встретили взрывом смеха.
   Буйволов вскоре разыскали и привели обратно.  Мясо  теленка  было  вкусно
приготовлено, и охотники в этот вечер наслаждались ужином из носорожины.

Глава 48
ЯН И КОРХАНЫ

   Для следующего привала охотники выбрали живописную долину, похожую на ту,
в которой они увидели кучку львов, но более обширную и покрытую ковром ярких
цветов. Этот прелестный уголок  обступили  горы,  как  бы  ограждая  его  от
знойных суховеев пустыни. По самой его середине серебристой змеей извивалась
речка; тут и  там  по  затонам,  где  течение  было  не  быстрым,  покоились
восковидные листья и цветы голубой южноафриканской лилии. Множество  обычных
для здешней страны деревьев и  растений  ласкало  взгляд  своими  линиями  и
красками. На берегах реки охотники увидели поникшие ветви халдейской ивы,  а
у подножия горы - великолепную акацию с зонтиковидной макушкой  и  гроздьями
золотых цветов, наполнявших воздух ароматом; они  увидели  восковник,  кусты
которого  были  покрыты  гроздьями  белых,  словно   восковых,   плодов,   и
благоухающий бусовый куст, из чьих пахучих корней вырезают бусы, которые так
нравятся местным красоткам; залюбовались они  и  медовым  кустом,  одним  из
самых красивых растений, усыпанным чашами белых и ярко-розовых цветов; росли
здесь и огненно-красные пеларгонии,  и  ноготки,  и  звездообразные  капские
жасмины, - словом, роскошный  сад  раскинулся  в  девственной  глуши,  радуя
взгляд и благоухая. Лилось пение многочисленных  птиц,  и  яркие  их  крылья
сверкали среди ветвей; кругом гудели мириады хлопотливых пчел,  перелетавших
с цветка на цветок.
   Был еще не поздний час, когда наш отряд попал в этот  прелестный  уголок,
но он так всем понравился, что было  решено  остановиться  здесь  на  ночлег
раньше обычного.
   Облюбовав тенистую олеандровую рощу,  раскинувшуюся  у  берега  наподобие
наших ив, они вошли в ее сень и разбили лагерь.
   Утомленные трудным переходом -  им  пришлось  помогать  буйволам  одолеть
скалистые  кручи,  -  юноши  прилегли  отдохнуть  в  прохладе;  они   вскоре
задремали, убаюканные нежным щебетом птиц,  жужжанием  диких  пчел  и  шумом
воды, бурлившей где-то ниже на порогах.
   Остались бодрствовать только Клаас  и  Ян:  они  не  подталкивали  своими
плечами колеса фургонов и устали не больше обычного, да к тому  же  они  все
равно не сомкнули бы здесь глаз: на лугу, неподалеку от привала, видна  была
пара очень занимательных птиц, которые то и дело высовывали  из  травы  свои
черные хохолки и издавали крик, напоминавший карканье вороны.
   Размером птицы были невелики - с обычную курицу, - но мальчики знали, что
они славятся своим мясом, а это делало их заманчивой дичью, особенно сейчас.
Во внешности этих красивых птиц было нечто напоминавшее величавых  дроф,  да
они, собственно говоря, и принадлежали к виду, составляющему связующее звено
между дрофами и тетеревами. В Южной Африке их называют "корханы", а в  Индии
"флориканы".
   Но Яна и Клааса  сейчас  интересовало  не  это.  Особенно  Яна.  Ему  был
известен своеобразный способ ловли этих птиц, и ему захотелось во что бы  то
ни стало показать его сопернику-птицелову. С  того  самого  дня,  как  Клаас
покрыл  себя  славой,  подстрелив   антилопу-серну,   Ян   только   и   ждал
благоприятного случая совершить  равный  подвиг,  но  ему  долго  ничего  не
попадалось. Теперь эти птички - а они были давними знакомыми  Яна  -  давали
ему долгожданную возможность отличиться. Теперь-то он  покажет  Клаасу,  как
ловить этих птиц, покажет, будьте покойны, рассуждал Ян сам с собой.
   Действительно,  вскоре  он  торжествовал  победу,  и  вот  как  она   ему
досталась.
   Он начал с того, что выдернул из хвоста  своего  пони  несколько  длинных
волос и сплел из них силок внушительных размеров. Затем взял у Черныша  кнут
- вернее,  рукоять  кнута.  Здесь  следует  напомнить,  что  Яна  и  Черныша
связывала многолетняя крепкая  дружба,  и,  разумеется,  не  кто  иной,  как
Черныш, и научил Яна ловить корханов; следует напомнить и о том, что рукоять
кнута у  Черныша  была  не  совсем  обычной  -  это  была  бамбуковая  палка
восемнадцати футов в длину, более походившая на рыболовную удочку.
