авились  "навестить  соседей",  они
имели в виду, что отправились в соседние поселения с каким-либо заданием.
   Вита это не  особенно  удивляло.  В  конце  концов,  они  были  потомками
ирландцев,  которые  описывали  свою  многовековую  партизанскую  войну  как
"проблемы", а войну между государствами - как "непредвиденный случай".
   Фиске последовал за Мадруком, раздвигая стебли травы, прежде  прятавшиеся
под снегом в ожидании оттепели.
   Над его головой  порхали  и  пели  маленькие  певчие  птички,  кружили  с
карканьем вороны. В кустах копошилась мелкая живность;  дорогу  стремительно
перебежала рыжая лисица. Мадрук при этом взлетел на дерево и оттуда плевался
и шипел до тех пор, пока лисица не исчезла в отдалении, оставляя за собой  в
высокой траве серебрящийся след.
   Вит нашел Клодах у источников; ее окружали не только кошки, но  и  разные
звери, среди которых был и большой кудряш, покрытый длинной темной  шерстью.
Они стояли, лежали или сидели, наблюдая за  Клодах,  которая  выдергивала  и
разбирала  какие-то  растения,  бурно   разросшиеся   на   берегах   горячих
источников. Прекрасные волнистые черные волосы Клодах были заплетены в  косы
и уложены на макушке в высокую башню, пот тек по ее лицу и шее.
   - Slainte, Виттэйкер, - не поднимая глаз, поздоровалась она.
   - Slainte, дорогая. Что, черт возьми, ты пытаешься сделать?
   - Выпалываю сорняки.
   - Это я вижу, - суховато сказал он. - Ты их выпалываешь только  здесь,  у
источников, или намерена в одиночку расчистить все пространство отсюда и  до
Килкула?
   Клодах поднялась, положив ладони на поясницу.
   - Только здесь, - улыбнулась она. - Мне бы пригодилась лишняя пара рук. Я
в некотором роде тороплюсь.
   - Я буду рад помочь. К сожалению, я пришел с плохими вестями.
   - Хочешь рассказать мне о том типе, который запечатал некоторые  из  мест
Единения? Заставил планету замолчать и одурачил тех людей, которые  живут  в
Проходе Мак-Ги?
   - Именно так.
   - Да, я уже об этом слышала.
   - Слышала?.. - удивился было Фиске, но потом кивнул:
   - Разумеется. Полагаю, твои информаторы уже все тебе рассказали.
   - Вроде того. Кошкам пришлось долго выяснять, в чем дело, потому что  там
он убил всех, кроме одной. Но эта одна говорила с моими,  а  они  рассказали
мне. Они говорят, он покрыл внутреннюю часть пещеры каким-то белым составом,
который использовался для укрепления стен в шахтах.
   - Да. Это петрасил. Джонни Грин мне рассказал о нем. Это  очень  скверные
новости, Клодах. Если наши противники в Интергале узнают,  что  есть  способ
прервать нашу связь с планетой, они сделают все, чтобы им воспользоваться.
   - Да, - серьезно кивнула Клодах. - Именно так я и думала.  Я  тоже  очень
тревожилась из-за этого, а потому пришла сюда, чтобы говорить с Сурсом.
   - Не думаю, что ему все это нравится.
   - Конечно, нет.
   - И есть у него какие-нибудь мысли на этот счет?
   - Если так можно сказать. Я вдруг задумалась: а что, если этот состав  не
всегда срабатывает? Если есть что-то, что способно пробиться через него?  И,
знаешь, совершенно случайно я огляделась по сторонам  и  заметила,  что  эта
шипастая ежевика пустила корни сквозь пол пещеры, - заметила то, чего раньше
не замечала. Знаешь, как это бывает?
   - Да, - кивнул Вит.
   - Как бы то ни было, прежде  здесь  у  нас  никогда  не  было  проблем  с
шипастой ежевикой. А шипастая ежевика - это проблема.  Ее  почти  невозможно
уничтожить, а корни ее прорастают через все, что угодно. Понимаешь, о чем  я
говорю?
   - Думаю, да. Ты полагаешь, это сработает? Клодах  пожала  плечами,  потом
показала Виту, как выдергивать кусты. У ежевики были очень острые шипы.
   - После того, как надергаем достаточно, завернем их в листья  и  те  наши
друзья, которые быстрее и больше, чем мы, проследят за  тем,  чтобы  рассада
была доставлена, куда надо. - Клодах кивнула в сторону животных.
   Вит пожал плечами, закатал рукава и принялся за ежевику.

