хоть  какое-то  занятие,  оно  помогало  разогнать  скуку.  Пока   Яна
выздоравливала, она довольно  много  часов  проработала,  помогая  разбирать
медицинские записи. Ей приходилось запрашивать  файлы  из  центральной  базы
данных и передавать по назначению.  Самое  меньшее,  что  она  могла  сейчас
сделать,  -  это  посмотреть,  сделано  ли  уже  вскрытие  тела  Лавиллы   и
сформулировано ли в готовый файл заключение о результатах.
   Яна вошла прямиком в пустую палату, как раз напротив той, где лежал  отец
Диего. Стараясь не поворачиваться лицом к мальчику и его другу, Яна прошла в
глубь  палаты  и  села  за  компьютер,   установленный   на   наблюдательном
сестринском посту. Она набрала код доступа, который помнила  еще  со  времен
работы на станции "Андромеда" - неужели это было всего каких-то шесть недель
назад? Верится с трудом, особенно если учесть, как хорошо  она  себя  сейчас
чувствует и как далеко от "Андромеды" закинула ее  судьба.  У  Яны  вырвался
вздох облегчения,  когда  введенный  код  сработал.  В  небольших  замкнутых
системах вроде военного госпиталя, где большая часть людей -  либо  солдаты,
либо гражданские сотрудники Компании, которые по роду службы имеют доступ  к
важной  информации,  нет  нужды  в  строгом  соблюдении  секретности,   как,
например, на планетах со множеством разных военных и гражданских  служб.  На
кораблях, на космических станциях или даже на целых второстепенных планетах,
полностью подчиненных Компании, Интергал правил безраздельно.
   ЗАПРАШИВАЕМЫЙ ФАЙЛ: "МАЛОНИ, ЛАВИЛЛА, ВСКРЫТИЕ".
   МЕДИЦИНСКИХ  ЗАПИСЕЙ  НЕ  ИМЕЕТСЯ.  Машина  погудела  немножко,   и   Яна
сформулировала запрос иначе: "РЕЗУЛЬТАТЫ АУТОПСИИ".  Едва  она  набрала  эту
фразу, как на экран монитора стали поступать требуемые данные. Яна  щелкнула
по клавише распечатки и, пока машина печатала документ, стала  просматривать
записи на экране.
   Так, в легких полно застойной крови - значит, у Лавиллы в самом деле была
пневмония. Но в графе "Причина смерти" указана не пневмония, а нечто  совсем
другое. Иммунная система Лавиллы внезапно полностью  вышла  из  строя  и  не
справилась  с  полудюжиной  системных  вирусных   инфекций.   Патологоанатом
особенно подчеркивал, что такое ослабление иммунитета тем более странно, что
все остальные ткани тела Лавиллы  -  мышцы,  кровь,  кожа,  костный  мозг  -
свидетельствуют,  что  ее   общее   физическое   состояние   перед   смертью
соответствовало  вполовину  меньшему  возрасту,  чем   календарный   возраст
Лавиллы. Врач особо отметил также наличие  необъяснимого  утолщения  нервной
ткани в области продолговатого мозга. Это было необычно, это  было  странно.
Кроме того, в организме  Лавиллы  обнаруживались  и  иные  странности,  как,
например, необычайно обширные и развитые отложения бурого жира, общим  весом
целых пятьсот два грамма, что само по себе поразительно. Кровеносные  сосуды
в участках бурого жира были разорваны.  В  пояснительной  сноске,  сделанной
врачом,  производившим  аутопсию,  было  указано,  что  в  норме   массивные
отложения бурого жира весом до двухсот грамм встречаются только в  организме
новорожденных - они обеспечивают гиперактивную выработку тепла.  Этот  бурый
жир постепенно атрофируется, рассасывается  по  мере  взросления  ребенка  -
поскольку, вырастая, детский организм  может  уже  сам  в  достаточной  мере
обеспечивать  себя  теплом  и  нормально  переносит  более  низкую   внешнюю
температуру. Обнаружение активного бурого жира в теле  взрослой  женщины,  а
тем более в таком количестве, врач  находил  крайне  необычным  фактом.  Еще
одной странностью организма Лавиллы был тонкий слой  плотной  жировой  ткани
под кожей - по всей поверхности тела. Врач предполагал, что это  может  быть
своеобразная приспособительная мутация, которая защищает местных жителей  от
действия низких температур. Тут Яна припомнила, что у  животных,  с  которых
она и Шинид снимали шкурки после охотничьей экспедиции, у  всех  до  единого
был точно такой же своеобразный подкожный слой плотного жира.
