крошечная стрела несет льву смерть? И как бушмены осмелятся подойти к такому
страшному зверю настолько близко, чтобы пустить в него стрелу?
   Оказывается, вовсе нетрудно подойти  близко  ко  льву,  когда  он  досыта
наелся. Как бушмены и предполагали, после обильной трапезы  свирепый  хищник
спал глубоким сном.
   Оба бушмена подкрались к нему совсем  близко  -  так  близко,  что  почти
касались спящего льва.
   Наши зрители остановились поодаль, спешились и, готовые  в  любую  минуту
пустить в ход ружья,  двинулись  следом  за  бушменами  в  нескольких  ярдах
позади, невольно восхищаясь их бесстрашием.
   Только один из них натянул лук. Второй, растянув обеими руками  буйволову
шкуру, подошел к льву еще ближе, чем тот, который  готовился  пронзить  льва
смертоносной стрелой.
   Охотники смотрели затаив дыхание. Ведь лев мог в одну секунду  повергнуть
этих двух малорослых людей на землю, смять их и разорвать на куски.
   Еще минута - и крошечная стрела вонзилась меж ребер громадного зверя. И в
то мгновение, как он, гневно взревев, вскочил на ноги, в тот самый миг,  как
перед глазами у него мелькнули два человеческих лица, ему на голову накинули
буйволову шкуру.
   Лев отпрянул назад, быстро повернулся и высвободился из-под шкуры; потом,
пораженный непонятным  столкновением,  он  бросился  бежать  и  ни  разу  не
оглянулся.
   Бушмены сделали свое дело: они убили льва. Отравленная стрела проникла  в
тело, и смерть его была так же неизбежна, как  если  бы  ему  снесло  голову
пушечным ядром.
   Но оказалось, это еще не все. Бушменам  было  приказано  принести  своему
вождю все четыре львиные лапы в доказательство, что  лев  убит.  Они  должны
были идти за львом, пока тот не упадет мертвым, и охотники, которым хотелось
видеть все до конца, следовали за ними.
   Сначала лев уходил медленно, словно бы даже равнодушно, но постепенно  он
все убыстрял шаг. Стрела могла разве только пробить толстую кожу, и,  боясь,
как бы лев не остался жив, Виллем пожалел, что не  всадил  в  него  пулю  из
своего ружья.
   - Очень хорошо, что ты этого не сделал, - заметил Ганс. - Ты испортил  бы
нам все удовольствие от этой охоты. Мне хочется увидеть,  как  действуют  их
отравленные стрелы, и своими глазами убедиться,  что  льва  можно  умертвить
таким легким способом.
   Раненый зверь пробежал чуть ли  не  милю,  потом  остановился  и  яростно
зарычал.
   С ним явно творилось что-то неладное - он завертелся, точно на вертеле, и
вообще вел себя самым странным образом.
   Яд начинал действовать, и мучения  льва,  видимо,  усиливались  с  каждой
минутой. Он упал и стал кататься по земле; потом поднялся на задние  ноги  и
взревел, словно обезумев. Одно мгновение он даже пытался  стать  на  голову.
Потом бешено накинулся на растущее рядом дерево и принялся зубами и  когтями
сдирать с него кору, пятная ветви кровью. Казалось,  он  жаждал  разнести  в
клочья весь мир!
   Никогда еще нашим  путешественникам  при  всем  их  охотничьем  опыте  не
случалось видеть такую отчаянную борьбу со смертью.
   На  мучения  громадного  зверя  было  страшно  смотреть,  и  в   зрителях
пробудилась жалость. Они избавили бы его от страданий, всадив в  него  пулю,
если б не стремились узнать все, что касается действия яда.
   С того мгновения, как лев остановился, и до того, как  он  испустил  дух,
прошло минут пятнадцать. Все это время  он  проделывал  самые  разнообразные
акробатические трюки, - охотникам не приходилось видеть такое даже в цирке.
   Едва бушмены удостоверились в том, что лев мертв, они отрубили ему лапы и
понесли их в селение.

Глава 60
СЧАСТЬЕ ВДРУГ ПОВЕРНУЛОСЬ СПИНОЙ

   На третий день после того, как путешественники покинули деревню бушменов,
их разбудили громкие крики черных обезьян в соседней роще. Судя по отчаянным
крикам, обезьяны, вероятно, попали в беду.
   Пока готовили завтрак и нагружали вьючных лошадей и быков, Виллем и Аренд
пошли к роще, откуда доносились крики. Сейчас они стали еще пронзительнее  и
на языке обезьян, казалось, означали: "Караул! Убивают!"
