ости.
Но Ганс понимал, что теперь они находились  на  равнине,  возвышавшейся  над
уровнем моря на тысячи футов. Отчасти из книг, отчасти  из  опыта  он  знал,
какие там возникают оптические обманы. Он согласился, что  гора  кажется  на
взгляд очень близкой,  но  продолжал  настаивать  на  том,  что  это  только
кажется.
   Как ни добродушен был наш юный философ, но насмешки приятелей вывели  его
в конце концов из терпения. Осадив лошадь,  он  предложил  измерить  спорное
расстояние. Возражений не последовало. У них не было даже  карманного  ярда,
не говоря уж о  межевой  цепи,  но  они  знали,  что  никаких  измерительных
инструментов Гансу не  потребуется.  Все  повернули  обратно,  чтобы  начать
измерение с того места, где завязался спор.
   Как же будет Ганс измерять расстояние? Быть может, угломером?  Ничуть  не
бывало. Он, правда, умел им пользоваться, но обходился и  без  него.  Рослый
жеребец Ганса бежал рысью настолько ровно, что способен был  заменить  самый
точный прибор. Ганс, задав коню  желательный  аллюр,  мог  затем  определить
пройденное расстояние с точностью спидометра.  Жеребец,  пущенный  свободной
рысью, всегда шел в неизменном темпе и делал равное число  шагов  в  минуту.
Поэтому заметить время  в  начале  и  в  конце  пути  было  все  равно,  что
подсчитать число шагов лошади.
   Ганс,  нередко  прибегавший  к  этому  способу,  мог   определять   любые
расстояния, пройденные его конем. Заметив время по минутной  стрелке  часов,
он двинулся напрямик к горе. Юноши последовали за  ним.  Ехали  в  молчании:
нельзя было мешать Гансу, а то бы они не отказали себе  в  удовольствии  еще
немного подразнить его. Скоро, впрочем, настроение у них переменилось  и  на
их лицах отразилась растерянность: сколько они  ни  ехали,  гора  к  ним  не
приближалась. Прошло добрых полчаса, а до нее на глаз все  оставалась  миля.
Пять юношей, ехавших следом за Гансом, совсем приуныли.
   Прежде чем они достигли подножия  горы,  прошло  еще  полчаса.  Никто  не
спорил, не высказал ни удивления, ни даже  сомнения,  когда  Ганс  громко  и
твердо провозгласил:
   - Пять миль с четвертью!
   Ганс  не  воспользовался  случаем  отплатить  за  насмешки.   Он   только
повернулся в седле и сказал:
   - Затемнить истину надолго ложная мудрость не в  состоянии,  хотя  она  и
представляется иногда более правдоподобной, чем сама истина.

Глава 34
ВОСХОЖДЕНИЕ НА ГОРУ

   Гора, очертания которой казались издали ровными и  мягкими,  представляла
вблизи совсем другое зрелище. Склоны горы от подножия до самой вершины  были
густо усыпаны огромными  камнями,  придававшими  ей  сходство  с  гигантским
керном <Керн - каменная могильная насыпь у северных народов.>, какие  иногда
можно видеть и на вершинах наших гор. Но те холмики созданы руками человека,
а громада, на которую смотрели наши спутники,  представлялась  им  творением
каких-то титанов. Кое-где  среди  этой  скалистой  россыпи  зеленели  клочки
растительности; в извилинах трещин распускались причудливые кактусы и редкие
молочаи; тут и там  невысокое  деревце  с  развесистой  кроной,  с  листвой,
похожей на листву мирта,  осеняло  своей  тенью  горный  склон;  над  острым
изломом какой-нибудь  глыбы  вздымались  древовидные  алоэ,  оживляя  своими
кораллово-красными гроздьями серый, мрачный фон скалы.
   Налюбовавшись живописной картиной, охотники решили все  вместе  подняться
на вершину; путь казался совсем недолгим, тропа не очень крутой; минут через
десять они будут наверху. А какой великолепный вид откроется им оттуда! Гора
возвышалась над местностью, по которой им предстояло совершать путь еще  дня
три. Озирая окрестность, они выберут самую удобную дорогу,  без  зигзагов  и
препятствий, и заранее нанесут свой маршрут на карту.  Итак,  на  гору!  Это
восхождение манило всех. Одних - ради прекрасной  панорамы,  других  -  ради
удовольствия одолевать крутизну, Клааса и Яна -  потому,  что  они  заметили
большую птицу, парившую над вершиной, - это мог быть орел, повелитель  птиц.
