ть страусов к фенекам так сильна,  что,  где  бы  ни
увидел страус фенека, он тотчас пускается за ним в погоню с целью уничтожить
его. И тут уж фенека не спасут его быстрые ноги. Если он не успеет юркнуть в
свою норку, или скрыться в густом кустарнике,  или  же  в  расселине  скалы,
могучая птица одним ударом ноги убивает хищника.
   Черныш прекрасно знал это и захватил  мертвого  фенека  на  приманку.  Он
поставил его так, чтобы страусы непременно его заметили, а птицы, найдя свое
гнездо разоренным и увидев фенека, да еще с яйцом у самого носа, конечно  не
преминут броситься на хорошо им известного вора и грабителя.
   - Страусы идут! - крикнул наконец  Ян,  который  отличался  очень  острым
зрением.
   - Где, где? Я не вижу. Где они, Ян? - спросил Клаас.
   - Вон там, прямо, - ответил Ян. - Еще очень далеко.
   - Ах, теперь вижу! - воскликнул Клаас.- С  той  стороны,  куда  они  ушли
утром. Их трое - самец и две самки. Наверно, это те же самые?
   - Они идут к гнезду, - сообщил Ян. -  Вот  уже  подошли.  Гляди-ка!  Чего
только не вытворяют! Носятся  кругом  как  бешеные,  мотают  головами,  бьют
ногами. Что бы это значило?
   - Мне кажется... - откликнулся Клаас. - Нет, честное слово, они разбивают
свои яйца!
   - Конечно, так оно и должно  быть,  -  заметил  Ганс.  -  Страусы  всегда
разбивают яйца, если, вернувшись, обнаруживают, что их касался  человек  или
животное. Вот этим они сейчас и занялись.
   Гендрик и Толстый Виллем подтвердили слова Ганса.
   - О! - воскликнул Ян. - Они отбежали от гнезда и мчатся сюда -  прямо  на
Черныша! Как они бегут!
   Вот наскочили на фенека, опрокинули, бьют его клювами и подкидывают,  как
футбольный мяч. Урра! Ну и потеха!
   - А Черныш-то что зевает? Как раз пора выстрелить!
   - Он что-то там делает, - ответил Клаас. - Вот пошевелился... Кажется, он
натягивает лук...
   - Верно, верно! - ответил Ян. - Вот рукой  дернул  -  это  он  выстрелил.
Смотри, смотри, страусы опять побежали! Ах, они убегут совсем!
   Мальчики ошибались. Правда,  услыхав  звук  отпущенной  тетивы,  все  три
страуса кинулись прочь, но далеко они не убежали. Через четверть мили  самец
вдруг опустил крылья и начал кружиться на месте. Движения его  делались  все
более странными и судорожными - наверно, стрела Черныша настигла  его  и  яд
уже начал действовать. Страус шатался, как пьяный, падал на колени, вставал,
чтобы пробежать еще  несколько  шагов,  хлопал  крыльями  и  мотал  головой;
наконец он рванулся вперед и рухнул на землю.
   Некоторое время он продолжал еще биться, колотя по земле своими  сильными
ногами и поднимая кругом себя такие клубы пыли, точно  это  был  буйвол.  Но
недолго длилась борьба. Страус дрогнул последний раз и неподвижно растянулся
на песке.
   Самки  не  отходили  от  него,  и  заметно  было,  что  они  поражены   и
встревожены. Они не пытались никуда бежать, пока Черныш, зная, что с  такого
далекого расстояния стрела до них не  долетит,  не  вышел  из  засады  и  не
направился к ним. Тогда  только  самки  подумали  о  бегстве.  Со  всех  ног
пустились они по равнине и скоро скрылись из виду.
   Немного спустя Клаас и Ян сообщили, что  Черныш  наклонился  над  мертвым
страусом и, как им кажется, сдирает с него кожу. Так оно и было.  Через  час
Черныш появился в лагере с кожей страуса на плечах. Как  победитель,  прошел
мимо зулуса и всем своим видом, казалось, говорил:
   "Ну что, Конго? Небось тебе этого не сделать?"

Глава 20
СТЫЧКА С ПОЛОСАТЫМ ГНУ

   Молодым охотникам пришлось еще на два дня остаться  в  акациевой  роще  у
источника. Необходимо было как следует провялить вкусное и питательное  мясо
голубой  антилопы,  чтобы  оно  дольше  сохранилось.  Ведь  неизвестно  еще,
попадется ли им какая-нибудь дичь за ближайшие пять-шесть дней пути.  Дорога
для всех была новая и незнакомая, даже для проводника Конго, который знал ее
только в общих чертах. Они направлялись к реке Молопо. Конго был уверен, что
не собьется с  пути,  но  что  представляет  собой  отделявшая  их  от  реки
местность, он не имел понятия. Кто знает: может быть, дичи там в изобилии, а
может быть, ее и вовсе нет?
