только  вопила  и
растерянно махала брату руками.
   Но это не только не могло предостеречь  Яна,  а,  напротив,  лишь  верней
губило мальчика. Он связал эти стоны и жесты с ее первым криком. С сестрицей
стряслась беда, а какая, он не знал; однако раз девочка продолжает  кричать,
то, значит, решил он, кто-то напал на нее. Может быть, подумалось ему, змея;
но что бы там ни случилось, первым его движением было  кинуться  на  выручку
Трейи. Помочь ей он сумеет, только когда  будет  рядом;  он  ни  за  что  не
остановится, пока не добежит до места, пока не станет бок о бок с сестрой.
   Итак, ее вопли, сопровождаемые дикими жестами, только побуждали  мальчика
бежать быстрей, а так как его глаза были тревожно устремлены  на  Трейи,  не
оставалось и тени надежды, что он заметит змею до того, как наступит на  нее
или почувствует ее роковой укус.
   У Трейи вырвался последний крик предостережения, и вместе  с  криком  она
наконец выдавила из горла слова:
   - Ой, братец! Назад! Змея! Змея!
   Но и слова были тщетны. Ян услышал их, но не понял смысла. До него  дошло
слово "змея". Так он и думал! Змея напала на Трейи! И хотя змеи он не видит,
она, несомненно, обвилась вокруг  тела  девочки.  Ян  побежал  еще  быстрей.
Только шесть шагов отделяли его теперь от кобры, которая  уже  подняла  свою
голову, готовясь напасть на ребенка. Еще мгновение - и ядовитые зубы глубоко
вопьются в  его  тело.  С  отчаянным  стоном  Трейи  бросилась  вперед.  Она
надеялась отвлечь этим внимание чудовища на себя. Девочка была готова отдать
свою жизнь за жизнь брата!
   Вот она уже в двух шагах от грозной змеи. Ян - на  том  же  расстоянии  с
другой стороны. Опасность равна для обоих. Один из двоих... быть может,  оба
падут жертвой смертоносного укуса! Но близилось уже их спасение. Темная тень
мелькнула у них перед глазами, их уши наполнил свист: "Уишь!" - и в  тот  же
миг большая птица упала между ними.
   Она не села на  землю.  Секунду  ее  широкие,  сильные  крылья  бились  в
воздухе, посылая ветер им в  лицо,  но  еще  мгновение  -  и  птица,  сделав
неожиданное усилие, взмыла по вертикали ввысь. Трейи глянула  на  дорожку  -
кобры там больше нет! С  радостным  возгласом  девочка  подбежала  к  Яну  и
кинулась ему на шею:
   - Мы спасены, братец! Спасены!
   Ян был ошеломлен. До сих пор он еще не заметил змеи. Он видел только, как
ринулась между ним и сестрою птица, но она так  проворно  схватила  кобру  и
унесла ее, что Ян, глядевший неотрывно на Трейи, не заметил добычи  в  клюве
птицы. Он был в недоумении и в ужасе, так как все еще думал,  что  сестренке
грозит опасность. Услышав ее возглас "спасены", он только сильней испугался.
   - А змея? - прокричал он. - Где же змея?
   Спрашивая, мальчик оглядывал Трейи с головы до ног, точно ожидая  увидеть
гада, обвившегося вокруг ее руки или ноги.
   - Змея где? Разве ты не видел, Ян? Она была тут, у наших ног, а сейчас  -
гляди! Вон она где! Секретарь унес ее. Смотри, они  дерутся!  Добрая  птица!
Надеюсь,  она  накажет  гадину,  которая  хотела  украсть  моих  хорошеньких
ткачиков! Так, милая  птица,  задай  ей  хорошенько!  Смотри,  Ян,  как  они
схватились!
   - Ага! Да-да! - воскликнул Ян, только теперь сообразив, в чем дело. - Да,
верно, там змея и наш хохлач. Ничего, Трейи, ты не бойся. Мой  секретарь  не
выдаст. Он покажет негоднице свои когти. Смотри, как запустил! Еще  раз  так
хватит - и из гадины дух вон! Ага, опять - хлоп!
   Обмениваясь такими замечаниями, дети стояли рядышком,  наблюдая  жестокую
битву между птицей и змеей.
