перьев,  развевающийся  на
голове, и нитка бус вокруг шеи дополняют наряд кафра Конго -  ибо  именно  к
этому племени романтических дикарей и принадлежит возница ван Вейков.  "Что?
- воскликнете вы. - Кафр - возница?" Вам даже трудно вообразить, что кафр  -
этот воин, как вы его себе представляете, - может исполнять такую  лакейскую
должность. Однако это так. Множество кафров нанимаются возницами  в  Капской
колонии - можно сказать, тысячи;  они  там  не  отказываются  от  еще  более
унизительных обязанностей, чем править  несколькими  парами  буйволов,  что,
кстати, в Южной Африке вовсе не считается чем-то недостойным; напротив,  там
сплошь и  рядом  сыновья  самых  богатых  буров,  сидя  на  козлах  фургона,
размахивают длинным бамбуковым бичом с ловкостью заправских погонщиков.  Так
что ничего нет удивительного в том, что кафр Конго  служит  возницей  у  ван
Вейков. Он покинул родину, убежав от деспотического владычества кровожадного
чудовища Чаки. Задев чем-то самолюбие этого тирана, Конго должен был спасать
жизнь бегством; он направился к югу и нашел убежище и защиту  у  колонистов.
Здесь  он  сумел  стать  полезным  членом  цивилизованного  общества,   хотя
врожденное уважение к  старым  обычаям  заставляло  его  по-прежнему  носить
одежду  его  страны  -  страны  кафров-зулусов.  В  этом  не   было   ничего
предосудительного, и никому не пришло бы в голову упрекнуть его  за  это.  И
теперь, когда Конго стоял, набросив на плечи, как римскую тогу, свой широкий
каросс из леопардовых шкур, в серебристой тунике, грациозно спускавшейся  до
колен, украшенный металлическими кольцами, которые так и сверкали при  свете
костра, он представлял собой благородную фигуру, дикую, но живописную.
   Кто мог бы укорить Конго за то, что ему хотелось показать  свою  стройную
фигуру во  всей  красе  национального  наряда?  Никто.  Никто  не  завидовал
красивому дикарю.
   Впрочем, нет. Был один человек, не слишком-то расположенный к кафру.  Был
здесь кто-то, не любивший Конго,  -  соперник,  который  не  мог  равнодушно
слышать расточаемые кафру похвалы.  И  этот  соперник  был  Черныш.  Мы  уже
упоминали о соперничестве между охотниками  Гендриком  и  Виллемом  и  между
Клаасом и Яном. И то и другое не могло идти в  сравнение  с  той  постоянной
борьбой за первенство, которая завязалась между двумя погонщиками - бушменом
Чернышем и кафром Конго.
   Черныш и Конго были единственными слугами, взятыми в экспедицию.  Поваров
и другой прислуги у молодых охотников не было.  Состоятельный  чиновник  ван
Блоом (ибо не надо забывать, что теперь он  был  главным  должностным  лицом
своего округа) и богатый бур ван Вейк,  конечно,  легко  могли  предоставить
целый штат служащих для каждой троицы охотников. Но, кроме  двух  возниц,  у
юношей никакой прислуги не было. И не по причине экономии. Вовсе нет. Просто
оба старых солдата, Гендрик ван Блоом и Дидрик ван Вейк, были не из тех, кто
склонен баловать своих сыновей излишней роскошью.
   "Собрались на охоту, так пусть привыкают к лишениям",  -  сказали  они  и
отправили в путь своих мальчиков, снабдив их  только  двумя  фургонами,  где
хранилось все снаряжение и куда можно было складывать добычу.
   Да молодые охотники и не нуждались в услугах:  каждый  умел  сделать  для
себя все необходимое. Даже младшие знали, как снять шкуру и как зажарить  на
огне  грудинку  антилопы;  другой  же  стряпни  во  время  экспедиции  и  не
требуется. Здоровому желудку охотника не нужны никакие соусы -  их  заменяет
аппетит; а аппетит лучше всякого соуса,  даже  приготовленного  каким-нибудь
искусным поваром со всеми ухищрениями кулинарного искусства.
   Молодые люди странствовали  уже  несколько  недель,  пока  достигли  этой
стоянки, и хотя они много  охотились,  но  крупной  добычи,  вроде  жирафов,
буйволов  и  слонов,  им  не  попадалось,  да  и  ни  одного  сколько-нибудь
замечательного приключения у них не было. Дня два назад  между  ними  возник
большой спор о том, пересекать ли им Оранжевую реку и идти дальше на север в
поисках камелопарда (то есть жирафа) и слонов или же  по-прежнему  следовать
вдоль южного берега реки, охотясь за скакунами,  каамами  и  другими  видами
антилоп.