   Еще  менее  был  осведомлен  Черныш.  Охотники  давно  покинули  область,
населенную бушменами, и двигались теперь  по  территории,  где  жили  бедные
бечуанские  племена.  Родина  Черныша  была  на  юго-западе,  в  направлении
Намакуаленда. Так далеко на востоке он не бывал  еще  ни  разу  в  жизни,  и
дорога, по которой они теперь шли, была ему совершенно неизвестна.
   Ганс, которого  все  слушались  как  старшего  и  самого  опытного,  счел
неблагоразумным пускаться в дальнейший путь, пока не будет заготовлено впрок
мясо голубой антилопы и остатки мяса ориксов. Но для этого необходимо  суток
на двое здесь задержаться, чтобы провялить  на  солнце  мясо.  Складывать  в
фургон его можно только как следует провяленным,  иначе  оно  испортится  на
такой жаре и во время странствия они окажутся без куска мяса.
   Итак, привал молодых охотников в акациевой роще затянулся еще на два дня.
За этот срок мясо голубой антилопы и остатки ориксов,  развешанные  красными
фестонами на ветвях акации, сначала  потемнели,  потом  ссохлись  и  наконец
затвердели совсем. В таком состоянии их можно было хранить несколько недель.
   Конечно, юноши не находились все эти дни безотлучно в лагере. Следить  за
мясом не было нужды. Оно так высоко висело на ветвях, что рыскавшие по ночам
шакалы и гиены не могли его достать, а днем кто-нибудь всегда  оставался  на
месте, чтобы отгонять хищных птиц.
   В первый же день молодые люди сели на лошадей и в надежде на новую добычу
отправились все шестеро к тем заросшим сочной травой лугам,  где  они  вчера
охотились на голубых антилоп. Юноши не обманулись в своих ожиданиях.  Выехав
из рощи, они сразу увидели, что луга не пустуют - на  них  пасутся  животные
трех разных видов. Вдали виднелось стадо  небольших  антилоп  с  лировидными
рогами и светлой серовато-коричневой спинкой. По резвости и веселости в  них
тотчас можно было узнать газелей-прыгунов: то и  дело  какая-нибудь  из  них
высоко подскакивала в воздух, распахивая в прыжке широкую  складку  кожи  на
крупе - своего рода сумку, подбитую длинной снежно-белой шерстью.
   Неподалеку, иногда забегая в их  стайку,  расположилась  группа  животных
покрупнее. Удивительная окраска и  полосы  на  боках  позволяли  безошибочно
заключить, что это так называемые дау, или тигровые лошади,  которых  ученые
называют  бурчеллиевой  зеброй.  Мы  уже  говорили,  что  этот  вид   многим
отличается от подлинной зебры. Основной цвет дау  грязно-желтый,  тогда  как
зебра почти белая. Полосы у дау темно-коричневые, а у  зебры  -  черные.  Но
самое главное их различие состоит в том, что у  зебры  эти  полосы  кольцами
спускаются по ногам до самых копыт, тогда как у дау ноги  совершенно  белые.
Уши и хвост зебры напоминают ослиные; у дау  и  хвост  и  все  тело  гораздо
длиннее, чем у осла.
   Обе эти породы - и дау и зебры - очень красивы, пожалуй, красивее всех на
свете четвероногих, за исключением, конечно,  благородной  лошади.  Впрочем,
красотой зебра все же превосходит дау. По  своему  образу  жизни  они  очень
различны. Зебра - животное горное, а дау селится только на открытых равнинах
и выбирает те же места, которые посещаются кваггами. И  хотя  дау  и  квагги
никогда не собираются в одно стадо, но по своим привычкам дау все же гораздо
ближе к кваггам, чем к зебрам. Наблюдая образ жизни дау, буры так и прозвали
его: "полосатая квагга".
   Но всего замечательнее была третья группа животных. Фигуры  их  были  так
странны, а повадки так забавны, что всякий, кто хоть раз взглянул на них или
на их изображение, потом всегда  отличит  их  из  тысячи.  Молодые  охотники
никогда раньше таких животных не видели, но зато встречали одну  родственную
им  породу,  очень  на  них  похожую.  Все  хорошо  помнили,  как   выглядят
обыкновенные гну, и с первого взгляда догадались, что  невиданные  звери  не
что иное, как голубые, или полосатые, гну.