   А птица была очень странная - такая, в самом деле, необыкновенная, что по
всей земле у ней не сыщется родни. Внешним видом она напоминала журавля:  те
же длинные ноги и примерно та же величина, тот же рост. Однако форма  головы
и клюва сближала ее скорее с орлом или с  коршуном.  У  нее  были  прекрасно
развитые крылья, "шпоры" на ногах и  очень  длинный  хвост,  в  котором  два
средних пера были длиннее  остальных.  Общая  окраска  была  синевато-серая,
горло и грудь -  белые,  а  в  крыльях  перья  отливали  рыжиной.  Но  самым
замечательным в этой птице был, пожалуй, ее хохол. Он состоял  из  множества
длинных темных перьев, которые росли у нее на  темени  и  ложились  по  шее,
спадая почти до плеч. Это придавало птице причудливый  вид,  а  воображаемое
сходство с каким-нибудь писцом или секретарем стародавних  времен,  носивших
за ухом длинное гусиное перо, в ту пору, когда еще не вошли  в  употребление
стальные  перья,  послужило  основанием  к  ее  несообразному  наименованию:
"птица-секретарь". Другие называют ее "змееед", а натуралисты  окрестили  ее
именем "гипогеран", то  есть  "журавлиный  гриф".  Иногда  ее  называют  еще
"герольд" - за важный, степенный шаг, каким выступает она по равнине.
   Из всех этих названий "змееед" наиболее отвечает характеру  нашей  птицы.
Правда, многие другие  птицы  тоже  убивают  и  поедают  змей,  -  например,
южноамериканский руако и некоторые соколы и коршуны,  -  но  секретарь  один
среди всех пернатых охотится исключительно на этих пресмыкающихся и ведет  с
ними постоянную борьбу. Впрочем, строго говоря, он питается не  одними  лишь
змеями. Он ест ящериц, черепах и даже саранчу, но змея - его  любимая  пища,
ради которой он нередко  рискует  жизнью  в  смертельной  схватке  с  самыми
крупными из этих опасных рептилий.
   Змееед - африканская птица, и характерен  он  не  для  одной  лишь  Южной
Африки.  Его  можно  встретить  также  и  в  Гамбии.  Змееед  -  чрезвычайно
своеобразная птица, и натуралисты, не решаясь причислить  его  ни  к  орлам,
соколам или грифам, ни к журавлям  или  семейству  куриных,  возвели  его  в
самостоятельный подотряд, в котором он образует одинокое  семейство,  род  и
вид.
   В Южной Африке он любит широкие и пустынные степи, где бродит на просторе
в поисках поживы. Он чужд стадного  обычая  и  живет  одиноко  или  в  паре,
устраивая гнезда на деревьях, предпочтительнее на тех, что обладают густой и
тенистой  кроной,  которая  делает  его  жилище  почти   неприступным.   Все
сооружение достигает трех футов в диаметре и напоминает гнездо лесного орла.
Оно обычно выложено прутьями и пухом; самка высиживает по два, по три яйца.
   Змееед - превосходный бегун и проводит больше времени  на  земле,  чем  в
воздухе. Он пуглив и осторожен, но тем  не  менее  его  легко  приручить,  и
нередко можно видеть  пернатого  секретаря  на  дворе  какой-нибудь  капской
фермы, где его держат, как домашнюю  птицу,  ради  той  пользы,  которую  он
приносит, истребляя змей, ящериц и других пресмыкающихся.
   Птица, так своевременно появившаяся между Яном  и  Трейи  и,  несомненно,
спасшая одного из них или обоих от смертельного укуса кобры, являлась  самым
настоящим змееедом, который не так давно  был  приручен  и  поселился  среди
ветвей все той же гостеприимной нваны. Охотники нашли  его  в  степи.  Птица
была ранена каким-то  животным  -  быть  может,  очень  большой  змеей;  они
принесли ее домой, как диковинку. Со временем она совсем оправилась от  ран,
доброта и уход, которым ее окружили,  пока  она  была  калекой,  не  пропали
даром. Когда ее крылья вполне окрепли, птица не воспользовалась этим,  чтобы
бросить своих покровителей, и по-прежнему держалась около их жилья. Днем она
часто уходила в окрестные поля в поисках своей излюбленной пищи, но  к  ночи
неизменно возвращалась и устраивалась на ветвях нваны. Она  стала,  конечно,
любимицей Яна, и мальчик баловал ее; теперь она отплатила  сторицей  за  всю
его доброту - спасла его от смертоносного укуса кобры.
   Дети, оправившись от испуга, стояли рядом, наблюдая необычайное зрелище -
схватку между коброй и змееедом.
   Птица схватила змею клювом за  шею.  Выполнить  эту  задачу  было  бы  ей
гораздо труднее, если бы дети не отвлекали на себя внимание кобры. Без этого
змея была бы настороже.
