oire culturelle //
Actes de la recherche in sciences sociales. 1985. Vol. 59. P. 86-93; Charlier R. Intellectuelle
(Histoire) // Dictionnaire des sciences historiques / Sous la dir. de A. P. Burguiere. 1986. P. 372-
377; Toews J. Op. cit.; The New Cultural History / Ed. L. Hunt. Berkeley etc., 1989; Harlan D.
Intellectual History and the Return of Literature // American Historical Review. 1989. Vol. 94. N
3. P. 581-609: Interpretation and Cultural History / Ed. G.H. Pittock, A. Wear. Basingstoke; L.,
1991.

" Charlier R. Le monde comme representation // Annales E.S.C. 1989. N 6. P. 1505-1520;
idem. Luttes de representations et identites sociales // 18th International Congress of Historical
Sciences. P. 455-456.

'* Idem. Text, Printing, Readings // The New Cultural History. P. 154-175.
'" LaCapra D. Op. cit. P. 23-69.

^ Уникальным образцом успешной комбинации двух подходов в монографическом ис-
следовании представляется книга Р. Шартье о культурных истоках Французской револю-
ции (Chartier R. Les origines culturelles de la Revolution Fran^aise. P., 1991).

^ Проблемам формирования и развития постмодернистской парадигмы в истории исто-
риографии автор предполагает посвятить специальное исследование.

О концепциях, методах, эволюции и сегодняшних проблемах в этой отрасли истори-
ографии см.: Репина Л.П. "Женская история": проблемы теории и метода // Средние века.
1994. Вып. 57. С. 103-109; Ястребицкая А.Л. Проблема взаимоотношения полов как диа-
логических структур средневекового общества в свете современного историографического
процесса // Там же. С. 126-136.

" Epstem C.F. Deceptive Distinctions: Sex, Gender, and the Social Order. New Haven, 1988.
^ Angenot M. Les champions des femmes: examen du discours suria superiorite des femmes
1400-1800. Monreal, 1977; lrvinJ.L. Womanhood in Radical Protestantism 1525-1675. N.Y.;
Toronto, 1979; Elshtain J.B. Public Man, Private Woman: Women in Social and Political
Thought. Princeton, 1981; Rewriting the Renaissance: The Discourses of Sexual Difference in
Early Modern Europe / Ed. M.V. Ferguson et al. Chicago, 1986; Smith H.L. Reason's Disciples:
Seventeenth-Century English Feminists. Urbana; L., 1982; Darmon P. Mythologie de la femme
dans l'Ancien France. P., 1983; Woodbridge L. Women and the English Renaissance: Literature
and the Nature of Womanhood, 1540-1620. Urbana; Chicago, 1984; Medieval Women Writers /
Ed. K. Wilson. Athens (Ga.), 1984; Goreau A. The Whole Duty of a Woman: Female Writers in
Seventeenth-Century England. Garden City (N.Y.), 1985; Lazard M. Images litteraires de la
femme a la Renaissance. P., 1985; Denies S. The Idea of Woman in Renaissance Literature: The
Feminine Reclaimed. Brighton, 1986 etc.

" Henderson K.U., McManus B.F. Half-Humankind. Contexts and Texts of the Controversy
About Women in England, 1540-1650. Urbana, 1985. P. 31.
" CM., в частности: Woodbridge L. Op. cit. P. 3-5.

" Horowitz M.C. The Woman Question in Renaissance Texts // History of European Ideas.
1987. Vol. 8. N 4/5. P. 588-589.

" Aen D. Community, Gender, and Individual Identity: English Writing, 1360-1430. L.;
N.Y 1988.

" 18th International Congress of Historical Sciences. P. 177-179.
^ Ферро M. Как рассказывают историю детям в разных странах мира. M., 1992.
" К. Стедман, в частности, подчеркивает, что претензия истории на правдивость и дос-
товерность сообщает историческому нарративу особую функцию в формировании истори-
ческого сознания детей и взрослых (Steedman С. Latheorie qui n'en est pas une, or why Clio
doesn't care // History and Theory. 1992. В. 31. P. 36-37.

