о "обычаям католи-
ческой церкви" и было бы желательно, чтобы супруги обнаруживали
видимость, по меньшей мере, целомудрия?

Пятьюдесятью годами раньше еще один женский образ был пред-
ставлен другим или, вернее сказать, двумя другими текстами, являющими
собой две последовательные версии одного и того же жития и датируе-
мыми XI в. Образ этот иной. Ибо система представлений, с которой он
осознанно согласован, я полагаю, не аристократическая, а народная. Ко-
нечно, героиня повествования Годелива - из хорошей семьи, "от слав-
ных родителей". Она носит германское имя. Второй биограф даже нахо-
дит нужным его перевести: сага Deo. Имя это замечательно подходит
святой, настолько замечательно, что можно задаться вопросом, не являет-
ся ли вымыслом оно либо сам персонаж? На этот счет мы можем быть
спокойны, Годелива действительно существовала. Сведения о ее проис-
хождении бесспорно точны; ее отец, Хейнфрид из Лондфора в Булоннэ,
упоминается также в грамотах того времени. Он был вассалом Эсташа
Булонского, мужа Иды. Род этот не так вознесся, однако его представите-
ли стояли высоко над народом, по ту сторону четкой границы, какую
прочертил между господствующими и подвластными сеньориальный спо-
соб производства. Если я отметил народный элемент, то затем, что рас-
сматриваемое жизнеописание не было составлено по просьбе славного
семейства монахами семейного монастыря. Почитание, объектом которо-

Ж. Люби. Почтенная матрона и плохо выданная замуЛ            243

го стала Годелива, зародилось во фландрской деревне, где та была похо-
ронена, - Гистел, в десятке километров от Брюгге. Древнейший биограф
так и говорит: он пишет "под давлением множества христиан". И говорит
правду. То, что он сообщает о формах поклонения, местом которого ста-
ла могила, о чудесах, доказательства которых ему продемонстрировали,
свидетельствует, что культ возник действительно в крестьянской среде.
Он увидел землю около могилы, чудесным образом превратившуюся в
белый камень. Он увидел эти камни, которые "из благочестия" люди
унесли с собой, ставшие драгоценными. Он видел одержимых и больных,
приходящих попить воды из пруда, куда некогда было погружено тело
Годеливы. Ему говорили, что иные исцеляются. Это рвение паствы вы-
нуждало церковных лидеров как-то реагировать. Они уступили. 30 июля
1084 г. в Гистеле епископ Нуайона-Турне Радебод II (одновременно и из
тех же соображений укрепления церковной организации на границе свое-
го диоцеза передавший церковь Ауденбурга Св. Арнульфу Суассонскому
для создания общины из сен-бертенских бенедиктинцев) провозгласил об-
ретение святых мощей женщины, умершей там, вероятно, четырнадцатью
годами раньше. Прелат, однако, пожелал исправить легенду с тем, чтобы
использовать ее в деле нравственного воспитания местного населения,
все еще очень дикого. Манипуляции очевидны. Тем не менее следы пер-
воначального рассказа остались. Весьма явственны они в версии жития,
составленной немногим, кажется, позже канонизации и опубликованной
болландистами по рукописи, происходящей из Ауденбургского аббат-
ства '. Еще более заметны в тексте, который эта переделка собою допол-
нила, - в донесении, составленном Дрогоном, монахом из Берг-Сен-Ви-
нок, непосредственно перед вмешательством в это дело епископа Нуайо-
на и с тем, чтобы таковое подготовить ^

Официальное признание, упорядочение... До каких пределов? При-
лив религиозного чувства, направить которое в определенное русло име-
ло целью признание мощей, - не был ли он в своей отправной точке
формой инакомыслия? Такое предположение было осторожно сформули-
ровано Жаком Ле Гоффом, когда я прокомментировал этот документ в
моем семинаре. Он обратил внимание на то обстоятельство, что в текстах
XI в. практически или почти никогда не заходит речь о ведьмах. Не в том
ли здесь дело, что тогда церковь интегрировала в себя этих женщин, тех,
по крайней мере, память о которых живо сохранялась в среде униженных,
поскольку те трагически погибли от рук министериалов, агентов репрес-
сий со стороны гражданских властей? Своим "обращением в христиан-
ство" не изгонялись ли они, как бесы, из собственной репутации? Не
превращались ли в святых? Я не уверен, что стоит слишком развивать эту
гипотезу. Тем не менее, если Годелива была канонизирована, то, вероят-
но, затем, чтобы удалить из почитания, какое ей воздавалось, ряд спор-
ных моментов. Два из четырех чудес, зафиксированных первым биогра-
фом, могли бы подтвердить подобное предположение. Годелива была
целительницей, исцеляла параличи. Так, она пришла на помощь мужчине

