25



   Музыка и трагический миф в одинаковой мере суть выражение дионисической
способности народа и неотделимы друг от друга. Они совместно коренятся в
области искусства, лежащей по ту сторону аполлонизма; они наполняют своим
светом страну, в радостных аккордах которой пленительно замирает диссонанс
и рассеивается ужасающий образ мира; они играют с жалом скорби, доверяя
безмерной мощи своих чар; они оправдывают этой игрой существование даже
наихудшего мира . Здесь дионисическое начало, если сопоставить его с
аполлоническим, является вечной и изначальной художественной силой,
вызвавшей вообще к существованию весь мир явлений: в этом мире
почувствовалась необходимость в новой, просветляющей и преображающей
иллюзии, задача которой была удержать в жизни этот подвижный и живой мир
индивидуации. Если бы мы могли представить себе вочеловечение диссонанса, а
что же иное и представляет собою человек? то такому диссонансу для
возможности жить потребовалась бы какая-нибудь дивная иллюзия,
набрасывающая перед ним покров красоты на собственное его существо. В этом
и лежит действительное художественное намерение Аполлона: в имени его мы
объединяем все те бесчисленные иллюзии прекрасного кажущегося, которые в
каждое данное мгновение делают существование вообще достойным признания и
ценностью и побуждают нас пережить и ближайшее мгновение.



   При этом в сознании человеческого индивида эта основа всяческого
существования, это дионисическое подполье мира может и должно выступать как
раз лишь настолько, насколько оно может быть затем преодолено
аполлонической просветляющей и преображающей силой, так что оба этих
художественных стремления принуждены, по закону вечной справедливости,
развивать свои силы в строгом соотношении. Там, где дионисические силы так
неистово вздымаются, как мы это видим теперь в жизни, там уже, наверное, и
Аполлон снизош„л к нам, скрытый в облаке; и грядущее поколение, конечно,
увидит воздействие красоты его во всей его роскоши.



   А что это воздействие необходимо, это каждый может всего вернее ощутить при
посредстве интуиции, если он хоть раз, хотя бы во сне, перенес„тся чувством
в древнеэллинское существование; бродя под высокими ионическими
колоннадами, подымая взоры к горизонту, очерченному чистыми и благородными
линиями, окруж„нный отображениями своего просветл„нного образа в сияющем
мраморе, среди торжественно шествующих или с тонкой изящностью движущихся
людей, с их гармонически звучащей речью и ритмическим языком жестов, разве
не возденет он рук к Аполлону и не воскликнет под напором этой волны
прекрасного: Блаженный народ эллинов! Как велик должен быть между вами
Дионис, если делосский бог сч„л нужными такие чары для исцеления вас от
дифирамбического безумия! А настроенному так человеку престарелый афинянин
мог бы возразить, бросив на него возвышенный взор Эсхила: Но скажи и то,
странный чужеземец: что должен был выстрадать этот народ, чтобы стать таким
прекрасным! А теперь последуй за мной к трагедии и принеси со мной вместе
жертву в храме обоих божеств!

   ------------------------------------------------------------------------

   Все права на полную либо частичную перепечатку материалов Скрижалей с целью
распространения принадлежат Сергею Михайлову.



   Copyright 1997 Скрижали




   Фридрих Ницше.
   Злая мудрость. Афоризмы и изречения


     Ницше  Ф.  Человеческое,  слишком  человеческое;   Веселая
наука; Злая мудрость: Сборник / Пер. с нем.; Худ.  обл.  М.  В.
Драко. -- Мн.: ООО "Попурри", 1997. -- 704 с.
     Тексты печатаются по изданию: Ницше Ф.  Сочинения. --  М.:
Мысль, 1990. -- Т. 1.
     Перевод с немецкого К. А. Свасьяна.
     Ручной ввод текста, проверка орфографии; форматирование --
by Sergey Kazinin. FidoNet: 2:5058/103, E-Mail: ksamail@mail.ru



 * 1. МЫСЛИТЕЛЬ НАЕДИНЕ С СОБОЙ *

                               1

     Смерть достаточно близка, чтобы можно было  не  страшиться
жизни.

