ндрик, когда, подойдя к  антилопам,  он  увидел,  кроме
мертвых двух, еще и третью - живого ориби!
   Да, крошечный детеныш, с кролика величиной, не больше,  прыгал  в  траве,
кружил у распростертого тела матери и блеял тоненьким голоском.
   Гендрика удивило, что он не приметил раньше этого третьего ориби. Но ведь
он и взрослых двух почти не видел до той минуты, когда смог  прицелиться,  а
крошечного их детеныша трава укрывала с головой.
   Хоть и завзятый охотник, Гендрик был сильно смущен открывшейся перед  ним
картиной. И только сознание, что он не умышленно и  не  ради  пустой  забавы
лишил крошку матери, успокоило его совесть.
   Гендрик тут же решил подарить малыша  брату:  Ян  давно  мечтал  о  своем
собственном - как у сестры - ручном зверьке. Вскормить зверька  можно  будет
на коровьем молоке.
   Гендрик сразу решил, что, хотя у крошки нет ни отца, ни матери, его нужно
выходить и вырастить. Поймал он его без труда - зверек не хотел удаляться от
места, где лежала его мать, и вскоре Гендрик уже держал маленького ориби  на
руках.
   Потом юноша привязал мертвую самку к самцу и, укрепив один конец  толстой
веревки на рогах самца,  пошел  домой,  волоча  за  собой  обеих  убитых  им
антилоп.
   Они лежали на земле головами вперед,  так  что  волок  он  их  не  против
шерсти, и тела легко скользили  по  траве.  Только  покрытая  густой  травой
луговина и отделяла Гендрика от нваны, поэтому  юный  охотник  без  большого
труда доставил в лагерь свою добычу.
   Увидав, какую добрую  дичь  раздобыл  он  на  обед,  все  в  семье  очень
обрадовались. Но больше всех ликовал Ян; и теперь он уже не завидовал Трейи,
обладательнице маленькой газели.

Глава 23
ПРИКЛЮЧЕНИЕ МАЛЕНЬКОГО ЯНА

   Лучше было бы Яну никогда и не видеть ориби - лучше и для него  самого  и
для маленькой антилопы, потому что в ту ночь безобидное создание  вызвало  в
лагере страшный переполох.
   Все улеглись, как и в прошлую ночь: ван Блоом с тремя сыновьями и  дочкой
в фургоне, бушмен и Тотти на воле. Тотти  забралась  под  фургон,  а  Черныш
развел поодаль большой костер и растянулся у огня, закутавшись в свой каросс
из овчины.
   Все быстро заснули, не потревоженные гиенами. Объясняется это просто: три
лошади, пристреленные днем, отвлекли на себя все внимание этих  милых  особ,
как показывал их отвратительный смех, доносившийся издалека - с той стороны,
где лежали конские трупы. Гиены получили  обильный  ужин;  зачем  им  еще  с
опасностью для жизни подходить слишком близко к лагерю, где прошлой ночью им
оказали столь нерадушный прием! Так рассудил ван Блоом - и, повернувшись  на
бок, мирно заснул. Впрочем, рассудил он неверно. Правда,  в  тот  час  гиены
действительно  занялись  уничтожением  конских   туш,   но   ошибочно   было
предполагать, что такой ужин удовлетворит этих прожорливых тварей,  которым,
кажется, сколько ни дай, все будет мало. Задолго до рассвета ван Блоом, если
бы проснулся, услышал бы их сумасшедший хохот совсем близко от лагеря и  мог
бы увидеть не одну пару зеленых  глаз,  устремленных  на  догоравший  костер
Черныша.
   Впрочем, проснувшись раз среди ночи, он и  в  самом  деле  услышал  хохот
гиен, но, зная, что теперь бильтонг висит высоко, и полагая,  что  в  лагере
гиены никому не могут нанести вред, он не придал этому значения  и  спокойно
опять заснул под их шумный концерт.
   Вскоре,  однако,  его  разбудил  резкий,  отчаянный  писк  -  как   будто
предсмертный - какого-то  животного,  потом  снова  послышался  писк,  вдруг
оборвавшийся, и показалось - оборвался он потому, что того, кто его издавал,
удушили. В  этих  писках  ван  Блоом,  да  и  другие,  которые  теперь  тоже
проснулись, узнали блеяние ориби, слышанное ими несколько раз в течение дня.