   Голубые гну крупнее и грузнее  простых;  голова  у  них  не  так  красиво
очерчена,  а  шея  почти  лишена  грациозного  изгиба,   свойственного   гну
обыкновенным. У них более косматая грива, пучок волос на  носу,  волосы  под
горлом и на груди. Цветом они тоже совсем  другие  -  грязно-голубоватые,  с
неправильно расположенными полосами, отчего  их  и  называют  голубыми,  или
полосатыми.
   Гну обыкновенных и гну полосатых никогда не встретишь на одной и  той  же
равнине. Они не оспаривают пастбищ друг у друга,  причем  полосатые  заходят
значительно дальше на север, чем обыкновенные. Полосатые гну  редко  пасутся
отдельно от других животных: большей частью они ходят в  сопровождении  стад
дау (бурчеллиевой зебры), тогда как обыкновенные почти всегда  появляются  в
обществе квагг. Замечательно, что оба вида гну избегают своих сородичей и  в
то же время часто составляют одно стадо с антилопами и страусами. Интересное
и увлекательное зрелище представляют собой гну, антилопы и  дау,  когда  они
резвятся, кувыркаются и скачут вместе по равнине. То они собираются в  круг,
то растягиваются  в  прямую  линию,  точно  отряд  кавалерии  на  смотру,  и
внезапно, как будто бросаясь в атаку, несутся вскачь, а  потом  вдруг  разом
останавливаются. Тут же среди них важно  расхаживают  или  стоят  неподвижно
страусы,  возвышаясь  над  всеми,  как  командующие  парадом   офицеры   или
генерал-аншефы. Эту любопытную картину нередко можно наблюдать  на  равнинах
Южной Африки.
   Выехав из рощи, молодые охотники сдержали лошадей, невольно залюбовавшись
царившим на лугу оживлением.  Одни  антилопы-скакуны  мирно  щипали  травку,
другие, резвясь, высоко подпрыгивали в воздух. Тут же паслось стадо дау. Эти
вели себя степенно, хотя время от времени все вдруг бросались в сторону, как
бы играя или чего-то испугавшись. Самки полосатых гну соединились в  большое
стадо, а самцы окружили их кольцом, собравшись по трое и по четверо  вместе.
Самцы  стояли  величественно  и  неподвижно,  но  заметно  было,   что   они
внимательно следят за своими подопечными:  иногда  они  громко  фыркали  или
испускали особенный резкий крик в знак предостережения или гнева. Стоять так
они могут часами, отдельно от всех прочих, маленькими группами,  ведя  между
собой какой-то разговор и в то же  время  исправляя  должность  часовых  при
общем стаде дау, антилоп и своих собственных супруг. Охотники посовещались и
решили атаковать стадо гну. Внезапно нападать из засады не  стоило  -  юноши
были уверены, что они без труда догонят любое животное и пристрелят  его  на
скаку. Так и было условлено. Прекрасные создания -  дау,  несмотря  на  свою
красоту, как дичь не годились, а молодым охотникам нужна была  только  дичь.
Антилопы-скакуны их тоже не интересовали, но мясо  гну  было  приманкой  для
всех - оно очень сочное и вкусом напоминает не оленину, а  говядину,  потому
что гну, в сущности, скорее бык, чем антилопа.
   Подхватив  брошенный  Гендриком  лозунг:  "Ростбиф  к  обеду!"  -   юноши
понеслись в атаку на стадо гну.
   Они не старались скрыть свое приближение; впереди мчались собаки - теперь
их было только пять, - и любимица Гендрика скакала первая.
   В одну секунду все на лугу пришло в движение. Каждая порода  животных  на
свой лад бросилась искать спасения. Красавцы дау сбились в кучку и  побежали
куда глаза глядят; скакуны, по своему обыкновению, рассыпались по  сторонам;
а гну,  соединившись  в  беспорядочное  стадо,  сначала  ринулись  прочь  от
охотников, затем разделились надвое,  повернулись  -  одни  направо,  другие
налево - и помчались обратно, охотникам в тыл.