                               2

     Долгие и великие страдания воспитывают в человеке тирана.

                               3

     Тем, как и что почитаешь,  образуешь  всегда  вокруг  себя
дистанцию.

                               4

     Я  мог  бы  погибнуть  от  каждого  отдельного    аффекта,
присущего мне.  Я  всегда  сталкивал  их  друг  с  другом.
     Мое сильнейшее свойство -- самоопределение.  Но оно же  по
большей части оказывается и моей нуждой --  я  всегда  стою  на
краю бездны.

                               5

     Я должен быть ангелом, если только  я  хочу  жить:  вы  же
живете в других условиях.

                               6

     Что же поддерживало  меня?  Всегда  лишь  беременность.  И
всякий раз с появлением на свет творения жизнь моя повисала  на
волоске.

                               7

     Я  чувствую  в  себе   склонность    быть    обворованным,
обобранным.  Но стоило только мне замечать, что все шло к тому,
чтобы /обманывать/ меня, как я впадал в /эгоизм/.

                               8

     Как только благоразумие  говорит:  "Не  делай  этого,  это
будет дурно истолковано", я всегда поступаю вопреки ему.

                               9

     Мне никогда не бывает в полной мере  хорошо  с  людьми.  Я
смеюсь  всякий  раз  над  врагом  раньше,  чем  ему  приходится
заглаживать свою вину передо мной.  Но я мог бы легко совершить
убийство в состоянии аффекта.

                              10

     Испытывал ли я когда-нибудь угрызения совести? Память  моя
хранит на этот счет молчание.

                              11

     Я ненавижу обывательщину гораздо больше, чем грех.

                              12

     Для меня не должно быть человека, к которому  я  испытывал
бы отвращение или ненависть.

                              13

     Я ненавижу людей, не умеющих прощать.

                              14

     Человек, ни разу еще не думавший о  деньгах,  о  чести,  о
приобретении влиятельных связей, -- да  разве  может  он  знать
людей?

                              15

     Люблю ли я музыку?  Я  не  знаю:  слишком  часто  я  ее  и
ненавижу.  Но музыка любит меня, и стоит лишь кому-то  покинуть
меня, как она мигом рвется ко мне и хочет быть любимой.

                              16

     Это благородно -- стыдиться лучшего в себе, так как только
сам и обладаешь им.

                              17

     Странно! Стоит  лишь  мне  умолчать  о  какой-то  мысли  и
держаться от нее  подальше,  как  эта  самая  мысль  непременно
является мне воплощенной в облике человека,  и  мне  приходится
теперь любезничать с этим "ангелом Божьим"!

                              18

     После того как я узрел бушующее море с чистым,  светящимся
небом над ним, я не выношу  уже  всех  бессолнечных,  затянутых
тучами страстей, которым неведом иной свет, кроме молнии.

                              19

     Мой глаз видит идеалы других людей, и  зрелище  это  часто
восхищает меня; вы же, близорукие,  думаете,  что  это  --  мои
идеалы.

                              20

     "Друг, все, что ты любил, разочаровало тебя: разочарование
стало вконец твоей привычкой, и твоя последняя любовь,  которую
ты называешь любовью к "истине", есть,  должно  быть,  как  раз
любовь -- к разочарованию".

                              21

     Опасность мудрого в том,  что  он  больше  всех  подвержен
соблазну влюбиться в неразумное.

                              22

     Лестница  моих  чувств  высока,  и  вовсе  не  без   охоты
усаживаюсь я на самых низких ее ступенях, как раз  оттого,  что
часто слишком долго приходится мне  сидеть  на  самых  высоких:
оттого, что ветер дудит там пронзительно и  свет  часто  бывает
слишком ярким.