   В конце концов порешили продолжать двигаться  на  север,  пока  позволяет
время, ограниченное школьными каникулами и отпусками с военной службы.
   Курс на север особенно привлекал Виллема, и Ганс его в этом  поддерживал.
Виллему очень хотелось добраться наконец до слонов, буйволов  и  жирафов.  В
этом роде охоты он был еще новичок: до сих пор ему ни  разу  не  приходилось
как следует поохотиться за такими гигантами. В то же время Ганс давно мечтал
об экспедиции, в которой мог бы познакомиться с новыми, достойными  изучения
формами растительной жизни.
   Как это ни удивительно, но Аренд подал голос за возвращение домой; и  еще
удивительнее, что охотник Гендрик присоединился к его мнению.
   Но  так  как  даже  самые  неразрешимые  вещи  поддаются  разгадке,  если
рассматривать их тщательно и  терпеливо,  то  не  так  уж  трудно  разгадать
причину странного поведения обоих корнетов. Ганс коварно намекнул,  что,  по
всей вероятности, некая брюнетка, по  имени  Вильгельмина,  играет  какую-то
роль в решении Гендрика; а неотесанный Виллем, всегда говоривший в открытую,
так прямо и заявил, что Аренда тянет домой из-за Трейи.  В  результате  всех
этих колкостей и намеков ни Гендрик, ни Аренд уже не противились путешествию
на север, к слонам, и, покраснев до ушей, с  радостью  дали  свое  согласие,
лишь бы только скорее прекратился этот неприятный разговор.
   Клич "На север!" стал девизом  юношей.  На  север,  в  страну  длинношеих
жирафов и могучих слонов!
   Молодые охотники остановились на южном берегу Оранжевой реки, против всем
знакомого брода, или переправы.  Но  река  внезапно  разлилась,  и  вот  они
расположились лагерем в ожидании, пока вода спадет и брод станет проходимым.
Глава 3 КАК КОНГО ПЕРЕШЕЛ БРОД

   На следующее утро молодые охотники встали чуть свет,  и  первое,  на  что
обратились их взоры, была река. К их радости, вода спала на несколько футов,
в чем они легко убедились по следам, оставленным ею на деревьях.
   Реки Южной Африки, как и большинства тропических и субтропических стран -
особенно там, где  местность  гористая,  -  поднимаются  и  спадают  гораздо
стремительнее, чем в  странах  умеренного  климата.  Этот  внезапный  подъем
объясняется громадным количеством воды, обрушивающимся за короткий  срок  во
время тропических бурь, когда дождь идет  не  редкими  мелкими  каплями,  а,
тяжелый и сплошной, льет часами подряд,  пока  вся  почва  не  пропитывается
насквозь и всякая речонка не превращается в бурный поток.
   О таких дождях дает представление наш летний грозовой ливень; его крупные
частые капли в несколько минут превращают  канаву  в  речушку,  а  колею  от
повозки - в быстрый ручей. К счастью, эти "спорые" ливни (случается, что  во
время такого ливня даже светит солнце) никогда не бывают продолжительны. Они
у нас длятся не более получаса. Но вообразите, что такой дождь затянулся  бы
вдруг на целый день или на неделю!  Если  бы  так  случилось,  мы  стали  бы
свидетелями наводнения, столь же непредвиденного и страшного, какими  бывают
наводнения тропические.
   Неожиданное понижение уровня в реках Южной Африки тоже легко объяснимо  -
их питают не ручьи и озера, как у нас, а главным образом облака. В  тропиках
реки редко берут начало от постоянных источников; когда нет дождя, им  нечем
питаться, и их уровень низко падает. Этому способствуют палящие лучи солнца,
под которыми быстро испаряется вода, а также сухая почва, жадно  поглощающая
влагу.
