и, так и в анатомическом  строении,  но  ни  к
одному из них оно не приближалось настолько, чтобы его решительно можно было
счесть собакой, лисицей, виверрой или  гиеной.  Пришлось  создать  отдельный
род, и род этот получил имя  "протелес".  На  земле  перед  Гендриком  лежал
протелес де Лаланда, названный  так  в  честь  путешественника  де  Лаланда,
который первым описал его.
   Но для Гендрика и Толстого Виллема это был  попросту  земляной  волк,  то
есть волк, живущий в глубоких норах. Юношам этот волк был хорошо  знаком:  в
Южной Африке он не редкость и встречается даже в населенных  местах,  только
увидеть его нелегко - это зверь ночной. Днем  он  сидит  в  своем  подземном
жилище. Однако дурные наклонности всегда выдают его присутствие, и  хотя  на
глаза он почти не попадается, зато бурам часто приходится  видеть  плачевные
последствия его ночных похождений.
   В Южной Африке держат овец особой породы, отличающихся большими, толстыми
курдюками,  содержащими  несколько  фунтов  чистого   сала,   которое   жены
колонистов употребляют на разные хозяйственные надобности.  Эти-то  курдюки,
свисающие до самой земли, и составляют любимое  лакомство  земляного  волка,
так как челюсти у него гораздо слабее, чем у гиены, и он вынужден промышлять
себе мягкую пищу. Бур-скотовод, встав поутру, то и  дело  обнаруживает,  что
его овцы лишились своих драгоценных курдюков и  виновником  этого  несчастья
всегда оказывается прожорливый земляной волк.
   Поэтому  неудивительно,  что  молодые  охотники  представляли  его   себе
достаточно хорошо, и теперь Гендрик рассматривал мертвое животное совсем  не
из любопытства. Он и раньше видел этих волков, да и убил их  немало.  Просто
ему интересно было знать, куда именно попала пуля Виллема.
   - Откуда он взялся? - спросил Гендрик.
   Толстый Виллем отвечал, что волк выскочил из норы, в  которую  провалился
Большой Жираф.
   - Я только что встал на ноги, а тут он и бежит, - рассказывал  Виллем.  -
Меня зло взяло - я ведь из-за него чуть себе шею  не  свернул,  -  вот  я  и
пустил в него пулю, хоть он не стоит ни свинца, ни пороха.
   Так объяснилась причина услышанного Гендриком выстрела.
   Молодые люди собрались ехать за антилопой, чтобы перевезти в  лагерь  как
можно больше мяса. Тут подоспели Ганс и Аренд, и  все  четверо  двинулись  к
реке.
   Антилопу разрубили на четыре части, каждый  взвалил  свою  долю  на  круп
лошади, и юноши пустились в обратный путь.
   Настроение у  всех  было  прекрасное,  за  исключением,  пожалуй,  только
Виллема, который по двум причинам был сильно не в духе.  Во-первых,  он  был
огорчен потерей собаки; во-вторых, никак не мог примириться с тем,  что  его
охотничья репутация потерпела урон. Забыть это было трудно; правда,  Гендрик
старался не растравлять его  рану,  но  Ганс  и  Аренд  вовсе  не  были  так
великодушны и всю дорогу от души смеялись над его несчастным падением.

Глава 18
ОТРАВЛЕННЫЕ СТРЕЛЫ

   Клаас  и  Ян  давно  вернулись  в  лагерь  и,   расседлав   своих   пони,
расположились в тени фургонов. Они не умели быть  праздными  и  скоро  нашли
себе занятие, интересовавшее и забавлявшее их. Черныш  был  божеством  обоих
мальчиков, - Клаас и Ян поклонялись ему, потому что во всей Африке  не  было
птицы, которую он не сумел бы поймать в силок или ловушку; и в часы  досуга,
загнав буйволов в крааль и покончив со  всеми  своими  заботами,  он  охотно
показывал двум молодым  минхерам,  как  устраивать  всевозможные  привады  и
тенета для летающих птиц.
   Сегодня  мальчики  с  особенным  интересом  следили  за   приготовлениями
бушмена: на этот раз он задумал поймать не летающую птицу, а бегающую,  -  и
какую же? Страуса.
   Черныш поставил себе  целью  вырвать  перья  у  того  самца,  чье  гнездо
подверглось сегодня утром такому грубому нападению и разорению.
   Только как он поймает страуса?
