ли протестант, или как
марксист, но только как человек, ищущий истину" ^. Канторович отвеча-
ет, что, следовательно, автор выступает за такой тип историка, для кото-
рого "убеждения, партия, национальность представляют собою не более
чем загрязнение науки, позорное обвинение, неустранимое зло, источник
вненаучных влияний, т. е. за бесцветно-индифферентный тип некоего ис-
торического репортера, который может осветить любую тему с позиции
любой партии, любой национальности, любого мировоззрения, - в выс-
шей степени подозрительный тип. Впрочем, специально требовать появ-
ления такого типа представляется сегодня излишним, ибо в космополити-
ческой ульштайновской Германии в нем воистину нет недостатка". Кан-

"Ульштайн" (Ullstein) - германское издательство, название которого в устах Канто-
ровича является синонимом космополитизма. (Примеч. пер.)

О. Г. 3kcAe. Немцы не в ладу с современностью               229

торович же требует, в противоположность этому, "самоотдачи всего че-
ловека" - историка, который, хотя и "следует идее истины до последнего
верстового столба знания", тем не менее служит искусству, жизни, "ве-
ре"; ибо "тотальность" можно распознать и представить только "вложив
все". "Этого требует искусство". Но историописанию как искусству
"только вера может ставить задачи" ^.

Отсюда вытекает второй момент, важный для Канторовича, в кото-
ром он четко дистанцируется от Гундольфа, а именно - определение то-
го, каким должно быть содержание этой веры. Исторические исследова-
ния и историческая беллетристика являются, с сокрушением констатирует
Канторович, одинаково "космополитичными". Но как раз этому и при-
звано противостоять историописание, ибо "оно и по сути своей, и как ис-
кусство вообще принадлежит национальной литературе, все его идеи и
понятия суть немецкие по своему происхождению, независимо от того,
касается ли сам материал отечественной истории или нет". Однако имен-
но медиевистика в Германии показала себя "абсолютно несостоятельной"
в этом смысле "на протяжении нескольких последних поколений", осо-
беннно после образования Германской империи в 1870-1871 гг: она "пол-
ностью устранилась от выполнения национальных задач и обязаннос-
тей" - это "есть на сегодня общеизвестный факт". И "еще не известно,
не слишком ли дорого обходится нам этот полный крах в области, столь
тесно связанной с национальной историей, хотя бы он и способствовал
росту германского престижа на международном научном рынке". Против
тенденции к интернационализации науки Канторович выдвигал требова-
ние национализации истории. Именно в этом и заключается, заявлял он,
"научная ценность исторических трудов школы Георге". Ибо именно они
перекрывают "пропасть между истиной и нацией"; и отличаются они от
других направлений в истории не какой-то догмой, а "верой в то, что
пробьет час немцев, верой в гений нации" ".

Как видим, здесь вновь, вслед за Ницше, выдвигается требование,
чтобы наука служила жизни и в конце концов перестала быть наукой.
Канторович представляет, по выражению Вольфа Лепениса, "немецкую
идеологию враждебности науке и веры в поэзию (Dichtungsgiauben)", ко-
торую пропагандировали георгианцы (и не только они), и через это по-
следовательно приходит к "прославлению особого немецкого пути и к
возвеличиванию немецкого характера" ^. Канторович пользуется при
этом мыслительной конструкцией, которую можно назвать, по выраже-
нию А. Ассман, "радикальным стилем мышления", т. е. набором "фунда-
менталистских" мыслительных операций, таких как "возведение ценнос-
тей в ранг абсолютных", "выстраивание принудительных альтернатив" с
подчеркиванием необходимости выбора между ними, "редукция сложно-
го к предельно однозначному" ". Канторовича можно считать выдаю-
щимся примером того, что в то время во Франции Жюльен Бенда назвал
"предательством интеллектуалов", а именно - предательства ^нивер-

230                           Hciopuk и время

сальных ценностей (таких как справедливость, истина, свобода, разум)
рада утверждения ценностей партикулярных, связанных с сообществом.

Итак, история должна служить жизни, а именно - национальной
вере. "Истина" определяется через "нацию" и через "немецкость". Этой
цели служит и книга "Император Фридрих II". Армии Молер, даже после
1945 г. пропагандировавший идею "консервативной революции", при-
числял эту книгу к основным трудам кружка Георге, наряду с книгой
Эрнста Бертрама "Ницше. Опыт мифологии" (1922) и с однозначно ра-
систскими публикациями Курта Хильдебрандта. Констатация такой бли-
зости, исходящая из уст столь компетентного человека, не лучшая реко-
мендация для "Императора Фридриха II".