   Молодые охотники увидели, что Гарипа (таково туземное название  Оранжевой
реки) за ночь спала на несколько футов. Но как знать,  можно  ли  через  нее
переправиться? Брод, которым пользовались готтентоты,  бечуаны,  торговцы  и
изредка буры-скотоводы, находился именно здесь, однако  какова  его  глубина
была теперь, никто  из  наших  путешественников  не  имел  понятия.  Никаких
знаков, по которым ее можно было бы определить, нигде  не  было  видно.  Дно
тоже  нельзя  было  разглядеть,  так  как  вода  вследствие  разлива   стала
желто-коричневого цвета. Может быть, тут было всего три фута глубины,  может
быть, шесть, а течение так быстро, что пускаться вброд,  не  удостоверившись
предварительно в безопасности перехода, было более чем неблагоразумно.
   Между тем всем хотелось скорей перейти  реку.  Но  как  сделать  это  без
риска?
   Гендрик советовал переправиться верхом.  Если  реку  нельзя  перейти,  ее
можно переплыть. Он вызвался переплыть первым. Толстый Виллем,  не  желавший
уступить Гендрику в отваге, вызвался тоже. Но Ганс, самый  старший  и  самый
осмотрительный из всех, с советами которого всегда все считались, решительно
этому воспротивился. Такой эксперимент может оказаться гибельным, сказал он.
Если глубина тут большая, лошадям придется плыть,  а  стремительное  течение
может отнести их ниже брода, где берег высокий и крутой. Выбраться  из  реки
там невозможно, и лошадь со всадником утонут.
   Кроме того, доказывал Ганс, если всадник даже и выплывет на другой берег,
то буйволы с фургонами все равно не переплывут, а отправляться без  них  нет
никакого смысла. Поэтому лучше немного подождать, пока река не войдет в свои
берега. Убедиться в этом можно по прекращению убыли воды, и выяснится это не
далее, как завтра, так что потеряют они всего только один день.
   Ганс рассуждал здраво, и совет его был умный. Гендрик  и  Толстый  Виллем
должны были признать его правоту и согласились с его  доводами.  Но  Виллему
так хотелось поскорей добраться до слонов, бизонов и жирафов, что  он  готов
был решиться на переправу не глядя ни на что. Гендрик склонялся  к  тому  же
просто из любви к приключениям  -  главным  недостатком  Гендрика  была  его
чрезмерная храбрость.
   Несомненно, оба рискнули бы переправиться  вплавь,  если  б  не  упряжки,
перетащить которые было немыслимо. Поэтому юноши  волей-неволей  согласились
подождать еще один день.
   Однако им не пришлось ждать не только дня, но  даже  и  часа.  Через  час
фургоны, буйволы и  они  сами  уже  прошли  брод  и  двигались  по  равнине,
расстилавшейся на том берегу.
   Что же заставило их так неожиданно изменить свое решение?  Каким  образом
убедились они, что брод проходим? Этим они были целиком обязаны кафру Конго.
   Пока молодые люди спорили, Конго стоял на берегу и один за другим  бросал
в воду большие камни.  Все  подумали,  что  он  просто  забавляется  или  же
совершает какой-нибудь дикарский обряд, и  не  придали  этому  ни  малейшего
значения. Один только Черныш  внимательно  следил  за  действиями  кафра,  и
выражение его лица изобличало самый живой интерес.
   Наконец  несколько  грубых  восклицаний  и  громкий,  презрительный  смех
бушмена обратили на Конго внимание молодых охотников. -  Эй  ты,  долговязый
дурак! Глубину меришь? Вот  выдумал,  глупая  твоя  башка!  Ха-ха-ха!  Ну  и
болван! Ха-ха-ха!
   Кафр даже бровью не повел, услышав эти оскорбительные речи.  Он  спокойно
продолжал  бросать  камни,  но  бросал  их  не  как  попало,  а  с  каким-то
определенным  расчетом.  Молодые  люди,  заметив  это,  тоже  стали  за  ним
наблюдать.
   Как только камень падал  в  воду,  Конго  каждый  раз  быстро  нагибался,
приникал ухом чуть ли не к самой воде  и,  застыв  в  этой  позе,  казалось,
вслушивался в звук падения. Когда звук замирал, он бросал новый  камень,  но
уже на более дальнее расстояние, потом опять нагибался и слушал.
   - Что это затеял ваш кафр? - спросил Гендрик у Виллема и Аренда,  которые
были хозяевами Конго и лучше других должны были разбираться в его поступках.
   Те, однако, тоже были в недоумении. Наверно, это какое-нибудь  заклинание
- Конго знает их множество. Но ради чего все это делается? Бог  его  ведает.
Впрочем, предположение Черныша казалось им правдоподобным - кафр как будто и
на самом деле вымерял глубину брода.
