Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
ундаментальных проблем современности, прежде всего той, ко-
торую можно обозначить формулой "историзм и его последствия".
Это - проблема, которая охватывает все области современной культуры:
искусство и литературу, науку и повседневную жизнь. К концу XIX сто-
летия она обозначается все более четко и наконец становится актуальной
повсюду в Европе, наиболее специфически и остро проявившись именно
в Германии.
Итак, рассмотрим подробнее проблему историзма Нового времени.
Конституирующим моментом для современной западной цивилизации,
отличающим ее от всех других культур, явилось осознание того, что все
существующее исторически возникло, исторически опосредовано и этим
сущностно определяется '. Историзм, согласно известной дефиниции
Эрнста Тр„льча, есть принципиальная историзация нашего знания и
мышления, принципиальная историзация всякого знания о человеке, его
культуре и его ценностях. Эта уникальная форма рефлексии по отноше-
нию к своему собственному прошлому имеет корни в исторически новом
опыте: опыте перманентной, быстрой и необратимой трансформации по-
литического и социального мира в Европе, которая сделалась очевидной
со времени Великой Французской революции. Результатом явилась, в
частности, экспансия исторического мышления и превращение истори-
ческой науки в бесспорного лидера среди наук XIX в. По к последствиям
этого относится также и релятивизм - крушение ценностей, как тогда
говорили; оно стало основной темой и в науке, и в общественной жизни
начиная с 1870-х годов.
Для окрашенного историзмом образа мыслей людей XIX в. харак-
терно, что рефлексия по поводу современности выражает себя как реф-
лексия по поводу других, прошедших эпох в их взаимоотношении с сов-
ременностью. Речь идет, таким образом, об описании и анализе совре-
менности с помощью представлений о прошедших эпохах, отношение к
которым оказывается поэтому лишь следствием различных толкований
современности, следствием принятия ее или критики.
диции, обычае, .соблюдение которого было ценностным приоритетом, - отношениями, ко-
торые конституируются преимущественно частными экономическими интересами и, соот-
ветственно, горизонтальными связями, регулируемыми законодательством; ценностным
приоритетом в таком обществе является достижение нового, а не сохранение старого.
(Примеч. пер.)
216 ___ ИсторЛивремя
Главными эпохами, фигурировавшими в этом контексте, образы ко-
торых становились предметом рефлексии, были Ренессанс и средневеко-
вье. Отношение этих эпох мыслилось прежде всего как противополож-
ность: Ренессанс рассматривался как преодоление средневековья и тем
самым как начало Нового времени. Главным при этом оказывался вопрос:
представляет ли собой прогресс победа Возрождения над средневековьем
и последовавшее за этим движение к современности, или, может быть,
по сравнению со средневековьем, этот прогресс выглядит, скорее, как не-
счастье? ^
Теперь попытаюсь продемонстрировать эти пока схематично пред-
ставленные ходы мысли более наглядно.
Впервые речь о феномене историзма и стоящей за ним проблеме
зашла, возможно, в искусствоведении. Уже в 1844 г. Фридрих Теодор Фи-
шер обозначил ее следующим образом: "Мы изображаем богов и мадонн,
героев и простолюдинов так же, как мы возводим постройки - в грече-
ском стиле, в византийском, мавританском, готическом, флорентийском,
ренессансном или стиле рококо, но только не в том, который являлся бы
нашим собственным... Мы - господа Везде и Нигде..." " Историк искус-
ства Вернер Хофман совершенно справедливо пишет, что искусство
XIX в. в принципе "раздвоено": оно колеблется между усвоением огром-
ного богатства исторических форм, "щедрым "laisser faire" беспозвоноч-
ного историзма, который не способен ничего отвергнуть ибо он ко всему
стремится отнестись с пониманием", с одной стороны, и - с другой -
"требованием, чтобы современность не была ничем иным, кроме как са-
мой собою" *.