Личность Гогенштау фена, охарактеризованная Гундольфом в 1924 г.
как персонифицированный прорыв Ренессанса в средневековье, а Вольф-
рамом фон ден Штайненом, также близким к кружку Георге, в 1922 г. все
еще как "одинокий, неясный образ между двумя эпохами" '", - эта лич-
ность Канторовичем "национализируется", объявляется воплощением
специфически немецких ценностей и "медиевализируется" в духе "цель-
ности" и "общности". Это не "дух времени", который находит себе вы-
ражение до некоторой степени вопреки намерениям автора: это и есть
намерение самого автора.

Фридрих, пишет Канторович, был императором в эпоху "полноты
времен", в эпоху "пробуждающейся молодой Германии", когда, единст-
венный раз в немецкой истории, были сняты все противоречия: "немец-
кое - античное", "немецкое - римское", "немецкое - наднемецкое",
"Германия - весь мир", "германское - средиземноморское", "привязан-
ность-свобода", "восторженная самоотверженность-строгая трез-
вость". Римское является "самым глубоким из возможных тогда исполне-
ний национального". "Германия, вплоть до Балтийского побережья, как
бы сама смогла стать южной страной, благодаря одной только Римской
империи и римской церкви. И германцам не пришлось поступиться или
пожертвовать при этом тем лучшим, что было присуще им от природы:
эти силы скорее включали это лучшее в себя, нежели исключали, как до-
казал однажды тринадцатый - самый римский - век немцев" ^.

Фридрих II "в те немецкие годы инстинктивно подхватил то, что
приносило непосредственную пользу Римской империи, то общемировое,
что он нашел в Германии, т. е. все то, что не только в пределах Германии,
но во всем римском мире имело вес и значение. Для Фридриха важны
были не немецкие особенности, а только немецкие мировые силы... а они
служили, в свою очередь, не только всей Империи, но возвращали мате-
риальность слишком слабой и рыхлой Германии... Чтобы стать "плот-
ной", Германия тогда должна была быть "широкой", простираться дале-
ко, чтобы вобрать в себя достаточно материала и сжать его в одно надне-
мецкое целое". И снова мы видим, чтб побудило Канторовича написать
эту книгу: именно тогда, "единственный раз в истории", "для всей боль-

O.r.SkcAe. Немцы не в ладу с современностью               231

шой раздробленной Германии удалось решить никогда более таким обра-
зом не решавшуюся немецкую проблему" ^.

Все это поясняется снова и снова - на примере противостояния
Вельфов и Штауфенов, на примере "штауфенского" искусства, на приме-
ре физического тела Фридриха и т. д. Еще только один пример: рассуж-
дения о рыцаре и монахе. И тот и другой были "формами мировыми и оба
были немецкими формами, причем с такой опасной исключительностью,
что наряду с ними в Германии совершенно не возник никакой другой со-
поставимый самостоятельный местный тип, подобный, скажем, типу уче-
ного во Франции или купца в Италии". "Для Германии тогда были откры-
ты просторы главным образом благодаря рыцарству и монашеству"; и
именно благодаря этому "было у немцев нечто в лучшем смысле слова
"всечеловеческое"", покуда "с крушением империи и рыцарство, отре-
занное от мира, не отупело в бюргерской тесноте или, покинув Германию,
не подалось в наемники" ".

Это демонстрируется на примере ордена цистерцианцев и Тевтон-
ского ордена, причем именно цистерцианцы, которые с их "монархиче-
ским устройством", с их "строгим уставом и необычайной разветвленнос-
тью были орденом абсолютно дворянским", странным образом представ-
ляются Канторовичем как немецкий феномен - в противоположность
нарождавшимся в то время "плебейским нищенствующим орденам, кото-
рые и чувствовали-то себя хорошо только в городах". Рыцарские же ор-
дена являли собой вначале "то примечательное рыцарское, по-мужски
строгое государственное образование, на которое впоследствии осознан-
но или неосознанно должен был так или иначе равняться всякий государ-
ственный деятель". Но в противоположность французским тамплиерам,
которые были овеяны "таинственностью дальних стран и сказочной ат-
мосферой Востока" и окружены мифами, "тайные хранители священного
Грааля" и одновременно "такие испорченные" - Тевтонский орден был
"вполне национальным" и поэтому имел "настоящую историю, ибо ее на-
чало и конец не были окутаны никакой тайной или мифом, и сражались
тевтонцы в досягаемых, недальних местах" ^. Отграничение немецкого
характера от французского и западного - основная тема немецкой исто-
рической науки межвоенного периода - как видим, и у Канторовича
проявляется со всей силой.