   - Послушай, Конго! - крикнул Толстый Виллем. - Что это  ты  там  делаешь,
старина?
   - Молодой хозяин! Конго смотрит, очень ли тут глубоко, - ответил кафр.  -
А разве так можно узнать?
   Кафр утвердительно кивнул головой.
   - Тьфу! - воскликнул Черныш, которому стало  завидно,  что  его  соперник
возбуждает к себе интерес. - Ничего этот старый дурак не добьется, вс„  одни
глупости!
   Конго оставил без внимания эти насмешки, хотя, конечно, они его задевали,
и продолжал бросать камни, стараясь,  чтобы  каждый  следующий  упал  дальше
предыдущего.
   Наконец, когда последний камень упал на расстояние одного или двух  ярдов
от противоположного берега реки, ширина которой была здесь более ста  ярдов,
он отошел от берега и, обратившись к молодым охотникам, заявил твердо,  хотя
и почтительно:
   - Минхеры, брод можно перейти сейчас.
   Все недоверчиво посмотрели на него.
   - Какая тут глубина, как ты думаешь? - спросил Ганс.
   Вместо ответа кафр положил руки на бедра. Это обозначало: "Вот досюда".
   - Долговязый! Да тут в два раза  глубже!  -  сердито  крикнул  Черныш.  -
Видно, ты хочешь нас утопить, старый дурак?
   - Тебя утопить недолго, а больше я никого не утоплю!  -  ответил  кафр  и
презрительно скривил губы, меряя взглядом низкорослого бушмена.
   Молодые  охотники  громко  расхохотались.  Черныш  почувствовал  укол   и
несколько растерялся.
   - Как же, болтай больше, старая рожа! - сказал он наконец. - Какой  умник
- целое представление устроил! Фургоны пропадут, несчастные буйволы утонут -
тебе этого хочется? Вода ему по пояс, ишь что выдумал!  Коли  по  пояс,  так
лезь в воду, сам лезь! Ха-ха!
   Черныш вообразил, что этим вызовом он нанес  кафру  сокрушительный  удар.
Конечно, Конго не отважится пуститься  вброд,  хоть  и  уверяет,  будто  тут
неглубоко. Однако надеждам Черныша не  суждено  было  сбыться;  его  ожидало
полное посрамление.
   Охотники с любопытством смотрели на Конго: как-то он поступит? Но  Черныш
не договорил еще своих насмешливых слов, как кафр, бросив быстрый взгляд  на
юношей, вдруг круто повернулся и в два прыжка сбежал к реке.
   Все  поняли,  что  он  собирается  переправиться  на  тот  берег.  Многие
вскрикнули, требуя, чтобы он отказался от своей затеи.
   Но  в  зулусе  уже  разгорелся  дух  отваги   -   он   даже   не   слышал
предостерегающих криков. И все же он не кинулся  в  реку  очертя  голову,  а
приступил к своему делу обдуманно и осторожно. Перед тем как войти  в  воду,
он  подобрал  с  земли  громадный  камень,  весивший  не  менее   пятидесяти
килограммов. К общему изумлению, он поднял этот камень высоко над головой и,
выпрямившись во весь рост, смело шагнул в воду.
   Скоро всем стало ясно,  для  чего  понадобился  ему  этот  камень:  своим
добавочным весом он помогал ему  бороться  с  быстрым  течением.  Остроумная
выдумка Конго увенчалась полным успехом, и, несмотря на то что вода  местами
доходила ему до пояса,  не  прошло  и  пяти  минут,  как  уже  он,  целый  и
невредимый, стоял на другом берегу.
   Его  приветствовали  восторженные  крики,  к  которым  только  Черныш  не
присоединил своего голоса. А когда кафр благополучно вернулся тем же  путем,
он был встречен новым  взрывом  восторга.  Тотчас  буйволы  были  запряжены,
молодые люди вскочили на вмиг оседланных лошадей, и скоро фургоны,  буйволы,
собаки, лошади и охотники беспрепятственно перешли реку  и  продолжали  свой
путь на север.

Глава 4
ПАРА ЧЕРНОГРИВОК

   Пока  молодые  охотники  следовали  вдоль  южного   берега   Гарипы,   их
путешествие не отличалось обилием приключений; но  как  только  они  немного
продвинулись на север, произошло событие, достаточно интересное, чтобы  быть
отмеченным в этом рассказе. Случилось это во время первого же привала  после
переправы.