Наиболее наглядно такого рода отношение к истории проявилось в
монументальном искусстве. Все началось еще в первой половине XIX в. с
реконструкций и достраиваний средневековых соборов (в частности,
Кельнского) и получило продолжение в исторически стилизованных вок-
залах, пивоварнях, почтамтах и тюрьмах, а более всего - в ратушах, ко-
торые воздвигала буржуазия во второй половине столетия и вплоть до на-
чала первой мировой войны как памятники себе, символы своего само-
сознания и выражения своих исторических ориентаций. Манифестации
такого рода встречаются во множестве и среди частных построек. Можно
вспомнить также репрезентации новой гогенцоллерновской монархии
после 1871 г.: например, бывший императорский дворец Салиев в Госла-
ре или историческую живопись Антона фон Вернера.
В области литературы доминируют исторические романы (Вилли-
бальд Алексис, Иозеф Виктор фон Шеффель, Теодор Фонтане, Феликс
Дан, Густав Фрайтаг, Конрад Фердинанд Майер, Вильгельм Раабе) и ис-
торические пьесы (Мартин Грайф, Эрнст фон Вильденбрух). Все это -
искусство "монументальное" в том смысле, как это понимал Нищие, т. е.
ориентированное на великие exempla истории, в воспоминании о которых
мы утверждаем самих себя.
О. Г. 9kcMe. Немцы не в ладу с современностью 217
Среди исторических форм вначале, несмотря на существование в то
время неоготики и неоромантики, на первом плане стояло Возрождение,
и в соревновании со средневековьем оно на первых порах постоянно вы-
игрывало, как это произошло, например, в ожесточенных спорах по по-
воду облика нового главного вокзала в Кельне в 80-е годы XIX в. Обос-
нование предпочтению, которое поначалу отдавалось эпохе Ренессанса,
сформулировал наиболее отчетливо Якоб Буркхардт в своей книге "Куль-
тура Возрождения в Италии" (1860). Буркхардт предложил толкование
Ренессанса как "открытия мира и человека". Человек Возрождения, в по-
нимании автора, есть одновременно и человек Нового времени - он фор-
мируется именно в ту эпоху. Ведь ренессансный индивид впервые осво-
бодился от двоякой привязанности, которой был всегда скован человек
средневековья: привязанности к сообществу, дому, семье, корпорации, с
одной стороны, и привязанности к авторитетам веры - с другой. Воспо-
минание о двоякой эмансипации человека Ренессанса и являлось в значи-
тельной мере базой прогрессистского оптимизма в Европе XIX в. Вооб-
ражаемое Возрождение репрезентирует веру в прогресс.
Эти идеи Буркхардта хорошо известны. Гораздо менее известен тот
факт, что через 20 лет, в начале 1880-х годов, Буркхардт эти свои взгляды
полностью пересмотрел . Уже не Ренессанс, а скорее средневековье ста-
ло для него главной эпохой, ибо он подверг процесс цивилизации в Новое
время всесторонней критике с позиций средневековья. Теперь средневе-
ковье представлялось ему невозвратно утраченной "юностью сегодняш-
него мира". Современный мир, считал он, пребывает в упадке, и поэтому
память о средневековье принадлежит "к самому дорогому, что у нас есть".
Средневековье становится для Буркхардта олицетворением всего того,
чего лишен современный мир и что может быть критически обращено
против него, и он иллюстрирует это рядом парных оппозиций: "безуслов-
ные авторитеты" сверху вместо "большинств снизу"; духовная привязан-
ность вместо релятивизма; социальная привязанность человека к сообще-
ству - вместо массового общества и "нивелирующего равенства" и т. д.
Эти размышления Буркхардта о средневековье и Ренессансе, в ходе
которых он полностью пересмотрел свои взгляды двадцатилетней давно-
сти, были проявлением центрального социально-психологического фено-
мена 70-х годов XIX в. в Германии - крушения веры в прогресс.