Им так хотелось поближе познакомиться с владыкой пернатых!
   У Ганса была своя цель: его интересовала растительность горы,  совсем  не
похожая на растительность соседней равнины, а особенно  деревце  с  листвой,
как у мирта. За восхождение единогласно  высказались  все.  Охотники  быстро
спешились: лошадям эти склоны, покрытые каменной россыпью, были  недоступны.
Поводья связали в один узел,  как  всегда  поступали,  когда  поблизости  не
оказывалось деревьев, к которым  можно  было  бы  привязать  животных.  Этот
способ себя оправдывал полностью. Их лошади хорошо знали друг друга и ладили
между собой. Не приходилось опасаться, что одна обидит  другую.  Стояли  они
мордами в круг, и ни одной  не  удалось  бы  уйти  без  остальных,  а  такое
единодушие вряд ли было возможно. Кроме того, если бы  даже  пятеро  из  них
решили немного прогуляться, шестой все равно не пошел бы на  этот  сговор  и
упирался бы изо всех сил - тот,  кто  непременно  остался  бы  верен  своему
хозяину: степенный, надежный жеребец Ганса, приученный ждать своего хозяина,
где бы тот ни оставил его. На  многие  ботанические  экскурсии  ездил  он  с
Гансом и всегда смирно стоял на месте, часто нестреноженный и непривязанный,
с поводьями, закинутыми за холку, пока молодой ботаник лазил по обрывам  или
нырял в чаще кустарников, выискивая редкостные растения.
   Словом, оставив лошадей, отряд двинулся в путь. Тропа то  вела  их  среди
нагромождения гранитных глыб, то шла по ребрам скал; приходилось  пускать  в
ход  всю  свою  силу  и  сноровку.  Путникам  сперва  показалось,   что   за
какие-нибудь пять минут они достигнут  вершины.  Теперь  их  ждало  досадное
разочарование.
   Возможно, ничто на свете так не обманчиво, как восхождение  на  гору:  на
поверку оно всегда оказывается куда труднее, чем кажется сначала. Потому-то,
прикидывая  затрату  времени  и  сил,  следует  принимать  в  расчет  разные
непредвиденные  трудности  и  осложнения.  Рассудительному  Гансу  это  было
отлично известно, и он предупредил товарищей, что  подъем  на  гору  отнимет
добрых полчаса. Наших юношей так и подмывало посмеяться над его словами,  но
они еще не забыли, как опозорились недавно,  и  сочли  за  лучшее  смолчать,
втайне уверенные, что  через  каких-нибудь  пять  минут  окажутся  на  самой
вершине.
   Но пять минут прошло, и их уверенность  поколебалась;  затем  еще  трижды
пять, а они находились всего лишь на полпути к вершине!
   Здесь они устроили привал, чтобы отдышаться.  Теперь  Гансу  представился
случай разглядеть вблизи любопытное деревце, в тени которого они как  раз  и
остановились.
   Оно было невысокое, красивым его тоже не назовешь, однако это было весьма
примечательное дерево.  Ветви  его  густо  покрывала  мелкая  бледно-зеленая
листва,  похожая  на  листву  мирта.  Цветы  его   тоже   были   мелкими   и
малоприметными, но по цветам юный  ботаник  распознал  в  нем  представителя
семейства сандаловых  деревьев,  древесина  которого  широко  применяется  в
разных поделках.
   Юношам  встречалось  множество   безделушек,   изготовленных   из   этого
прославленного дерева, но как оно выглядит  и  где  растет,  они  не  знали.
Воспользовавшись минутой отдыха, Ганс рассказал им следующее:
   - Сандаловое дерево растет в предгорьях малабарского берега и на островах
Индийского  архипелага.  По  размерам  оно  невелико,  в  поперечнике  редко
достигает фута. Оно не коробится от сырости, не гниет в воде. Его  ароматная
смола  предохраняет  от  порчи  одежду,  ткани,  шелка  и  любые   предметы,
помещенные с ним рядом, и отпугивает  насекомых.  Этими  ценными  свойствами
объясняется спрос  на  него  для  изготовления  комодов,  шкафчиков,  разных
предметов домашнего обихода. Из этого ароматного дерева делают дорогие веера
и бусы. Брамины примешивают  его  смолу  к  курениям  при  жертвоприношениях
Вишну.