***

   Сатоку не составило большого труда уйти  от  преследователей  из  Прохода
Мак-Ги. С одной стороны, он был хитер, у него было  предостаточно  друзей  и
запасов. С другой стороны, среди этих запасов был  "шаттл",  припрятанный  в
получасе езды на лошади от селения -  весьма  близко  для  того,  чтобы  при
необходимости быстро добраться туда, и в удаленном от основных дорог  месте,
чтобы его никто не нашел.
   Сперва он полетел в Мертвый Конь, затем в  Веллингтон  и  Савой.  В  этих
поселениях его бывшие  сослуживцы,  которые  заняли  места  недавно  умерших
шаначи, постепенно обращали людей в свою веру, по-своему объясняя им,  "чего
хочет планета".
   - Не вижу, в чем проблема, - говорил Рейли, новый глава поселения  Савой,
когда они сидели и пили с Сатоком. - Эти люди верят во все, что им  говорят.
Просто скажи им, что люди в Проходе Мак-Ги посходили с ума или что-то в этом
роде.
   - Твоя проблема в том, что ты не пытаешься заглянуть в будущее, Рейли,  -
ответил Саток. - Эти стервецы удрали. Народ из Прохода Мак-Ги  расползся  по
многим поселениям. Они знают о пещере. Теперь проблема не в том, что  они  о
нас думают, а в приоритете. Это я придумал притащить в пещеру петрасил и это
я выяснил, как его использовать, чтобы планета не заставила нас  свихнуться.
Я хочу, чтобы мне были за это  благодарны,  и  я  хочу  получить  свою  долю
прибыли. Твои парни, конечно, тоже  получат  свое.  Но  если  эта  комиссия,
которая проводит тут расследование, увидит петрасил до того, как мы  получим
свою долю, Интергал захапает все и больше никому ничего не достанется.
   - И что тебе от нас надо?
   - Разумеется, образцы руды и чтобы тут  все  было  схвачено,  пока  я  не
встречусь с какой-нибудь большой шишкой в Компании и пока нам не заплатят за
наш метод.
   Он щелкнул пальцами, подав знак растрепанной девчонке,  которая  подавала
питье, чтобы она снова наполнила стаканы. Эта  выпивка  была  покрепче,  чем
"варево", даже с учетом того, как эта дурацкая планета умела  нейтрализовать
токсичные вещества, содержавшиеся в здешней еде  и  питье.  Девица  казалась
знакомой - наверняка она была одной из тех, с кем  он  когда-то  имел  дело.
Выглядела она не слишком хорошо: глаза книзу, бесформенная уродливая одежда,
сальные волосы, болезненный цвет лица, синяки... Некоторые женщины  попросту
не уважают себя. Если бы в первый раз,  когда  он  приехал  в  деревню,  она
выглядела так, он бы и пальцем к ней не прикоснулся.
   - Хорошо, и когда тебе нужны образцы?
   - Сейчас! - прорычал Саток. - Ты что,  не  слушал  меня?  Я  хочу,  чтобы
"шаттл" нагрузили самым лучшим, что у вас есть!
   - Откуда нам знать, может, ты попросту прихватишь все это и улетишь?
   - Здесь этого всего гораздо больше, чем мы можем откопать своими  силами.
Не будь мелочным. Кроме того, мне нужен кто-нибудь из твоих,  кто  помог  бы
мне разгрузиться.
   - И куда ты это все повезешь? Саток пожал плечами:
   - Для начала на космобазу...

***

   Терпеть ледяной холод было труднее, чем обычно: слишком тепло  было  Шону
рядом с Яной.  Те  части  тела,  с  которых  начиналось  погружение,  всегда
страдали больше всего; однако, несмотря на  почти  непереносимый  холод,  он
заставил себя броситься  в  замерзающую  темную  воду.  Изменение  произошло
быстрее, чем обычно, - высочайший уровень самосохранения.
   Как только  вода  сомкнулась  над  его  головой,  он  немедленно  услышал
множество звуков и сигналов, послал свой  сигнал  и  ощутил  вибрацию  воды,
когда кит ответил ему. Если бы  огромное  млекопитающее  потерлось  о  него,
когда он был в облике человека, это закончилось бы печально, но тюлень-селки
был менее уязвим. Погладив кита плавником, Шон-селки поплыл вперед, пока  не
добрался до небольшого (разумеется, в  сравнении  с  размерами  тела)  глаза
кита. Положив руку-плавник на голову кита, Шон объяснил ему, что ему нужно.
   - Ты помнишь это место до того, как оно обрушилось?
   - Да.
   - Проводи меня на другую сторону.
   - Как хочешь.
