енностью интеллектуа-
лов-гуманитариев традиционной философией истории, которая, по их
убеждению, не уделяла должного внимания вопросу о том, как историк
нарративно интерпретирует результаты исторического исследования. По
мнению Ф. Анкерсмита, именно процесс когнитивизации гуманитарных
дисциплин в последней трети XX в. обусловил новую постановку проб-
лемы природы исторического знания и содействовал формированию нар-
ративной философии истории, которая стала основанием для конкретно-
исторических трудов новых интеллектуальных историков ".

ТЕКСТ И ЧТЕНИЕ: ОПЫТ САМОПРОЧТЕНИЯ-ПИСЬМА

Противоречивое намерение реформаторов историографии войти в
круг конвенционального общения гуманитариев и в то же время разру-
шить сложившийся внутри исторической профессии эпистемологический
консенсус, не могло не вызвать негативной или, по крайней мере, насто-
роженной реакции у большинства традиционных историков. Вниматель-
ное прочтение текстов новых интеллектуальных историков убеждало
профессионалов (членов исторического сообщества) в том, что в этой
среде формируется "другая" культура понимания задач и возможностей
исторического познания, складываются иные нормы историописания, вы-
ходящие за пределы допускаемого сообществом теоретико-методологи-
ческого многообразия '^

В ходе дискуссий в историческом сообществе об этом феномене об-
наружилось стремление части высоких профессионалов попытаться по-
нять логику рассуждений "новых интеллектуалов", более того, использо-
вать некоторые новации в собственной исследовательской практике. Дань
"новой интеллектуальной истории" отдают Роже Шартье, Линн Хант,
Карло Гинзбург, Дэвид Холлиндер, Питер Новик и некоторые другие
авторитетные историки Запада '^.

Появление новой интеллектуальной истории заметно повлияло на
тех профессионалов, которые занимали маргинальное положение в ака-
демическом сообществе (левые радикалы, феминистки, цветные и пр.).
Постструктуралистские находки "новых интеллектуалов" используются
ими в целях "отвоевания пространства", преодоления сложившихся внут-
ри этого сообщества (репрессивных в их представлении) норм общения и
правил выражения результатов исследований.

Потребность новых интеллектуальных историков в самоидентифи-
кации и самооправдании и повышенная саморефлексия побуждают их к
обоснованию своего происхождения, корней в новоевропейской высокой

~~                           Hcropuk в nouckax метода

культуре. Это выражается в устойчивом желании заявлять о своих интел-
лектуальных истоках и предшественниках.

Отстаивая свою позицию, они часто обращаются к рассуждениям
профессионалов, авторитетных для исторического сообщества. Ссылаясь
на заявления Я.Буркхардта, Р. Коллингвуда, Б.Кроче, К. Беккера, Г. Адам-
са, Л. Февра, М. Оукшотта и других известных историков прошлого о
специфике исторической реальности (воссоздаваемой или конструи-
руемой исследователем в процессе работы с источниками), "новые ин-
теллектуалы" устанавливают тем самым определенную преемственность
своих суждений с интеллектуальным опытом, который соответствует
модернистской культурной парадигме.

К числу своих интеллектуальных источников они относят филосо-
фов, историков, антропологов, лингвистов, представляющих основные
направления культуры XX в.: "философию жизни", аналитическую фило-
софию, психоанализ, структурную антропологию, семиологию и пр.

В круге "любимых" тем исследования "новых интеллектуалов", по
их собственному признанию, - творчество известных историков, фило-
софов, литераторов европейского средневековья и Нового времени. При
выборе исследовательских областей предпочтение отдается эпохе Ренес-
санса, Просвещению, Французской революции конца XVIII в" и в осо-
бенности европейскому романтизму, свое родство с которым "новые
интеллектуалы" неизменно подчеркивают,

В этом поименовании мира новой интеллектуальной истории, во
многом носящем ритуальный характер, можно заметить некоторую иро-
ничность и своеобразную отстраненность, поскольку "новые интеллек-
туалы" сознают необходимость предъявления профессиональному сооб-
ществу респектабельной "родословной" и демонстрируют готовность
"изобретения традиции".