   На место ремня, который Черныш снял по  просьбе  мальчика,  Ян  прикрепил
свой силок и, сев на пони, поехал по направлению к долине.
   На лице Клааса, наблюдавшего за  всеми  приготовлениями  соперника,  было
написано полное недоумение, что  не  ускользнуло  от  Яна  и  доставило  ему
большое удовольствие.
   Да, хотя Клаас и не проронил ни слова, но видно было: ему  невдомек,  что
собирается делать Ян.
   Подъедет ли Ян прямо к птицам и постарается накрыть их силком? Но они  не
подпустят его так близко: они, по-видимому, довольно пугливы.  Клаас  и  сам
уже пытался подойти к ним на выстрел, но из этого ничего не получилось. Нет,
тут кроется что-то другое, корханы так легко в руки не даются.
   А Ян помалкивал и ехал вперед. Только покидая привал, он  мельком  бросил
на Клааса задорный взгляд.
   Когда между Яном и птицами осталось около сотни ярдов и Клаас  уже  ждал,
что вот-вот сторожкие птицы,  как  обычно,  взлетят  в  воздух,  Ян  изменил
направление и начал  объезжать  птиц  по  спирали,  каждый  поворот  которой
приближал его к дичи.
   - Эге! - пробормотал Клаас. - Теперь-то мне ясно, куда он клонит.
   Больше он ничего  не  добавил,  но  с  удвоенным  любопытством  продолжал
наблюдать за  пони  Яна.  А  тот  все  кружил  и  кружил,  словно  лошадь  с
завязанными глазами на мельнице с конным приводом.
   Однако Ян делал все это очень осмысленно и зорким глазом птицелова следил
за каждым движением корханов. Они тоже следили за ним,  поворачивая  головки
то вправо, то влево; и глупые птицы словно забыли, что крылья и  ноги  могут
их выручить.
   Дело кончилось тем, что они подпустили к себе Яна так близко, что он смог
достать одну из птиц концом своей палки и накрыть ее силком.
   Мгновение - и птица затрепыхала крыльями на конце бамбуковой  палки;  Ян,
не сходя с лошади, протащил птицу до лагеря и там  показал  ее  сопернику  с
таким торжествующим видом, что Клаас почувствовал себя побежденным.

Глава 49
ТОЛСТЫЙ ВИЛЛЕМ И ПИТОН

   Толстый Виллем первым очнулся от дремоты.  Солнце  заходило,  до  темноты
оставалось часа два. Вдалеке на равнине маячила красноватая точка, - по всей
вероятности, какое-нибудь  животное.  Наш  охотник  вскинул  на  плечо  свой
громобой и направился к этой точке. С ним шла его любимая  собака  -  хорошо
натасканная гончая, сопровождавшая его даже  тогда,  когда  ему  приходилось
подползать к дичи.
   Замеченное Виллемом красноватое пятнышко  находилось  у  подножия  горной
гряды, замыкавшей долину.  Неподалеку  оттуда  виднелись  купы  деревьев,  и
охотник прикинул на глаз, сподручно ли будет стрелять из  этого  укрытия  по
животному, кем бы оно ни оказалось. Подойдя достаточно близко,  Виллем  смог
наконец толком разглядеть, что это такое.
   Это было небольшое  животное,  размером  с  антилопу-скакуна,  но  совсем
другого цвета: шерсть на  спине  была  темно-красная,  а  на  животе  белая;
мордочка животного до самого темени была черная. Это маленькое создание было
выше в крупе, чем в загривке, и почти  бесхвостое.  Хвостик  длиной  в  дюйм
напоминал какой-то обрубок.
   Виллем понял, что перед ним олен„к. С этими животными он был уже знаком -
они встречались и в Капской колонии.  Там  они  обитают  на  возвышенностях,
поросших  кустарником.  Приблизиться  к  оленьку,  стоявшему  невдалеке   от
олеандровой поросли, оказалось совсем не трудно. Он был не из пугливых.
   Этот  маленький  самец  находился  в  одиночестве;  чаще  всего  оленьков
встречают поодиночке, реже парой.
   Очутившись на расстоянии выстрела, Виллем поднял было  ружье,  да  так  и
замер, заинтригованный странным  поведением  маленького  животного:  оно  не
щипало травы и беспокойно топталось все на одном и том  же  месте  у  самого
края олеандровой кущи.