   Взять его живым он не надеялся. Это не так-то просто. Погоня за страусом,
всегда долгая и утомительная, может увенчаться успехом лишь  в  том  случае,
если в ней участвуют несколько всадников на быстрых лошадях.
   Но Чернышу и не нужен был живой страус. Его интересовали  только  кожа  и
перья, или, вернее, те несколько золотых,  которые  он  получит  за  них  по
возвращении в Грааф-Рейнет. Ловить для этого страуса не к чему -  достаточно
убить его. Впрочем, и это дело нелегкое.
   Как же думал Черныш привести в исполнение свой замысел? Конечно,  он  мог
бы попросить карабин у Гендрика или громобой у Виллема, но  с  огнестрельным
оружием Черныш был не в ладах, и дай ему хоть карабин, хоть громобой, он  не
убил бы из них даже слона, не то что страуса.
   Да, метко всадить  пулю  Черныш  не  умел,  но  зато  у  него  было  свое
собственное оружие, и им он владел  в  совершенстве.  Это  был  его  лук.  С
помощью небольшого лука (едва в ярд длиной) бушмен пускал маленькие,  тонкие
стрелы, такие же смертоносные, как свинцовая пуля, летящая из  карабина  или
ружья.
   Глядя на эту легкую оперенную стрелу с маленьким  железным  наконечником,
очень трудно  было  поверить,  чтобы  она  могла  убить  большого,  сильного
страуса. И,  однако,  такими  вот  стрелами  Черныш  убивал  даже  громадных
жирафов. Смертельным и опасным оружием была стрела бушмена.
   В чем же крылась причина ее смертоносности? Вряд ли в ее  размере  и,  уж
конечно, не в стремительности ее полета. Нет. Что-то другое -  не  упругость
лука и не вес стрелы - делало оружие бушмена таким  опасным.  Опасным  делал
его яд.
   Стрелы у Черныша, как и у всякого бушмена,  были  отравлены,  поэтому  не
мудрено, что они несли с собою смерть.
   Дикарские племена всего земного шара употребляют  лук  и  стрелы,  причем
форма и устройство  этого  оружия  везде  совершенно  одинаковы.  Это  очень
любопытный факт. Посудите  сами.  Абсолютно  чуждые  друг  другу  племена  и
национальности, живущие, казалось бы, совсем обособленно от остального  мира
и никак не связанные между собой, вдруг оказываются  обладателями  одного  и
того же оружия, построенного на одном и  том  же  принципе  и  отличающегося
только в деталях, объясняемых большей частью лишь  особенностями  окружающей
обстановки. Как бы  ни  были  различны  обычаи  и  нравы  каких-нибудь  двух
дикарских племен, вооружение у них всегда одно и то же - лук и стрелы.
   Что это, просто  совпадение,  которое  объясняется  тем,  что  одинаковые
потребности вызывают повсюду одинаковый результат? А может  быть,  обладание
одним и тем же оружием доказывает, что эти различные и  отдаленные  друг  от
друга племена когда-то, на заре своего существования, составляли одно  целое
или общались между собой?
   Для истории человечества это очень  интересный  вопрос,  но  соображения,
которые он влечет за собой, здесь не к месту и завели бы нас слишком далеко.
   Не менее, а может быть, еще более любопытен факт употребления отравленных
стрел. Почти во всех частях света мы видим дикарей, которые  смазывают  свои
стрелы ядом; способ приготовления этого  яда  везде  один,  а  если  и  есть
какая-нибудь разница, то она  тоже  вызвана  природными  особенностями  того
края, где живет данное племя.
   Итак, все дикари знакомы с ядом для стрел и  приготовляют  и  употребляют
его везде одинаково. И опять же, географически  они  так  отдалены  друг  от
друга, что очень трудно, даже невозможно предположить, будто между ними  или
хотя бы их отдаленнейшими предками существовала какая-либо связь.  Например,
нельзя себе представить, чтобы  африканские  бушмены  когда-то  сносились  с
чанчосами с реки Амазонки  или,  что  уже  совсем  невероятно,  с  индейцами
Северной  Америки;  однако  все  они  употребляют   отравленные   стрелы   и
приготовляют яд одним способом.  И  у  тех  и  у  других  это  всегда  смесь
растительного яда со змеиным, извлекаемым из желез ядовитых змей. В Северной
Америке материал для этой смеси поставляют гремучая и  мокасиновая  змеи,  а
также разные коренья; южноамериканский яд, знаменитый  вурали,  или  кураре,
как его неправильно называют, получается от смешения  растительных  соков  с
ядом целого ряда змей:  коралловой  бойквиры  или  алмазной  гремучей  змеи,
рогатой  гадюки,  страшного  "властелина  лесов",  которая   тоже   является
разновидностью гремучей змеи, и многих других. В Южной Африке яд  для  стрел
добывается  из  яда  пуф-змеи,  или  найи  (местной  кобры),  и  сока  корня
амариллиса - ядовитой луковицы,  как  называют  его  колонисты.  Из  этих-то
элементов и составлял наш бушмен свою опасную смесь.