"Гиены раздирают ориби!" - подумалось каждому. Но они  не  успели  высказать
это вслух, как новый, совсем иной  крик  достиг  их  ушей  и  заставил  всех
вскочить так быстро, как если бы под фургоном разорвалась бомба. Кричал  Ян,
и крик его прозвучал в той  же  стороне,  откуда  донесся  писк  задушенного
ориби. "Боже! Что  это  значит?"  Сперва  их  слуха  достиг  внезапный  крик
ребенка... потом послышалась  глухая  возня,  словно  была  драка,  и  опять
раздался громкий крик Яна, призывавшего на помощь; но голос мальчика  теперь
прерывался, и, казалось, зов доносился каждый раз все с большего расстояния.
   Кто-то уволакивает ребенка!
   Догадка возникла у ван Блоома, у Ганса, у Гендрика - у всех одновременно.
Она их наполнила ужасом, но спросонок никто сразу не  сообразил,  что  нужно
делать.
   Однако крики Яна быстро привели их в себя; и первое, что  каждому  пришло
на ум, это кинуться в ту сторону, откуда доносился зов. Нащупать  в  темноте
ружье  означало  бы  потерю  времени,  и  все  трое  выскочили  из   фургона
безоружными. Тотти была уже на ногах и без умолку говорила, но  о  том,  что
произошло, она знала ровно столько,  сколько  и  они.  Расспрашивать  ее  не
стоило. Издалека доносился голос Черныша. Бушмен не то  громко  причмокивал,
не то изображал собачий лай; и  тут  они  увидели  пылающий  факел,  который
уносила во мрак чья-то рука - несомненно, рука их верного Черныша.
   Ван Блоом с сыновьями кинулись за путеводным огнем и бежали  так  быстро,
как только могли. Вопли бушмена доносились до  них  непрестанно,  но,  к  их
безмерному ужасу, вперемежку с визгом маленького Яна. Конечно, никто не  мог
уяснить себе, чем все это вызвано. Они только спешили как могли, подгоняемые
самыми страшными опасениями.
   Когда их отделяло от огня шагов пятьдесят, они увидали, что  факел  вдруг
опустился и опять поднялся, и снова опустился  быстрыми,  резкими  взмахами.
Голос Черныша затявкал и защелкал громче, чем до сих пор, - казалось, бушмен
кого-то сечет и отчитывает. Но голос Яна смолк - неужели мальчика больше нет
в живых? При этой страшной мысли они кинулись бежать быстрей.
   Когда они добежали до места, глазам их представилась странная картина. Ян
лежал на земле совсем рядом, меж корней какого-то куста, за  ветви  которого
он крепко ухватился ручонками.  Вокруг  левого  его  запястья  был  укреплен
красный ремень или постромок, протянутый сквозь  кусты  на  несколько  футов
вперед, а к другому концу  постромка  был  крепко  привязан  детеныш  ориби,
мертвый и весь изувеченный. Над ним стоял Черныш с горящим деревцем в  руке,
ярче разгоревшимся оттого, что бушмен  только  что  отхлестал  им  по  спине
жадную гиену. Самой гиены не было видно. Она давно улизнула, но никому  и  в
голову не пришло погнаться за  нею,  так  как  все  были  слишком  озабочены
состоянием Яна.
   Не упуская ни минуты, ребенка подняли, поставили на ноги. Отец  и  братья
беспокойно оглядели его всего, ища глазами рану;  и,  когда  они  убедились,
что, кроме царапин от шипов и глубокого следа от затянутого на  руке  ремня,
на его маленьком тельце нет никаких повреждений,  крик  радости  вырвался  у
них. Мальчуган уже пришел в себя и уверял их всех, что ничуть не  поранился.
Слава Богу, Ян цел и невредим!
   На долю малыша выпало теперь разъяснить,  как  произошла  эта  загадочная
история. Он лежал вместе со всеми в фургоне, но они-то спали, а он  нет.  Он
не мог уснуть ни на минуту, потому что думал о своем ориби,  которого  из-за
тесноты не взяли на ночь в  фургон,  а  привязали  снаружи,  к  колесу.  Яну
взбрело на ум еще разок взглянуть на него  перед  сном.  И  вот,  не  сказав
никому ни  слова,  он  выполз  из-под  парусинового  навеса  и  спустился  к
антилопе. Он ее тихонько отвязал, подвел к костру  и  сел  у  огня,  любуясь
своей живой игрушкой. Наглядевшись  на  нее  вдосталь,  Ян  подумал,  что  и
Черныш, конечно, тоже будет рад полюбоваться  ею,  и  без  долгих  церемоний
растолкал спавшего слугу. Тому отнюдь не понравилось, что  его  будят  среди
ночи ради удовольствия взглянуть на зверька: бушмен за свою  жизнь  съел  не
одну сотню ориби и других антилоп. Но Ян и Черныш были истинными друзьями, и
бушмен  не  рассердился.  Он  сделал  вид,  что  разделяет  чувства   своего
маленького хозяина, и они довольно долго сидели вдвоем  и  разговаривали  об
ориби.