   Дочитав до конца, Яна с огромным облегчением убедилась, что на теле  и  в
организме Лавиллы не было обнаружено никаких следов внешних повреждений  или
следов медикаментов, которые были бы, если  бы  во  время  допросов  Лавиллу
подвергали  физическим  пыткам   или   химическому   воздействию.   Закончив
распечатку, Яна запрятала  листы  во  внутренний  карман  штанов,  отключила
компьютер, встала, потерла глаза,  как  это  делают  уставшие  от  работы  с
компьютером  техники,  и  проделала  обратный  путь  по  заполненным  людьми
коридорам до комнаты, где оставила свое  праздничное  платье.  Переодевшись,
Яна выскользнула на улицу и села в снегоход к Банни.

Глава 11

   - Откуда нам знать, что это правда? - спросила Банки, когда Яна  показала
результаты вскрытия Шону, Шинид и Клодах.
   - Правда, - уверенно сказал Шон.
   - Значит, ты заранее знал об этом коричневом жировом веществе,  утолщении
на мозге и аномальной жировой прослойке? - спросила Яна.
   Шон кивнул. Глаза Клодах сверкнули.
   - Именно из-за этого только молодежь может уезжать  с  Сурса,  -  сказала
Клодах.
   - У них бурый жир еще не настолько развит, как  у  взрослых?  -  спросила
Яна.
   Последовала  неловкая  пауза,  во  время  которой  Шон,  Шинид  и  Клодах
переглядывались с таинственным и немного смущенным видом. Сбитая с  толку  и
смущенная Банни только переводила  взгляд  с  одного  на  другого,  стараясь
отыскать разъяснение в выражении их лиц.
   Наконец Шон кивнул:
   - Да, что-то вроде этого, Яна. Все это слишком сложно и запутанно, и вряд
ли кто-нибудь, в том числе  и  я,  в  состоянии  полностью  понять  все  эти
функциональные приспособительные изменения. Ты видела  оборудование  в  моей
лаборатории и знаешь, что оно вряд ли сгодится на что-то большее, чем работа
с домашними животными и сельскохозяйственными культурами Видишь ли,  похоже,
что большую часть адаптационных изменений планета вызывает  в  нас  сама  по
себе. В записях моих предков я не нашел никаких указаний на  преднамеренные,
искусственные изменения в организме, вроде бурого жира и того особого узла в
продолговатом мозге. Но я знаю, что такие  отклонения  существу  ют  у  всех
взрослых жителей Сурса - я всегда обнаруживал их при вскрытии тел умерших.
   - Я понимаю, ты можешь и не знать о происхождении и  предназначении  этих
отклонений - если это не плоды трудов вашего семейства. И все  же  есть  кое
какие вопросы, на которые, я так думаю, ты можешь ответить,  -  сказала  ему
Яна.
   Если бы Яна выросла не на космических кораблях и станциях, где люди  были
преобладающей, но  далеко  не  единственной  жизненной  формой,  и  даже  не
единственной  разумной  жизненной  формой,  она  была  бы  гораздо   сильнее
потрясена предположением Шона о том,  что  планета  сама  по  себе  способна
изменять тела людей, чтобы получше приспособить их к себе. А  так  она  лишь
испытала легкое раздражение и досаду на себя - из-за того, что ей  пришли  в
голову мысли о старинных видеофильмах, где злобные чужаки вселяются  в  тела
ничего не подозревающих, безвинных землян.
   Яна глубоко вздохнула и перешла к вопросам, которые  особенно  беспокоили
ее в связи с необычной физиологией Лавиллы.
   - Прошу вас, скажите мне прямо - вы, жители  Сурса,  все  происходите  от
людей, да?
   - Да, это так, - ответила Клодах. - Мои предки приехали сюда из  графства
Клэйр, графства Лимерик, графства Уиклоу и Пойнт-Барроу на Аляске. А  предки
Шона и Шинид - из Кэрри, Дублина и Северной Канады.
   - И вы все это знаете?
   - Если ты вспомнишь, Яна, я уже говорила тебе, что у нас почти  никто  не
умеет ни писать, ни читать. Запоминать все это - часть моей работы, - Клодах
улыбнулась. - Это древняя ирландская профессия.
   - Хорошо, ну, если все вы такие же люди, как я и как  большинство  солдат
Интергала, тогда объясните мне, почему только людям из вашего народа  нельзя
уезжать отсюда - ведь вы тоже когда-то переселились с Земли на эту  планету.