Момент своего рождения новая интеллектуальная история опреде-
ляет достаточно четко - 1973 год - появление книги X. Уайта "Мета-
история". Этапы взросления и самоопределения - дискуссии в европейс-
ких и американских периодических изданиях теоретико-методологи-
ческого направления в 70-80-е годы. Зрелость - появление конкретно-
исторических работ в 80-90-е годы, написанных в соответствии с уста-
новлениями новой интеллектуальной истории.

При внимательном прочтении "парадной" коллективной биографии
оказывается, что ее вехи не вполне соответствуют согласительной истине.
Здесь уместно напомнить о любопытном суждении Л. Госсмэна по пово-
ду структуры исторического нарратива, он обращает внимание на со-
отношение двух "этажей" авторского текста', "нижнего" - "верти-
кального", систематического (подстрочные примечания и отсылки к ис-
точникам) и "верхнего" - "горизонтального", синтагматического (после-
довательность событий, сюжет, тип дискурса). Рассуждая о свойствах
французской романтической историографии первой половины XIX в.,
Госсмэн отмечает сложную взаимосвязь этих "этажей" в авторском текс-

Г. И. Зверева. Реальность и исторически нарратив               21

me, черты их родства, определяемые общностью заявленной темы, и в то
же время известное противополагание и даже противоречие друг другу.
"Верхний текст, - пишет Госсмэн, - очевидно не есть то же самое, что
нижний. История не говорит недвусмысленно собственными устами, так
как сам текст означает множество голосов" ^.

Такой тезис вполне применим к изучению теоретических и конкрет-
но-исторических текстов "новых интеллектуалов". Глубокое, медленное
чтение этих текстов, к которому они постоянно апеллируют, позволяет
высказать предположение о присутствии в "нижнем этаже" отдаленных
голосов, несколько меняющих представление о "примерной" историогра-
фии новой интеллектуальной истории.

В подстрочных примечаниях к текстам "новых интеллектуалов" и
в их библиографических обзорах нередко встречаются работы европейс-
ких и американских гуманитариев 50-60-х годов с короткой оценкой -
"базовая", "блестящая", "ценная" работа. Специальное обращение к этим
исследованиям дает основание говорить об определенной преемственнос-
ти принципиальных построений модернистских и постмодернистских
авторов. Интересно, однако, отметить, что в числе авторов упоминаемых
(и почитаемых) работ практически не встречаются историки-профес-
сионалы. Абсолютное большинство этих работ по проблематике истории
новоевропейской историографии выполнено литературоведами-историка-
ми или теоретиками литературы. Среди них - труды О. Пиза ("История
Паркмэна. Историк как литературный мастер"), Б. Реизова ("Французская
романтическая историография"), Д. Левина ("История как искусство
Романтизма" и "В защиту исторической литературы"), Л. Броуди ("Нар-
ративная форма в истории и литературе"), П. Франса ("Риторика и истина
во Франции. От Декарта до Дидро") и ряд других ".

Распространение практики междисциплинарности в гуманитарном
знании середины XX в. и размывание границ профессиональной историо-
графии существенно облегчили задачу реформаторов исторической дис-
циплины. Некоторые историки, принимавшие участие в становлении
объективистской новой социальной и новой культурной истории, оказав-
шись читателями-интерпретаторами внепрофессиональных текстов,
осознали необходимость выхода в иное языковое пространство, туда, где
привычные слова-концепты неожиданно наполнялись новыми смыслами.

В частности, перенесение ими академичных рассуждений литерату-
роведов-структуралистов о свойствах новоевропейской высокой культуры
(литературы, истории, философии, искусствознания) в профессиональное
поле историографии дало сильный импульс творческой энергии тем, кто
работал в областях, пограничных с "нормальной наукой" (по выражению
Т. Куна).