   Вид луга совершенно изменился. Зебры исчезли так же, как и скакуны. Перед
охотниками остались одни гну, но эти не сбились все в одно место:  они  были
повсюду, кругом. Часть спасалась от собак, другие разбегались  по  сторонам,
третьи, проскакав назад ярдов двести - триста, вдруг снова бросались  вперед
и проносились так близко от  лошадей,  что  охотникам  казалось,  будто  они
вот-вот нападут на них. Свирепые маленькие глазки,  острые,  круто  загнутые
рога, черная взъерошенная грива - все придавало им вид грозного врага, каким
они и становятся, когда решатся  перейти  в  нападение.  Раненый  гну  очень
опасен даже для всадника, а пешему и вовсе не устоять  против  стремительной
атаки рассвирепевшего зверя.
   Очень странным показалось молодым охотникам, что самцы, вместо того чтобы
бежать вместе со всеми, отчего-то медлили в тылу убегающего стада. Иные даже
совсем  останавливались,  оборачивались  и,  громко   фыркая,   глядели   на
охотников; потом вдруг пускались  вскачь,  и  случалось,  что,  столкнувшись
нечаянно друг с другом, тут же затевали драку. И дрались они не  для  отвода
глаз. Напротив, старые самцы,  казалось,  всерьез  старались  забодать  один
другого: сбежавшись, они падали на колени  и  стукались  головами  так,  что
громко трещали рога и крепкие шлемообразные лбы. Но, несмотря  на  это,  они
тотчас разбегались при приближении охотников, и попасть  в  них  было  очень
трудно. Если б не гончие, то молодые люди  вернулись  бы,  чего  доброго,  в
лагерь с пустыми руками. Собакам, однако, удалось собраться в стаю и, выбрав
одного старого самца, отрезать его от остальных. Во всю мочь погнали они его
по полю: Гендрик и Толстый  Виллем  пришпорили  коней  и  помчались  следом;
поскакали и их братья, но травля затянулась, и  они  один  за  другим  стали
отставать.
   Самец  не  пробежал  и  двух  миль,  как  собаки  насели  на   него.   Он
почувствовал, что от них не уйти, круто повернул,  ринулся  навстречу  своим
преследовательницам и раскидал их рогами по сторонам.
   По всей вероятности, старый гну успешно отбился бы от всех пятерых,  если
б в это время не приблизились охотники;  новый  испуг  придал  ему  сил,  и,
бросив собак, он со всех ног пустился бежать по равнине. Еще миля  -  и  гну
скрылся бы в перелеске; там, видимо, он и  искал  спасения,  но  у  него  не
хватило дыхания. Он не добежал еще до леса, а собаки уже то и  дело  хватали
его за бока. Тогда он еще раз принял оборонительное положение  и  стал  бить
рогами  направо  и  налево.  Это  была  храбрость   отчаяния.   Пять   собак
одновременно набросились на старого гну - одна вцепилась ему в горло, другие
повисли на крупе и на задних ногах. Скоро они свалили  бы  его  на  землю  и
битва бы кончилась, но тут подъехали Гендрик с Виллемом, и две пули,  пробив
ему ребра, прекратили его мучения.

Глава 21
НОСОРОГ

   На этот раз Ганс и Аренд тоже увлеклись охотой и прискакали почти  тотчас
после того, как пал мертвым старый гну. Клаас и  Ян,  от  которых  благодаря
открытой местности не ускользнула ни одна подробность травли, что  было  сил
погоняли своих запыхавшихся пони и явились минутой  позже  старших  братьев.
Все шестеро спешились. После быстрой скачки надо было отдохнуть самим,  дать
отдых лошадям, а также содрать шкуру с самца. По заведенному у них  порядку,
Аренд  исполнял  обязанности  шеф-повара,  Гендрик  и  Толстый  Виллем  были
мясниками, а Ганс,  как  ботаник  экспедиции,  -  зеленщиком:  знакомство  с
растениями помогало ему поставлять на  походную  кухню  различные  съедобные
коренья и овощи, растущие в диком состоянии на равнинах Южной Африки.
   Пока Гендрик и Виллем снимали шкуру, Ганс и Аренд препарировали голову  и
рога. Они и охотились-то почти столько же ради рогов, сколько ради мяса. Это
был новый трофей для украшения холлов в  Грааф-Рейнете.  Рога  обыкновенного
гну достать нетрудно, но рога полосатого считаются ценностью,  так  как  эти
животные водятся только в отдаленной части страны.
   Клаас и Ян помогали старшим - подавали ножи, поддерживали во время  рубки
части туши и обрезки кожи и вообще всячески старались быть полезными.  Таким
образом, никто не оставался без дела.