Я имею в виду - ведь не всегда же  так  было,  что  молодежь  могла  уезжать
отсюда, а взрослые - уже нет? Почему этот бурый жир появился у  вас  сейчас,
раз уж его не было с самого начала? Ведь наверняка в первое время  случалось
так, что в ряды новобранцев Компании иногда попадали и не очень  юные  люди,
разве нет?
   На этот раз настала очередь Шона смущаться. Он даже немного обеспокоился.
   - Да, конечно, такие случаи были.  И  все  же  Интергал  всегда  вербовал
новобранцев преимущественно  среди  молодежи.  И,  насколько  мне  известно,
военная служба вредила им ничуть не больше, чем любым другим новобранцам. Но
ты должна понять, Яна, что, как бы то ни было, наш народ уже не  одну  сотню
лет приспосабливается к условиям жизни на этой планете, и планета тоже к нам
приспосабливается. Физические  отклонения  от  нормы,  обнаруженные  в  теле
Лавиллы, -  это  приспособительные  изменения  для  жизни  в  этом  мире.  У
некоторых людей адаптация более полная,  приспособительные  изменения  более
выраженные. Причем есть прямая зависимость - чем дольше человек подвергается
действию внешней среды, чем больше времени вырабатываются  приспособительные
изменения - тем они полнее и глубже. Лавилла была очень во  многом  женщиной
этой планеты. Большую часть своей жизни она прожила под открытым небом,  она
питалась только тем,  что  ей  удавалось  поймать  или  вырастить  -  как  и
большинство из  нас.  И  она  совсем  неплохо  себя  чувствовала  для  своих
пятидесяти лет. Здесь, на планете, Лавилла была очень выносливой и стойкой к
невзгодам. Но ее тело было приучено  к  очень  холодной  погоде,  к  здешним
морозам - ты, Яна, таких уже не застала, - к чистому воздуху, чистой воде  и
натуральной пище.  И  боюсь,  так  хорошо  приспособившись  к  экстремальным
условиям Сурса, Лавилла утратила какую бы то  ни  было  сопротивляемость  ко
всем прочим неблагоприятным воздействиям. И кроме того, у Лавиллы была очень
сильна эмоциональная привязанность к родному краю.
   - Не очень-то верится, что одна только эмоциональная привязанность  могла
привести к смерти, - заметила Яна.
   - И все же это возможно, Яна, - сказала  Клодах.  -  Это  возможно,  Яна.
Трудно объяснить это тебе, чтобы ты поняла - ведь ты здесь  совсем  недавно.
Но, надеюсь, после ночных песнопений тебе все это станет  немного  понятнее.
Лавилла не смогла бы выжить где-нибудь вдали, от Сурса, точно  так  же,  как
тот полковник не сможет выжить в зимнюю ночь в горах без теплой куртки. Если
бы мы знали, что они собираются увозить ее с планеты, мы бы стали  возражать
и не дали бы им этого сделать.
   - Это Лавилла должна была  возражать,  -  горько  сказала  Шинид,  крепко
стиснув сильные маленькие кулаки. - Она должна  была  объяснить  им,  в  чем
дело. Ей ведь не нужно было видеть,  как  выглядят  ее  внутренности,  чтобы
знать, что вдали от планеты она умрет!
   Яна тяжело вздохнула.
   - Как ни ненавистна мне эта мысль, но я твердо знаю,  что  Лавилла  могла
уговаривать их хоть до тех пор, пока солнце не остынет, - и все равно они ни
за что бы ей не поверили.
   - А теперь поверят? - спросила Клодах,  сохраняя  невозмутимое  выражение
лица.
   Яна покачала головой. Ее раздирали гнев, негодование и  множество  других
неприятных и горьких чувств. Она устала,  была  смущена,  растеряна  и  даже
разочарована - хотя ей давно казалось,  что  это  невозможно,  ведь  никаких
иллюзий у нее как будто больше не осталось. Эта планета, это место  казалось
таким простым и понятным, и вот выяснилось - даже  здесь  есть  свои  тайны.
Все, чего Яне сейчас хотелось, - хоть немного отдохнуть.
   - Нам пора идти, - напомнил остальным Шон и положил руку Яне на плечо.  -
Ты просто не можешь пропустить ночных песнопений, Яна.  Поверь,  тебе  сразу
станет лучше.