   Схватив с успехом кобру, птица поднялась почти  по  вертикали  на  высоту
нескольких ярдов и затем, раскрыв клюв, дала гаду упасть на землю. Ее  целью
было оглушить противника. Правда, для этого ей  следовало  бы  унести  кобру
значительно выше, но змея мешала полету,  упорно  стараясь  обвиться  вокруг
крыльев змеееда.
   Бросив наземь свою добычу, птица  не  осталась  в  воздухе.  Нет,  змееед
камнем упал вслед за коброй и, едва та коснулась земли, впился когтями ей  в
шею. Но ни падение с высоты, ни  этот  последний  прием  не  причинили  змее
заметного вреда. Она свернулась в кольцо и подняла высоко голову.  Пасть  ее
была раскрыта во всю ширину, язык высунулся наружу, зубы устрашающе торчали,
а глаза горели яростью. Она была, казалось, грозным противником, и с  минуту
секретарь так, видимо, и думал: он стоял на земле и с опаской поглядывал  на
гада.
   Но вот, осмелев, птица стала - правда, очень осторожно  -  подбираться  к
кобре, готовясь возобновить нападение. Широко расправив  и  выставив  вперед
наподобие щита сильное свое крыло, она бочком подступала к  змее,  а  потом,
когда очутилась достаточно близко, вдруг круто повернулась, как на  оси,  на
длинных своих ногах и резко ударила противника вторым крылом. Прием  удался.
Удар пришелся по голове и, очевидно, ошеломил  кобру.  Шея  поникла,  кольцо
развернулось. Не дав змее оправиться, секретарь снова схватил  ее  клювом  и
унес в воздух.
   На этот раз птица поднялась значительно выше, так  как  ничто  теперь  не
затрудняло ее полета, и снова, как и в первый раз, выпустила змею,  а  затем
ринулась вслед за нею.
   Вторично упав на землю, кобра лежала, распростершись во всю длину, словно
мертвая. Однако она была еще жива и приготовилась снова свернуться в кольцо.
Но не успела она это сделать, как птица, повторяя прежний прием, вытянула  в
воздухе свою костлявую ногу и снова когтями "ущипнула" кобру за шею;  затем,
улучив мгновение, когда голова гада легла плашмя на землю, она  нанесла  ему
острым клювом такой сильный удар, что расколола надвое змеиный череп.  Жизнь
в кобре угасла; отвратительное тело, распростертое во всю длину,  лежало  на
траве, обмякшее и неподвижное.
   Ян и Трейи с радостным криком захлопали в ладоши. Змееед,  не  удостаивая
зрителей никакого внимания, подошел к мертвой кобре,  склонился  над  ней  и
хладнокровно принялся за свой обед.

Глава 45
ТОТТИ И ПАВИАНЫ

   Ван Блоом и  его  семья  уже  несколько  месяцев  обходились  без  хлеба.
Впрочем, у них было чем его заменить, так  как  различные  коренья  и  орехи
вносили в их пищу известное  разнообразие.  Они  выкапывали  земляной,  или,
иначе, свиной, орех, который растет по всей Южной Африке, составляя основную
пищу туземца. Из овощей у них было  несколько  сортов  клубней,  были  плоды
бушменской фиги. Далее был у них  кафрский  хлеб  -  мякоть,  добываемая  из
стеблей некоторых видов замии; был кафрский каштан  и,  наконец,  далеко  не
последнюю роль играли огромные корни "слоновой ноги".  Имелись  также  в  их
распоряжении дикие лук  и  чеснок,  а  клубни  красивого  водяного  растения
апоногетона, богатые крахмалом, с успехом заменяли спаржу.
   Все эти коренья, клубни и плоды можно было найти в окрестностях, и  никто
лучше Черныша не знал, как их разыскать и приготовить. Да  и  неудивительно:
ведь Чернышу в его молодые годы нередко приходилось помногу недель, а  то  и
месяцев питаться одними кореньями.
   Но пусть эти дары природы имелись вокруг в любом количестве  -  они  лишь
слабо заменяли нашим охотникам хлеб. Ван Блоом и его дети сильно скучали  по
той еде, которая зовется обычно основой жизни,  хотя  в  Южной  Африке,  где
целые племена живут исключительно охотой,  питаясь  мясом  убитых  животных,
едва ли можно применить к хлебу такое наименование.