   Все трудились, склонившись над мертвым гну, не поднимая  головы  и  забыв
осторожность, как вдруг неожиданный шум, достигнув их слуха,  заставил  всех
вскочить на ноги. Они услышали громкое фырканье,  сопровождавшееся  каким-то
трубным  звуком,  похожим  на  визг  перепуганной  свиньи,  но  только   еще
оглушительнее. Звук этот смешивался с хлопаньем ветвей и треском сучьев. Все
шестеро вздрогнули, а некоторые и  задрожали  от  страха;  но  то,  что  они
увидели, еще увеличило их ужас. Да что там говорить, представшее перед  ними
зрелище заставило бы забиться сердца и более закаленных в опасностях  людей,
чем эти мальчики.
   Пригибая и топча ветви, сквозь кустарник ломилось громадное животное.  На
морде у него был высокий прямой рог, тело  было  огромное  и  грузное,  ноги
толстые и могучие. Сомнений не оставалось: перед юношами был носорог!
   В Южной Африке их четыре породы.  Тот,  которого  увидели  охотники,  был
черный, с двойным рогом, так называемый "бореле" - самый опасный и  свирепый
из всех.
   Когда юноши услышали  треск,  он  еще  был  в  кустах,  у  самой  опушки;
оглянувшись в направлении шума, они увидели, что он уже  вырвался  из  чащи;
задрав голову, мотая ушами и вызывающе потряхивая коротким хвостом,  носорог
тяжело бежал прямо на них. Его черные глазки горели злобой, и  весь  вид  не
предвещал ничего доброго.  Он  был  ужасен,  а  громкое  фырканье  и  шумное
дыхание, вырывавшееся из его горячих ноздрей,  еще  усиливали  внушаемый  им
трепет.
   К величайшему своему огорчению, молодые люди убедились, что опасности  не
миновать. Ошибки быть не  могло  -  носорог  направлялся  в  их  сторону  и,
очевидно, замыслил нападение. Ничего удивительного в этом не было  -  черный
носорог без всякого повода бросается на что попало: на человека,  на  зверя,
на птицу, даже на куст!
   Положение юношей было очень затруднительно: на открытой равнине, пешие, и
в ста ярдах от них - разъяренный бореле!
   К счастью, лошади стояли спокойно, и, к счастью же, охотники привязали их
так,  что  отвязать  уздечки  ничего  не  стоило.  Если   б   не   эти   два
обстоятельства, кто-нибудь из шестерых непременно был бы поднят  на  рог,  а
это означало верную смерть.
   Все лошади стояли  неподалеку  у  дерева,  а  уздечки  были  закинуты  на
короткие сучья. Сучья эти мгновенно можно было отломать, и в то же время они
удерживали смирную лошадь  на  месте.  Привязывать  лошадей  таким  способом
предусмотрительно научили юношей их отцы, и теперь он  сослужил  им  большую
службу.
   Конечно, увидав громадного, как гора, бореле, молодые люди тотчас бросили
тушу гну. Раздался общий крик ужаса. Все шестеро, побросав ножи, кинулись  к
лошадям, сорвали с сучьев  уздечки  и  мигом  вскочили  в  седла.  Это  было
проделано в десять секунд, но и десятая секунда едва не  оказалась  роковой.
Лошади уже заметили отвратительную морду бореле. Они в страхе шарахнулись  в
сторону и чуть не сбросили некоторых всадников. Очутиться в этот  момент  на
земле было равносильно гибели.
   Однако все кое-как удержались в седлах и  секунду  спустя  тесной  кучкой
мчались во весь опор по равнине, преследуемые пыхтящим бореле.
   Теперь, сидя в седлах и быстро приближаясь к лагерю, юноши, в  том  числе
Гендрик и Толстый Виллем, уже готовы были смеяться над  своим  приключением.
Они вполне были уверены, что  никакой  носорог  не  может  в  быстроте  бега
соперничать с лошадью, что скоро они потеряют его из  виду  и  все  кончится
одним смехом. Но вдруг одна и та же  мысль  мелькнула  у  обоих,  и  веселое
настроение мгновенно сменилось тяжелым чувством тревоги.
   Молодые охотники скакали по двое.  Гендрик  и  Толстый  Виллем  на  своих
быстрых лошадях, как всегда, опередили остальных. Оглянувшись, они  увидели,
что мальчуганы Клаас и Ян сильно отстали и бореле заметно  их  нагоняет.  Он
был уже ярдах в двадцати от скакавших  рядышком  что  есть  духу  мальчиков.
Впереди них ехали Ганс и Аренд; они обернулись одновременно  с  Гендриком  и
Виллемом и тоже ув