   Черныш, как и все бушмены, был  большой  искусник  в  деле  приготовления
ядов, и Клаас с Яном  все  утро  не  отходили  от  него,  наблюдая,  как  он
смешивает составные части. Эти яды всегда были у Черныша под рукой, и всякий
раз (а это случалось часто), когда кто-нибудь из молодых охотников убивал по
дороге змею - какую-нибудь найю, или пуф-змею, или рогатую гадюку, -  Черныш
не упускал случая вскрыть ядовитую  железу,  расположенную  позади  ядовитых
зубов, и извлечь из нее  каплю  яда;  накопленный  яд  он  держал  в  особом
пузырьке. Была у него также в запасе и горная смола, которую  он  собирал  в
известных ему пещерах,  где  она  сочится  из  трещин  в  скале.  Эта  смола
прибавляется к яду не для того,  чтобы  усилить  его  действие,  как  думают
некоторые путешественники, а лишь затем, чтобы  яд  получился  клейким,  как
можно крепче пристал к наконечнику и остался при нем во время полета стрелы.
Южноамериканские индейцы для этой же цели употребляют растительные смолы.
   Ядовитые луковицы Черныш мог бы добыть в любой момент, так как  амариллис
повсюду растет в изобилии. Но Черныш не любил полагаться на случай и  потому
постоянно собирал корни амариллиса и складывал их в один из выдвижных ящиков
фургона ван Блоомов, где у него были  припрятаны  всякие  принадлежащие  ему
мелочи.
   Итак, Клаасу и Яну представился  редкий  случай  своими  глазами  увидеть
приготовление знаменитого яда для стрел.
   Прежде всего Черныш выдавил сок из луковицы амариллиса и  прокипятил  его
на огне в небольшой  жестяной  кастрюльке,  потом  прибавил  туда  несколько
капель драгоценного змеиного яда и стал перемешивать полученную смесь до тех
пор, пока она не сделалась  совершенно  темной.  Когда  смесь  была  готова,
Черныш, к великому изумлению мальчиков, попробовал ее на вкус!
   Очень им показалось странно (как,  наверно,  кажется  и  тебе,  мой  юный
читатель), что яд, самая ничтожная доза которого должна была наверняка убить
Черныша, был им проглочен совершенно безнаказанно!
   Но нужно помнить, что яды, как растительные,  так  и  минеральные,  очень
различны  по  своим  свойствам.  Минимальное  количество  мышьяка,  попав  в
желудок, приводит к смерти, и в  то  же  время  можно  без  малейшего  вреда
проглотить голову гремучей змеи вместе с зубами и ядовитыми железами.
   И наоборот, крошечная капля змеиного  яда,  введенная  в  кровь  хотя  бы
уколом иголки, производит роковое действие, тогда как другие  яды,  попав  в
кровь, оказываются абсолютно безвредными.
   Черныш знал, что в его смеси  не  содержится  мышьяка  или  какого-нибудь
другого "желудочного", если можно так выразиться, яда.  У  него  был  только
"кровяной" яд, который он мог безнаказанно пробовать.
   Последней в жестянку была влита смола; Черныш еще немного помешал  смесь,
и,  когда  она  сделалась  достаточно  густой,  чтобы  прочно  прилипнуть  к
наконечникам, он взял пучок стрел и каждую в отдельности окунул в яд.  Скоро
наконечники остыли, яд на них высох, и Черныш объявил, что стрелы  готовы  к
употреблению. Он намерен  был  еще  до  заката  солнца  пустить  их  в  ход:
отравленные стрелы предназначались им для старого страуса.

Глава 19
КАК ЧЕРНЫШ ПРИМАНИВАЛ СТАРОГО СТРАУСА

   Клаас  и  Ян  не  очень  заинтересовались  приготовлением  яда;   гораздо
любопытнее была для них самая охота  -  ведь  бушмен  собирался  сегодня  же
вечером испробовать этот яд на страусе. Более того: он  обещал  показать  им
какой-то свой особенный способ охоты и ручался, что непременно убьет старого
страуса. Мальчики заранее предвкушали увлекательное зрелище и весь этот день
провели в самом приподнятом настроении.
