жимо все живое, он покорился  бы
судьбе, но это чувство помогло ему держаться.
   Он уже готов был в полном изнеможении упасть на  землю,  но  тут  до  его
слуха, точно желанный привет, донесся глухой  лай  ищейки  и  вслед  за  тем
чей-то крик:
   - Глядите, баас Виллем! Кто это бежит?
   Секунда, другая - и носорог больше не  гонится  за  Арендом.  Следопыт  с
громким, яростным лаем скачет перед  самым  носом  зверя  -  и  тот  уже  не
замечает ничего, кроме собаки.
   Еще через две секунды подскакали Виллем и Гендрик,  а  там  не  прошло  и
полминуты, как носорог получил пулю из тяжелого ружья  и  медленно  осел  на
землю. Он был мертв. Виллем  и  Гендрик  соскочили  с  коней  и  так  горячо
пожимали Аренду руки, словно не виделись с ним долгие годы.
   - Что это значит, Аренд? - с добродушной  насмешкой  спросил  Гендрик.  -
Неужели носорог гнался за тобой все эти двенадцать часов?
   - Ну да.
   - И долго еще это могло продолжаться, по-твоему?
   - Секунд десять, - с полной уверенностью ответил Аренд.
   - Прекрасно, - сказал Гендрик.  Обрадовавшись  избавлению  друга,  он  не
прочь был поострить. - Теперь мы знаем, какой ты бегун. Ты можешь  выдержать
носорожьи гонки ровным счетом двенадцать часов и десять секунд.
   Виллем был так счастлив, что не произнес ни слова, пока они не  вернулись
к месту, где оставался убитый лев.  Тут  они  остановились,  чтобы  снять  с
погибшей лошади седло и сбрую.
   Виллем предложил переночевать здесь: ведь если возвращаться узкой тропой,
которая ведет на равнину, можно  столкнуться  с  буйволами,  носорогами  или
слонами, и в темноте звери просто затопчут их всех.
   - Верно, - подтвердил Аренд.  -  Конечно,  лучше  бы  остаться  здесь  до
рассвета, если бы не два обстоятельства. Во-первых,  я  умираю  с  голоду  и
мечтаю об отбивной из антилопы, которую я подстрелил утром.
   - Я бы тоже не прочь, - сказал Гендрик, - но шакалы  уже  позаботились  о
твоей антилопе.
   Он рассказал Аренду обо всем, что произошло в  его  отсутствие,  и  очень
насмешил его злоключениями Черныша и Конго.
   Потом Аренд поведал о том, что выпало в этот день на его долю,  и  кончил
так:
   - Что и говорить, прекрасное приключение для начала. Но только до сих пор
от нашей экспедиции что-то мало толку.
   - Надо спуститься вниз по реке, - сказал Виллем. - Ведь  мы  все  еще  не
напали на след гиппопотамов или жирафов. Будем идти вперед, пока не  разыщем
их. Хватит с меня львов, носорогов и слонов!
   - Да, а еще почему  ты  хочешь  вернуться  в  лагерь?  -  спросил  Аренда
Гендрик.
   - Что же,  по-твоему,  наш  милый  Ганс  не  человек,  думаешь  -  он  не
волнуется? - ответил Аренд вопросом на вопрос.
   - А, вот ты о чем!
   - Ну да. Наверно, он сейчас прямо с ума сходит от страха за нас.
   Все согласились, что надо ехать в лагерь. Седло и сбрую с  убитой  лошади
положили на плечи Конго и двинулись в путь. Поздно  ночью  они  вернулись  в
лагерь, и, как и предполагал  Аренд,  их  нетерпеливо  ждал  Ганс,  безмерно
встревоженный их долгим отсутствием.

Глава 9
СЛУЧАЙ НА ДОРОГЕ

   Поутру охотники снялись со стоянки и двинулись вниз по реке; на следующий
день они продолжали путь в том же направлении.
   Когда они миновали брод, где впервые переправились через Лимпопо,  Виллем
и Конго почти на милю опередили остальных. Виллем ускакал так далеко  вперед
потому, что хотел пристрелить какую-нибудь дичь, достойную внимания, пока ее
не спугнули.
   Время от времени перед ним пробегало небольшое  стадо  антилоп,  которыми
так богата Южная Африка, но знаменитый охотник едва удостаивал их  взглядом.
Он думал лишь о том, чтобы отыскать место, где водятся гиппопотамы и жирафы.