244                   Картина мира в обыденном сознании

и женщине, которых небо покарало за работу в не санкционированное
церковью время. Мужчина убирал хлеб в субботу вечером, и его рука
прилипла к колосьям. Женщина в праздничный день, после мессы, раз-
мешивала в чане краску - палка приклеилась к ее руке. То, что Годелива
освободила эти натруженные руки, аннулировав эффект божьего гнева,
ставило ее ближе к народу. Она превозмогла проклятья священников. Не
почитали ли в ней также поборницу сопротивления клерикальному гнету?
Все это заставляет угадывать во фразах, имеющих в виду наставление и
смягчение нравов, элементы отличного дискурса. Как бы то ни было,
исходный дискурс переинтерпретирован с одной главной целью пропа-
ганды - совершенно как биография св. Иды, разве что, пожалуй, в дру-
гой социальной среде - церковной морали брака. В перспективе некото-
рой типологии святости дочь булонского рыцаря Хейнфрида занимает
место в ряду мучениц. Равно как и среди дев? Именно это утверждали
болландисты: ее невинность, писали они, не может быть поставлена под
сомнение; во всяком случае, в Гистеле ее считали девой. Вот только
тщетно искать в двух текстах XI в. нечто, что могло бы подкрепить по-
добное утверждение. Оба описания ничего не говорят о девственности.
Для авторов - что весьма примечательно - не это важно. Они настаи-
вают на мученичестве. Однако на мученичестве супруги. Годелива, плохо
выданная замуж, пала жертвой плохого брака. Агиографы открыто это
провозглашают. Помимо прочего, в их намерения входило показать на
отрицательном примере, чем должен быть брак, чтобы быть хорошим.

Слово virgo прилагается к Годеливе лишь однажды и затем, чтобы
квалифицировать ее статус до того, как родители отдали ее замуж. Как
всякой девушке, ей было предначертано судьбой быть отданной замуж по
выходе из pueritia. Однако, в отличие от замужества Иды, все процедуры
оказались извращены. С самого начала, с desponsatio, с заключения брач-
ного контракта. Дева эта была набожна, как бывают набожны в детстве
все святые девы. Тем не менее целая свора претендентов искала ее руки.
Воспламененных "любовью", сказано в текстах. В самом деле, верные
ими же исправляемым светским моделям, тексты отдают должное физи-
ческому влечению, притягательности женской плоти. Обе версии жития
настаивают на том факте, что девушка была очаровательна. Единствен-
ный ее изъян - она была брюнеткой, черноволосой и чернобровой. Од-
нако Дрогон тотчас прибавляет: ее тело казалось оттого еще белее, "что
так приятно, так нравится в женщинах и что очень почетно". Один из тех
juvenes, Бертольф, "могущественный", "из рода, славившегося телом",
состоял на службе у фландрского графа в области Брюгге ". Ему она и
досталась. Не потому, что Годелива сама его выбрала. Она не имела пра-
ва голоса. Галантный в иной ситуации, кавалер и разговаривал не с ней, а
с ее родителями, хозяевами, которые отдали ему дочь. Договор был плох
в силу двух обстоятельств. Во-первых, Бертольф действовал "своеволь-
но". Его матери пришлось упрекнуть сына за то, что он не посоветовался
ни с ней, ни с отцом, и эти упреки содержат в себе признание того факта,

Ж. Люби. Почтенная матрона и плохо выданная уамуЛ____________245

что хороший брак - дело семьи, а не индивида; при живом отце (иное
дело - Эсташ II Булонский) молодой человек - он также - должен в
этом полагаться на своих родителей. Другая несообразность- отец и
мать Годеливы "предпочли Бертольфа по причине его dos". Он был бога-
че. Здесь слышится народная мудрость: брак по расчету - плохой брак.