VI

Здесь я остановлюсь. Достаточно отчетливо видно, каким образом
Канторович подразумевал служить "жизни" своей историей. И его книга
о средневековье производит и демонстрирует тот "мифически-светлый
туман", который "блуждавшие в нем принимали за' "картину" необычай-
ной ясности", как выразился недавно Петер Хофман, характеризуя трех
братьев Штауфенбергов, принадлежавших к кружку Георге с 1923 г. "

232                 ___ ____Hcmpuk и время

Можно задаться вопросом в духе Эрнста Канторовича: кому и чем
полезна история, которая полностью основывается на исследовании и
вместе с тем в конечном итоге не хочет быть наукой? Можно спросить,
служит ли - и как - эта история сегодня науке или же "жизни"?

Недавно было сказано - применительно к Фридриху Гундольфу -
что, "возможно, пришло время вновь обратиться к этому удивительному
историку и мыслителю". Ведь у Гундольфа, как мало у кого, было "раз-
вито чутье на "реалии", которые стоят между ...исследователями совре-
менности и людьми прошлого, на языковые и иконографические формы,
память и предание". Не враг истории говорит со страниц его текстов, а
"враг того позитивизма историков, который не хотел видеть, что "факты"
оказываются доступны нам только через предание и что историография
репрезентирует еще не всю память народов, живущую в языках, а лишь
часть ее" ^ . О Канторовиче тоже в последнее время говорят, что за него
следовало бы "взяться". Я поддерживаю это. Правда, мне кажется, что
необходимо прояснить, за какого же именно Канторовича нам следует
"взяться".

Несомненно, проблема отношения науки и "жизни" остается и се-
годня актуальной. Это одна из основных проблем современного мира, и
поэтому все еще встает, как и прежде, проблема историзма и его послед-
ствий, позитивизма, объективизма, релятивизма. Именно поэтому важно
представлять себе историю этой проблемы. Ее решения, основанные на
ницшеанской критике современной науки, которые Канторович в свое
время одобрял или предлагал сам, сегодня уже не могут считаться прием-
лемыми. Это же касается и его книги о Фридрихе, которая не только
внешне окрашена этими установками, но и в самом ядре своем ими кон-
ституируется.

Говоря так, я, естественно, рискую навлечь на себя упрек в том, что
сужу как "всезнающий" потомок или как банальный разоблачитель идео-
логий. Но я надеюсь, что мне удалось показать свое вполне серьезное от-
ношение к книге Канторовича как к явлению в истории науки - и имен-
но потому, что рассматриваю ее в контексте истории проблемы историз-
ма и его последствий. Суждения георгианцев были всегда очень катего-
ричными, и их, мне кажется, можно со всей категоричностью историзи-
ровать.

К этому можно было бы еще добавить, что негативная оценка пози-
ции Канторовича подкрепляется также сравнением с другими работами в
области медиевистики в Германии и в Европе на рубеже 20-30-х годов,
о которых я здесь, к сожалению, могу только вскользь упомянуть. Ведь
"Фридрих II" Канторовича написан на основе альтернативного про-
тивопоставления, с одной стороны, позитивистского исследования сред-
невековья и с другой - ориентированной на нужды современности "ис-
тории средних веков", которая, хотя и базируется на исследовании, сама
не желает быть таковым, быть наукой, ибо скорее хочет служить "вере в
то, что пробьет час немцев, вере в гений немецкой нации". Поэтому дан-

О.Г.Э^сле. Немцы не в ладу с современностью               233

ная книга представляется устаревшей не только с точки зрения поздней-
шего наблюдателя, но уже и с точки зрения своей эпохи. Ведь уже тогда,
в конце 20-х-начале 30-х годов, существовали новаторские исследова-
ния в области медиевистики, которые, являясь свидетельствами своего
времени, вместе с тем указывали и пути в будущее - причем не в то, ка-
ким его мыслил Канторович, и не в то, которое наступило в Германии в
1933 г.