                              23

     "Я не бегу близости людей: как раз  даль,  извечная  даль,
пролегающая  между  человеком  и  человеком,  гонит   меня    в
одиночество".

                              24

     Лишь теперь я одинок: я жаждал людей, я домогался людей --
а находил всегда лишь /себя самого/ -- и больше не жажду себя.

                              25

     */Цель аскетизма/*.  Следует выжидать /свою/ жажду и  дать
ей  полностью  созреть:  иначе  никогда  не  откроешь  /своего/
источника, который никогда не может быть  источником  кого-либо
другого.

                              26

     Я хотел быть философом /неприятных истин/ -- на протяжении
шести лет.

                              27

     Искал ли уже когда-нибудь кто-либо на своем  пути  истину,
как это до сих пор делал я, -- противясь и  переча  всему,  что
благоприятствовало моему непосредственному чувству?

                              28

     Было время,  когда  меня  охватило  /отвращение  к  самому
себе/: летом 1876 года. Опасность заблуждения, нечистая научная
совесть  в  связи  с  примесью  метафизики,  чувство    чего-то
утрированного, смехотворное притязание на "судейство". -- Итак,
набраться ума и /попытаться/ жить в величайшей  трезвости,  без
метафизических предпосылок. "Свободный ум" превозмог  меня!  --
компрессы со льдом.
     Мое отвращение к человеку  стало  слишком  велико.  Равным
образом обратное  отвращение  к  моральному  высокомерию  моего
идеализма.  Я приближался ко всему презренному, я искал в  себе
как раз достойное презрения: мне хотелось умерить свой  пыл.  Я
выступил /против/ всех /обвинителей/ человечества -- я лишил их
и себя  права  на  /высокопарность/.  Критический  порыв  искал
/жизни/.  --  Героизм  сводился   отныне    к    тому,    чтобы
/довольствоваться/ самым малым: пустыней.
     Героизмом стало: умалить  в  самом  себе  интеллектуальный
порыв, вообразить его аффектом. Я поносил аффект, чтобы /после/
сказать:  мне  больше  /нет/  проку  от  аффекта!    Жизнь    в
сопровождении морали невыносима (гнет  /Вагнера/  стал  таковым
уже раньше).

                              29

     Что до героя, я не столь уж хорошего мнения  о  нем  --  и
все-таки: он --  наиболее  приемлемая  форма  существования,  в
особенности когда нет другого выбора.

                              30

     Героизм --  таково  настроение  человека,  стремящегося  к
цели, помимо которой он вообще уже не идет в счет.  Героизм  --
это /добрая воля/ к абсолютной самопогибели.

                              31

     Противоположностью  героического  идеала  является   идеал
гармонической всеразвитости -- прекрасная  противоположность  и
вполне  желательная!  Но  идеал  этот  действителен  лишь   для
добротных людей (например, Гете).

                              32

     /Причинять боль тому, кого мы любим/, -- сущая чертовщина.
По отношению к нам самим таково  состояние  героических  людей:
предельное  насилие.  Стремление  впасть   в    противоположную
крайность относится сюда же.

                              33

     Возвышенный  человек,   видя    возвышенное,    становится
свободным,  уверенным,  широким,  спокойным,   радостным,    но
совершенно прекрасное потрясает его своим  видом  и  сшибает  с
ног: перед ним он отрицает самого себя.

                              34

     Кто не живет в возвышенном,  как  дома,  тот  воспринимает
возвышенное как нечто жуткое и фальшивое.

                              35

     Люди, стремящиеся к  величию,  суть  по  обыкновению  злые
люди: таков их единственный способ выносить самих себя.

                              35а

     Стремление  к  величию  выдает  с  головой:  кто  обладает
величием, тот стремиться к доброте.