   На дереве, где примостилось штук пятнадцать - двадцать этих четвероруких,
каждая величиной с кошку, охотники увидели  молодого  леопарда,  пытавшегося
поймать одну из этих черных обезьянок себе на завтрак.  Спасаясь  от  врага,
они забирались  на  самые  тонкие  ветки,  и  леопард  не  решался  за  ними
следовать, зная, что эти ветки не выдержат его тяжести.
   Некоторое время охотники забавлялись, наблюдая  за  бесплодными  усилиями
леопарда добыть себе еду. Леопард преследовал обезьяну, убегавшую по  ветке,
пока ветка не делалась слишком тонкой, чтоб он мог идти по ней дальше.
   Он останавливался в двух-трех футах  от  визжавшей  обезьяны,  протягивал
лапу и обнажал белые зубы, улыбаясь, словно хотел поздороваться со зверьком,
которого собирался сожрать.
   Убедившись, что до этой обезьянки ему не  добраться,  он  оставлял  ее  и
затевал ту же игру с другой.
   Наконец он загнал одну  обезьяну  на  крупный  сухой  сук,  протянувшийся
горизонтально от ствола. Конец сука был обломан, тут не было  тонких  веток,
на которых обезьяна могла найти себе пристанище; и ничто не мешало  леопарду
последовать за ней и не спеша схватить. Не  оказалось  поблизости  и  другой
ветки, на которую обезьяна могла  бы  перескочить;  действительно,  податься
было некуда. Поняв это, она  повернулась  к  охотникам,  стоявшим  внизу,  и
посмотрела на них с таким выражением, будто хотела сказать:  "Спасите  меня!
Спасите!"
   Леопард, которого мучил голод,  заметил  двоих  охотников  только  тогда,
когда они оказались ярдах в двадцати от дерева, а он уже  нагонял  обезьянку
на сухой ветви. Тут  он  вдруг  остановился.  Он  увидел  "божественный  лик
человека", и инстинкт подсказал ему, что опасность близка. Леопард уставился
на пришельцев горящими глазами, словно обдумывал,  не  позавтракать  ли  ими
вместо обезьяны.
   - Оставь про запас пулю, Гендрик! - крикнул Виллем, вскинув ружье. - Твой
выстрел может понадобиться.
   Виллем спустил курок, и леопард кувырком полетел на  землю.  Гендрику  не
пришлось истратить на него заряд: зверь  упал,  сраженный  насмерть.  Виллем
схватил его за задние лапы и поволок к лагерю.
   Лагерь был близко, и вскоре охотники его увидели. К своему удивлению, они
заметили, что там царит смятение. Быки и лошади разбегались во все  стороны,
бежали и люди.
   Что бы это значило?
   Недоумение рассеялось, когда охотники  увидели  посреди  лагеря  какое-то
огромное животное. Это оказался необычных размеров носорог.  Свирепый  зверь
стоял  посередине  лагеря,  как  бы  размышляя,  за  кем  из  убегавших  ему
погнаться. Он был зол, оттого, что придя на место,  где  обыкновенно  утолял
жажду, застал там посторонних.
   Черный носорог может, не  колеблясь,  броситься  на  целый  кавалерийский
полк: неудивительно, что этот зверь, внезапно вторгшийся в лагерь, обратил в
бегство людей и животных - всех, кто в состоянии был удрать. Один из жирафов
был так крепко привязан, что  не  мог  спастись.  Он  барахтался  на  земле,
стараясь высвободиться, а с ним рядом лежал бык, которого носорог опрокинул,
когда ворвался в лагерь. Второй жираф мчался по равнине, далеко обогнав всех
быков и лошадей. Казалось, он несся, подгоняемый не  только  страхом,  но  и
вновь проснувшейся в нем любовью к свободе.
   Вскоре носорог сделал выбор - пустился  в  погоню  за  одной  из  вьючных
лошадей. Виллем был верхом. Он, пожалуй, еще  мог  бы  догнать  беглеца,  но
теперь,  когда  жираф  намного  опередил  охотников,  на  это  нечего   было
надеяться. Однако нельзя было терять ни секунды -  надо  попытаться  сделать
все возможное. Предоставив  остальным  собирать  лошадей  и  быков,  которые
разбрелись по равнине, Виллем, сопровождаемый Гендриком, Конго и Следопытом,
поскакал к роще.