   Оленек непонятно почему то отбегал  направо,  то  налево,  то  подвигался
зигзагами, пятился и опять устремлялся вперед,  не  отводя  ярко  сверкавших
глаз от одной точки;  заметно  было,  что  животное  находится  в  состоянии
крайнего возбуждения.
   Виллем с любопытством  огляделся  вокруг.  Чем  могло  объясняться  такое
странное  поведение  животного?   Казалось,   что-то,   скрывавшееся   среди
олеандров,  привлекло  его  внимание.  Проследив  за  направлением   взгляда
оленька, охотник и сам увидел какой-то  предмет,  но  в  течение  нескольких
минут  не  мог  понять,  что  это  такое.  У  самых  корней  олеандра  лежал
глянцевитый, мясистый, бесформенный и совершенно неподвижный клубок.  Только
постепенно разглядел в нем Виллем  плотные,  мягкие  и  волнистые  очертания
тела, покоившегося как неживое. Это была змея!
   Да, это была змея, гигантская змея, свернувшаяся  спиралью  и  занимавшая
пространство в несколько квадратных футов; в  обхват  тело  этой  змеи  было
толще бедра взрослого человека; голова  ее  покоилась  на  верху  свившегося
клубка. Скользя взглядом вдоль  ее  глянцевитого,  пятнистого  тела,  Виллем
заметил,  что  хвост  змеи  двумя  тугими  кольцами  обвился  вокруг  ствола
олеандрового дерева. Змея принадлежала к семейству удавов; это был  один  из
видов питона - питон южноафриканский.
   Этих змей Виллем знал под  их  ходячим  прозвищем  "каменные  змеи".  Так
называют питонов потому,  что  водятся  они  преимущественно  среди  скал  и
каменистых россыпей. Их следовало бы называть "каменные  питоны",  определяя
их место в ряду американских  родичей  -  анаконды  и  "водяного  удава",  и
настоящего  удава  -  обитателя  лесов.  Последнему  подошло   бы   название
"древесный удав".
   Хотя удавы и питоны облюбовали для себя разные жилища, повадки  их  очень
схожи: подстерегая добычу, и те и  другие  терпеливо  лежат  в  каком-нибудь
укромном месте, дожидаясь случая схватить ее своими цепкими зубами, задушить
в кольцах и проглотить. Случается, что жертва бывает крупнее самой змеи,  но
проглотить ее змее помогают эластичные мышцы пасти и обильная  вязкая  слюна
ее желез.
   Когда Виллем только заметил гигантского питона,  голова  змеи  неподвижно
покоилась на свернутых кольцах.  Но  вот  гадина  приподняла  голову  и  вся
вытянулась на несколько футов кверху; голова ее и верхняя часть  тела  стали
плавно, пружинисто раскачиваться в воздухе. В широко  разинутой  пасти  были
отчетливо  видны  острые,  подвижные  зубы.  Раздвоенный  язычок   временами
высовывался изо рта и влажно блестел на солнце. Глаза  гадины  горели  ярким
огнем. Это было жуткое зрелище! Но  оленек  совсем  не  казался  испуганным;
напротив, он подходил все ближе и ближе  -  то  ли  из  любопытства,  то  ли
зачарованный взглядом змеи. Многие  смеются  над  утверждением,  будто  змеи
способны зачаровывать. Верим мы этому или нет, отрицать факт не  приходится.
Что бы там ни было - любопытство ли, страх  ли,  или  зачарованность,  -  но
что-то бесспорно заставляет птиц и животных подходить чуть ли не вплотную  к
разинутой и готовой их поглотить пасти змеи или  крокодила.  Это  совершенно
бесспорно и подкреплено словами многих заслуживающих доверия наблюдателей.
   Виллему довелось стать свидетелем этого необычайного явления. Когда между
приближавшимся оленьком и  питоном  осталось  каких-нибудь  шесть  -  восемь
футов, змея с молниеносной быстротой выбросила вперед  голову,  и  не  успел
оленек, который вдруг словно опомнился, отскочить, как гадина схватила его в
пасть и потащила к дереву.
   Судорожно и быстро обвились ее кольца  вокруг  жертвы,  и,  когда  Виллем
снова взглянул туда, красноватое тельце оленька  почти  совсем  исчезло  под
плотными кольцами пятнистого питона, душившего его насмерть в своем страшном
объятии.