   - Существует, кажется, два рода сандала? - осведомился Клаас. - У  сестры
Вильгельмины есть сандаловые шкатулка и бусы,  привезенные  из  Индии  нашим
дядей. Они совсем разные: шкатулка - белая, а бусы -  великолепного  желтого
цвета. Может, их покрасили?
   - Нет, - ответил Ганс, - бусы не крашеные. Вещи из  сандала  бывают  двух
цветов: белые и желтые. В былые времена считалось, что их делают  из  разных
деревьев. Однако это не так. Белое и желтое дерево берут с одного и того  же
ствола. Различие в цвете объясняется тем, что слои древесины, которые  ближе
к сердцевине, имеют густо-желтую окраску,  молодые  же  слои,  расположенные
ближе  к  наружной  коре,  почти  белого  цвета.  Желтая  древесина  тверже,
ароматнее и, разумеется, стоит дороже. Срубленные деревья тут же  подвергают
окорке, а  очищенные  стволы  сушат  еще  месяца  два,  что  придает  особую
устойчивость и тонкость их запаху.
   С интересом слушая Ганса, юноши вынули ножи, срезали по сандаловой ветке,
понюхали их и даже попробовали на вкус. Ветки были душистые, но без  всякого
вкуса. Ганс заметил, что и настоящее индийское  сандаловое  дерево,  обладая
приятным запахом, совершенно лишено вкуса. В заключение Ганс разъяснил,  что
слово "сандал" происходит не от сандалий - античной обуви,  на  которую  его
употребляли, а наоборот, сандалии  заимствовали  свое  название  от  дерева.
Корень  же  этого  слова  персидского  происхождения  и  значит  "полезный".
Выходит, что название вполне соответствует ценным свойствам дерева.
   Отдохнувшие  охотники  со  свежими  силами  продолжали  подъем  и   через
пятнадцать минут достигли вершины.

Глава 35
ДАМАН

   Впрочем, последнее не совсем верно. Они, правда, достигли  вершины  горы,
но над ними все еще возвышался шпилеобразный утес, который своим причудливым
видом привлек их внимание и заманил сюда. Шпиль  был  недоступен  для  живых
существ, кроме кошки, обезьяны и птицы; никому из отряда,  разумеется,  и  в
голову не пришло отважиться на такое опасное восхождение.
   Насытив свои глаза зрелищем этого  геологического  феномена,  они  решили
двинуться в обход, к другой  стороне.  Но  это  было  не  так-то  просто:  у
подножия шпиля громоздились огромные ребристые глыбы, и им пришлось  бы  или
перелезать через них, или протискиваться между ними.
   Не успели они двинуться в путь, как внимание их привлек один  предмет,  и
они задержались, чтобы хорошенько его рассмотреть.
   На полпути вниз, на склоне горы, стоял утес, с вершины  которого,  должно
быть, открывался вид на  большой  кусок  горного  склона;  на  этой  вершине
восседала  очень  крупная  птица,  величиной  с  индюка.  Оперение  ее  было
густо-черным, и только на затылке, спускаясь к плечам,  ярко  белело  пятно;
каштановые перья покрывали  лапы  до  самых  пальцев,  а  сами  пальцы  были
светло-желтые.
   Ее внешний облик - круто загнутый клюв, широкие,  могучие  крылья,  лапы,
покрытые перьями, точно в штанишках, - сразу говорил о ее породе.
   - Орел! - хором вскричали охотники.
   Да, это был орел, притом один из крупнейших - орел-ягнятник. Клаас  и  Ян
заметили его еще снизу.
   Он был не более как ярдах в двухстах от них, и,  хотя  они  порядком-таки
шумели, поднимаясь на гору, он, как видно, ничего не слышал и по-прежнему не
замечал пришельцев. Это было очень странно для такой чуткой  птицы.  Что-то,
очевидно, всецело завладело его  вниманием:  орел  сидел,  вернее  -  стоял,
крепко ухватившись когтями за гребень утеса, и, напряженно  изогнув  шею,  с
живейшим интересом рассматривал внизу какой-то предмет.
   Затылок его, обращенный к  охотникам,  представлял  бы  собой  заманчивую
мишень, расположись орел поближе, но сейчас разве что  из  громобоя  Виллема
можно было бы попасть в него, да  и  то  не  наверняка.  Виллем  хотел  было
попытать счастья, но Ганс удержал его. Любопытно было понаблюдать за орлом -
его настороженная поза указывала, что он  подстерегает  жертву,  находящуюся
где-то на склоне.
