отите,- ответил марсианин. - Он был не моей веры, вы знаете, и
здесь никого из его религии. Поэтому я просто скажу, что он был
хорошим человеком.
Было ли это лицемерием, размышлял Лоренцен. Торнтон, для которого
Фернандес был папистом; Гуммус-луджиль, проклинавший его за
шумливость; фон Остен, называвший его слабаком и дураком; Эвери, для
которого Фернандес был еще одним поводом для беспокойства; он сам,
никогда не сближавшийся с этим человеком; даже рорванцы - они все
стояли вокруг могилы. Больше ничего они не могли сделать для
мертвого под этими скалами, хотели ли они сделать больше, когда он
жил?
Когда они кончили, было уже слишком поздно пускаться в путь. Они
собрали сухие ветви и траву для костра, поужинали и сидели молча.
Джугац и Эвери начали свои лингвистические занятия; фон Остен
угрюмо свернулся и уснул; Торнтон читал библию в тусклом свете
костра; остальные рорванцы шепотом переговаривались друг с другом.
Костер громко стрелял, за освещенным кругом виднелась залитая
лунным сиянием земля, ветер свистел в деревьях. Тут и там в темноте
раздавались крики животных. Это была не земная ночь - люди никогда
не знали такой ночи, не знали этого холодного звездного неба с
огромным полукругом - созвездием, не слышали таких звуков. Далеко до
дома, долго придется блуждать душе Мигеля Фернандеса, пока она
доберется до зеленых долин Земли.
Лоренцен почти бессознательно бормотал слова древней песни и
смотрел на смутно вырисовывающийся красноватый от костра
могильный холм. Тень и свет колебались на нем, казалось, он шевелится,
будто человек, лежащий под ним, слишком любил жизнь, чтобы
успокоиться.
Подошел Гуммус-луджиль и тяжело опустился рядом с ним. "Одного
нет, - пробормотал он. Колеблющийся свет озарил резкие черты его
лица. - Сколько еще погибнет?"
- Гамильтон опасался как раз подобных вещей, - сказал Лоренцен. - Не
землетрясений, не чудовищ, не большеголовых спрутов, а змей,
микробов и ядовитых растений. Он был прав.
- Существо с цианидом в пасти - что за метаболизм должен у него быть?
У него не может быть такая, как у нас кровь. - Инженер вздрогнул. -
Холодная ночь.
- Это можно преодолеть, - сказал Лоренцен. - Если больше опасаться
нечего, тогда еще неплохо.
- О, конечно, конечно. Я бывал в переделках и похуже. Тут эта проклятая
внезапность. Вы ведь тоже едва не дотронулись до нее. Я видел.
- Да...- Лоренцен почувствовал озноб при этой мысли. Только сейчас до
него дошло. Аласву не предупредил его. Он заставил себя успокоиться и
последовательно обдумать все происходившее. Рорванец Аласву не
оттащил его от ядовитой ящерицы.
Он посмотрел на маленькую группу туземцев у костра. Они сидели в
тени, только их глаза сверкали во тьме. О чем они думали? Что готовили
для этих пришельцев со звезд?
Он хотел сказать Эвери... нет, пока не нужно. Возможно это случайность.
Может быть, эти ящерицы редки, может, эта группа рорванцев никогда
не видела их раньше. Аласву сам был в нескольких сантиметров от нее.
Туземцы не могут быть так глупы, чтобы надеяться обставить убийство
всех людей как несчастный случай!
Но " Да Гама" никогда не вернулся назад. Он с усилием повел плечами.
Он устал, возбужден, его подозрения ребяческие, и он знал , что Эвери
так их и воспримет. А если он расскажет фон Остену, немец захочет
расстрелять рорванцев на месте. Гуммус-луджиль и Торнтон... нет, не
сейчас, вначале он должен убедиться сам, прежде чем выставлять себя на
посмешище.