   Местом  для  привала  молодые  люди  выбрали  отлогий  спуск   к   ручью,
протекавшему посередине обширной равнины; к их услугам тут были  и  трава  и
вода, но, к сожалению, довольно неважные.
   На голой равнине кое-где виднелись заросли низкого  кустарника,  а  между
ними местами торчали конусообразные  постройки  термитов,  возвышавшиеся  на
несколько футов над землей.
   Охотники только что отпрягли и пустили пастись своих буйволов, как  вдруг
раздался испуганный голос Черныша:
   - Львы! Львы!
   Все посмотрели, куда указывал Черныш. На открытой равнине,  невдалеке  от
того  места,  где  паслись  буйволы,  действительно  стоял  лев,  большой  и
черногривый. Позади  него  росли  кусты,  из-за  которых  он  вышел,  увидав
буйволов. Пройдя несколько шагов, лев улегся на траву; теперь он  следил  за
буйволами, как кошка за мышью или как паук за беспечной мухой.
   Молодые люди не успели толком рассмотреть его, как из-за кустов показался
другой  и  быстрым,  бесшумным  шагом  направился  к  своему  товарищу.  Мне
следовало бы указать "направилась", потому что второй зверь был  не  лев,  а
львица, о чем свидетельствовало отсутствие гривы.
   Ростом львица только немногим меньше льва, но ничуть не менее его свирепа
и очень опасна для всякого, с кем бы ей ни довелось повстречаться.
   Приблизившись к  льву,  она  сначала  легла  возле  него,  но  скоро  оба
поднялись и, как две громадные кошки, уселись, подобрав хвосты и обратившись
лицом к лагерю и буйволам, с которых они не сводили голодного взгляда.
   Охотники, погонщики и собаки - все были у них на виду, но что было  львам
до  них,  когда  соблазнительная  добыча  находилась  перед   глазами!   Они
несомненно замышляли нападение, если не сейчас, то  как  только  подвернется
удобный случай, и уже предвкушали, как сытно они поужинают мясом буйвола или
кониной.
   Это были первые львы, встреченные охотниками за все их путешествие. Следы
львов они видели, и  раза  два  страшное  рыкание  раздавалось  ночью  около
лагеря, но собственной персоной  царь  зверей,  да  еще  со  своей  царицей,
появился перед ними впервые. Естественно, что их присутствие  вызвало  среди
молодежи немалое волнение.  Не  будем  скрывать,  что  это  волнение  сильно
походило на панику.
   Прежде всего охотники трепетали за собственную  жизнь,  причем  бушмен  и
кафр тоже разделяли их страх. Но скоро они немного успокоились:  львы  очень
редко нападают на людей. Им нужны только находящиеся в лагере  животные,  и,
пока эти животные тут, львы  не  бросятся  на  их  хозяев.  Непосредственной
опасности как будто не было, и к нашим охотникам вернулось самообладание.
   Однако нельзя  же  допустить,  чтобы  эти  кровожадные  звери  растерзали
буйволов! Никак нельзя! Необходимо что-то сделать для их безопасности. Нужно
немедленно построить крааль и загнать в него скотину.
   Львы сидели не  шевелясь,  но  в  угрожающих  позах.  Они  находились  на
порядочном  расстоянии  -  не  меньше  чем  в  пятистах  ярдах,  -  и   было
сомнительно, чтобы они напали на  буйволов,  которые  паслись  около  самого
лагеря. Возможно, вид огромных фургонов пугал их и  пока  что  удерживал  от
нападения. Львы или надеялись, что буйволы,  щипля  траву,  подойдут  к  ним
ближе, или выжидали время, когда тьма поможет им подкрасться незаметно.
   Как только выяснилось, что львы не  собираются  немедленно  броситься  на
них. Виллем  и  Гендрик  вскочили  на  лошадей,  осторожно  проехали  позади
буйволов и перегнали их на другую сторону ручья. Здесь Клаас и Ян сбили их в
стадо, а тем  временем  остальные,  включая  Черныша  и  Конго,  вооружились
топорами и секачами и направились к ближайшей  заросли  колючего  кустарника
"не тронь меня". Не  прошло  и  получаса,  как  было  нарублено  достаточное
количество кустов, которые вместе с фургонами  образовали  надежный  крааль.
Сюда были загнаны лошади и буйволы -  первых  накрепко  привязали  к  спицам
колес, а последним предоставили свободно бродить внутри загородки.
   Теперь охотники почувствовали себя в безопасности. У обоих ко