Скверная партия. Брак оказался и вовсе расстроен на второй фазе
его заключения. После помолвки Бертольф повез Годеливу к себе, т. е. к
матери. Та жила отдельно от своего мужа, вероятно, им отвергнутая,
приютив своего сына или, скорее, найдя приют у него. Во всяком случае,
этот последний мог взять себе жену - супружеское ложе в доме было
вакантным. Но здесь же жила и мать, что усложняло дело. Тут возникает
еще одна классическая тема - тема несчастий плохо выданной замуж. В
дороге (весьма неблизкой- от Булоннэ до окрестностей Брюгге; при-
шлось заночевать в пути) враг рода человеческого внезапно поразил дух
молодожена: тот "возненавидел" свою жену. Естественно приходит на ум
случай Филиппа-Августа с Ингеборгой - не его, конечно, фиаско (коро-
лева Франции упорно сопротивлялась), а ее немедленное отвержение.
Под влиянием речей матери Бертольф по прибытии укрепился в этом
чувстве. "Все свекрови ненавидят невесток", - пишет Дрогон (все еще
народ говорит его устами, в таких рассуждениях, обычных для автора).
"Они снедаемы желанием видеть сына женатым, но тотчас начинают
завидовать ему и его супруге". Эта женщина, понося сына за то, что тот
не испросил совета, одновременно высмеивала его выбор - девица, ко-
торую он привез, и чужая, и сверх того чернявая: "Верно, своих ворон
мало, что ты обираешь гнезда in alia patria". Тут Бертольф стушевался. Он
отказался участвовать в свадебной церемонии. В продолжение трех дней
праздничного обряда он отсутствовал под предлогом дел на рынке и в
суде. Пытались соблюсти приличия, изображали радость. Между тем об-
ряд оказался инвертирован: роль супруга играла женщина, его мать, - в
нарушение всякого порядка, морального и сексуального. Невероятный
поворот судьбы, из каких сотканы волшебные сказки!

Супружеский союз окончательно распался вскоре после брачной це-
ремонии. Едва возвратившись, Бертольф снова уехал. На этот раз он ре-
шил пожить у отца. Его супруга осталась у семейного очага, покинутая.
Она исполняла свою роль наилучшим образом, содержала в порядке дом,
руководила домочадцами. Но все-таки desolata. Одиночество было тя-
гостно особенно по ночам. Тогда она молилась. Днем пряла и ткала. Она
занимала себя на манер монахинь, превозмогая трудом и молитвой враж-
дебную душе праздность. Автор (бенедиктинец!) второй редакции текста
настаивает на этом факте: "С помощью такого щита она отбивала дроти-
ки пустых мечтаний, столь свойственных юному возрасту и столь удру-
чающих". В желании придать житию ббльшую убедительность агиограф
озабочен тем, чтобы вполне удостоверить, что, оставшись одна, эта деви-
ца вовсе не сделалась распутной; никаких пересудов на ее счет никогда
не было, утверждает он. Необходимые оговорки. По общему мнению,

246                   Картина мира в обыденном сознании

женщина, молодая женщина в особенности, естественно порочна, и разве
не впадает они в грех - в любострастие, едва перестают за нею присмат-
ривать, почему и надлежит супругу быть возле своей жены. Тут текст
развертывается в настоящее увещевание мужьям: они должны быть с
женами в счастьи и несчастьи, претерпевать ради них, обязанные - de
jure они обязаны - сносить их общество, "терпеливо" жить с ними до
смерти, ибо есть двое в одном теле, ибо двое и есть одно тело - в супру-
жеском соитии. (Эту ссылку на эффект copulatio можно понимать и так,
что в глазах инициаторов канонизации Годелива стала женой во всех
смыслах слова.)