   Наконец Черныш посоветовал мальчику идти все-таки спать.  Ян  согласился,
но с условием, что Черныш позволит ему переночевать рядом с ним у костра. Он
принесет свое одеяло из фургона и ничуть не потревожит Черныша, не  попросит
даже уделить ему часть овчинного каросса. Черныш стал было возражать, но  Ян
заявил, что в фургоне он замерз и отчасти из-за этого  спустился  к  костру.
Заявление это было со стороны малыша довольно прозрачной уловкой. Но  Черныш
не умел ему ни в чем отказывать и дал наконец  согласие.  Ничего  худого  не
произойдет, подумал он, - небо ясное, дождя не будет.
   Итак, Ян повернул обратно, бесшумно залез в фургон, вытащил  оттуда  свое
одеяло и приволок его к огню. Потом завернулся в него и  лег  бок  о  бок  с
Чернышем, а маленького ориби поставил неподалеку  с  таким  расчетом,  чтобы
видеть его и лежа. На всякий случай, чтобы зверек не убежал, он повязал  ему
вокруг шеи крепкий ремень,  а  другой  конец  ремня  туго  намотал  себе  на
запястье. Несколько минут мальчик лежал и глядел на  своего  красавчика.  Но
сон в конце концов стал его одолевать, и фигурка ориби расплылась перед  его
глазами. О том, что произошло дальше, Ян и сам лишь немногое мог рассказать.
Проснулся он от писка ориби и оттого, что его что-то дернуло за руку. Но  не
успел он хорошенько раскрыть глаза, как почувствовал, что его быстро волокут
по земле.
   Сперва он подумал, что это Черныш выкинул над ним такую шутку, но,  когда
его проволокли мимо костра,  мальчик  увидел  при  свете  пламени,  что  его
маленькую  антилопу  схватил  какой-то  большой  черный   зверь   и   теперь
уволакивает их обоих - ориби и его самого. Тут он, конечно,  стал  звать  на
помощь и цепляться за все, что только попадалось, чтоб зверь не утащил  его.
Но ему не удавалось крепко за что-нибудь ухватиться, пока он не  очутился  в
густом кустарнике. Тут он уцепился  за  ветку  и  держался  изо  всех  своих
силенок. Он не мог долго сопротивляться  сильной  гиене,  но  в  эту  минуту
подоспел Черныш с факелом, осыпал похитительницу  ударами  и,  отбив  у  нее
добычу, прогнал прочь.
   Вернувшись снова к костру, все еще раз убедились,  что  Ян  невредим.  Но
бедный ориби, нещадно истерзанный, был мертв.

Глава 24
О ГИЕНАХ

   У гиены повадки примерно те же, что у волка, да и  внешне  она  несколько
похожа на него: та же голова, только несколько больше волчьей; морда шире  и
тупее, шея крепче и короче. Главное - шерсть у нее более жесткая и лохматая.
Один  из  самых  характерных  признаков  гиены  -   неравномерное   развитие
конечностей. Ее задние лапы как будто короче и слабее передних, так что круп
расположен значительно ниже плеч, и хребет идет не по горизонтальной  линии,
а по наклонной, опускаясь к хвосту.
   Примечательны также в гиене короткая, толстая шея и сильные челюсти.  Шея
настолько коротка, что в давние времена, когда естественная  история  носила
скорее сказочный, чем научный характер, считалось, что у  гиены  нет  шейных
позвонков. Благодаря своей крепкой шее  и  сильно  развитым  челюстям  гиена
превосходно справляется с костями, перед которыми в бессилии отступают волки
и другие хищники. Ей ничего не стоит разгрызть самые крупные кости, и она не
только высасывает из них мозг, но,  размельчив  в  порошок  и  самые  кости,
пожирает их  без  остатка.  Здесь  перед  нами  открывается  опять  одно  из
доказательств мудрости природы: гиена водится только в тех странах,  которые
изобилуют крупными животными. Природа экономна и не терпит, чтобы что-нибудь
пропадало даром.