Событием, последствия которого трудно переоценить, явился так
называемый "кризис грюндерства", великая экономическая депрессия
1873-1896 гг., которая оказала огромное воздействие на умы. Среди со-
временных исследователей первым обратил на- это внимание Ханс Розен-
берг в 1967 г.: "Период с 1873 по 1896 г. был в весьма значительной сте-
пени отмечен склонностью людей к неврозам и маниакальным бредовым
идеям. Его характерными признаками были гротескная боязнь "красных"
и "переворота", классовая ненависть, юдофобия, необычайное обостре-
ние конфессиональных противоречий, оголтелая кампания против "бегст-
ва капитала" и "космополитической" торговли, все более громкий и
218 Hcropuk и время
агрессивный национализм, всеохватывающая тенденция к радикализации,
даже среди консерваторов, дискредитация и отступление умеренных
центристских групп" 'ё. В ходе начавшегося после 1873 г. великого эко-
номического переворота "на место воодушевления пришло отрезвление.
Теперь новый, долговременный импульс росту политической активности
и обострению политической конкурентной борьбы давали стремительно
растущее недовольство, неуверенность в завтрашнем дне, ожесточение и
столкновение социальных и экономических групповых интересов, чувств
и идеологий" "; это все более явно оказывало определяющее влияние и
на культурную жизнь.
В университетской философии в середине 70-х годов оформилось
пессимистическое философско-мировоззренческое направление ". В
1878 г. гетгингенским теологом и востоковедом Паулем де Лагардом бы-
ли опубликованы "Немецкие записки" - страстная критика современно-
сти и вместе с тем попытка основать новую, национальную немецкую ре-
лигию. А в 1890 г. Юлиус Лангбен выпустил свою известную книгу "Рем-
брандт как воспитатель", которая за два года выдержала не менее сорока
изданий и, по словам знаменитого в то время философа Рудольфа Ойкена,
сразу стала "великой силой в немецкой жизни"; ее резонанс среди публи-
ки того времени Фриц Штерн справедливо охарактеризовал как "бес-
примерный, озадачивающий и в высшей степени знаменательный" ".
На фоне этого продолжающегося крушения веры в прогресс в соци-
ально-политическом воображении все более отчетливо на первый план
выступает средневековье, и это воображаемое средневековье служит те-
перь уже не столько торжественному возвеличиванию современности,
сколько фундаментальной его критике.
Среди произведений научной мысли наибольшим успехом и наи-
большим влиянием пользовалась, несомненно, книга социолога Ферди-
нанда Тенниса с многозначительным названием "Общность и общество".
Современному "обществу" (modeme Gesellschaft), которое пребывает в
состоянии распада и разложения, ибо оно механизировало все социаль-
ные связи (по каковой причине Теннис желает его "смерти"), противопо-
ставляется средневековая "общность" (Gemeinschaft), где индивидуум
был включен в "естественные" и "органические" группы и защищен ими.
Огромный успех этой книги - или, скорее, лозунгов, которые можно бы-
ло вывести из ее основного тезиса, - в полной мере проявился только
после 1918 г. *
С началом нового столетия культ Ренессанса сходит на нет и в ис-
кусстве, и в литературе. В 1913 г. Карл Шеффер в своей книге "Италия.
Путевые заметки" заявил, что необходимо решительно порвать с Ренес-
В обиходе отечественной социологии не выработано достаточно удачного, адекватно-
го термина, эквивалентного немецкому Gemeinschaft. За неимением лучшего используются
либо слово "гемайншафт", либо "община", либо "общность". Название работы Тенниса
принято переводить как "Общность и общество". (Примеч. пер.)
О. Г. 3kcAe. Немин не в ладу с современностью 219
сансом - это вопрос жизни и смерти для немцев. Германист Рихард Бенц
опубликовал в том же 1915 г. манифест под названием "Ренессанс-
проклятие немецкой культуры". Возрождение, писал он, губительным об-
разом разделило то, что составляет одно целое: искусство и религию, ве-
ру и видение, истину и красоту; с Ренессансом пришли в Германию чуж-
дые идеалы, формы и учреждения. В "Размышлениях аполитичного"
(1918) Томас Манн также занял антиренессансную позицию, однако сразу
же дистанцировался и от нового возвеличивания готики как образца для
современности. Историк искусства Вильгельм Ворр^нгер уже в 1908 г.