Появлению книги X. Уайта "Метаистория" предшествовал ряд работ
(монографий и статей), в которых ставились примерно те же проблемы
(например, статья А. Лоуха "История как нарратив" в журнале "История
и теория", 1969, статья С. Бэнна "Круг исторического дискурса" в журна-

^                         Hcmpuk в nouckax метода

ле "Исследования XX века", 1970, и др.) ^. Нельзя сказать также, что
Уайт стал восприниматься профессионалами родоначальником нового
направления в историографии тотчас же после опубликования своей кни-
ги. Новаторский характер его работы был осмыслен историческим сооб-
ществом далеко не сразу. Это заметно по первым откликам на книгу и
даже по содержанию дискуссии в журнале "История и теория" (1980),
посвященной исследованию X. Уайта ^ .

Эта ситуация, как представляется, подтверждает тезис антиобъекти-
вистов о том, что конструирование авторского намерения совершается
ретроспективно при участии читателя текста (в данном случае, "но-
вых интеллектуалов", созидающих и осмысливающих собственную исто-
рию). В этой связи не следует, на наш взгляд, искать в деятельности ре-
форматоров историографии следов заранее спланированной акции произ-
вести постмодернистский переворот внутри профессионального истори-
ческого сообщества.

Значительный интерес для читателя коллективной биографии "но-
вых интеллектуалов" представляет выбор ими проблемных полей конк-
ретно-исторических исследований. Повышенное внимание авторов к
наиболее ярким персонажам истории новоевропейской историографии
XVIII-XIX вв., создателям культурного феномена, который в пределах
модернистской парадигмы носит название "история исторической нау-
ки", само по себе мало оригинально. Однако смысл обращения к подоб-
ной тематике иной по сравнению с целями изучения этого периода исто-
рии в традиционном историческом знании.

В течение 70-х - начале 90-х годов в русле новой интеллектуальной
истории сформировались массивы текстов о письменной и визуальной
культуре Французской революции конца XVIII в. и французской истори-
ографии XIX в. как наследнице этой революции. В числе наиболее изуча-
емых авторов оказались Ж. Мишле, О. Тьерри, Л. Блан, А. Тьер, Ф. Гизо,
А. Ламартин, Э. Кине, А. Токвиль.

Среди наиболее известных трудов новых интеллектуальных истори-
ков (помимо книги X. Уайта "Метаистория", содержащей фундаменталь-
ное положение история как письмо и принципиальные рассуждения о
стилистике письма историков-романтиков), следует отметить книги и
статьи Л. Госсмэна, Л. Шайнера, Л. Орр, чаще других цитируемые в новом
гуманитарном дискурсе ^. Работы этих авторов (заметим, как и боль-
шинство "новых интеллектуалов", пришедших в историческую профес-
сию из литературоведения) посвящены изучению текстов французской
романтической историографии. Герой исторического нарратива Госсмэ-
на - тексты Опостена Тьерри, Шайнера - текст "Воспоминаний" Алек-
сиев де Токвиля, Орр - тексты Жюля Мишле, Луи Блана и ряда других
историков, сформировавших, по ее выражению, "безголовую историю"
(историю, которая писалась от имени "народа" и потому претендовала на
объективную истинность, соответствие исторической реальности).

Г. И. Зверева. Реальность и исторически нарратив                23

Основную привлекательность для "новых интеллектуалов" пред-
ставляет деконструкция авторских текстов - выявление структуры
исторического нарратива, типов и особенностей исторического дискур-
са, референтов, коннотаций, голосов в тексте, жанровых свойств истори-
ческого нарратива в сравнении с литературным (чаще всего идет сопос-
тавление с текстами Г. Флобера) и аналитическим (обычно - с текстами
К. Маркса), наконец, культурного контекста. Имя историка-автора текс-
та выглядит в дискурсе "новых интеллектуалов" как знак, индекс.

В основу подхода к изучению произведений европейских романти-
ков положен метод внимательного, бесконечного чтения - слова за сло-
вом, с желанием понять, как выбирались для текста речевые конструкции,
как из текста возникал эффект "двойного объекта" (в данном случае -
соотнесенность темы Французской революции XVIII в. и контекста фран-
цузского общества второй трети XIX в.), наконец, каким образом опреде-
ленная (романтическая) текстуальная стратегия оказывала воздействие
на фабулу, формируя сюжет и стилистику нарратива.