" Olabarri 1. History and Science/Memory and Myth: Towards New Relations between
Historical Science and Literature // 18th International Congress of Historical Sciences. P. 178.


В. П. Визгин

ПОСТСТРУКТУРАЛИСТСКАЯ МЕТОДОЛОГИЯ
ИСТОРИИ: ДОСТИЖЕНИЯ И ПРЕДЕЛЫ

Настоящая статья развивает идеи, высказанные в докладе "Постмо-
дернистская методология истории: философский подход и личный опыт".
Размышления философа и опыт историка науки здесь соединяются, чтобы
дать сжатую и поневоле неполную картину тех достижений в обновлении
исторической методологической мысли, которые принесла с собой так
называемая "структуралистская революция" (термин Ж.-М. Бенуа ') вмес-
те с последовавшим затем постструктурализмом, внесшим в ее "золотой
фонд" новые идеи и темы (прежде всего тему власти, "власти-знания").
Наконец, мы бы хотели показать пределы постструктуралистского на-
правления, выявляемые на уровне философских и эпистемологических
ориентаций.

Говоря предельно лаконично, истина объекта, взятая в определениях
познающего его субъекта, есть метод. Оставляя в стороне чисто фило-
софские соображения о методе в истории, скажем только, что мы имеем в
виду прежде всего тот концептуальный инструментарий, который "рабо-
тает" (может "работать") в историческом исследовании. Речь идет о той
широкой промежуточной зоне, которая граничит, с одной стороны, с
философией истории, а с другой - с тем, что можно назвать методами
конкретных исторических исследований.

Второе предварительное замечание состоит в том, что "структура-
листская революция" в истории неотделима от общенаучной революции
XX в., в частности, от революции в точных науках, прежде всего в физи-
ке. Нетрудно показать, что философско-методологическое осмысление
революции в естествознании, начатое практически след в след с ради-
кальными открытиями, перевернувшими его в первой трети века, позво-
лило еще задолго до полномасштабной "структуралистской волны" 50-
60-х годов выявить направление основных методологических сдвигов в
мышлении, значимых и для исторического познания. Некоторые крупные
методологи науки тех лет были в то же время и историками науки. Таков,
например, Г. Башляр, основоположник новой эпистемологии во Фран-
ции ^ Поэтому удобно начать анализ некоторых плодотворных, на наш
взгляд, сдвигов в концептуальном аппарате истории, отталкиваясь от его
работ. Позднее башляровская традиция в методологии истории науки
внесла свой вклад и в методологию всеобщей истории. Мы имеем в виду
работы Ж. Кангилема ' и, главным образом, М. Фуко, в творчестве кото-
рого структурализм трансформировался в постструктурализм, следуя
общему ритму преобразований гуманитарного знания во Франции конца
60-х и особенно начала 70-х годов.

40                  Исто[яЛвпоис1"ахметда
БЕССПОРНЫЕ ЗАВОЕВАНИЯ СТРУКТУРАЛИСТСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Образ исторического мышления благодаря понимаемой в широком
смысле структуралистской революции (включая и постструктурализм)
обновился главным образом, на наш взгляд, в трех основных направлени-
ях. Во-первых, это относится к выдвижению на передний план категории
дискретности (в рамках оппозиции "прерывность-непрерывность", "дис-
кретное-континуальное"). Вторая особенность трансформаций в концеп-
туальном багаже истории касается изменений онтологии истории в свете
переоценки таких оппозиций, как "действительное-возможное", "суб-
станция-функция", "вещь-отношение". Третье направление преобразова-
ния исторической мысли связано с теоретической легитимацией воздей-
ствия познающего историю субъекта на нее саму как объект познания.
Среди множества сдвигов, значимых для обновления образа истории, мы
выделили только эти три направления как в силу их универсальности и
важности для исторического мышления вообще, так и, особенно, потому,
что их плодотворность, на наш взгляд, прошла проверку временем, ибо
конкретные исторические исследования подтвердили необходимость
включения формируемых ими новых черт образа истории в рабочий
инструментарий историка.