   Гиену  называют  африканским  волком;  иными  словами,   в   Африке   она
заместительница крупного волка, который здесь не водится. Правда,  шакал  во
всех отношениях тот же волк, но маленький,  а  настоящего,  большого  волка,
сколько-нибудь похожего на поджарого  пиренейского  разбойника  или  на  его
близнеца - американского волка, в Африке не было и  нет.  Вот  почему  гиена
зовется африканским волком.
   Это бесспорно самый безобразный из хищников, и звериного  в  нем  больше,
чем во всех других. В его облике  не  найдешь  ни  одной  привлекательной  и
благородной черты.
   Я чуть не назвал гиену даже самой  безобразной  тварью  в  мире,  но  мне
вовремя пришел на память павиан. Он, конечно, безобразием превосходит все  -
nec plus ultra <Дальше некуда (лат.).>; но гиена отчасти напоминает  павиана
и общим обликом и некоторыми своими повадками.
   До сих пор мы говорили о гиенах так, как будто существует только один  их
вид. Долгое время действительно была известна только  одна  разновидность  -
обыкновенная, или полосатая гиена: о ней-то и насочиняли множество  небылиц.
Быть может, ни одно животное не  казалось  людям  более  таинственным  и  не
вызывало столь глубокого отвращения. Ее ставили  в  один  ряд  со  сказочным
вампиром  и  драконом.  Наши  предки  верили,  что  взгляд  гиены   обладает
притягательной силой, что она завораживает намеченную  ею  жертву  и  та  не
оказывает сопротивления; что гиена ежегодно меняет пол, что  иногда,  приняв
образ красивого юноши, она заманивает в лес молодых девушек и  там  пожирает
их; что гиена умеет в совершенстве имитировать человеческий голос; что гиена
имеет обыкновение, притаившись около дома, подслушивать под окнами  разговор
людей, ожидая, чтобы один из собеседников  произнес  имя  другого,  а  потом
отчаянным воплем, словно человек, попавший в беду, выкликать того, как будто
бы на помощь, называя подслушанным именем. И  многие  будто  бы  поддавались
обману. Добежав до того места, откуда раздавались  жалобные  вопли,  бедняги
попадали прямо в лапы свирепой и прожорливой гиены.
   Как ни странно, басни такого рода принимались повсюду, на  веру.  Но  еще
более странно то (как ни дико звучит в моих устах подобное заявление), что в
каждой из них таится зерно истины. Канвой, на которой вытканы фантастические
узоры, послужили в ряде случаев реальные факты. Здесь  я  ограничусь  только
двумя примерами. Что-то необычное во взгляде глаз  гиены  породило  толки  о
колдовской, завораживающей силе, ей присущей, - хотя я ни  разу  не  слышал,
чтобы гиене удалось кого-либо увлечь за  собою  и  сожрать.  У  гиены  очень
странный крик, и по той простой причине, что голос  ее  действительно  очень
схож  с  человеческим,  родилось  поверье,   будто   она   умеет   подражать
человеческим  голосам.  Не  стану  утверждать,  что  крик  гиены  напоминает
обыкновенный человеческий голос, но на голоса некоторых людей  он  и  впрямь
похож. Я знаю немало людей с гиеньими голосами. И надо сказать, ничто так не
похоже на смех человека, как крик пятнистой гиены. Как он  ни  отвратителен,
каждого, кто  его  слышит,  не  может  не  позабавить  эта  его  необычайная
особенность: так и  кажется,  что  он  выражает  человеческие  чувства!  Нам
слышится  в  нем  хохот  сумасшедшего,  а  его  резкий  металлический  тембр
напоминает некоторых мне известных представителей черной расы.
   Полосатая гиена, хоть она и больше других известна в Европе, с моей точки
зрения, наименее интересна. Распространена она шире, чем  все  ее  сородичи.
Она водится не только по всей почти Африке, но также и в Азии; мы  встречали
ее во всех южно-азиатских  странах.  Других  видов  гиен  в  Азии  нет.  Все
остальные виды живут исключительно в Африке,  которую  справедливо  называют
родиной этого животного.
   Ученые  насчитывают  только  три  вида  гиен.  Однако  я   нисколько   не
сомневаюсь, что их по крайней мере вдвое больше и что  все  они  различаются
между собой так же отчетливо, как и те три вида.  Лично  мне  известны  пять
видов, если не причислять к гиенам ни капскую гиеновую собаку, ни  маленькую
гиену-землеройку,  или  земляного  волка,  с  которыми  несомненно  придется
столкнуться в ходе наших охотничьих приключений.