Свою задачу реформаторы историографии видят в том, чтобы пока-
зать читателю, как построен текст их предшественников, основателей
"научной" профессиональной историографии, и как строится их собст-
венный текст. Иначе говоря, каким образом можно представить в виде
исторического нарратива темы, которые в традиционном историческом
знании, как правило, не было принято обсуждать.

Повышенное внимание к читателю - наличие в текстах "новых
интеллектуалов" глав и разделов, содержащих обстоятельный рассказ о
своем подходе и работе с историческими нарративами - порождает
мысль о намерении этих авторов утвердить свою власть над читающим
текст. Однако в процессе "следования" авторскому тексту возникает
устойчивое ощущение того, что "новые интеллектуалы", создавая текст
о тексте, исторический нарратив о нарративе, осознанно стремятся
стать и первыми читателями отчужденного от них текста, первыми
интерпретаторами и со-авторами его.

Феномен новой интеллектуальной истории побуждает историков,
которые соотносят себя с профессиональным сообществом, к критичес-
кой саморефлексии и переосмыслению содержания своей работы, застав-
ляет осознать условность основополагающей историографической уста-
новки - говорить, писать от имени прошлого.

' Foucault М. The Archaeology of Knowledge. N.Y., 1972; Idem. Language, Counter-Memory,
Practice. N.Y., 1977; Derrida J. Writing and Difference. Chicago, 1978; Postmodernism. ICA
documents / Ed. L. Appignanesi. L., 1989.

^ Gardner H. The Mind's New Science. A History of The Cognitive Revolution. N.Y., 1989.
' Kuhn T. The Structure of Scientific Revolutions (2nd ed. enlarged). Chicago, 1970; Fou-
cault М. Power / Knowledge: Selected Interwiews and Other Writings, 1972-1977. N.Y., 1980;
RortyR. Consequences of Pragmatism. Minneapolis, 1982.
" Барт P. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М., 1994. С. 566.
' Барт P. S/Z. М" 1994. С. 11-28.

^                         Hcmpuk в nouckax метода

' CM. подробнее: Derrida J. Op. cit. Ch. 10: Structure, Sign, and Play in the Discourse of the
Human Sciences; Ankersmit F. Narrative Logic. A Semantic Analysis of the Historian's Lan-"
guage. The Hague, 1983.

" Leitch V. Deconstructive Criticism. L., 1983. P. III. Critical Reading and Writing.
* Post-Structuralism and the Question of History / Ed. D. Attridge et al. Cambridge, 1987.
" Textual Strategies: Perspectives in Post-Structuralist Criticism / Ed. J. Harari. lthaca, 1979;
Derrida J. OfGrammatology. Baltimore, 1976; Morris Chr. Deconstruction: Theory and Practice.
L" 1982.

'" While H. Metahistory: The Historical Imagination in Nineteenth-Century Europe. Baltimore,
1973; Idem. Tropics of Discourse: Essays in Cultural Criticism. Baltimore, 1978; Idem. The
Content of the Form: Narrative Discourse and Historical Representation. Baltimore; L., 1987;
Darnton R. Intellectual and Cultural History // The Past Before Us: Contemporary Historical Wri-
ting in the United States / Ed. M. Kammen. lthaca; N.Y., 1980; Modem European Intellectual
History. Reappraisals and New Perspectives / Ed. D. LaCapra, S. Kaplan. lthaca; L., 1982;
LaCapra D. Rethinking Intellectual History: Texts, Contexts, Languages, lthaca; N.Y., 1983;
Idem. History and Criticism, lthaca; N.Y., 1985; The Writing of History. Literary Form and His-
torical Understanding / Ed. R. Canary, H. Kozicki. Madison; L., 1982; The Politics of Inter-
pretation / Ed. W. Mitcheli. Chicago, 1983.

" Ankersmit F. The Reality Effect in the Writing of History: The dinamics ofhistoriographical
topology. Amsterdam; N.Y., 1989. P. 7-8.

^ Барт P. Эффект реальности / Избранные работы. С. 392-400; Gombrich E. Art and
Illusion. L., 1977; Ankersmit F. The Reality Effect in the Writing of History.