   Виллем ван Вейк, всего лишь час назад счастливейший в мире  охотник,  был
теперь едва ли не самым несчастным: один из  двух  пойманных  жирафов,  ради
которых Виллем столько натерпелся, сбежал и, по  всей  вероятности,  никогда
больше не попадется на  глаза  белому  человеку.  Теперь  неизвестно,  когда
осуществится заветная мечта Виллема. А может быть, она и вовсе не сбудется.
   Один жираф не имел в его глазах большой цены.  Ему  необходимо  два;  кто
знает, представится ли ему случай добыть второго.  Кроме  того,  он  не  был
уверен, что сумеет уберечь оставшегося. Смерть может вырвать добычу  у  него
из рук. Стараясь освободиться  из  петли,  жираф  причинил  себе  увечья,  и
Виллем, покидая лагерь, видел, что макололо не удалось поднять его на  ноги.
Большая задача, которую поставил себе Виллем - главная цель их экспедиции, -
по-прежнему не была решена.
   Вот какие мысли терзали охотника, когда он торопил Конго и собаку быстрее
идти по следу, ведущему через лес.

Глава 61
ПРОПАВШИЙ НАЙДЕН

   Виллем опасался, что лес этот тянется на много миль, а он оказался  всего
только небольшой рощицей;  они  быстро  ее  пересекли  и  опять  выехали  на
равнину. Жирафа не было видно, но они сразу отыскали на равнине его следы.
   Желания  Виллема  то  и  дело  менялись.  Сперва  он  боялся,  что  жираф
затеряется в густом лесу, где за ним не угнаться на лошади, а теперь,  когда
он увидел перед  собой  бесконечную  равнину,  он  стал  опасаться,  как  бы
сбежавший пленник не умчался куда-нибудь далеко, и  пожалел,  что  жираф  не
остался в лесу.
   Под сенью рощи он нашел бы себе кров и пищу и задержался бы; там они  его
и застали бы, между  тем  как  на  открытой  местности  он  вряд  ли  станет
задерживаться. А теперь его и не видать, - уж наверно,  он  опередил  их  на
много миль.
   По следу быстро не пойдешь; приходилось двигаться  вдвое  медленнее,  чем
жираф, бежавший в поисках  своих  родителей,  с  которыми  его  так  жестоко
разлучили несколько дней назад.
   Значит, чем дольше Виллем со своими спутниками будут идти за жирафом, тем
больше они от него отстанут!
   Наши любители приключений это отлично понимали.
   - Незачем идти дальше, - заметил Гендрик. - Жирафа мы потеряли.  Вернемся
лучше назад, в лагерь.
   - Ничего подобного! - возразил Виллем. - Малыш мой, и так легко я  с  ним
не расстанусь. Я буду за ним гнаться до тех пор, пока не свалюсь  с  лошади.
Должен же он когда-нибудь и где-нибудь  остановиться!  И  когда  бы  это  ни
случилось, я подоспею и еще разок погляжу на него.
   Рассчитывая,  что  еще  часом-другим   этой   явно   безнадежной   погони
удовлетворится даже Виллем, Гендрик не стал возражать и двинулся  дальше  за
Конго, который шел впереди всех по следу.
   Было уже за полдень, солнце клонилось к западу.
   Они выехали из лагеря не позавтракав и в  спешке  не  захватили  с  собой
никакой еды. Страдая от жажды, ослабев от  голода  и  утомительной  езды  по
следу под палящими лучами солнца, они двигались вперед довольно уныло.
   - Виллем! - воскликнул наконец Гендрик, круто осаживая коня. - В пределах
разумного я на все готов, но то, что мы сейчас делаем, - бессмыслица.  Мы  и
так уже чересчур далеко забрались. Вряд ли  мы  успеем  вернуться  в  лагерь
засветло. Я дальше не еду.
   - Отлично, - ответил Виллем. - Не смею упрекать тебя. Ты волен поступать,
как знаешь, а я пойду. Нечего мне ждать, что другие станут поступать так  же
глупо, как я. Это моя забота, а тебе и Конго лучше вернуться.  Оставьте  мне
собаку, и я пойду по следам жирафа без вас.
   - Нет, нет, баас Виллем! - воскликнул Конго. - Я с вами, и Следопыт тоже.
Мы вас не бросим.
   Виллем и Конго с собакой отправились дальше, а Гендрик остался, глядя  им
вслед.
   Он не трогался с места, где придержал коня.