Я имею в виду прежде всего программу изучения средневековья, ко-
торую разработал во Франции Марк Блок (убитый в 1944 г. немцами); он
обнародовал ее впервые в 1928 г. на международном историческом кон-
грессе в Осло. Это была программа сравнительной социальной истории,
которая в научном отношении базировалась, кроме всего прочего, на
осознании того, что историческая наука обязана сделать выводы из евро-
пейской катастрофы, какой явилась первая мировая война. В Германии
тоже был тогда свой Марк Блок. Но вовсе не Эрнст Канторович, как было
заявлено недавно одним французским автором, а Отто Хинце, который
издал свои последние крупные работы в 1929-1931 гг. в возрасте семи-
десяти лет. То были сравнительные исследования по истории европейско-
го средневековья - о феодализме и о зарождении современных предста-
вительных учреждений в средние века. Их можно назвать первыми об-
разцами структурной истории и истории ментальностей в Германии. Обо-
их - и Хинце, и Блока - интересовало не средневековье как лекар-
ственное средство против недугов современного мира или даже от самого
этого современного мира, а скорее средневековье, содержащее в себе по-
тенциал модернизации ".

И, наконец, следует упомянуть работы трех молодых медиевистов,
принадлежавших к поколению Канторовича, созданные и опубликован-
ные около 1930 г. Я имею в виду книгу Перси Эрнста Шрамма "Импера-
тор, Рим и Renovatio" (1929) и две книги о средневековье, которые пред-
ставляют собой как бы диалог авторов, работавших около 1930 г. в Не-
мецком историческом институте в Риме: "Возникновение идеи крестовых
походов" Карла Эрдмана (1935) и "Libertas. Церковь и мировой порядок в
эпоху борьбы за инвеституру" Герда Телленбаха (1936). Эти три книги
уже тогда были примечательны в двояком отношении. Во-первых, в них
были предложены новые масштабные постановки научных вопросов -
например, через решительное введение в область изучаемых историком
явлений знаков власти и вообще вещных символов, ритуалов и литургии.
Во-вторых, авторы демонстрировали как в предмете, так и в способе и
манере изложения своих исследований нехарактерный для немецкой ме-
диевистики тех времен общеевропейский подход, чуждый всяких полити-
ческих и национальных перехлестов.

В противоположность им, "Император Фридрих II" Эрнста Канто-
ровича и восславляемый им образ средневековья являлись оружием в по-
литической борьбе. Можно, конечно, восхищаться эстетически-литера-
турным исполнением этой книги, на что и рассчитывал автор, или же -

234                            Hcropuk и время

на это он, правда, не рассчитывал - использовать ее как справочник или
учебник по истории XIII в. Но если рассматривать намерения Канторови-
ча, то мы приходим к выводу, что эта его работа для нас уже свое значе-
ние утратила. И хотелось бы, чтобы в Германии никогда больше не стали
возможными или даже мыслимыми такие социально-политические усло-
вия, при которых приобрела бы значение такого рода книга.

' OundolfF. Caesar. Geschichte seines Ruhms. В., 1924. S. 8.
' Ibid. S. 7.
' RaulfU. Der Bildungshistoriker Friedrich Gundolf// Friedrich Gundolf/ Hrsg. von E. Wind.

Frankftirta.M., 1992.S. 136.
' Gundolf F. Of. cit. S. 90.
'CM.: Oexle 0.0. Die Geschichtswissenschaft irn Zeichen des Historismus // Historische

Zeitschrift. MUnchen, 1984. Bd. 283.H. 1.; Witikau A. Historismus. Zur Geschichte des Begriffs

unddes Problems. GOttingen, 1994.
' Oexle O.G. Das entzweite Mittelalter// Die Deutschen und ihr Mittealter/Hrsg. von G. Alt-

hoff. Darmstadt, 1992. S. 21 ff.
' Цит. по: Hotmann W. Das irdische Paradies. Motive und Ideen des 19. Jhs. MUnchen, 1974.