   Немного  погодя  показалась  и  сама  жертва.  На   небольшую   площадку,
расположенную  ярдов  на  двадцать  -  тридцать  ниже,   выбежал   маленький
серовато-коричневый зверек; шкурка его была на  спине  темнее,  на  брюхе  -
светлее. По виду - кролик, но значительно крупнее и плотнее, не длинноухий и
с более короткими ножками, казавшимися при ходьбе очень  кривыми,  и  совсем
бесхвостый. Шерсть у него  была  густая  и  мягкая,  как  у  кролика,  но  с
разбросанными по меховому одеянию шелковистыми  волосками,  несколько  более
длинными; на передних лапках - по  четыре  роговидных  нароста,  похожих  на
копытца; задние лапы трехпалы, средний палец заканчивался настоящим когтем.
   Разумеется, с такого расстояния нельзя было тщательно разглядеть зверька,
и в первую минуту  все  эти  особенности  ускользнули  от  наблюдателей.  Их
позднее сообщил Ганс, хорошо знавший этого зверька.
   Животное это, с виду ничем не примечательное,  было  по  своему  строению
одним из любопытнейших на земном шаре.
   Это маленькое круглое пушистое создание, робкое, как мышь, которое  резво
скакало по площадке, временами круто останавливаясь, чтобы  пощипать  листик
или бросить по сторонам пугливый взгляд, это  незаметное  четвероногое  было
троюродным братом огромного, грубого носорога. Именно так! Правда, у него на
мордочке не было рогов и он был покрыт шерстью, но его зубы,  череп,  ребра,
копытообразные пальцы, его внутреннее строение -  все  доказывало,  что  это
копытное животное.
   Повадки дамана просты, и о них можно рассказать в двух  словах.  Даман  -
стадное животное. Он обитает  в  горах  и  во  многих  гористых  местностях;
скрывается в пещерах и расселинах скал и выходит наружу только покормиться и
погреться на солнце; он бегает,  опасливо  озираясь  по  сторонам,  питается
травой и  листвой  кустарников,  выискивая  самые  пахучие;  от  большинства
четвероногих  хищников  ему  удается  спастись,  но  пернатые   хищники,   в
особенности орел-стервятник, охотятся за ним с постоянным успехом.  Вот  вам
коротенький рассказ о дамане, или гираксе,  десси,  жиряке,  как  по-разному
называется в книгах этот зверек.
   Я уже говорил, что все эти подробности были рассказаны  Гансом  несколько
позже.
   В ту минуту им было не до ученых справок. Едва лишь даман в сопровождении
нескольких своих сородичей показался на площадке, как орел сорвался с  утеса
и камнем метнулся на них.
   Послышался пронзительный крик. Темные крылья распластались над  зверьком,
и, казалось, орел вот-вот взмоет ввысь с добычей в когтях.
   Но не тут-то было. Юноши обманулись в своих ожиданиях,  как  обманулся  и
сам орел: даманы оказались куда проворнее своего давнего и  грозного  врага,
и, прежде чем когти орла коснулись их шерстки, они  бросились  врассыпную  и
скрылись в своих темных надежных убежищах. Сегодня они, разумеется,  уже  не
отважатся выглянуть наружу. Орел, очевидно, тоже так думал. С разочарованным
клекотом взвился он к небу и полетел в сторону.

Глава 36
ГОРНЫЕ СКАКУНЫ

   В надежде подстрелить орла вл„т,  пока  он  кружит  над  горой,  охотники
притаились за камнями, держа свои ружья наготове, но - увы! - орел парил  на
такой высоте, что пулям было его не достать.
   Сейчас он скроется из глаз, думали они, полетит на какую-нибудь  соседнюю
гору... Здесь, на этой горе, он мог быть только случайным гостем,  -  старый
голодный орел на охоте.
   К этому и шло. Но орел, уже направившись на большой высоте в  сторону  от
горы, вдруг замер  и  повис  в  небе,  опустив  голову  вниз,  как  бы  живо
заинтересованный чем-то внезапно попавшимся ему на глаза.
   Неужели даманы снова отважились показаться? Нет, орел  парил  над  другим
местом - по ту сторону горы. Возможно, что он и заметил даманов, но каких-то
других. Это  было  бы  неудивительно:  здесь,  на  горе,  их,  должно  быть,
множество. Только не в обычае орла-ягнятника устремляться на этих зверьков с
высоты. Хищник подстерегает их, засев поблизости на какой-нибудь  скале,  и,
едва лишь они выйдут полакомиться листиками или погреться на солнышке, разом
бросается на них, - такую охоту как раз и наблюдали юноши.