   - Забавно! - пробормотал он, глядя на удалявшихся Виллема и  Конго.  -  Я
действовал безрассудно,  просто  глупо  с  самого  начала  экспедиции.  Меня
толкали на это  обстоятельства  и  опять  толкают.  Да,  я  должен  идти  за
Виллемом. Могу ли я покинуть его, если кафр остался ему верен?  Неужели  его
дружба стоит больше, чем моя?
   Гендрик пустил коня галопом и вскоре опять ехал рядом с товарищем.
   Виллем  и  сам   подозревал,   что   поступает   безрассудно,   добиваясь
невыполнимого, но эта здравая мысль не удержала его от  дальнейших  поисков.
Почти  обезумев  от  потери  жирафа,  он  сейчас  сам  не  в  состоянии  был
разобраться, поступает ли он умно или глупо.
   Судя по всему, Гендрик следовал за Виллемом лишь для того, чтобы  убедить
друга вернуться.
   Молодой офицер привел все доводы, какие только  пришли  в  голову,  чтобы
доказать, как бессмысленно продолжать поиски, но  убедить  охотника  ему  не
удалось. Виллем упорно стоял на своем, он твердо решил идти дальше.
   Приближался вечер, а охотник, все еще не хотел отказаться от поисков. Все
равно они не успеют вернуться к ночи -  ведь  они  оказались  на  расстоянии
почти целого дня пути от лагеря.
   "Виллем помешался, безнадежно помешался, - подумал Гендрик, - мне  нельзя
оставить его одного".
   Они ехали молча, и Гендрик чувствовал, что и сам близок к тому состоянию,
какое приписывал Виллему.
   Однако поиски подходили к концу.  Путешественники  и  не  надеялись,  что
успех так близок.
   Впереди на равнине виднелась группа деревьев. Это  были  ивы,  -  значит,
поблизости есть вода. Следы вели  к  ним  почти  прямо.  Жираф  инстинктивно
почуял воду. То же произошло с  лошадьми  охотников  -  они  заторопились  к
рощице.
   Посреди нее был прудок, и у берега стояло  животное,  при  виде  которого
Виллем радостно вскрикнул. Это был сбежавший жираф. Второй радостный возглас
раздался, когда охотники заметили, что жираф опять пойман.
   Свободный конец обвивавшего его  шею  ремня  запутался  в  кустах.  Жираф
оказался привязанным, и поймать его было проще простого. Не  приди  охотники
вовремя,  он  задохся  бы,  либо  погиб  от  жажды,  или  его  растерзал  бы
какой-нибудь хищный зверь.
   Ремень,  зацепившийся  за  ветку,  распутали,  и   жираф   избавился   от
утомительного положения. Он совершенно не пострадал.
   - Ну, Гендрик, - воскликнул счастливый, гордый Виллем, глядя на пленника,
- разве не лучше,  что  мы  спасли  беднягу,  а  не  оставили  его  погибать
мучительной смертью?
   - Что и говорить, - ответил Гендрик. - Иной раз думаешь,  что  поступаешь
глупо, а выходит - это вовсе не было глупо.
   Виллему, довольному результатами своего упорства, было безразлично, глупо
вел он себя или умно.
   А Конго, видимо, нисколько не удивился удаче своего хозяина - быть может,
потому, что слепо верил в мудрость Виллема и ни минуты  не  сомневался,  что
жираф будет найден.
   Не было случая, чтобы у Виллема не оказалось при себе огнива или трута  -
без своей трубки он дня прожить не мог, - и до самого рассвета  у  них  ярко
пылал костер.
   Обратный путь был очень утомителен, но на сердце у них было  куда  легче,
чем  когда  они  отправлялись  из  лагеря  на   поиски   бежавшего   жирафа,
возвращенного им счастливым случаем.

Глава 62
СРЕДИ ГОТТЕНТОТОВ

   Когда Виллем и Гендрик наконец добрались  до  лагеря,  друзья  в  тревоге
ждали их.
   Все лошади  и  быки  были  пойманы,  а  носорога,  вызвавшего  весь  этот
переполох, Ганс и Аренд пристрелили. Из-за его вторжения потеряли быка и  на
два дня задержались.
   И вот наши любители приключений снова на пути домой.  День  за  днем  они
быстро движутся вперед, и лишь страх, что могут пострадать их быки, лошади и
жирафы, удерживает их от того, чтобы двигаться еще быстрее.
   Однако по дороге охотников ждало еще немало бед, и несколько раз они едва
не лишились обоих жирафов. В краю, где жили готтентоты,  путешественники  не
могли найти ни травинки, чтобы накормить животных,  -  здесь,  на  равнинах,
порой вся  трава  бывает  выжжена.  На  обожженной  земле  валялись  останки
сгоревших змей и других пресмыкающихся.