                              35б

     Кто стремиться к величию, у того есть основания увенчивать
свой  путь  и  довольствоваться  количеством.  /Люди   качества
стремятся к малому./

                              36

     В пылу борьбы можно пожертвовать  жизнью:  но  побеждающий
снедаем искусом /отшвырнуть от себя/ свою жизнь.  Каждой победе
присуще презрение к жизни.

                              37

     Всякий восторг заключает  в  себе  нечто  вроде  испуга  и
бегства от  самих  себя  --  временами  даже  само-/отречение/,
само-отрицание.

                              38

     Желать чего-то и добиваться этого --  считается  признаком
сильного  характера.  Но  даже  не  желая  чего-то,    все-таки
добиваться этого --  свойственно  сильнейшим,  которые  ощущают
себя воплощенным фатумом.

                              39

     Пережить многое, сопережить при этом  множество  прошедших
вещей,  пережить  воедино  множество  собственных    и    чужих
переживаний -- это творит высших людей, я называю их "суммами".

                              40

     Заблистать через триста лет -- моя жажда славы.

                              41

     Те, кто до сих пор больше всего  любили  человека,  всегда
причиняли ему наисильнейшую боль;  подобно  всем  любящим,  они
требовали от него невозможного.

                              42

     Если ты прежде всего и при всех обстоятельствах не внушает
страха, то никто не примет  тебя  настолько  всерьез,  чтобы  в
конце концов полюбить тебя.

                              43

     Кто хочет стать водителем людей, должен в течение  доброго
промежутка времени слыть среди них их опаснейшим врагом.

                              44

     Из всех европейцев, живущих и живших --  Платон,  Вольтер,
Гете, -- я  обладаю  душой  /самого  широкого  диапазона/.  Это
зависит от обстоятельств, связанных не столько со мной, сколько
с "сущностью вещей", -- я мог бы стать  /Буддой/  Европы:  что,
конечно, было бы антиподом индийского.

                              45

     Во мне теперь  /острие/  всего  морального  размышления  и
работы в Европе.

                              46

     Покуда к тебе относятся враждебно,  ты  еще  не  превозмог
своего времени: ему не положено видеть тебя -- столь высоким  и
отдаленным должен ты быть для него.

                              46а

     Кто подвергается нападкам со стороны своего  времени,  тот
еще недостаточно определил его -- или отстал от него.

                              47

     Одиннадцать двенадцатых всех великих  людей  истории  были
лишь представителями какого-то великого дела.

                              48

     Если  имеешь  счастье  оставаться  темным,    то    можешь
воспользоваться и  льготами,  предоставляемыми  темнотой,  и  в
особенности "болтать всякое".

                              49

     В стадах нет ничего хорошего, даже когда они  бегут  вслед
за тобою.

                              50

     Чем свободнее и сильнее  индивидуум,  тем  /взыскательнее/
становится его любовь; наконец, он жаждет стать сверхчеловеком,
ибо все прочее не /утоляет/ его любви.


 * 2. О ПОЗНАНИИ *

                              51

     И истина требует, подобно всем женщинам, чтобы ее любовник
стал ради нее лгуном, но не тщеславие ее требует  этого,  а  ее
жестокость.

                              52

     И  правдивость  есть  лишь  одно  из  средств,  ведущих  к
познанию, одна лестница, -- но не /сама/ лестница.

                              53

     Жизнь ради познания есть, пожалуй, нечто безумное;  и  все
же она есть признак  веселого  настроения.  Человек,  одержимый
этой волей, выглядит  столь  же  потешным  образом,  как  слон,
силящийся /стоять/ на голове.

                              54

     Для познающего всякое право собственности теряет силу: или
же все есть грабеж и воровство.

                              55

     Лишь недостатком  вкуса  можно  объяснить,  когда  человек
познания все еще рядится в тогу "морального человека": как  раз
по нему и /видно/, что он "не нуждается" в морали.