   На пути то и дело попадались  высокие  деревья.  Некоторые  из  них  были
сверху донизу обвиты растениями-паразитами, и  это  делало  их  похожими  на
гигантские башни или на обелиски. Под одним из деревьев, росшим  у  реки,  в
трехстах метрах впереди, Виллем увидел буйволицу с теленком.
   Солнце клонилось к закату; близился час, когда мясо  буйволенка  было  бы
очень кстати и самим охотникам и их собакам.
   Приказав  Конго  оставаться  на  месте,  Виллем  с  подветренной  стороны
направился к буйволице и, прячась за кустами, стал  подбираться  к  ней.  Он
знал, что буйволица очень пуглива, особенно когда с ней теленок, и  двигался
с величайшей осторожностью. Знал он и то, что ни одно животное  не  защищает
своего детеныша так яростно и бесстрашно, как буйволица,  и  поэтому  он  не
желал промахнуться; лучше не вступать в поединок с буйволицей,  а  этого  не
избежать, если не убьешь, а только  ранишь  ее.  Виллем  подъехал  настолько
близко,  насколько  позволяли  кусты,  прицелился  в  сердце   животного   и
выстрелил.
   Вопреки ожиданиям, буйволица не упала и не бросилась бежать,  она  только
вопросительно посмотрела в ту сторону, откуда раздался выстрел.
   Охотники недоумевали. Что за странность? Если Виллем промахнулся,  почему
же буйволица не убегает вместе со своим детенышем?
   "Подкрадываться к ней бессмысленно, - подумал Виллем. - Она так  же  мало
склонна двинуться с места, как вон то дерево".
   И, быстро перезарядив ружье, он бесстрашно  поскакал  вперед,  уверенный,
что буйволица от него не уйдет. Казалось, она  и  в  самом  деле  не  думает
бежать; но стоило ему подъехать ближе, и она, рассвирепев, кинулась к нему -
остановила ее лишь вторая пуля, которая угодила ей прямо  в  лоб.  Буйволица
еще раз рванулась вперед, но ноги у нее подогнулись, и она рухнула  мертвая,
как обычно падают буйволы: брюхом наземь, раскинув ноги, а  не  опрокинулась
на бок, как другие звери.
   Следующим выстрелом Виллем прикончил теленка, который жалобно мычал подле
матери.
   Подошел Конго и, осмотрев теленка, увидел, что одна нога у него  сломана.
Вот почему буйволица не пыталась спастись бегством. Детеныш не мог ходить, и
материнский инстинкт заставил ее остаться с ним.
   Перезаряжая ружье, Виллем услышал  громкий  шорох  среди  лиан,  обвивших
дерево, под которым стояли  они  с  Конго.  Что-то  большое  зашевелилось  в
ветвях. Что бы это могло быть?
   - Отойди! - крикнул Виллем Конго, отскакивая от дерева и в  то  же  время
вкладывая пулю в ружье.
   Отбежав на десять-двенадцать шагов, он обернулся и приготовился встретить
неизвестного зверя, скрывавшегося в ветвях. Но перед ним  оказался  какой-то
высокий человек. Он спрыгнул вниз в  ту  минуту,  когда  Виллем  отбегал  от
дерева.
   Одежда и весь вид этого человека обличали  в  нем  африканца,  но  он  не
принадлежал ни к одному из тех отсталых племен, которыми так богата  Африка.
То был человек лет сорока, высокий, крепкий,  с  правильными  чертами  лица,
выражавшими ум и отвагу. Лицо не черное, а цвета  дубленой  кожи,  и  волосы
больше походили на волосы европейца, чем негра.
   Все это молодой охотник заметил в первые несколько  секунд:  разглядывать
дольше он и не мог, ибо человек, так внезапно появившийся перед ним,  тотчас
же сорвался с  места  и  побежал;  молодой  охотник  подумал  было,  что  он
испугался. Но нет, на лице  его  не  было  страха.  Видно,  какое-то  другое
чувство подгоняло его.
   Так и оказалось, и Конго понял это первый. Человек со всех  ног  бежал  к
реке.
   - Вода, вода! - закричал Конго. - Он хочет пить!
   Конго был прав,  они  скоро  убедились  в  этом.  Проследив  взглядом  за
незнакомцем, они увидели, что он бросился в реку, припал к воде и стал жадно
пить.
   Между тем Гендрик и Аренд, услышав выстрелы, испугались, не случилось  ли
чего-нибудь, и поскакали вперед, оставив вьючных лошадей на попечение  Ганса
и Черныша.
   Они подъехали в ту  минуту,  как  африканец,  утолив  жажду,  вернулся  к
дереву, где стояли Виллем и Конго.