Все эти три момента связаны между собой. Действительно, уже
"предструктуралистское" направление в методологии науки выдвигало
требование переоценки субстанциалистской онтологии (примата "вещи"
над "отношением"). Сама структура мыслима лишь как устойчивая форма
отношений: без реляционной модели объекта вообще, исторической
реальности в том числе, невозможен и поиск структур как цель познания.

То, что в методологии науки получило название замкнутых концеп-
туальных систем (В. Гейзенберг *), предполагало новую, некумулятивную
концепцию построения и развития научного знания. Кумулятивизм, пред-
ставлявший наследие XIX в" подразумевал континуальность процесса
познания и, следовательно, фактически бесструктурность знания. При та-
ком подходе рост знания мыслится экстенсивно, по принципу дискретно-
сти. Но если мы отдаем себе отчет в том, что знание организуется как
связное целое, что оно обладает определенной единой структурой, тогда
мы иначе должны понимать и его историю. В этом случае мы просто не
можем избежать дисконтинуальных представлений и, в частности, того,
что при известных условиях (например, в случае невозможности объяс-
нить новое эмпирическое наблюдение существующей теорией) может
рухнуть вся система знания как единое целое ("эпистемологический
разрыв" в терминологии Башляра). Мышление истории в разрывах, таким
образом, соединяется в одно целое с основным принципом структурализ-
ма как такового (принцип системного целого). В результате происходит
обогащение понятийного языка истории. Перенося указанную методоло-
гическую ситуацию из истории науки во всеобщую историю, мы можем
сказать, что существуют "разрывающие" исторический континуум собы-

В.П.Визгин. Постсгру1г1уралисг( Лая методология истории            41

гая, наподобие того, как в науке существуют открытия, "бьющие" по
концептуальным целостностям знания, "разрывосозидающие" по своей
исторической функции.

Историческая эпистемология Башляра, которую мы считаем образ-
цом ранней структуралистской мысли в методологии науки, это, прежде
всего, эпистемология разрывов. Разрыв мыслится Башляром как "пере-
ворачивание перспективы"; в научном знании действует системно-струк-
турный принцип, означающий, что знание организуется как целое и в
этом смысле характеризуется определенной замкнутостью, а поэтому его
изменения неизбежно происходят взрывообразно, когда когнитивная
система оказывается поставленной под вопрос и нуждается поэтому в
замене ее новой; это и отмечается как разрыв или дисконтинуальность в
развитии науки. Ярким примером разрыва в истории техники, считает
Башляр, служит создание ламп накаливания. В лампе Эдисона "перевора-
чивается" все техническое мышление, связывавшее горение как источник
световой эмиссии с необходимостью его поддерживания. "Старая техно-
логия ламп, - говорит Башляр, - технология горения. Новая - техника
предотвращения горения" '.

Действительно, прежняя осветительная техника исходила из прин-
ципа горения: при сгорании топлива происходит световое излучение. В
лампе накаливания перспектива перевернута: чтобы такая лампа функци-
онировала, она нуждается не в горении, а, напротив, в исключении самой
его возможности. Система интуиций, задававших основу прежней техно-
логии осветительных устройств, должна была быть полностью отброше-
на, поскольку это была целостная замкнутая система, в рамках которой
техника просто не может совершенствоваться.

