. "Сказки"...
Ухажер, глядя сверху на Павла, снисходительно усмехнулся.
-- Верь, верь, мне-то что.
-- Каждый из себя ученого корчит... -- Павел сердито высморкался. --
Расплодилось ученых: в собаку кинь -- в ученого попадешь.
Ухажер опять усмехнулся и посмотрел на Федора. И ничего не сказал.
Замолчали. Под ногами тонко пела дорога: взык-взык, взык-взык... Ветер
маленько поослаб.
Вышли за город. Остановились закурить.
-- Теперь так: этот лесок пройдем, спустимся в лог, пройдем логом --
ферма Светлоозерская будет. От той фермы дорога повернет вправо, к реке...
Там пасека попадется. А там километров шесть -- и Буланово, -- объяснил
Павел.
Пошли.
-- А ты чего в городе делаешь? -- спросил вдруг Федор, оглянувшись на
ухажера.
-- Как?
-- Где работаешь-то?
-- А? По снабжению. -- Ухажер расправил плечи, весело посмотрел вперед.
Положительно у него были хороши дела. Он радовался предстоящей встрече.
-- Воруешь? -- поинтересовался Павел.
-- Зачем? -- Снабженец не обиделся. -- Кто ворует, тот в тюрьме сидит.
А я, как видишь, вольный человек.
-- Значит, умеешь.
-- А к кому в гости идешь? -- опять спросил Федор.
Снабженец ответил не сразу и неохотно.
-- Так... к знакомым.
-- Сколько ты, интересно, получаешь в месяц? -- Павла взволновал
вопрос: ворует этот человек или нет?
-- Девятьсот восемьдесят. По-старому конечно.
-- А семья какая?
-- Четверо со мной.
-- Жена работает?
-- Нет.
-- Давай считать, -- зловеще сказал Павел. -- Двое ребятешек -- обуть,
одеть: пару сот уходит в месяц? Уходит. Жена... тоже небось принарядиться
любит: клади две сотни, а то и три. Пятьсот? Себе одеться -- двести.
Семьсот?.. А то и все девятьсот: выпить тоже, как видно, не за ворот льешь.
Так? На пропитанье клади пять-шесть сот -- сколько выходит? А ты одет-то вон
как -- одна доха небось тыщи две с половиной...
-- Две семьсот, -- не без гордости поправил снабженец.
-- Вот!
-- Уметь надо жить, дорогой товарищ. А это последнее дело: увидел, что
человек хорошо живет, -- значит, ворует. Легче всего так рассуждать.
-- А где же ты берешь-то?!
-- Уметь надо, я говорю. И без воровства умные люди крепко живут.
Голову надо иметь на плечах.
Павел махнул рукой. И замолчал.
Прошли лесок. Остановились еще закурить. -- Половинку прошли, -- сказал
довольный Павел и похлопал себя руками по бокам. -- Счас там пельмешки
заворачивают!.. Водочка в сенцах стоит, зараза. С морозца-то так оно это
дело пойдет! Люблю празднички, грешная душа.
-- А чего ты без жены в гости поехал? -- спросил Федор, глядя на
снабженца спокойно и презрительно.
Тот нехорошо прищурился, окинул громадного Федора оценивающим взглядом,
сказал резко:
-- А твое-то какое дело? -- Он, видно, стал догадываться, куда клонит
Федор. -- Что тебе до моей жены?
Федор и Павел удивленно посмотрели на своего попутчика: как-то он
очень уж просто и глупо разозлился. Павел качнул головой.
-- Не глянется.
-- Мне до твоей жены нету, конечно, дела, -- вяло согласился Федор. --
Интересно просто.
Пошли дальше.
Прошли еще километра три-четыре, прошли лог, свернули вправо.
Стало быстро темнеть. И вместе с темнотой неожиданно потеплело. Небо
заволоклось низкими тучами. Подозрительно тихо сделалось.
-- Чувствуете, товарищи? -- встревоженно сказал снабженец.
-- Чувствуем! -- насмешливо откликнулся Павел; они с Федором шли
впереди.
Еще прошли немного.
Федор остановился, выплюнул на снег окурок, спокойно, ни к кому не
обращаясь, сказал:
-- Счас дунет.
-- Твою мать-то, -- заругался снабженец и оглянулся кругом -- было
совсем темно. И все та же зловещая давила тишина.
-- Успеем, -- сказал Павел. -- Поднажмем малость.
Федор двинулся вперед. За ним -- Павел и снабженец.
-- А если не успеем? -- спросил снабженец. -- А?
-- Отстань, ну тя! -- обозлился Павел. -- Трухнул уже?
Пошел снег. Поначалу сыпал сухой и мелкий, потом повалил густо,
хлопьями. Все пространство от земли до неба наполнилось тихим шорохом.
Так продолжалось недолго. Стал дергать нехолодный ветер, и с каждым
разом порывы его крепчали.
Через десять минут вверху загудело.
-- Так, -- сказал снабженец, останавливаясь. Но оба его спутника молча
продолжали идти вперед. Снабженец догнал их.
Ветер сперва кружил: то в спину толкал, то с боков. Потом наладился
встречный -- в лоб. В ушах засвистело,