   Даманы настолько проворны, что орел, падая с высоты, не успевает схватить
их - они с молниеносной быстротой спасаются в свои убежища. Они и в этот раз
давно уже успели бы скрыться, заметив над собой большую черную  птицу.  Нет,
это были не даманы.
   Ганс, отделившись от своих спутников, обошел гору кругом и убедился,  что
отнюдь не даманы, а совсем другие  существа  заставили  орла  прервать  свой
полет.
   На середине горного склона стояло сандаловое дерево с пышной, развесистой
кроной - одно из самых высоких на этой горе. Гладкая каменная глыба под  ним
образовала ровную площадку в несколько квадратных ярдов. Ветви дерева  почти
полностью  укрывали  ее,  даря  ей  тень  и  прохладу  в  часы,  когда  жгло
немилосердное солнце. Казалось, этот уголок создан  прямо-таки  нарочно  для
отдыха путников, которые  смогут,  укрывшись  от  жгучих  полуденных  лучей,
любоваться широким видом на равнину и живописные дальние горы. Такой  уголок
пришелся бы по сердцу мечтателю; здесь он,  забыв  о  повседневных  заботах,
свободно предавался бы приятным раздумьям.
   Иной раз невольно  приходит  па  ум,  что  многие  птицы  и  дикие  звери
стараются найти себе гнездовье или логово в местах поживописнее. Для меня не
составляет труда сразу сказать, на каком утесе орел совьет себе  гнездо,  на
какой прогалине в лесной чаще поселятся олень или лань,  под  каким  деревом
они будут отдыхать.
   Мне кажется, что птицы и звери часто облюбовывают тот или  другой  уголок
не только потому, что они здесь могут лучше укрыться от  чужих  глаз,  но  и
просто пленившись красотой окрестности.
   Как-то не верилось, что на этой одинокой  дикой  горе,  на  этой  гладкой
плите, под этим благоухающим сандаловым деревом природа не поместила  живого
существа, чтобы ласкать взгляд и придать всей картине завершающий штрих. И в
самом деле, эта великолепная картина была совершенна. Сандаловое  дерево  не
зря дарило свою тень: на  каменной  плите  находились  существа,  оживлявшие
прелестный уголок и дополнявшие общее впечатление.
   Их было там  трое  -  трое  животных,  какие  еще  не  встречались  нашим
охотникам за  все  время  экспедиции.  Мех  у  всех  троих  был  одинакового
оливково-бурого цвета и одинаково густой.  Зато  по  росту  они  различались
сильно. Самый крупный достигал размеров обычной охотничьей собаки,  а  самый
маленький был меньше самого крохотного козленка.  Средний  был  только  чуть
поменьше самого крупного, но,  в  отличие  от  него,  не  имел  рогов,  как,
впрочем, и их крошечный спутник. Тем не менее все трое принадлежали к одному
роду и виду, вернее сказать - к одной семье. Это была семья горных скакунов,
или антилоп-серн, как их называют буры.
   Ганс, да и все остальные сразу поняли, что перед ними -  горные  скакуны,
так  как  эта  любопытная  разновидность  антилопы  все  еще  попадается   в
населенных областях Капской колонии, там, где высокие утесы и отвесные скалы
спасают ее от собак, охотников и гиен.
   В отличие от сернобыка, гну,  белолобой  антилопы  канны,  горный  скакун
никогда не спускается в долину: это животное - настоящее дитя гор.  Утесы  и
скалы - его излюбленное жилье. Там ему не страшны ни лев, ни гиена, ни дикая
собака,  ни  шакал  -  никто  из  них  не  в  состоянии  добраться  до   его
неприступного жилища на краю бездонных пропастей;  даже  леопард,  благодаря
своим цепким когтям лазающий по скалам, как кошка, и  тот  не  в  силах  его
преследовать; на отвесах скал и головокружительных высотах горный скакун  не
имеет равного себе по ловкости среди четвероногих; да  он  и  не  боится  ни
одного из них, у него только три грозных врага среди крылатых хищников - это
орлы: орел Верро, орел Каффир и орел-ягнятник.
   Ростом горный скакун около двадцати дюймов, он строен  и  плотно  сложен,
ноги его сильнее, чем у низкорослых равнин