   Чувствуя, что обычное расположение и доверие к Шону  смешалось  сейчас  с
сомнениями, страхами и невысказанными вопросами, крутившимися  в  ее  мозгу,
Яна никак не могла  понять  -  может,  он  лжет,  и,  невзирая  на  все  его
утверждения, Шон Шонгили вытворяет всякие грязные штуки  с  генами  местного
народа, в результате чего они больше нигде не смогут  жить.  Яне  не  давало
покоя  странное  ощущение,  что  Шон  что-то  от   нее   скрывает,   и   эта
таинственность тревожила ее гораздо больше, чем все остальные  тайны  Сурса.
Может ли быть так, что именно Шон Шонгили ответственен за все  неприятности,
о которых говорил Джианкарло, когда Яна только-только прибыла на планету?  И
если эти люди знают, что их изменили - а некоторые из них явно в это  верят,
- то почему они с этим мирятся?
   Серебристые глаза Шона с мольбой смотрели на Яну. Глядя ему в глаза,  Яна
пыталась представить его чудовищным сумасшедшим ученым-психопатом, но  могла
думать только о том, как чудесно он танцевал с ней сегодня вечером, и о том,
какие волнующие минуты они пережили вместе в ту ночь у  горячих  источников.
Шон смотрел на нее, и постепенно выражение его лица  становилось  все  менее
серьезным и печальным, и Яна видела - он понимает, что ее решимость остаться
беспристрастной тает на глазах.
   Потом Яна сказала:
   - Черт возьми, Шон, я  дико  устала.  Меня  оживит  только  часов  восемь
доброго  сна,  -  ее  слабый  голос  срывался  и  дрожал  от   усталости   и
неуверенности, которую она даже не осознавала.
   Серебристые глаза Шона лукаво блеснули, на губах расплылась улыбка.
   - Пойдем, Яна! Вот увидишь, тебе понравится. Рыжая кошка подошла к выходу
и мяукнула, громко и настойчиво. Яна нервно рассмеялась  и  в  растерянности
потерла лоб.
   - Вы, ребята, похоже, всерьез решили промыть мне мозги?
   - Ну да, что-то вроде этого, -  с  добродушной  улыбкой  сказал  Шон.  Он
понимал, что победа осталась за ним. Если ему и не удалось ее убедить, она в
конце концов все же предпочла до поры до времени не теряться в  догадках,  а
просто принять все как есть. Шон ловко защелкнул застежки на Яниной  куртке,
накинул Яне на голову капюшон парки и принялся натягивать ей на руки  теплые
перчатки.
   - Дай я сама! - вырвалась Яна, возмутившись совсем по-детски против такой
опеки. Она не могла допустить, чтобы ею вот так, даже в мелочах, помыкали  -
хотя бы потому, что ей хотелось  действовать  разумно  и  рассудительно.  Но
устоять было выше ее сил - Шон взял ее под руку и повел обратно  в  общинный
дом собраний, следом за Банни, Клодах, Шинид и  Эйслинг.  Из  дома  собраний
по-прежнему доносились звуки праздничного веселья.
   Возле дома стояли и разговаривали мужчина и  девушка.  Мужчина  время  от
времени помешивал вкусно пахнущее  варево  в  огромном  металлическом  чане,
подвешенном над небольшим костерком. Когда Яна и  остальные  проходили  мимо
них,  мужчина  коротко  кивнул,  улыбнулся  и  довольно   почмокал   губами,
принюхиваясь к восхитительно вкусным ароматам, поднимавшимся  из-под  крышки
котла с супом, или, может, тушеным мясом с овощами - что  там  было  в  этом
чане. Клодах с наслаждением глубоко втянула в себя ароматный воздух,  обеими
ладонями подгоняя к лицу пар из котла.
   Когда они вошли в прихожую, Яна приостановилась, чтобы заново  привыкнуть
к теплу и запахам помещения, в котором  вот  уже  восемь  или  девять  часов
постоянно находилось две или три сотни энергичных, разгоряченных праздничным
угощением людей.
   Если даже эти танцующие, поющие, смеющиеся, весело  болтающие  люди  и  в
самом  деле  были   несчастными   жертвами   зловещего   проклятия,   навеки
приковавшего их к этой негостеприимной ледяной планете, они либо  совершенно
не придавали этому никакого значения, либо просто этого не замечали.
   И внезапно Яне тоже стало на все это наплевать.  Эти  люди  нравились  ей
гораздо больше, чем вся армия Интергала вместе взятая, с советом  директоров
в придачу. И если с этими людьми и было что-то не так, что ж - ее  направили
сюда, чтобы докопаться до истины, что она  и  делает  прямо  сейчас.  И  это
чистая правда - в некотором роде.