   Проезжая эти места, охотники и их лошади  сильно  страдали  от  голода  и
жажды. Но Виллем, казалось, и не замечал  лишений.  Он  заботился  только  о
жирафах и боялся лишь одного: как бы они не погибли в  пути.  И  все  же  во
время этого утомительного путешествия охотников ежечасно радовало  сознание,
что они вс„ ближе к дому, что недалек конец их тяготам, и поэтому безропотно
их сносили.
   Последняя часть пути через Южную Африку вела далеко на запад,  туда,  где
им еще не приходилось бывать. Они проезжали земли, населенные  племенами,  о
которых нередко слышали или читали, но которых никогда не видали.
   Впрочем, с некоторыми обычаями  одного  из  этих  злополучных  племен,  а
именно с племенем готтентотов, наши путешественники однажды  столкнулись,  и
эти обычаи произвели на них весьма тягостное впечатление.
   Под тенью низкорослых деревьев  они  увидели  старика  и  с  ним  ребенка
немногим старше года. Старик, лет за семьдесят, был совершенно  слеп;  возле
него стояла пустая тыквенная бутыль, по-видимому, из-под воды.
   С помощью Черныша - он служил им толмачом - путешественники  узнали,  что
старик недавно потерял единственного сына и защитника.  Теперь  некому  было
его кормить, и его увели далеко от родной деревни и  бросили  в  пустыне  на
верную смерть.
   Ребенок  лишился  матери,  единственного  родного  ему  человека,  и  его
оставили на произвол судьбы вместе со стариком и по той же  причине:  о  нем
некому было позаботиться.
   Обоих, старика и ребенка, ждала  неминуемая  смерть.  Они  умерли  бы  от
голода и жажды или их растерзали бы гиены.
   Нашим  путникам  приходилось  слышать   об   этом   ужасном   обычае,   в
существовании которого они сейчас воочию убедились. Они знали,  что  он  был
когда-то широко распространен среди обитателей  тех  мест,  по  которым  они
сейчас проезжали; но, как и тысячи других людей, они думали, что готтентоты,
следуя  наставлениям  и  примеру  цивилизованных   европейцев,   давно   уже
отказались от этого варварского обычая.
   Узнав, что селение готтентотов всего лишь в нескольких милях отсюда, и не
желая предоставить  беспомощного  старика  и  ребенка  их  страшной  участи,
путешественники решили свезти их назад к людям, которые, по словам  Черныша,
"вышвырнули их вон".
   Странно сказать: старик  не  только  выражал  желание  умереть  здесь,  в
пустыне, но всячески противился тому, чтобы его вернули к соотечественникам!
   Он рассуждал так: раз он стар и беспомощен, как ребенок, то своей смертью
он лишь выполнит долг перед общиной; стать бременем для людей,  которые  ему
не родня, было бы, по его мнению, преступлением.
   Охотники решили спасти старика, хотя бы против его воли.
   Только к вечеру они добрались до  селения,  откуда  эти  несчастные  были
изгнаны. Среди всей общины не нашлось ни единого человека,  который  признал
бы, что  старик  жил  здесь  раньше,  и  никто  тут  не  имел  ни  малейшего
представления, чей это ребенок!
   Белым людям посоветовали отправить своих подопечных туда,  где  живут  их
родичи.
   - Интересно, - сказал Гендрик. - Так мы можем объехать всю Южную Африку и
не найти ни одного человека,  который  сознается,  что  когда-нибудь  прежде
видел этих несчастных. Теперь они наши, и, так или иначе, мы  должны  о  них
позаботиться.
   - Ну, не знаю, - возразил Аренд. - Как мы можем  взять  это  на  себя?  Я
уверен, что они из этого племени, оно и должно о них заботиться.
   Охотники снова попытались убедить жителей селения признаться в  том,  что
они хотели уморить голодом двоих людей. Но те уже поняли, что белые  считают
их обычай преступным, и твердо стояли на своем - они  знать  не  знают,  кто
такие эти двое.
   Самое странное, что хилый старик подтвердил их слова и  в  доказательство
сказал путешественникам, будто вождь и несколько других здешних людей - и он
их назвал по имени - неспособны обманывать.
   Он уверял, что хорошо знает это, потому что давно знаком с ними!
   Охотники находились  сейчас  на  территории,  объявленной  доминионом,  и
колониальное правительство нередко  оказывало  давление  на