   Охота должна была начаться  перед  заходом  солнца:  страусы  вернутся  к
своему гнезду, и тут-то и разыграется трагедия. Местом действия будет гнездо
и близлежащая равнина, временем действия -  предвечерний  час.  Такова  была
"программа" Черныша.
   Старшие юноши почти всегда разрешали Чернышу охотиться за кем угодно;  на
этот же раз они с особой готовностью дали ему свое согласие, так как Клаас и
Ян давно мечтали посмотреть охоту на страуса. В сущности, юноши и сами  были
не  прочь  принять  в  ней  участие,  но  по  некоторым  причинам  это  было
невозможно.
   Не все они верили в успех задуманного дела. Правда, никто не сомневался в
том, что отравленная стрела убьет птицу,  но  для  этого  требовалось,  чтоб
стрела в нее попала, а значит, стрелять надо  было  с  близкого  расстояния.
Сумеет ли Черныш подкрасться к птицам?  Этот  вопрос  занимал  всех.  Черныш
должен был  выйти  на  охоту  при  дневном  свете,  Выбирать  время  ему  не
приходилось. Ведь страусы вернутся к гнезду до наступления ночи - как только
солнце спустится к горизонту и воздух станет холоднее, - а увидав, что в  их
отсутствие кто-то разорил гнездо, они тотчас убегут в панике и навсегда  его
покинут.
   Таким образом, дожидаться темноты Черныш не мог; а между  тем  подойти  к
гнезду надо было как можно ближе - ведь его маленький лук стрелял всегда  на
пять - десять ярдов. Может быть, Черныш  спрячется  где-нибудь  в  засаде  и
будет ждать там возвращения птиц? Но если прятаться, так около гнезда, иначе
это вообще не имеет смысла, потому что птицы могут прийти  откуда  угодно  и
убежать в любом направлении.
   Поблизости от гнезда Черныш нигде не мог укрыться, это было очевидно.  На
пятьсот ярдов в окружности не было ни камня, ни кустика, за которым  мог  бы
притаиться человек, а ведь страусы так зорки и осторожны, что от них даже на
вдвое большем расстоянии не спрячется и кошка. Может быть, вырыть  яму  и  в
ней залечь? Нет, это не поможет. Яма, окруженная кустами, обманет,  пожалуй,
льва, или носорога, или слона, но страуса так легко не проведешь: это  очень
умная птица, хотя некоторые судят по наружности и считают ее глупой.  Вблизи
гнезда страус заметит малейшее изменение в поверхности почвы и поостережется
приблизиться, пока не  произведет  такое  подробное  обследование,  что  все
ухищрения пойдут насмарку. Но Черныш и не собирался рыть никакой ямы, у него
этого и в мыслях не было.
   Как же, в таком случае, думал он поступить? Мальчики напрасно ломали себе
голову. Черныш, как и все охотники, был себе на уме  и  вовсе  не  собирался
сообщать им свои планы. Пусть смотрят и сами догадываются. Но мальчики  тоже
были охотники и, кроме того, хорошо воспитаны; поэтому они не  приставали  к
нему с расспросами, а молча следили за его приготовлениями.
   Последнее, что сделал Черныш, перед тем  как  отправиться  к  страусовому
гнезду, было вот что: он взял убитого утром фенека и  воткнул  ему  в  живот
несколько лучинок; когда его поставили на землю, получилось, будто фенек сам
стоит на ногах, и даже на близком расстоянии он казался живым.
   Солнце уже клонилось к западу. Черныш подхватил под мышку фенека,  забрал
лук и стрелы и двинулся в путь. Он  обещал  Клаасу  и  Яну,  что  они  будут
свидетелями охоты, но оказалось, что это он только так выразился.  На  самом
же деле им предстояло смотреть в зрительные трубки - в  лагере  их  как  раз
было две. Взять мальчиков с собой Чернышу было нельзя. Если б он подвел их к
гнезду на расстояние,  с  которого  все  можно  разглядеть  простым  глазом,
осторожные и зоркие птицы сразу бы их заметили и тотчас бросились бы наутек;
ведь страусы, как говорилось выше, видят врага тогда, когда он их самих  еще
не видит.
   И вот Клаас с Яном скорее побежали  просить  зрительные  трубки.  Старшие
решили, что мальчики влезут на дерево и оттуда будут сообщать остальным  обо
всем, что  произойдет  на  равнине.  Таким  образом,  стоящие  внизу  увидят
спектакль "вторым зрением", как шутливо выразился Аренд.