" Dijk Teun A. van. Text and Context: Explorations in the Semantics and Pragmatics of
Discourse. L., 1977; Wallace M. Recent Theories of Narrative, lthaca, 1986; Textual Dinamics of
the Professions. Historical and Contemporary Studies of Writing in Professional Communities /
Ed. Ch. Bazeman, J. Paradis. L., 1991.

"* RuthrofH. The Reader's Construction of Narrative. L., 1981. Eco U. The Role of the Reader.
Explorations in the Semiotics of Texts. Bloomington, 1984.

White H. The Historical Text as Literary Artefact // The Writing of History. Literary Form
and Historical Understanding / Ed. R. Canary, H. Kozicki. Madison; L., 1982. P. 51-52.

^ LaCapra D. Rethinking Intellectual History and Reading Texts // Modem European Intel-
lectual History. Reappraisals and New Perspectives / Ed. D. LaCapra, S. Kaplan. lthaca; L., 1982.
P. 4-85.

'" CM.: Knowing and Telling History: The Anglo-Saxon Debate / Ed. F. Ankersmit. History and
Theory. 1986. В. 25; The Representation of Historical Events // History and Theory. 1987. В. 26.

" CM. подробнее: Novick P. That Noble Dream. The "Objectivity Question" and the American
Historical Profession. Cambridge, 1990. P. 573-629.

'" CM. об этом: Novick P. Op. cit.; The New Cultural History / Ed. L. Hunt. Berkeley, 1989.
P. 1-24; 154-175.

^ Gossman L. Augustin Thierry and Liberal Historiography // History and Theory. 1976. В. 15.
P. 55.

^ Pease 0. Parkman's History. The Historian as a Literary Artist. New Haven. 1953; Реизов Б.
Французская романтическая историография. Л., 1956; Levin D. History as Romantic Art.
Stanford, 1959; Mem. In Defense of Historical Literature. N.Y., 1967; Braudy L. Narrative Form
in History and Fiction. Princeton, 1970; France P. Rhetoric and Truth in France. Descartes to
Diderot. Princeton, 1970.

" Louch A. History as Narrative // History and Theory. 1969. N 8. P. 54-70; Ват S. A Cycle
of Historical Discourse: Barante, Thierry, Michelet // 20th Century Studies. 1970. ј 3.
P. 110-130.

" CM: Metahistory: Six Critiques // History and Theory. 1980. В. 19.

" Gossman L. Augustin Thierry and Liberal Historiography; idem. Between History and Lit-
erature. Cambridge, 1990; Shiner L. The Secret Mirror. Literary Form and History in Toc-
queville's "Recollections", lthaca, 1988; Orr L. Headless History. Nineteenth Century French
Historiography of the Revolution, lthaca, 1990 и др.



Л. П. Репина

ВЫЗОВ ПОСТМОДЕРНИЗМА
И ПЕРСПЕКТИВЫ НОВОЙ КУЛЬТУРНОЙ
И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОЙ ИСТОРИИ

Историческая наука переживает в конце XX в. глубокую внутрен-
нюю трансформацию, которая ярко проявляется и на поверхности акаде-
мической жизни - в трудной смене поколений, интеллектуальных ориен-
таций и исследовательских парадигм, самого языка истории. Современ-
ная историографическая ситуация все чаще и все уверенней характеризу-
ется как постмодернистская '. Если сравнить некоторые аспекты историо-
графической ситуации конца 60-начала 70-х годов с современной, то
контрасты между ними бросаются в глаза. Это прежде всего и главным
образом принципиальные различия в понимании характера взаимоотно-
шений историка с источником, предмета и способов исторического по-
знания, содержания и природы полученного исторического знания, а так-
же формы его изложения и последующих интерпретаций исторического
текста. Одним из наиболее заметных знаков перемен стало интенсивное
использование в исторических работах источников литературного проис-
хождения с помощью теорий и методов, заимствованных из современно-
го литературоведения.

Наряду со словом "кризис", которое практически не сходит со стра-
ниц научно-исторической периодики последнего десятилетия, на них за-
мелькали ставшие не менее "популярными" фразы "лингвистический по-
ворот" и "семиотический вызов", В научной периодике появило