Сколь бы ни были они извращены, узы эти, однако, не могли быть
расторгнуты. Теперь Бертольф последовал совету родителей. Он поста-
рался избавиться от этой женщины. Весьма примечательно, что, по сло-
вам наших моралистов, мысль о разводе - казалось бы, так просто - не
пришла в голову никому из этих злыдней. Стало ли в среде мелкой арис-
тократии уже невозможным прогнать от себя motu proprio свою супругу?
На деле предполагалось всего лишь "обезобразить жизнь" (deturpare)
молодицы. Или, сказать точнее, словами самого Бертольфа: "согнать с
нее краску". Ее посадили на хлеб и воду, тогда как слуги обжирались.
Годелива не слишком зачахла. Мягкосердечные тетушки, соседки и род-
ственницы, тайком ее подкармливали. (Никакого чуда, никакого вмеша-
тельства небесных сил- действия очень земных персонажей, как это
пересказывали в народе.) Тем не менее, уставшая от поношений, она сбе-
жала. Этого от нее и ждали. Покинуть дом было ошибкой, и эта ошибка
должна была ее погубить. Монах Дрогон не принимает этого в расчет. Но
его собрат, взявшийся улучшить первую редакцию, находит нужным
признать, что тем самым Годелива нарушила "евангельское предписа-
ние", запрет разделять то, что соединено Богом. Как попустить такое со
стороны женщины, которую стремятся представить святой? Тут следует
оправдание: то было "смятение плоти", поколебавшее стольких мучени-
ков. Такого рода пояснения наводят на мысль, что изначально репутация
Годеливы у ученых мужей не была столь безупречна, чтобы не возникло
нужды подкрепить ее доказательствами, что и потребовало переписать в
более развернутом виде первую биографию. Голодная, босая, Годелива
пустилась в родные края. Не одна, конечно, в сопровождении единствен-
ного спутника. Ибо порядочные женщины не ходят по дорогам без со-
провождения. Она искала справедливости, но у своего отца. В самом
деле, женщине, этой вечной несовершеннолетней, не пристало самой за-
щищать свои права. Она их делегирует мужчине. Мужу, сыну ли - муж-
чине своего линьяжа. Хейнфрид ее принял и решил искать управы у
сеньора плохого супруга, графа Фландрии, министериалом которого со-
стоял Бертольф.

В этом месте повествования оба агиографических текста меняют
тон, перестают проповедовать мораль и говорят о праве. О новом праве,
которое в конце XI в. церковь активно стремилась навязать гражданскому

Ж. Люби. Почтенная матрона и плохо выданная^амуЛ            247

обществу. Та и другая версии (вторая - с большей запальчивостью) про-
возглашают исключительную компетенцию епископского суда во всех
вопросах, касающихся брака. Мне не известны тексты, происходящие из
Северной Франции и более ранние, чем этот дублированный манифест,
надстраивающийся над историей супруги, с которой дурно обошлись, где
бы данное требование было сформулировано с такой определенностью.
Монах Дрогон ловко вкладывает в уста самого графа, графа того време-
ни, речь, в сущности, адресованную графу Роберту Фрисландскому и
призванную побудить последнего повести себя правильно и урезать свои
прерогативы, как, предполагается, поступил его предшественник. То есть
подразумевается: хороший государь провозгласит, что он отказывается
чинить суд в делах такого рода и возвращает их на рассмотрение еписко-
па диоцеза. Потому как есть они "христианские", говорит Дрогон *.
"Отклонившихся от святого порядка" прелат должен наставить на путь
истинный ("принуждая их к тому" посредством discretio ecclesiastica -
анафемой, уточняет последняя редакция, более ясно указывающая, что
эти дела должны решаться и улаживаться "единственно" перед лицом
церковного суда). "Я всего лишь помощник, adjutor", - признается граф
(vindex, сказано во второй редакции, как это говорили о короле Франции,
поражающем мечом светской власти то, что Бог осудил через свою цер-
ковь). Auctoritas, с одной стороны, potestas - с другой (ауденбургский
монах со знание дела соотносит два эти понятия), - такое разделение,
вполне григорианское, утверждает превосходство духовной власти над
светской и делает судебную власть епископов продолжением постановле-
ний Божьего мира, принятых в этих краях поколением раньше.