писал в своей книге о Лукасе Кранахе, что психическая конституция со-
временного человека вновь подводит его к готическим ценностям. Ведь
слово "личность", продолжал он, "мы постепенно начинаем произносить
уже с некоторой усталостью. Триумфальный пафос юного индивидуализ-
ма, которому море было по колено, ныне угас, и в нас возникает нечто
вроде тоски по великим, непреложным ценностям, которые возвышаются
над всякой индивидуалистической болтовней. Встревоженные и измучен-
ные всем личным, мы постепенно начинаем с удивлением понимать воз-
вышенную безличность великих стилей прошлого" ^. Во второй его кни-
ге-"Проблемы формы в готике", вышедшей в 1912 г., готика объявля-
лась новым творческим принципом, который, проходя через все века,
предстает во все новых обличьях и является "вневременным расовым фе-
номеном, укорененным в самой природе нордического человека". Наряду
с "собственно готикой", утверждал Воррингер, всегда - вплоть "до на-
ших дней" - есть еще и "тайная готика" как искусство, связанное с общ-
ностью (gemeinschaftsgebundene Kunst), как преодоление индивидуализма
и материализма и одновременно как некое новое национальное, немецкое
искусство ^.
Наиболее модернистски настроенные молодые художники тогдаш-
ней Германии - экспрессионисты в Берлине, Дрездене и Мюнхене -
сразу же приняли книгу Воррингера в качестве программного произведе-
ния, которое выражало их собственные устремления. Теперь постоянно
провозглашалось, что современное искусство в Германии должно созда-
ваться из духа готики. Группировавшиеся вокруг Вальтера Гропиуса ху-
дожники "Баухауза" , а также такие художники, как Лионель Файнингер
и Оскар Шлеммер, около 1920 г. трактовали современное архитектурное
творчество как строительство храмов будущего, причем отнюдь не только
в метафорическом смысле. Архитектор Бруно Таут, который стал извес-
тен в начале века благодаря своим масштабным проектам жилой застрой-
ки в Берлине и Магдебурге, написал в 1920 г. драму под названием "Ар-
хитектор мира", где строительство собора представлено как всемирно-
исторический процесс, в котором метафизические силы человека, средне-
вековое единство искусств и средневековый цех каменщиков и строите-
Баухауз (Bauhaus) - высшая школа строительства и художественного конструирова-
ния в Веймаре. (Примеч. пер.)
220 Hcropuk и время
лей как сообщество художников являются выражением духа Нового вре-
мени. Точно так же и ранние фильмы Фрица Ланга - например, "Нибе-
лунги" (1924) или "Metropolis" (1927) - по-своему демонстрировали
этот медиевализм искусства модерна в Германии начала XX в., выража-
ющий и критику современности, и устремленность в будущее.
После перелома 1918 г. и во времена Веймарской республики уто-
пии довоенной поры превращаются в учения о пути ко всеобщему спасе-
нию, идеи становятся теперь идеологиями.
Ключевую для своей эпохи книгу опубликовал в 1922 г. молодой
(ему был тогда 21 год) философ Пауль Людвиг Ландсберг, бывший цент-
ром кружка Макса Шелера в Кельне в начале 20-х годов. Работа называ-
лась "Средневековье и мы". Проводя сравнительную оценку средневеко-
вья и Новейшего времени, Ландсберг, как ранее Фердинанд Теннис, тре-
бует "смерти" современного общества во имя тех идеалов, которые, как
ему кажется, он находит в средневековье. Решительно отказываясь от
данного в 1860 г. Буркхардтом истолкования Ренессанса, согласно кото-
рому Возрождение явилось началом Нового времени благодаря двойной
эмансипации индивидуума, Ландсберг предлагает пересмотреть отноше-
ние и к тому духовному явлению, которое, по его мнению, явилось нача-
лом и основой трагической истории Нового и Новейшего времени, - к
позднесредневековому номинализму. Последний, с точки зрения Ландс-
берга, оказался причиной всех последующих бед: Реформации и Контр-
реформации, Просвещения и Французской революции, романтизма, соци-
ализма и либерализма. Вызванные ими в свою очередь и постоянно на-
капливающиеся отрицательные последствия тоже перечисляются с горь-
ким и обвинительным пафосом: это индивидуализм, партикуляризм, ра-
ционализм, позитивизм, релятивизм, технизация и "омассовление". Бла-
годаря им Новое и Новейшее время "имеют отрицательный знак". Доно-
миналистическое же мышление высокого средневековья, основанное на
принципе "ordo", напротив, создавало основу для цельности и общности,
которых современности более всего недостает. Однако средневековье
следует понимать не как нечто далекое и ни к чему не обязывающее (это
было свойственно большинству романтиков), а как осуществимый идеал,
образец. Ландсберг мыслит грядущую эпоху как "новое средневековье",
которое преодолеет историзм и всякую историзацию, ибо главным станет
вопрос не об "истории", как в наше время, а о "бытии". Это новое сред-
невековье претворят в жизнь "настоящие, юные и творческие люди", но-
вые "Мы". Они осуществят "консервативную революцию", которая для
Ландсберга есть "революция Вечного" ^.