Это пример, демонстрирующий неизбежность дискретных представ-
лений в силу смены самой перспективы интеллектуального развития,
кажется нам корректным. Историк, в частности историк техники, должен
научиться работать с историческими разрывами, включив в своей мето-
дологический багаж идею дискретности. При наличии такой смены сама
установка на обязательный, казалось бы, для историка поиск предшест-
венников (что характерно для континуалистской методологической
ориентации) оказывается если и не совсем бесплодной, то, во всяком
случае, сомнительной, маскирующей дисконтинуальные моменты в раз-
витии науки,

Понятие эпистемологического разрыва вырабатывалось Башляром в
споре с "континуалистами культуры" (Э. Мейерсон, П. Дюгем и другие).
"Континуалисты. культуры" (выражение Башляра) ссылались на непре-
рывность истории как процесса развития практики и теории, перенося на
объективную историю непрерывность субъективного рассказа о ее собы-
тиях. "Так как в истории строится непрерывный рассказ о событиях, -
говорит Башляр, - то легко верят в их существование в непрерывности
времени, незаметным образом приписывая тем самым всей истории
единство и непрерывность книги" ^ Непрерывность исторического рас-

42                          ИсторЛ в noudlax метода

сказа переносится, таким образом, на саму историческую реальность.
Этому способствует и распространение такого жанра историко-научной
литературы, в котором изложение идей, открытий и других когнитивных
сторон науки перемежается элементами биографий ученых и внешней
истории. Такая манера написания истории уже сама по себе способствует
возникновению иллюзии ее непрерывности, так как представляется, что
любой рассказ, любая деталь может быть как бы дополнительно
"увеличена" и в нее можно при этом вставить новый рассказ с новыми
деталями - и так далее до бесконечности. Кажется, что только нехватка
места и времени не дали историку еще полнее (и, значит, еще непрерыв-
нее) рассказать о событиях, реальность которых представляется как
осуществленная непрерывность культуры. Башляр, однако, стремится
совсем к другой истории науки, самое важное в которой, напротив,
разрывоподобные движения рационального мышления, смены научных
программ, инверсии в подходах и методах, возникновение теорий, разры-
вающих квазинепрерывность научного знания.

Другой аргумент "континуалистов культуры" в защиту их концеп-
ции состоит в отсылке ко множеству анонимных тружеников науки, к
научной атмосфере, к влияниям и т. п. Башляр резко критикует расхожее
и, как правило, некритически употребляемое представление о влиянии:
"Чем дальше от фактов, - говорит он, - тем легче говорить о "влия-
ниях"". И добавляет: "Это представление о влиянии, столь дорогое для
философского ума, не имеет никакого смысла для понимания передачи
истин и открытий в современной науке". Башляр истолковывает влияние
как некоторое недоосознанное воздействие. Но, согласно его концепции,
научный прогресс как раз приводит научное мышление к тому, что новые
знания максимальным образом осознаются учеными. "Мало-помалу, -
говорит Башляр, - все, что имеется в знании бессознательного и пас-
сивного, оказывается подчиненным". Нерелевантность представления о
роли влияний в истории современной науки, по Башляру, объясняется и
тем, что рационально организованная дискуссия составляет в ней саму
"ткань" научного развития, и аргументы, которые в этой дискуссии
перекрещиваются, это - подчеркивает философ - "поводы для разры-
вов" .

Концепция разрывного характера истории знаний у Башляра опира-
ется на представление о прерывности времени, которое, в свою очередь,
зависит от прерывности микромира, вскрытой квантовой физикой. Пре-
рывность энергетических процессов в микромире указывает на вероят-
ную прерывность времени, в том числе и исторического. Устойчивость
же континуалистской концепции истории объясняется, по Башляру, преж-
де всего психологическими факторами - традиционными установками,
педагогическими привычками и т. п. Континуализация истории происхо-
дит потому, рассуждает философ, что существует психологическая пот-
ребность, состоящая в стремлении свести новое знание к старым элемен-
там, перевести неизвестное на язык знакомых нам понятий, редуцировать

В. П. Вчуин. Посктру1"туралисгс1{ая методология истории            43

новизну с помощью экспансии привычного, известного и знакомого,
данного в прошлом и прочно усвоенного. И здесь в конфликт с такой
редукционистской ассимиляторской установкой вступает вера Башляра в
то, что высшие цели познания достигаются через движение разума и его
творческие акты. А движение и творчество немыслимы без разрывов.
Действительно, согласно Башляру, ум - начало прерывности, душа -
стихия непрерывности. "Музыкальное действие, - говорит философ, -
дисконтинуально, и только наш сентиментальный резонанс придает ему
непрерывность" *. А в другом месте он обращает внимание на то, что "ду-
ша своими чувствованиями расплавляет прерывные определения ума" ^