                              56

     Изолгана и сама ценность познавания: познающие говорили  о
ней  всегда  в  свою  защиту  --  они  всегда   были    слишком
исключениями и почти что преступниками.

                              57

     Вы, любители познания! Что же до сих пор из любви  сделали
вы для познания? Совершили ли вы уже кражу или убийство,  чтобы
узнать, каково на душе у вора и убийцы?

                              58

     Видеть  и  все  же  не  верить,  --  первая    добродетель
познающего; видимость -- величайший его искуситель.

                              59

     Чем ближе  ты  к  полному  охлаждению  в  отношении  всего
чтимого тобою доныне, тем больше приближаешься ты  и  к  новому
разогреванию.

                              60

     В усталости нами овладевают и давно преодоленные понятия.

                              61

     Нечто схожее с отношением обоих полов друг к другу есть  и
в отдельном человеке, именно, отношение воли и интеллекта (или,
как говорят, сердца и головы) -- это суть  мужчина  и  женщина;
между ними дело идет всегда о любви, зачатии,  беременности.  И
заметьте хорошенько: /сердце/  здесь  мужчина,  а  /голова/  --
женщина!

                              62

     Одухотворяет сердце; дух же сидит  и  вселяет  мужество  в
опасности. О, уж этот язык!

                              63

     Лишь человек делает мир мыслимым  --  мы  все  еще  заняты
этим: и если он его однажды понял, он чувствует, что мир отныне
его /творение/ -- ах, и вот же ему приходится  теперь,  подобно
всякому творцу, /любить/ свое творение!

                              64

     Высшее мужество познающего обнаруживается не там,  где  он
вызывает удивление и ужас, -- но там, где далекие  от  познания
люди /воспринимают/ его  поверхностным,  низменным,  трусливым,
равнодушным.

                              65

     Это  свойственное  познаванию  хорошее,  тонкое,   строгое
чувство,  из  которого  вы  вовсе  не  хотите  сотворить   себе
добродетели, есть цвет многих  добродетелей:  но  заповедь  "ты
должен", из которого оно  возникло,  уже  не  предстает  взору;
корень ее сокрыт под землей.

                              66

     Больные лихорадкой видят лишь призраки вещей, а те, у кого
нормальная температура, -- лишь  тени  вещей;  при  этом  те  и
другие нуждаются в одинаковых словах.

                              67

     Что вы знаете о том,  как  сумасшедший  любит  разум,  как
лихорадящий любит лед!

                              68

     Кто в состоянии сильно ощутить взгляд  мыслителя,  тот  не
может отделаться от ужасного  впечатления,  которое  производят
животные,  чей  глаз   медленно,    как    бы    на    стержне,
/вытаращивается/ из головы и оглядывается вокруг.

                              69

     Он  одинок  и  лишен  всего,  кроме  своих  мыслей:    что
удивительного в том, что он часто нежится и лукавит  с  ними  и
дергает их за уши! -- А вы, грубияны, говорите -- он /скептик/.

                              70

     Кому свойственно отвращение к возвышенному, тому не только
"да", но  и  "нет"  кажется  слишком  патетическим,  --  он  не
принадлежит к отрицающим умам, и, случись ему оказаться  на  их
путях, он внезапно останавливается и бежит прочь --  в  заросли
скепсиса.

                              71

     Когда спариваются скепсис и томление, возникает /мистика/.

                              72

     Чья мысль хоть раз переступала мост,  ведущий  к  мистике,
тот  не  возвращается  оттуда  без  мыслей,    не    отмеченных
стигматами.

                              73

     Вера в причину  и  следствие  коренится  в  сильнейшем  из
инстинктов: в инстинкте мести.

                              74

     Кто /чувствует/ несвободу воли,  тот  душевнобольной;  кто
/отрицает/ ее, тот глуп.

                              75

     Совершенное познание  необходимости  устранило  бы  всякое
"долженствование",  --  но  и   постигло    бы    необходимость
"долженствования", как следствие /незнания/.