Личность и творческий путь Ландсберга весьма показательны и ин-
тересны именно в связи с Эрнстом Канторовичем. Ландсберг, который
был на шесть лет моложе Канторовича, защитив в 1928 г. в Бонне доктор-
O.r.SkcAe. Немцы не в ладу с современностью 221
скую диссертацию по философии, в 1933 г. тоже покинул Германию, по-
скольку был евреем и решительным противником национал-социализма.
Он жил и преподавал сначала в Париже, затем в Барселоне, откуда снова
вынужден был уехать в 1937 г. в связи с гражданской войной. В Южной
Франции он под псевдонимом почти пережил немецкую оккупацию, но в
1943 г. был арестован гестапо и умер в апреле 1944 г. в концлагере Зак-
сенхаузен.
Никто не ставит Пауля Ландсберга в один ряд с теми, кто изгнал его
из Германии и в конце концов убил. Но трагизм заключается в том, что,
занимая в годы Веймарской республики такие позиции, он не только не
мог помешать приходу нацистов к власти, но, наоборот, даже способ-
ствовал этому. То же можно сказать и о Канторовиче: он мужественно
отвергал национал-социализм, "но его пафос героизма и мессианизм бы-
ли впитаны синкретической идеологией национал-социализма" ". Или,
как верно писал о георгианцах философ Карл Левит, "они подготовили
нацизму дорогу, по которой сами потом не пошли" '*.
Книга Ландсберга показательна для той большой дискуссии о сред-
невековье и Ренессансе, которая велась в 20-начале 30-х годов. Она от-
части даже спровоцировала этот спор об утверждении или отрицании
современного мира и все время его подогревала. Участниками дискуссии
были главным образом не историки, а философы, социологи, искусство-
веды, правоведы. Здесь уместно упомянуть размышления социолога и
философа Пауля Хонигсхайма о философском реализме высокого сред-
невековья как о форме проявления "привязанности", "общности" и "цель-
ности" - в противопоставлении опять-таки разлагающему воздействию
позднесредневекового номинализма.
Австрийский философ Отмар Шпанн считал, что главным содержа-
нием современной эпохи является решительная ревизия великих ошибок
Возрождения, а именно - того разрушения всех связей через утвержде-
ние "индивидуализма", которое пришло с гуманизмом. Теперь, писал
Шпанн, наступит великий "Контр-Ренессанс", "переворот мирового ду-
ха", его "отвращение от индивидуализма". Социолог Ганс Фрайер в те же
годы определил средневековье как "прообраз положительной эпохи" ^.
Таким образом, в этих спорах, в отличие от других, не просто возвеличи-
вались Империя, корпоративный и сословный общественный порядок:
речь шла о принципиальной оценке современного мира, которому выно-
сился позорный приговор с позиций средневековья.
Представители противоположного лагеря - например, социолог
Альфред фон Мартин, католический теолог Теодор Штайнбюхель или
романист Эрнст Роберт Курциус - занимали самые разнообразные пози-
ции и выдвигали самые различные аргументы; однако эти аргументы бы-
ли в пользу Ренессанса, гуманизма и