   Не обращая ни малейшего внимания на всех остальных, африканец  подошел  к
Виллему и с величайшим достоинством, какое свойственно почти всем  полудиким
народам,  стал  что-то  говорить  ему.  Он,  видно,  считал  себя  обязанным
поблагодарить за свое освобождение, все равно, поймут его или нет.
   - Конго, ты что-нибудь понимаешь? - спросил Виллем.
   - Да, баас Виллем, немного, - ответил Конго и как  умел  пересказал  речь
африканца.
   Он говорил, что обязан Виллему жизнью  и  теперь  готов  принести  в  дар
своему спасителю все, чего бы тот ни пожелал.
   - Прекрасное обещание, - насмешливо сказал Гендрик. - Надеюсь, Виллем  не
станет слишком жадничать и оставит что-нибудь человечеству.
   Подъехали Ганс и Черныш с вьючными лошадьми, и неподалеку от того  места,
где была убита буйволица, путешественники стали располагаться на ночь.
   Работы хватило на всех - одни собирали сучья для костра, другие  готовили
все для ночлега, а Чернышу поручили освежевать и зажарить теленка.  Пока  он
стряпал, охотники с помощью Конго, который выступал в роли толмача, подробно
расспросили незнакомца о том, что за приключение привело его  в  их  лагерь.
Рассказ его был удивителен.

Глава 10
МАКОРА

   В  осанке  и  речи  африканца  была  некоторая  надменность,  и  это   не
ускользнуло от внимания слушателей. Все стало понятно, когда они узнали, кто
он такой; а начал он с того, что правдиво и подробно рассказал о себе.
   Зовут его Макора, он вождь.  Племя  его  принадлежит  к  великому  народу
макололо, но  живет  отдельно.  Их  деревня,  крааль,  находится  неподалеку
отсюда.
   Накануне он с тремя своими подданными отправился в каноэ вверх по реке на
поиски одного растения,  которое  встречается  в  этих  местах,  -  из  него
добывают яд для стрел  и  копий.  Проходя  неглубоким  местом,  они  увидели
гиппопотама - он бродил по дну реки, словно буйвол, пасущийся на равнине,  -
и решили убить его. Но гиппопотам неожиданно всплыл наверх, опрокинул каноэ,
и Макоре пришлось плыть к берегу, а ружье,  за  которое  он  когда-то  отдал
восемь слоновых бивней, пропало.
   Своих спутников он не видел с той минуты, как опрокинулась лодка.
   Он добрался до берега и  здесь  повстречал  стадо  буйволов,  буйволиц  и
телят, которое направлялось к реке. Заметив человека, они  тотчас  повернули
назад, и один из буйволов случайно сбил с ног теленка, да так сильно  ударил
его при этом, что теленок уже не мог бежать вместе со  всеми.  Заметив,  что
детеныш отстал, мать вернулась назад и обратила весь свой  гнев  на  Макору.
Преследуемый разъяренной буйволицей,  которая  жаждала  отомстить  за  беду,
приключившуюся с ее детенышем, вождь кинулся к ближнему дереву.
   Едва он успел скрыться среди ветвей, как подбежала буйволица.  С  большим
трудом сюда приковылял и теленок. Двигаться дальше он  не  мог,  а  мать  не
хотела его оставить. Так Макора очутился на дереве. Несколько раз он пытался
спрыгнуть и ускользнуть, но всякий раз убеждался, что буйволица подстерегает
его, готовая поднять  на  рога.  Макору  терзала  нестерпимая  жажда,  когда
наконец раздался первый выстрел Виллема, возвестивший, что помощь близка.
   В заключение вождь пригласил охотников пойти с ним наутро в его  деревню.
Он обещал оказать им поистине королевское  гостеприимство.  Крааль  его  был
недалеко, вниз по реке, и приглашение тотчас приняли.
   - Одно место в его рассказе очень меня радует, - заметил Виллем. -  Стало
быть,  неподалеку  от  нашего  лагеря  есть  или,  во  всяком  случае,   был
гиппопотам, и, может быть, скоро нам удастся начать долгожданную охоту.
   - Спроси-ка у него, Конго, - попросил Гендрик, - много ли в  этих  местах
бегемотов. Вождь ответил, что здесь их почти не видно, но  если  ехать  день
вниз по реке, попадешь в большую проточную лагуну, вот там бегемотов  -  как
звезд на небе.
   - Как раз то, что нам нужно! - сказал  Виллем.  -  Теперь  спроси  его  о
жирафах, Конго.
   - Нет, пусть они не надеются  найти  жирафов  в  этой  части  Лимпопо,  -
ответил Макора. Он слышал, что кто-то когда-то видел здесь жирафа или  двух,
но они, видно, заблудились, а вообще жирафы тут не водятся.