   Расскажем  прежде  всего  о  только  что  упомянутой   полосатой   гиене.
Пепельно-серая шкура ее, слегка отливающая желтизной,  исчерчена  множеством
неправильных черных или темно-коричневых полос. Эти поперечные  или,  точнее
говоря, косые полосы идут  по  направлению  ребер.  Не  у  всех  особей  они
одинаково явственно  выражены.  Шерсть  полосатой  гиены  (как,  впрочем,  и
пятнистой) длинна, жестка и космата; на шее, спине и лопатках она длиннее  и
образует гриву, которая встает дыбом, когда животное раздражено. То же можно
наблюдать и у собак.
   Полосатая, или  обыкновенная,  гиена  гораздо  слабее  и  трусливее  всех
остальных своих сородичей. Это наименее сильная и наименее свирепая из гиен.
Она в достаточной мере прожорлива, но питается по большей части падалью,  не
осмеливаясь вступать в борьбу с другим живым существом, даже когда оно вдвое
слабее ее. Только самые маленькие зверушки становятся  ее  жертвами,  и  при
всей своей прожорливости  она  -  сущий  трус.  Десятилетний  ребенок  легко
обратит ее в бегство.
   Второй вид гиены, причинивший так много неприятностей  знаменитому  Брюсу
во время его путешествий по Абиссинии, следовало бы назвать "гиеной  Брюса".
У этой гиены тоже полосатая шкура, и потому почти все зоологи смешивают ее с
обыкновенной полосатой гиеной. Однако все сходство между ними  исчерпывается
наличием полос. И окраска шерсти, и даже рисунок самих полос у них различны.
   Гиена Брюса почти вдвое больше обыкновенной - и вдвое сильнее, отважней и
свирепей. Она нападает не только на крупных млекопитающих, но и на человека,
врывается ночью в уединенные дома и деревни, похищает домашних  животных,  а
иногда  и  детей.  Как  ни  малоправдоподобными  покажутся  мои  слова,  они
безусловно отвечают истине; подобные факты случались, и отнюдь не  редко.  О
гиенах Брюса говорят, что они часто забираются на кладбище, разрывают могилы
и поедают покойников. Некоторые зоологи  это  отрицают.  Но  почему?  Хорошо
известно, что во многих африканских странах жители не закапывают  мертвецов,
а просто бросают их где-нибудь в  степи.  Известно  также,  что  выброшенные
таким образом трупы неизменно становятся добычей гиен. Далее  известно,  что
гиены умеют и любят копаться в земле. Что же странного и неправдоподобного в
том, что они вырывают из земли трупы,  составляющие  их  обычную  пищу?  Так
поступают и волк, и шакал, и койот, и даже собака. Я видел  своими  глазами,
как все они делали это на полях сражений. Почему бы и гиене  не  вести  себя
сходным образом?
   К третьему виду, резко отличающемуся от обоих описанных  выше,  относится
пятнистая гиена. Благодаря особенностям  голоса,  о  которых  мы  уже  имели
случай говорить, ее иногда называют также "хохочущей". Общей окраской шерсти
она походит на гиену  обыкновенную,  но  ее  бока  покрыты  не  полосами,  а
пятнами. Пятнистая  гиена  крупнее,  чем  полосатая,  а  нравом  и  повадкой
напоминает гиену Брюса, или абиссинскую гиену. Ее родина - Южная Африка, где
среди голландских колонистов она известна  под  названием  "тигровый  волк".
Гиену обыкновенную они называют просто волком.
   К четвертому виду относится бурая  гиена.  Название  это  нельзя  считать
удачным,  так  как  бурый  цвет  не  представляет  собой  ее  отличительного
признака.  Применяемое  к  ней  иногда  название  "косматая"  гораздо  лучше
характеризует ее: по длинной прямой шерсти,  свисающей  на  бока,  вы  сразу
отличите эту гиену от всякой другой. Она  столь  же  свирепа,  как  и  гиены
других видов, и размеры ее  те  же  -  то  есть  величиной  она  с  большого
сенбернара. Но я не представляю себе, как можно было спутать ее с  полосатой
или пятнистой гиеной. Туловище у нее сверху темно-бурое или почти черное,  а
снизу грязно-серое. Общей окраской и характером шерсти она, пожалуй, походит
на барсука или росомаху.
   И все же многие видные ученые, с де Бленвилем во главе, относят ее к виду
гиены обыкновенной. Это глубокое