   Хлеб они должны были получить - и довольно  скоро.  Покидая  свой  старый
крааль, они прихватили с собою небольшой мешок кукурузного зерна - последние
остатки от прошлогоднего урожая. Всего-то было там  с  бушель,  но  и  этого
должно было хватить на посев; при тщательном уходе бушель зерна превращается
во много бушелей.
   Кукурузу посеяли вскоре после  того,  как  семья  обосновалась  на  новом
месте.  В  нескольких  ярдах  от  гостеприимной  нваны  был  выбран   клочок
плодородной земли. За неимением плуга, землю  вскопали  лопатой  и  посадили
семена, как в огороде: на правильных расстояниях.
   Немало часов труда было отдано прополке  и  окучиванию.  Каждое  зернышко
обкладывали горкой рыхлой земли, чтобы она питала корень и защищала  его  от
знойного солнца. Время от времени всходы даже поливали.
   Отчасти благодаря такому уходу, отчасти же благодаря плодородию  целинной
почвы кукуруза уродилась на славу.  Стебли  поднимались  на  все  двенадцать
футов высоты, и каждая метелка достигала в длину чуть ли не  фута.  Кукуруза
уже почти созрела, и ван Блоом собирался через неделю, другую  приступить  к
жатве.
   И сам он и его домашние радостно предвкушали роскошный  пир,  на  котором
будут  поданы  хлеб,  мамалыга,  молочное  пюре  и  разные   другие   блюда,
приготовленные искусницей Тотти из индийского зерна.
   Тут произошел случай, который едва ли не лишил их не только всех  надежд,
связанных с посевом кукурузы, но и самой незаменимой  их  домоправительницы.
Вот как это случилось.
   Тотти находилась на своем помосте под ветвями нваны,  откуда  можно  было
видеть и маленькое хлебное поле, и  открывавшуюся  за  ним  широкую  равнину
вплоть до  подножия  утесов.  Готтентотка  хлопотала  "по  дому",  когда  ее
внимание привлек странный шум, донесшийся с поля. Тотти раздвинула  ветви  и
посмотрела вниз. Удивительная картина представилась ее  глазам,  необычайное
зрелище!
   Со  стороны  утесов  надвигался  большой  отряд  очень  странных  на  вид
животных, числом до двухсот, а то и больше.  Это  были  неуклюжие  создания,
ростом  и  складом  напоминавшие  каких-то   уродливых   собак,   а   цветом
зеленовато-бурые. Только морды и уши были у них черные, и притом безволосые,
в то время как все тело их было  покрыто  жесткой,  грубой  шерстью.  Высоко
задирая длинные хвосты, они размахивали ими самым эксцентрическим образом.
   Тотти нисколько не испугалась, она знала, что это за животные. Это  были,
конечно,  павианы.  Стая  принадлежала  к  виду,  известному  под  названием
"свиномордый павиан", или "чакма"; в Южной Африке он  встречается  почти  во
всех местностях, где  только  есть  высокие  скалы  с  пещерами  и  гротами,
излюбленным жильем павиана.
   Из  всего  обезьяньего  племени  павианы,  или  собакоголовые,   наиболее
безобразны и мордой и складом тела. Кто не испытывал  отвращения,  глядя  на
омерзительного мандрила, дрила, гамадрила или ту  же  чакму?  А  все  они  -
павианы.
   Павиан - представитель чисто африканской фауны, и нам он известен в шести
видах: североафриканский обыкновенный павиан;  бабуин  южного  и  восточного
побережья;  гамадрил,  или,  иначе,  тартарэн,  встречающийся  в  Абиссинии;
гвинейские дрил и мандрил; и, наконец, чакма, обитательница Капской земли.
   Повадки этих животных так же омерзительны, как и внешность. Павиана можно
приручить и сделать из него домашнее животное, но  он  оказывается  довольно
опасным другом, так как склонен при малейшем  раздражении  укусить  кормящую
его руку.
   Мощная мускулатура и развитые челюсти с длинными собачьими зубами придают
павиану удивительную силу, которой он при случае пользуется. Никакая  собака
не справится с ним, и даже гиена и леопард часто терпят поражение в  схватке
с павианом.
   Однако павиан не принадлежит к плотоядным животным и, разорвав  врага  на
части, никогда его не поедает. Пищу павиана составляют плоды  и  корнеплоды,
которые он отлично умеет выкапывать из земли острыми когтями своих рук.
   Паниан никогда не нападает на человека, если тот его не трогает, но, если
его травят, он быстро сам переходит в нападение и  превращается  в  опасного
противника.