Глава 50
ВЕЛИКАЯ БИТВА ВИЛЛЕМА СО ЗМЕЕЙ

   Как  ни  странно,  теперь  Виллем  глядел  на  гигантскую  змею  почти  с
удовольствием, пожалуй даже с  большим,  чем  на  самую  красивую  антилопу.
Объяснялось это тем, что один из его друзей, молодой врач  в  Грааф-Рейнете,
увлекавшийся герпетологией <Герпетология - наука о пресмыкающихся.>,  просил
его добыть и  привезти  из  экспедиции  шкурки  всяких  редкостных  змей,  в
особенности  же  интересовала  его  гигантская  каменная  змея,  совсем   не
встречающаяся в колонии, даже на самом ее юге - у Оранжевой реки.
   И вот теперь Виллему представился долгожданный случай добыть шкуру.
   Убить двадцатифутовую змею толщиной в половину человеческого  туловища  -
это не пустяк. Тут-то он превзойдет Гендрика!
   Оленек вмиг был забыт, и змея завладела всеми помыслами охотника.  Однако
в охоте на змей Виллему не хватало  сноровки.  Не  зная,  как  подступить  к
непривычному противнику, Виллем решил  попросту  всадить  в  него  пулю.  Он
поднял громобой, нацелился в самую толстую часть змеиного тела и выстрелил.
   Пуля попала в цель. Змея тотчас развила кольца и, бросив свою бездыханную
жертву - теперь всего лишь мешок с изломанными костями,  -  быстро  поползла
прочь: пуля, как видно, не причинила ей особого вреда.
   Охотник собрался было перезарядить ружье, но заметил, что питон  скользит
по направлению к каменной россыпи,  нагроможденной  у  подножия  горы;  там,
разумеется, находилось его убежище. Если только питон доползет туда, он  для
Виллема пропал. Терять время не приходилось, и Виллем, так и не  перезарядив
ружья, пустился вслед за уползающей змеей.
   Как ни быстро скользят змеи, соперничать с человеком они не могут.  Через
несколько секунд Виллем догнал питона.
   Теперь добыча была под рукой, но как взять ее?  Прикладом  ружья  охотник
стал наносить питону удар за ударом; но, хотя он и колотил  что  было  силы,
окованный металлом приклад скользил по гладкой коже питона, не причиняя тому
ни боли, ни вреда и не замедляя его движения.
   Питон не пытался отплатить противнику той же  монетой;  он,  по-видимому,
хотел только одного - поскорее добраться до своего жилища.
   В этом он почти преуспел: невзирая на удары, один за другим сыпавшиеся на
его тело,  он  достиг  камней  и  наполовину  залез  в  трещину,  служившую,
очевидно, входом в его убежище, раньше, чем  охотник  сообразил,  как  этому
помешать.
   Это был критический момент: еще секунда -  и  длинное  тело  все  целиком
уползет внутрь. Тогда прощай добыча! Что скажет он  своему  другу  врачу,  и
Гендрику, и всем остальным спутникам?
   Эти мысли  ободрили  Виллема.  Им  овладела  твердая  решимость  добиться
своего. Питон - не ядовитая змея, следовательно, столкновение с ним  не  так
уж опасно; он, может статься, искусает его, но молодому охотнику приходилось
иметь дело  с  кусающимися  животными  и  выходить  победителем.  Теперь  он
попробует свои силы на змее.
   Такие размышления вихрем пронеслись в его голове. Затем он отложил ружье,
нагнулся, схватил змею за хвост обеими руками и принялся тянуть ее к себе.
   Энергичным рывком Виллему  удалось  извлечь  питона  на  несколько  футов
обратно из трещины, но затем, к его изумлению, змея стала сопротивляться, и,
как ни был силен охотник, он ничего не мог с ней  поделать.  Питону,  должно
быть, удалось обвиться вокруг какого-нибудь выступа и благодаря своей  чешуе
крепко держаться за него.
   Виллем напрягал все свои мускулы.
   Матрос в штормовую погоду не мог бы  тянуть  с  большей  натугой  главный
брас. Но все было безуспешно - вытащить дальше змею ему не удавалось  ни  на
фут, и другая ее половина так и оставалась скрытой в темном тайнике скалы.
   А всякий раз, как Виллем хоть немного ослаблял хватку,  питону  удавалось
залезть еще глубже в трещину, и отвоеванное он уже не  отдавал  назад.  Если
Виллем уступал дюйм, ему приходилось затем бороться за целых сорок пять. Все
преимущества были на стороне питона - он двигался по чешуе, а  Виллем  тянул
против чешуи.