   Клаас и Ян взобрались на колючую  верблюжью  акацию  и,  усевшись  на  ее
ветвях, приготовили свои подзорные трубы.
   С этого возвышенного места открывался вид не только на гнездо - его можно
было рассмотреть и с земли, - но и на значительное пространство вокруг,  так
что мальчики легко могли уследить за малейшими движениями как Черныша, так и
птиц.
   Мы уже говорили, что около гнезда в окружности радиусом ярдов на  пятьсот
не было ни одного укрытия, за которым могла бы  притаиться  хотя  бы  кошка.
Если не считать  нескольких  разбросанных  там  и  сям  камней  величиной  с
четырехфунтовый хлеб, вся песчаная поверхность была ровная  и  гладкая,  как
стол.
   Мальчики заметили это еще утром, а Гендрик и Виллем даже обратили на  это
особое внимание: им, так же как и Чернышу, хотелось убить страусов,  но  они
отказались от этой мысли, потому что совершенно не могли придумать,  где  им
спрятаться от острых глаз птицы.
   Однако сразу позади этой окружности рос какой-то куст, за  которым,  если
поплотней сдвинуть его ветки, кое-как мог укрыться человек. Гендрик и Виллем
оба видели этот куст, но им показалось, что он находится слишком  далеко  от
гнезда. Добро б еще он стоял на пути, по которому страусы ушли утром и,  как
предполагали охотники, вернутся вечером. Тогда, притаившись  за  ним,  можно
было бы подстрелить их из ружья. Но куст рос не с той стороны, а как  раз  с
противоположной - со стороны лагеря. Так что  Гендрику  и  Толстому  Виллему
даже в голову не пришло воспользоваться им как укрытием.
   Между тем на  него-то  Черныш  и  возлагал  все  свои  надежды  и  теперь
направился прямиком к нему. Зачем? На расстоянии  пятисот  ярдов  что  толку
будет Чернышу от его стрел, хоть  они  и  отравлены?  О!  Черныш  знал,  что
делает. Расскажем о его действиях словами Клааса и Яна,  которые  пристально
за ним следили.
   - Черныш дошел до куста, - сообщал Ян. - Вот он  сложил  под  ним  лук  и
стрелы. Отошел от него, идет прямо к гнезду. В  руках  у  него  фенек.  Ага,
снова остановился, между кустом и гнездом, но поближе к кусту.
   - Очень близко от куста, - сказал Клаас. - Не будет и двадцати  ярдов.  -
Все равно сколько ярдов. Но что он там делает?  -  спросил  Гендрик.  -  Он,
кажется, нагнулся?
   - Нагнулся, - ответил Ян. - Постой-ка! Он ставит  лисицу  на  землю!  Уже
поставил. Честное слово, лисица стоит, как живая!
   - Ну, теперь мне ясно, как он думает подманить страусов, - заметил  Ганс.
- Понимаю!
   - И я! - воскликнул Гендрик.
   - И я! - отозвался Виллем.
   - А теперь, - продолжал Ян, - он пошел дальше. Вот уж он  у  гнезда.  Что
это он там делает, Клаас? Не могу понять. Ходит кругом и  как  будто  что-то
ногой закапывает...
   - По-моему, - ответил Клаас, - он зарывает разбитые скорлупы, которые  мы
там оставили.
   - Да, да! Так и есть! - крикнул Ян. - Смотри, он наклонился над гнездом и
поднял яйцо!
   Читатели, наверное, не забыли, что утром молодые охотники увезли с  собой
только свежие яйца. Те, что казались им  насиженными,  они  не  трогали,  за
исключением двух-трех, которые разбили для проверки.
   - Черныш возвращается, и в руках у него яйцо, - сказал Ян. -  Он  положил
его прямо под нос фенеку!
   - Каково! - воскликнули Ганс, Толстый Виллем и Гендрик. - Ну и хитрец  же
наш Черныш!
   - А теперь, - продолжал Ян, - он возвращается назад. Вот он уже спрятался
за кустом.
   Через  некоторое  время  Клаас  и  Ян  сообщили,  что  Черныш  продолжает
неподвижно сидеть позади куста.
   Все эти  манипуляции  Черныш  производил  неспроста.  Он  давно  подметил
ненависть страусов к фенекам - пожирателям их яиц, и сейчас  собирался  этим
воспользоваться. Ненавис