S. 254.
' Ibid.
'Oexle O.G. Das Mittelalter und das Unbehagen an der Modeme. // Spannungen und Wi-

dersprilche / Hrsg. von S. Burghartz u. a. Sigmaringen, 1992. S. 132 ff.
" Rosenberg H. Grosse Depression und Bismarckzeit. FrankfUrt a. M., 1976. S. 56 f.
" Ibid. S. 121.
"Kohnke K.C. Entstehung und Aufstieg des Neukantianismus. Frankfurt a. M., 1986.

S. 327 ff.

" Stern F. Kulturpessimismus als politische Gefahr. MUnchen, 1986. S. 194
"CM.: Bushart M. DerGeistderGotik unddieexpressionistische Kunst. MUnchen, 1990.
" Ibid.

" CM.: Oexle O.G. Das entzweite Mittelalter... S. 127 ff.
" Schreuer H. Biographic. Studien zur Funktion und zum Wandel einer literarischen Gattung

vom 18. JahrhundertbiszurGegenwart. Stuttgart, 1979. S. 131.
" Lowith K. Mein Leben in Deutschland vor und nach 1933. Stuttgart, 1986. S. 24.
" Oexle O.G. Das entzweite Mittelalter... S. 136 ff.
" CM.: Oexle O.G. "Historismus". Uberlegungen zur Geschichte des Phanomens und des Be-

griffs // Braunschweigische Wissenschaftliche Gesellschaft. Jahrbuch 1986. S. 129 ff.
" Ibid.
" Oexle 0. G. Von Nietzsche zu Max Weber // Rechtsgeschichte und theoretische Dimension /

Hrsg. von C. Peterson. Lund, 1990.
" CM. об этом у X. Шройера главу "Биография как мифография" II Schreuer H. Ор. cit.

S. 112 ff.

" Oexle O.G. Die Geschichtswissenschaft... S. 30 ff.
" Ibid. S. 170.

" Gundolf F. Ор. cit. S. 91 ff.
" Ibid. S. 265.

" Weber Marianne. Max Weber. Ein Lebensbild. TObingen, 1984. S. 464 ff.
" Цит. по: Lepenies W. Die drei Kulturen. Soziologie zwischen Literatur und Wissenschaft.

MUnchen; Wien, 1985. S. 341.
" Weber Marianne. Ор. cit. S. 470.
" CM. также записанные в 1940 г. в эмиграции наблюдения и соображения К. Левита, в

том числе о Xa"aempe(Lowi[h К. Ор. cit. S. 16-19, 27 ff).

О. Г. 9kcAe. Немцы не в ладу с современностью                235

"Lepenies W. Op. cit. S. 342 f.
" CM.: Вебер M. Избранные произведения. M., 1990.
" KahlerE. DerBerufderWissenschaft. В., 1920.

" Salz A. FUr die Wissenschaft, gegen die Gebildeten unter ihren Verachtem. MUnchen, 1921.
S.58.

" Troltsch E. Gesammelte Schriften. Bd. 4. S. 675 f.
" Lepenies W. Op. cit. S. 328.
" Walters F. Herrschaft und Dienst. B., 1920. S. 6.

" Walters F. Stefan George und die Blatter filr die Kunst. B., 1930. S. 527.
"CM.:SombartN.lugendmBer\m 1933-1943.Frankfilrta.M., 1986.S. 160ff.
"' GrunewaldE. Ernst Kantorovicz und Stefan George. Wiesbaden, 1982. S. 91.
"Lepenies W. Op. cit. S. 331.

" Grunewald E. Sanctus amor patriae dat animum - ein Wahlspruch des George-Kreises? //
Deutsches Archiv fOr Erforschung des Mittelalters, 50. 1994. S. 104-125.
" Ibid. S. 121 f.

'" Brackmann A. Gesammelte Aufsatze. Darmstadt, 1966. S. 22
"GrunewaldE. Sanktus... S. 120, 121, 124.
" Ibid. S. 122 f.
"' Lepenies W. Op. cit. S. 245.

" Assman A. Arbeit am nationalen Gedachtnis. Eine kurze Geschichte der deutschen Bil-
dungsidee. Frankfilrt a. M., 1993. S. 102.

" Steinen W. von den. Das Kaisertum Friedrichs des Zweiten. B.; Leipzig, 1922. S. 1.
" Kantorowich E. Kaiser Friedrich derZweite. DUsseldorf; MUnchen, 1963. S. 81, 75.
" Ibid. S. 74, 77.
" Ibid. S. 77.
" Ibid.