   Виллем был уверен, что питону не вырваться у него из рук. Но какой в этом
прок? С питоном от этого ничего не станется, а разожми он руки хоть на  миг,
и тотчас на его глазах кончик хвоста скроется в трещине. Нет, разжимать руки
было нельзя, и охотник решил,  за  неимением  лучшей  возможности,  хотя  бы
испытать терпение противника. Может быть, питон не выдержит в  конце  концов
такого "растягивания" и сдастся?
   Если бы в эту минуту возле него находился кто-нибудь из друзей и  обрушил
на питона несколько сильных  ударов,  все  было  бы  в  порядке;  но  лагерь
находился отсюда довольно далеко  и  к  тому  же  был  скрыт  за  деревьями.
Товарищи не могли ни видеть, ни слышать Виллема.
   Довольно долго простоял охотник в таком положении, ни на что не  решаясь,
но затем его осенила блестящая мысль.
   Почти за самой его спиной росло небольшое дерево. Виллем сообразил,  что,
прикрепи он хвост питона к стволу, он освободит себе руки и, сломав  молодое
деревце, сможет колотить им змею в свое полное удовольствие.
   Виллем был находчив,  и  у  него  мгновенно  созрел  план  действий.  Ему
посчастливилось обнаружить крепкую веревку во  вместительном  кармане  своей
куртки. Только бы удалось обвязать ею хвост змеи! На это он не пожалел  сил:
оседлав змею и зажав ее меж колен, он  сделал  петлю,  накинул  ее  змее  на
хвост, а другой конец веревки быстро привязал к стволу. Половина  дела  была
сделана!
   Юноша сломал молодое деревце, с помощью  которого  ему  не  составило  бы
труда сделать из питона отбивную котлету, если тот  не  предпочтет  высунуть
голову.
   Он  не  нанес  еще  третьего  удара,  когда  змея  предпочла   последнее.
Неожиданно для Виллема длинный жгут заскользил  в  обратную  сторону,  и  не
успел  юноша   опомниться,   как   его   уже   обвили   кольца   взбешенного
пресмыкающегося. Нападение было столь стремительным,  что  Виллем  почти  не
отдавал себе отчета, как все это произошло: голова змеи с  разинутой  пастью
мотнулась к его лицу; он шарахнулся в сторону, но тут  же  ощутил  на  ногах
прикосновение холодного  чешуйчатого  тела,  толкнувшего  его  к  дереву;  в
следующую секунду он оказался вплотную притянутым к стволу. Едва лишь  юноша
успел заметить, что кольца питона обвились вокруг его тела и вокруг  ствола,
едва лишь сообразил, что они сжимаются все туже и туже, как  голова  змеи  с
оскаленной пастью, из которой торчали страшные зубы, поднялась к его лицу, и
глаза чудовища сверкнули ему в самые глаза.
   Зрелище было страшное, и положение Виллема было почти безнадежным. Однако
он был юношей не робкого десятка. Он не струсил, не  потерял  голову,  да  и
руки его оставались свободными, и он схватил гада за горло. Все, что он  мог
сделать, - это сжимать шею питона со всей силой отчаяния;  хорошо  еще,  что
хвост змеи был привязан к дереву, и, таким образом, она оказалась схваченной
с обоих концов.  Будь  голова  или  хвост  у  нее  свободны,  она  могла  бы
сворачивать свои кольца, и спустя несколько секунд от  Виллема  осталась  бы
расплющенная лепешка, как от несчастного оленька. Но теперь,  когда  ее  шею
крепко стискивали руки охотника, а хвост был привязан, она  не  могла  сжать
тело юноши с достаточной силой. Она крутила головой, извивалась всем  телом,
передвигала кольца, но все напрасно: прикончить свою жертву ей не удавалось.
   Исход страшной схватки зависел от выносливости противников. Ноги  Виллема
были прижаты к дереву жгутом змеи, руками  он  тоже  не  мог  действовать  -
отпустить голову питона хоть на мгновение  было  бы  подобно  смерти.  Но  и
питону освободиться было не легче. Кто же выйдет победителем?
   Очевидно, питон; правда, высвободиться ему не удастся, но ведь и Виллему,
как бы ни стискивал он горло питона, не задушить его, да к тому  же  и  руки
его скоро ослабеют. Он поплатился бы жизнью, если бы не решился на отчаянное
средство.
   За все это время он еще ни разу не пустил  в  ход  свой  нож.  В  разгаре
рукопашной схватки он просто забыл о нем, а  потом  ему  показалось,  что  с
таким