Мы показали, насколько глубоко привержен Башляр принципу пре-
рывности в истории знания, подчеркнув методологическую плодотвор-
ность этого принципа, особенно при анализе истории современной науки.
"Истинная методологическая осторожность, - говорит Башляр, -со-
стоит в том, чтобы постулировать дисконтинуальность, как только убеж-
даются в том, что изменение произошло. Однако в этом случае привычно
стремятся к тому, чтобы утверждать подразумеваемую непрерывность" '".

Характерный для историко-научного структурализма Башляра дис-
континуализм не отрицает значимости категории непрерывности для
анализа истории. Связь разрывов и непрерывности нельзя отрицать.
Действительно, в начале исторического исследования знание предстает
как смешанная, "спутанная" непрерывность - как бы аналог первород-
ного "хаоса". Анализ историка, ставящего эпистемологические вопросы,
обрабатывает этот "хаос" таким образом, что при этом фиксируются
четкие линии разрывов. Но сами разрывы - не равноценны. На этой
стадии исследования они выступают еще как бы хаотически. Аналитику-
историку, стремящемуся к глубокому постижению динамики познания,
нельзя ограничиться констатацией разрывов без их упорядочивания. Если
первая стадия этого процесса была нами обозначена как "спутанная"
непрерывность, то вторая - это неорганизованная совокупность разры-
вов. Наконец, на третьей стадии исследования возникает упорядочивание
самих разрывов, их иерархизация, выстраивание в ряды и последователь-
ности. Благодаря этому возникает результирующая связность, т. е. непре-
рывность, построенная на базе самих разрывов. Порядок в разрывах
говорит нам о магистральных линиях движения знания, о сквозных
проблемах и т. п., т. е. происходит синтез непрерывности и прерывности,
пусть при этом в конечном счете, как это имеет место у Башляра, ведущая
роль и принадлежит разрывам.

Структурализм и следом постструктурализм подхватят идеи эписте-
мологии разрывов Башляра и разовьют их дальше применительно к
ситуации глубокой лингвистической мутации гуманитарного знания и
прогресса в эмпирических исторических исследованиях. В качестве при-
мера можно указать на образец новой структуралистской методологии
истории, данной в "Археологии знания" М.Фуко". Мой собственный
опыт историка науки позволяет сделать такой вывод: обогащение арсена-

44                          Hcropuk в nouckax метода

ла историка дискретными представлениями, разработка аналитически
выверенных приемов работы как с "разрывами", так и с "непрерыв-
ностями"-безусловные достижения "структуралистской революции".
Они оказались плодотворными и для современной исторической мысли,
которая тем самым расширила свой методологический горизонт.

Экспорт методологических сдвигов (происшедших в первой трети
XX в. в точном знании) в гуманитаристику не ограничился усвоением
дискретного подхода. Известно, что современная физика развила идеи
корпускулярно-волнового дуализма. О "корпускулярности" и ее аналогах
мы уже сказали, отметив плодотворность дисконтинуалистских представ-
лений для истории науки и техники (и не только для них). Теперь же надо
указать и на прямо противоположный, по-видимому, ход мысли, пробуж-
денной структуралистским обновлением исторического знания. Речь идет
об устойчивом и многообразном обыгрывании идеи "поля" (т. е. как раз
идеи континуума, непрерывности, "волновой динамики") в структура-
листской гуманитаристике.

Аналоги "полевых" представлений в истории имеют долгую предыс-
торию в философском и методологическом освоении революции в есте-
ствознании (упомянем в этой связи, например, работы Э. Кассирера " и
Г. Башляра ). Речь идет о новой онтологии, задающей образ историчес-
кой реальности. Вместо субстанциалистской, "вещевистской" метафизи-
ки на передний план выдвигается онтология реляционизма, функциона-
лизма и со