   Шону-селки хватило времени для того, чтобы ухватиться за боковой плавник,
и его повлекло вперед с поразительной скоростью. Казалось, это  продолжалось
целую вечность - стремительное движение во мраке и безвременье. Наконец  кит
остановился так резко, что Шон пролетел вперед мимо головы  кита,  мимо  его
яркого немигающего глаза и проскользнул вверх по ледяному склону в туннель.
   - Ты очень помог мне; я благодарен тебе.
   - О тебе знают и заботятся.
   И кит уплыл, на прощание пропев свою странную песню.  Шон-селки  услышал,
как вдалеке кто-то  отвечает  ему.  Кит  направился  в  ту  сторону,  откуда
доносился призыв. Шон-селки следил за ним взглядом до тех пор, пока  кит  не
растворился во тьме, а потом выбрался в туннель с люминесцирующими стенами и
туманной дымкой, стелющейся над полом.
   Он продвинулся не более чем на несколько сот  метров,  когда  понял,  что
Эйфа и ее кот-следопыт сумели сюда добраться. В маленькой ямке лежала  кучка
замерзшего помета, следы когтей вокруг нее показывали, что  кот  не  утратил
чувства собственного достоинства, несмотря на то,  что  засыпать  ямку  было
невозможно. Шагах в четырех  обнаружилась  кучка  человеческих  испражнений.
Шон-селки вздохнул с облегчением и продолжил подъем по склону через огромные
пещеры и по еще более крутым  коридорам,  ведущим  все  вверх  и  вверх.  Он
замечал и другие следы - рыбьи скелеты на берегах озер - и, ныряя в глубину,
сам находил себе пищу: ему нужны были силы  для  долгого  и  трудного  пути.
Кое-где он видел смятые пакеты сухпайка.
   Сколько он прошел и сколько времени это  заняло,  Шон-селки  не  смог  бы
сказать.  Безопаснее  и  удобнее  было  путешествовать  в   облике   тюленя:
человеческому телу требовалась одежда, а одежды у Шона не было.
   Когда в конце концов Шон выбрался на солнце, он  несколько  растерялся  и
потому не сразу понял, что ему грозит серьезная опасность. В ходе  изменения
он  всегда  был  особенно  уязвим,  поскольку  менялись  и  его  чувства,  в
особенности зрение и слух. Первая стрела впилась ему в бедро, как раз  когда
его хвост превращался в ноги и был еще покрыт пятнистым мехом; вторая  могла
стать и последней, если бы не кошка, оттолкнувшая его в сторону.  Скалясь  и
рыча, кошка замерла рядом с  ним,  впившись  взглядом  в  оборванных  людей,
окруживших выход из пещеры, подняв лапу в угрожающем жесте и выпустив когти.
   - Благодарю, туманная. Я обязан тебе жизнью.
   - Ты можешь бежать со мной?
   - Сначала нужно завершить преображение. Сейчас я не могу  ни  бежать,  ни
плыть; к тому же я ранен в ногу. Иди. В тебя целятся из ружья. Уходи скорее.
Они думают, что я беззащитен.
   Кошка прыгнула вперед - оборванцы с криками отшатнулись, однако тот,  что
был с ружьем, не пошевелился, тогда она развернулась  и  бросилась  назад  в
пещеру, почти мгновенно скрывшись из глаз.
   - Не обращайте внимания на кошку!  Они  идут  по  дюжине  на  полкредита.
Поймайте этого монстра! Он не должен сбежать!
   Шону-селки, который в  этот  момент  не  был  ни  человеком,  ни  зверем,
пришлось стерпеть то, что его связали и выдернули из раны стрелу. Боль  была
чудовищной. Оказывается, и тюлень может потерять сознание...
   Придя  в  себя,  Шон  немедленно  пожалел   об   этом,   поскольку,   как
обнаружилось, он лежал в  луже  холодной  нечистой  воды  в  дурно  пахнущей
темноте. Обостренное зрение селки подсказало  ему,  что  он  валяется  среди
свертков и ящиков в палатке, сделанной из плохо выделанных шкур. Воздух  был
сырым и кислым и пах шкурами и плесенью. Шон был  совершенно  беспомощен;  к
тому же рана сильно беспокоила его.
   Шон понял, что трансформироваться в человека сейчас будет неразумно:  его
тюленьи конечности были тоньше человеческих; превратись он в  человека  -  и
веревки немилосердно вопьются в его запястья и  щиколотки.  Он  завозился  в
воде,  стараясь  хорошенько  намокнуть,  что  позволило  бы  ему   полностью
превратиться в тюленя, несмотря на рану, но  все  его  усилия  были  тщетны.