   - Спроси его, не знает ли он, где они водятся, - попросил Виллем.
   Казалось, он интересовался жирафами больше, чем все его спутники.
   Макора не мог или не пожелал ответить на этот вопрос  сразу.  Он  немного
подумал и начал издалека. Его родина, сказал он, родина его племени,  далеко
отсюда, на северо-западе, но  великий  тиран,  король  зулусов  Мосиликатсе,
изгнал их из родного края, захватил их земли и всех  мелких  вождей  обложил
данью.
   Потом Макора рассказал, что  каким-то  таинственным  образом  он  потерял
расположение Секелету и других великих вождей своего  народа,  они  отказали
ему в покровительстве, и вместе со своим племенем он  вынужден  был  бросить
родной дом и переселиться в те места, куда он  теперь  поведет  своих  новых
знакомых.
   - Но я совсем не об этом спрашивал! - сказал Виллем.
   Он и у себя на  родине  никогда  не  интересовался  политикой,  а  уж  до
взаимоотношений африканских князьков ему и вовсе не было дела.
   Когда Макору снова спросили о жирафах, он ответил, что нигде  нет  такого
множества жирафов, как в его родных местах, откуда он  изгнан  по  произволу
великого вождя зулусов. Дома он охотился на жирафов с детства.
   Тут беседу прервал Черныш.
   - Мясо готово, - провозгласил он, - пора приниматься за еду.
   И он разложил перед охотниками и гостем  добрых  десять  фунтов  телячьих
отбивных.
   Макора, который, судя по всему, очень  терпеливо  ждал,  пока  поджарятся
отбивные, приступил к еде тоже довольно спокойно. Но скоро выдержка изменила
ему. Он ел с жадностью и съел больше, чем все четыре охотника вместе. Но при
этом он просил извинить его за прожорливость - ведь почти двое суток у  него
и маковой росинки во рту не было.
   Наконец все поужинали, улеглись у костра и скоро уснули.
   Ночь прошла спокойно. Поднялись они вскоре после восхода,  но  не  все  в
одно время: один человек встал и  ушел  на  час  раньше  остальных.  То  был
Макора, их вчерашний гость.
   - Эй, Черныш, Конго! - закричал Аренд, увидев, что вождя нет в лагере.  -
Поглядите, все ли лошади на месте! Похоже, что он вчера  наврал  нам  с  три
короба и в придачу обокрал нас.
   - Кто? - спросил Виллем.
   - Твой друг, вождь. Он пропал, и хорошо, если  у  нас  больше  ничего  не
пропало.
   - Не знаю, куда он девался, но даю голову на отсечение, что он честнейший
человек и все, что он  рассказал,  чистая  правда!  -  воскликнул  Виллем  с
необычайной горячностью, которая всех удивила. - Он вождь,  это  у  него  на
лице написано, а почему он исчез, просто понять не могу...
   - Ну, разумеется, он вождь, - насмешливо сказал Гендрик. -  Здесь  каждый
африканец, у которого есть семья, уже вождь. Правду он говорил  или  нет,  а
только это ни на что не похоже - удрать, не сказавшись.
   Ганс промолчал, он не имел обыкновения говорить о том, чего  не  знал;  а
Черныш, убедившись, что  лошади,  ружья  и  все  остальное  имущество  цело,
объявил, что еще никогда в жизни он не был так озадачен.
   В лагере ничего не пропало, и все-таки Черныш был совершенно уверен,  что
всякий, кто разговаривает на  одном  из  тех  африканских  наречий,  которые
понимает Конго, не устоит, если ему представится случай что-нибудь украсть.
   Лошадям дали  попастись  еще  часок,  а  сами  охотники  сели  завтракать
телятиной; потом наши путешественники снялись со стоянки и  снова  двинулись
вниз по течению Лимпопо.

Глава 11
КРААЛЬ МАКОРЫ

   Часа через три охотники подъехали к месту, по виду  которого  можно  было
безошибочно заключить, что здесь не раз побывал человек.
   Небольшие пальмы были срублены, стволы исчезли, а  верхушки  валялись  на
земле. Слоны, жирафы и другие животные,  питающиеся  листвой,  обглодали  бы
верхушки и уж, во всяком случае, не рубили бы пальмы топором,  а  следы  его
ясно виднелись на пнях. Еще через полмили путники увидели возделанные  поля.
Очевидно, неподалеку жили  люди,  достигшие  известной  степени  умственного
развития.