   В комнате было жарко и сильно пахло едой, потом и еще чем-то, но  Яна  не
обращала на это внимания. А еще в зале  дома  собраний  отчетливо  ощущалось
нечто, трудно поддающееся описанию, но это  нечто  определенно  было  сродни
легкой радости, всеобщему веселью и удовольствию, которое так и лучилось  от
этих  людей.  Яна  просто  не  знала,  как  они  могли  оставаться  в  таком
приподнятом настроении все то время, пока она отсутствовала. И все же это им
удалось! Яна с улыбкой посмотрела на Шона и заметила, что он уже вспотел. Но
тут она и сама почувствовала, как на лбу стали выступать капельки пота.
   Их приход как будто  послужил  сигналом:  музыка  сразу  же  замолкла,  и
танцующие пары остановились, глядя на вошедших в молчаливом  ожидании.  Шон,
Клодах и остальные сняли свои теплые парки. Яна тоже  разделась.  И  вот  из
угла комнаты послышались удары в бубен, в ритме марша, и кто-то  заиграл  на
банджо печальную мелодию. Кто-то запел хриплым тенором  -  как  будто  горло
певца вдыхало слишком много холодных ветров и дыма от бесчисленных  костров.
Песня была наполнена чувством  одиночества  и  тоски  по  далекой  покинутой
родине, и пелось в ней о зеленых  просторах  планеты  Земля.  Эту  печальную
песню сменила другая, развеселая, шутливая песня, в которой жизнь  на  Земле
сравнивалась с жизнью на планете Сурс. Следующая песня тоже была шутливой, в
ней рассказывалось о последнем человеке на Сурсе,  который  умел  читать,  -
что, как Яна знала, было  явным  преувеличением.  По  крайней  мере  солдаты
Компании - выходцы с Сурса - умели читать приказы и инструкции не хуже любых
других солдат.
   После этой песни настроение в зале сразу переменилось, и все  музыкальные
инструменты, за исключением  бубна,  перестали  играть.  Ритм  ударов  бубна
замедлился и напоминал теперь не звуки марша, а биение сердца.
   Не перемолвившись ни с кем даже словом, Клодах вдруг запела. Она пела  ту
самую песню, которую как-то раз уже пела Яне раньше, в  первый  ее  день  на
этой планете.
   Бум! Бум!Бум!Бум!
   Барабан размеренно гремел и рокотал, и не  успела  Клодах  допеть  первый
куплет, как вместе с ней запели все, кто был в зале.
   Бум! Бум!Бум!Бум!
   Воздух в комнате смешивался с клубами дыма от двух очагов, с  испарениями
от жарких, потных тел двух или трех сотен человек, собравшихся  в  небольшом
зале. Яна так отчетливо ощущала присутствие каждого из них, словно  они  все
вместе вдруг стали единым живым существом, с одной на всех кожей.  А  гулкий
ритмичный рокот барабана был как будто биением их общего сердца,  одного  на
всех.
   Когда затихла последняя вибрирующая  нота  песни  Клодах,  кто-то  другой
запел новую песню, песню, которой Яна раньше никогда не слышала.

   Потеряешь песни - потеряешь слово, потеряешь язык,
   Потеряешь уменье читать свои собственные следы,
   Потеряешь уменье отмечать свой путь,
   Потеряешь уменье узнавать следы зверей,
   Потеряешь картины, которые их заменяют,
   Потеряешь голоса - они скажут, что больше нам не нужны.
   Потеряешь землю, желая, чтобы вернулись песни.
   Айя-йя!

   Многоголосье звучало и переливалось вокруг Яны, в общий хор вступили  еще
несколько барабанов, и вот уже Яне  стало  казаться,  что  сами  стены  дома
ритмично бьются и пульсируют в такт пению. Правым  ухом  Яна  слышала  голос
Шона, левым - голос Баники,  впереди  пела  Клодах,  сзади  -  Эйслинг.  Яна
поняла, что не сможет сейчас думать ни о  каком  медицинском  заключении,  и
вообще не сможет думать ни о чем, кроме того, что сейчас происходило  вокруг
нее и в ней самой. Она дышала воздухом, которым до нее дышали те  люди,  что
окружали ее со всех сторон, ее полностью захватил и увлек размеренный  рокот
барабанного боя. И хотя Яна не знала слов песни, она вдруг поняла, что  тоже
открывает рот и  вместе  со  всеми  что-то  поет.  Эти  всеобщие  песнопения
оказались неким видом духовного общения,