   Южноафриканские колонисты рассказывают много странных  историй  о  чакме.
Она,  говорят,  похищает  у  путешественников  пищу,  а  потом,  отбежав  на
приличное расстояние, дразнит их, пожирая  награбленное  у  них  на  глазах.
Туземцы уверяют,  что  иногда  павиан  пользуется  палкой  при  ходьбе,  при
выкапывании корней, а также для самозащиты. Говорят еще, что, когда молодому
павиану удается отыскать лакомый  корешок,  другой,  постарше  и  посильней,
увидев  это,  нередко  отбивает  у  него  добычу,  а  случись  молодому  уже
проглотить лакомство, забияка хватает его за шею,  пригибает  ему  голову  к
земле и трясет нещадно до тех пор, пока тот не изрыгнет проглоченное.  Много
подобных  рассказов  ходит  в  Капской  колонии,  и  они  не  совсем  лишены
основания, так как павиан, несомненно, в высокой степени одарен способностью
мышления.
   Тотти со своей вышки могла бы легко убедиться в этом, если  бы  она  сама
имела  склонность  к  умозрительным   обобщениям.   Но   Тотти   не   любила
философствовать. Просто ее забавляли смешные ухватки обезьян, и она  зазвала
Трейи и Яна на дерево, чтобы и дети могли вместе с ней развлечься любопытным
зрелищем. Старшие отправились все на охоту.
   Ян пришел в восторг и тотчас  взбежал  по  лестнице  на  площадку.  Трейи
последовала примеру брата, и все трое стали рядышком, наблюдая за  странными
движениями четвероруких тварей.
   Они заметили, что толпа продвигается в определенном порядке: не шеренгой,
но все  же  своим  установленным  строем.  С  правого  и  левого  крыла  шли
разведчики, а  в  авангарде  -  вожаки.  Вожаками  шли  павианы  постарше  и
покрупнее остальных. Животные обменивались окриками и сигналами, и смена  их
интонаций убедила бы всякого, что между  ними  ведется  настоящий  разговор.
Самки и полувзрослые самцы для большей безопасности шли в  середине.  Матери
несли детенышей за спиной или же на плечах. По временам  та  или  иная  мать
останавливалась покормить своего младенца и приглаживала ему волосы, пока он
сосал, а потом галопом бежала вперед, наверстывая  потерянное  время.  Порой
можно  было  видеть,  как  иная  бьет  детеныша  в  наказание  за   какую-то
провинность. Нередко две молодые самки затевали ссору  из  ревности  или  по
другой причине, и тогда поднимался отчаянный  галдеж,  не  смолкавший,  пока
кто-нибудь из вожаков громким, угрожающим лаем не приказывал им угомониться.
   Так они продвигались по равнине, болтая,  повизгивая  и  лая,  как  умеют
только обезьяны.
   Что им было нужно? Это выяснилось очень скоро. Трейи, Ян и Тотти увидели,
к своему великому ужасу, что павианы пустились в  поход  не  зря.  Целью  их
похода была кукуруза.
   Через несколько минут  большая  часть  отряда  уже  вступила  на  поле  и
скрылась из глаз, утонув среди высоких стеблей и широких  листьев  кукурузы.
Осталось на виду только несколько - и это были старые, рослые  павианы;  они
встали на страже и непрерывно обменивались сигналами. Остальные уже обрывали
драгоценные метелки.
   Но странная картина представилась глазам при взгляде вдаль, за кукурузное
поле. До самого подножия гор, выстроившись на  равных  промежутках  друг  от
друга, тянулась шеренга павианов. Их планомерно оставляли на посту, по  мере
того как отряд, пересекая равнину, совершал свой путь к  полю.  С  какой  же
целью?
   Это тоже скоро разъяснилось. Через две минуты, не больше, едва только вся
толпа утонула в зеленой гуще растений, над нивой замельтешили,  перелетая  в
сторону шеренги, длинные початки в белесой обертке,  словно  кидаемые  рукой
человека. Павиан, стоявший во главе  шеренги,  мгновенно  подхватывал  их  и
перебрасывал второму, второй перебрасывал третьему, третий -  четвертому,  и
так далее, пока сорванный со  стебля  початок  за  самый  короткий  срок  не
передавался таким путем прямо в "кладовую" павианов, далеко в горах.
   Если бы эта дружная работа продлилась немного дольше, ван Блоому пришлось
бы удовольствоваться в день сбора довольно скудным урожаем. Павианы считали,
что кукуруза д