Подтаявшего снега было слишком мало, дальше середины трансформация не пошла:
выше локтей и колен он был человеком, ниже - тюленем.
   Звуки извне начали проникать в его пробудившееся сознание. Он  чувствовал
запах костра, большого костра - у него возникло  ужасное  предчувствие.  Что
может такой костер значить для монстра, каковым  его  считают?..  Он  слышал
голоса множества людей,  несколько  вяло  ходивших  вокруг,  и  два  мужских
голоса, перекрывавшие общий шум  и  отдававшие  приказы.  Слов  распоряжений
разобрать он не мог.
   Но пока Шон пытался прийти в себя и понять, что  происходит,  он  услышал
тихий шорох совсем рядом: кто-то начал перепиливать веревку, стягивавшую его
ноги.
   - Я тебя сейчас освобожу, чудовище, -  прошептал  испуганный  голосок.  -
Коакстл сказала, что я должна тебя освободить.  Что  ты  на  самом  деле  не
чудовище, а истинное существо и что ты можешь меня спасти. Коакстл была моим
другом, она была  добра  ко  мне.  Здесь  ко  мне  недобры...  -  послышался
судорожный вздох, потом всхлип, но тут усилия обладателя испуганного  голоса
были вознаграждены: веревка подалась и лопнула.  Дрожащие  пальцы  размотали
мокрые кожаные путы на ногах Шона-селки.
   - Пожалуйста, не ешь меня, чудовище. Я должна тебе помочь.
   - Яне съем тебя, малышка, - сказал Шон: если она разговаривала с  Коакстл
(насколько понимал Шон, это и был тот дымчатый леопард, который  его  спас),
то и его услышит. - Я благодарен Коакстл. И я не чудовище: я не причиняю зла
тому, кто меня спасает.
   - Пастырь Вопиющий говорит, что они собираются поджарить тебя на огне.  -
Девочка еще раз жалостно всхлипнула и подползла ближе  к  лицу  Шона,  чтобы
заняться его руками. - А доктор Лузон пытается уговорить его отдать тебя для
научных исследований. Я думаю, это значит, что он тебя разрежет  и  вскроет.
Доктор Лузон говорил, что удочерит меня, а вместо этого отдал  меня  Пастырю
Вопиющему. Когда доктор Лузон уедет, меня накажут, а потом на  мне  женятся.
Если Пастырь переспорит доктора, ты будешь моим свадебным  ужином.  А  я  не
хочу видеть, как ты страдаешь. Коакстл говорит, что, если ты умрешь,  другие
чудовища отомстят за тебя и будет страдать мой народ. Я знаю, что жизнь есть
страдание, но мы уже и  без  того  очень  страдаем,  и  мне  кажется,  этого
довольно... Если мы будем страдать еще больше, это будет уже слишком.
   - "Довольно" - это даже слишком много - ответил Шон-селки, пытаясь помочь
ей перерезать путы: он развел руки  так  далеко,  как  только  мог,  натянув
веревку. Должно быть, у девочки был самый тупой нож в мире - так  долго  она
трудилась над веревками; но Шон  благословлял  ее  появление  и  ее  попытки
спасти его.
   Наконец веревка на запястьях лопнула; рука Шона  дернулась,  он  нечаянно
ударил девочку по щеке. Она судорожно вздохнула, но не сказала ничего.
   Шону пришло в голову, что она привыкла к побоям. Эта мысль привела его  в
ярость.
   - Прости  меня,  малышка:  я  был  неловок  и  случайно  ударил  ту,  что
освобождает меня...
   - Нет причин просить прощения у столь недостойного существа, как  я.  Это
Коакстл приказала мне освободить тебя.
   Голоса мужчин, отдававших приказы, звучали теперь  громче,  а  шум  возле
палатки усилился.
   - Нам пора уходить.
   - Сюда. - Девочка поползла к стене напротив  выхода  с  такой  скоростью,
которую Шону развить было тяжело: раненая  нога  разболелась,  а  все  мышцы
затекли и одеревенели. Однако опасность того, что его  сущность  может  быть
раскрыта, подгоняла: стараясь забыть о боли, Шон-селки добрался до той дыры,
через которую забралась в палатку девочка. Но его спасительница была намного
меньше, чем он. Шон принялся лихорадочно  разгребать  руками  ледяную  кашу,
пока не расширил дыру настолько, чтобы суметь в нее протиснуться.  Потом  он
снова присыпал дыру льдом и снегом.
   - Коакстл ждет, - сказала девочка, жестом приглашая его следовать за ней.