Епископ Турне посчитал, что Бертольф должен принять обратно
свою супругу. Действительно, не было никакой супружеской неверности,
никакого намека на бессилие мужа, никаких сомнений в состоятельности
брака. Следуя нормам, изложенным в сборниках канонов, нельзя было
объявить о разводе. В подобной ситуации приходилось мирить супругов.
Бертольф подчинился - согласно исправленному варианту - главным
образом из страха перед светскими санкциями, но против воли, с нена-
вистью и отвращением, видя отныне для себя лишь один выход - пойти
на преступление. Тут начинаются страсти Годеливы. Страдание, терпе-
ние, медленное духовное восхождение. Супруг не изводил ее телесно.
Но она оставалась брошенной, даже своим отцом. Лишенной мужчины,
что выглядело весьма скандально. "Друзья", родня мужа, были тем шо-
кированы. Они его осуждали. Годелива - идеальный партнер для жизни
в браке- "запрещала злословить о своем мужчине". Они ее жалели,
особенно за то, что она лишена "плотских удовольствий". Та отвечала:
"Мне дела нет до того, что радует плоть". Отрадное постоянство, и-
следующий шаг- мало-помалу примерная супруга начинает исповедо-
вать презрение к миру, приобретает черты, образ действий, которыми
наделяют Деву Марию. Слова "Magnificat" вкрадываются в ее уста, осо-
бенно, когда она держит речь перед монахами из Сен-Винок, взявшихся

248                   Картина мира в обыденном сознании

тогда ее навестить, кого она наставляет, демонстрируя им - она, слабая
женщина- пример воздержания и покорности. В таких вот отзвуках
литургических песнопений и евангельских реминисценциях речь заходит
о мученичестве.

Бертольф приготовился сделать свой ход. Он связался с двумя свои-
ми сервами, послушав совета этих мерзавцев, что снова противно всяко-
му порядку. Однажды вечером, перед заходом солнца, Годелива видит,
что он к ней возвращается. Она ошеломлена. Он улыбается, заключает ее
в свои объятья, одаривает поцелуем, усаживает рядом с собой на одну
подушку (в такой позе, какую в XIV в. парижские мастера станут прида-
вать фигуркам куртуазных любовников на слоновой кости крышечек для
зеркал и коробочек для благовоний). Мужчина привлекает к себе свою
жену. Та сначала робко отстраняется, затем предается ему, покорная и
готовая исполнить супружеский долг, когда муж того потребует. Такой
близкий, Бертольф завлекает ее: "Ты не привыкла к моему обществу, ни к
тому, чтобы забавляться сладкими речами и разделять плотские наслаж-
дения". (Слова, удовольствие- имеются в виду две последовательные
фазы соблазнения, любовная игра, такая, какую должно вести по опреде-
ленному ритуалу.) Ему невдомек, как его дух отстранился от нее. Думает-
ся, лукавый попутал. "Я положу истинный конец духовному разводу,
стану обращаться с тобой как с дражайшей супругой, возвращу единство
нашим душам и телам... Я нашел женщину, которая ручается соединить
нас крепкой любовью, заставить любить непрерывно и больше, чем ког-
да-либо на земле супруги нежно любили друг друга". Два серва проводят
ее к ворожее. На что Годелива: "Я служанка Господа. Я вверяю себя ему.
Если это может совершиться без греха, я согласна". И агиографу остается
лишь воскликнуть: что за добродетель! Господу сначала поручила она
себя из страха через магию отделиться от него. Однако с той же мыслью,
"дабы не отделиться от Господа, кто соединил супругов, она избрала
супружество".

Если верить П. Коэнсу, издателю древнейшей версии памятника, эта
сцена происходила 30 июля 1070 г. Семнадцатого же умер граф Бодуэн,
и мнения его подданных разделились. Люди Приморской Фландрии
(откуда и Бертольф) взяли сторону Роберта Фрисландского, люди Булон-
нэ (откуда родом Годелива) высказались в пользу вдовы. Всеобщее смя-
тение. Прекрасный случай, надо действовать. Спустилась ночь - время
несчастья, время зла, и двое слуг приходят за дамой. Они ее эскорт. Па-
родия на свадебный поезд, обратившийся в пагубу, в тишине, в непро-
глядной тьме ночи (в какую мир воображения народных сказок помещает
самые черные злодеяния) движущийся в обратном направлении - от ло-
жа к дверям, никак не к мужу - к женщине, даже не к свекрови, того
хуже- к настоящей колдунье. Годелива захлебнулась, погру