   - Глядите! - воскликнул Аренд. - К нам идет какая-то толпа... Все взгляды
обратились в ту сторону, куда смотрел Аренд.
   По  гребню  горной  гряды,  тянувшейся  к  северу,  приближалось  человек
пятьдесят.
   - Может, они замышляют недоброе? - сказал Ганс. - Что будем делать?
   - Поскачем им навстречу, - предложил Гендрик. - Если они нам  враги,  это
не наша вина. Мы им ничего плохого не сделали.
   Когда  толпа  приблизилась,  охотники  узнали  своего  недавнего   гостя,
ехавшего впереди верхом на быке. Он обратился с приветствием  к  Виллему,  и
Конго перевел его речь.
   - Я приглашаю тебя в мой крааль, - сказал Макора, - и пусть  твои  друзья
идут с тобой. Я ушел ранним утром, я спешил домой, чтобы достойно  встретить
того, кто стал другом Макоры. Лучшие, храбрейшие сыны  моего  народа  пришли
приветствовать тебя.
   После этого они все вместе двинулись к деревне, которая была  неподалеку.
На окраине сотни полторы женщин встретили их  песней.  Заунывный,  негромкий
напев походил на колыбельную песнь, которой мать убаюкивает дитя.
   Дома в селении  были  построены,  как  строят  частокол:  высокие  жерди,
отвесно вбитые в землю, были переплетены камышом или длинной травой и  затем
обмазаны глиной.  Охотников  провели  мимо  домов  на  середину  деревни,  к
длинному навесу; здесь расседлали лошадей и пустили их пастись.
   Хотя у подданных Макоры было всего три часа сроку, они успели к  прибытию
гостей подготовить настоящий пир.
   Чем только не угощали молодых охотников! Тут были и жареная  антилопа,  и
узкие полосы вяленого мяса, и тушеное мясо гиппопотама и буйвола, и  сушеная
рыба, и жареные зерна зеленого маиса с медом диких пчел, и тушеная тыква,  и
дыни, и вдоволь отличного молока.
   Охотников и всех, кто был с  ними,  угощали  от  всей  души.  Даже  собак
накормили до отвала. А Конго и Черныша нигде и никогда еще не окружали таким
почетом. После  обеда  Макора  объявил  гостям,  что  теперь  собирается  их
развлечь; а чтобы они могли по-настоящему насладиться  зрелищем,  он  вместо
пролога рассказал, что им предстоит увидеть.
   После того  как  гиппопотам  опрокинул  лодку,  рассказывал  Макора,  его
спутники вернулись домой и принесли весть о постигшем  их  несчастье.  Племя
отправилось на розыски, но, так как вождя не нашли, все решили, что либо  он
утонул, либо его убил гиппопотам. Итак, было  признано,  что  Макора  погиб;
тогда Синдо, один из первых людей племени, провозгласил себя вождем.
   Утром, когда Макора вернулся к своему племени,  узурпатор  Синдо  еще  не
выходил из дома и не успел узнать о возвращении вождя. Дом  его  окружили  и
самого его взяли под стражу. Теперь, крепко связанный  и  зорко  охраняемый,
Синдо ждал  казни.  Вот  это  зрелище  и  предстояло  увидеть  охотникам.  У
охотников не было ни малейшего желания присутствовать при казни, но, уступая
настояниям вождя, они вместе с ним направились к тому месту, где она  должна
была совершиться. Синдо был привязан к дереву на окраине деревни. Едва ли не
все здешние жители пришли поглядеть, как расстреляют узурпатора, - ибо Синдо
приговорили к расстрелу.
   Синдо был довольно красив. Ему можно было дать лет  тридцать  пять.  Лицо
его не выражало никаких дурных наклонностей, и охотники  невольно  подумали,
что он, наверно, виновен всего лишь в чрезмерном честолюбии.
   - Не можем ли мы избавить его от такой страшной участи? - спросил Виллема
Ганс. - По-моему, ты имеешь некоторое влияние на вождя.
   - Попытка не пытка, - ответил Виллем. - Посмотрим, что я могу сделать.
   Синдо должны  были  застрелить  из  его  собственного  мушкета.  Был  уже
назначен палач и сделаны необходимые приготовления, но тут Виллем подошел  к
Макоре и стал просить его помиловать Синдо.
   Он говорил, что Синдо не совершил большого преступления; вот  если  б  он
затеял заговор, чтобы свергнуть Макору и самому занять его место,  это  было
бы совсем другое дело. Тогда бы он заслуживал смерти.
   Потом Виллем сказал, что, если бы он, Макора, в самом деле погиб,