   - Есть ли здесь поблизости мужская одежда? Рана от стрел не позволит  мне
бежать так быстро, как нужно.
   - Мужская одежда?
   - Да, и чем быстрее, тем лучше, милая девочка, - попросил Шон-селки.  Шум
приближался.
   - Сюда.
   Девочка  двинулась  в  другом  направлении.  Шон   завершил   переход   в
человеческий облик и заковылял следом за ней со  всей  быстротой,  на  какую
только был способен. Теперь рана болела еще сильнее.
   Наконец девочка остановилась и бросила ему какую-то  замызганную  одежду.
Штаны оказались слишком коротки  для  Шона,  но  кожаная  куртка  и  меховая
безрукавка были в самый раз.
   Девочка снова исчезла. Шон  сражался  с  одеждой,  мечтая  о  том,  чтобы
перевязать чем-нибудь рану, прежде чем в нее попадет  инфекция  -  уж  очень
грязны были штаны, но тут малышка появилась снова  и  бросила  ему  какие-то
обмотки.
   - Обмотай этим ноги... О! У тебя настоящие ноги! Значит, на самом деле ты
не чудовище?
   - Не совсем, малышка. А как человек я сейчас в большей безопасности среди
людей, которые разыскивают чудовище...
   - Но ты не один из нас: все увидят, что ты чужак.
   - Ночью, в темноте?
   - В эту ночь огонь горит ярко. Коакстл сказала, что спрячет тебя.  С  ней
ты будешь в безопасности.
   - Да, если доберусь до нее. Но я ранен и двигаюсь очень медленно.
   - Ну, конечно! Прости глупость недостойной... Идем со мной. Есть еще одно
место, где ты будешь в безопасности. По крайней мере, на  время.  -  Девочка
хихикнула. - Там даже есть горячая вода, чтобы промыть рану.
   - Да?
   - Да, мне дали горячей воды, чтобы я могла вымыться, потому что я  должна
стать женой Пастыря Вопиющего...
   Ее голос сорвался.
   Волна ярости накатила на Шона; на несколько мгновений он попросту утратил
дар речи, а обмотки затянул, сам того  не  желая,  так  туго,  что  едва  не
остановил ток крови в ногах.
   - Я должна вернуться назад в мою палатку. Вознесение сказала, что дева  в
свою брачную ночь должна мыться одна.
   Бедная напуганная малышка, подумал Шон, осторожно следуя за девочкой; ему
приходилось пригибаться, и от напряжения рана просто горела. Он  чувствовал,
как по ноге снова заструилась кровь. И все-таки они уходили  все  дальше  от
шума толпы, обнаружившей, что их добыча  пропала.  Когда  они  добрались  до
палатки, девочка вытащила колышек и откинула полог, чтобы Шону  не  пришлось
проползать внутрь; после того, как оба оказались в палатке, Шон сумел  снова
вогнать колышек на место.
   В неярком свете маленькой лампы Шон  увидел  медную  лохань,  от  которой
поднимался пар. Лохань была достаточно велика для того, чтобы  Шон  сумел  в
ней поместиться. Ему также  наконец  удалось  рассмотреть  свою  злосчастную
маленькую избавительницу, которой предстояло  вступить  в  нежеланный  брак.
Может быть, если ему удастся перевязать рану, он сумеет увести ее в укрытие,
которое нашла для них Коакстл...
   Яростные крики  и  улюлюканье  заставили  их  обоих  вздрогнуть;  девочка
оцепенела от страха.
   - Ты успела как раз вовремя, дорогая.., как твое имя?
   - Я Козий Навоз, нижайшая...
   - Ты что?.. - воскликнул Шон, совершенно забыв, что  их  могут  услышать.
Широко  распахнутые  испуганные   глаза   девочки   смотрели   на   него   с
растерянностью.
   - Меня зовут...
   - Только не я. Отвернись, малышка, пока я буду перевязывать  рану.  Потом
мы оба покинем это место: у них будет меньше на одно чудовище для жарки и на
одну девицу для... Да, мы уйдем оба.
   Смывая кровь, Шон услышал звук рвущейся ткани; сбоку появилась  маленькая
рука, держащая полосу чистого белого  полотна.  Шон  глянул  через  плечо  и
увидел, как девочка усердно раздирает на бинты то, что,  вероятно,  было  ее
свадебным платьем или, что еще вероятнее, ночной рубашкой. Может, и  тем,  и
другим.
   - Можешь мне дать еще несколько таких полос, малышка?
   - Ты можешь  взять  все,  человек-чудовище.  Поскольку  они  намеревались
бежать вместе, Шон решил, что мо