Он посмотрел в темноту на западе. Они шли туда, в горы, в каньоны и
ущелья, где на узких скользких тропах могло все случиться. И они не
могут повернуть назад, хотя не имеют ни малейшего представления о
том, что их ожидает.

                         Глава 11

Местность быстро поднималась, пока они не начали пробираться через
путаницу скалистых холмов, среди огромных зарослей кустарника, через
журчащие речки, чья холодная вода кусала их ноги, как зубами. Трудно
было идти за рорванцами; их легкие фигуры быстро передвигались по
неровной местности; у Лоренцена пересыхало горло, когда он, тяжело
дыша, торопился за ними.
Однажды вечером, через неделю после смерти Фернандеса, Гамильтон
спросил по радио:" Что за дьявольство с вашими проводниками? Вы
вновь свернули севернее. Почему они не ведут вас прямо?"
Гуммус-луджиль удивился, но передал вопрос Эвери. "Спросите одного
из этих волосатых уродов. Я уже болен от ходьбы."
- Я уже спрашивал, - сказал психолог. - Разве я вам не говорил? Но ответ
относится к совершенно непонятным, непереводимым фразам языка. У
меня создалось впечатление, что впереди опасная территория и мы
должны ее обогнуть.
Гуммус-луджиль передал ответ Гамильтону, который закончил разговор
щелчком, соответствующим ворчанию. Турок вздохнул. "Не очень
многое можем мы предпринять," - сказал он.
Торнтон засмеялся. "Возможно, они хотят сделать нас кривоногими и
тем самым беспомощными," - предположил он.
     Фон Остен схватился за оружие. " Они ведут нас прямо в..."
- Спокойней, - Эвери протянул руку. - Боюсь, что мы ничего не можем
сделать. Они ведут нас.
Лоренцен нахмурился. Это звучало не очень привлекательно. Положение
все больше и больше казалось ему сомнительным.
Он извлек карту территории, сделанную с помощью аэрофотосъемки, и
долгое время изучал ее. Насколько он мог видеть, в территории, которой
они избегали, не было ничего необычного. Конечно, там могли быть
враждебные племена или еще что-нибудь, но...
На каждый вопрос, который он мог бы задать, был ответ. Но все эти
ответы были слишком ad hoc (для данного случая (лат.)), он и не давали
последовательной картины. Хорошо, ядовитая ящерица была незнакома
рорванцам, это совершенно очевидно. Но почему она была незнакома
им? Любое опасное животное имеет довольно широкую зону
распространения - не могли же рорванцы идти настолько издалека,
чтобы эта территория была им неизвестна... Да,туземный язык может
быть исключительно трудным, но, черт возьми! - общество, владеющее
технологией, какой, казалось, владели рорванцы, должно было
располагать доступными терминами и понятиями. Когда западная нация
проникла на восток, китайцы говорили с ней на английском или
французском языке: их собственный язык был для этого неподходящим.
Но язык рорванцев казался похожим по структуре на индоевропейские
языки, и у Эвери не должно было возникнуть тех трудностей, о которых
он все время говорит...
Тем не менее он подолгу говорит с Джугацом по вечерам. Он утверждает,
что это уроки языка, но...
Допустим, что это не так. Лоренцен сидел тихо, чтобы позволить этой
мысли глубже проникнуть в его сознание. Он хотел бы отвергнуть ее.
Ему нравился Эвери; и на этой новой земле было так мало того, чему
можно было доверять, а если они еще перестанут доверять друг другу...
Нет, он, вероятно, становится параноиком.
Однако оставался "Да Гама", огромный, повисший в пространстве
вопросительный знак.
Он лежал в своем спальном мешке, чувствуя жесткость земли под собой,
слушая шум ветра, и журчание реки, и крик какого-то незнакомого
животного. Тело его устало, но в мозгу кипело столько вопросов, что он
не мог уснуть. Что случилось с первой экспедицией? Кто пытался
саботировать вторую? Почему произошло так много помех и задержек,
прежде чем она смогла стартовать? Почему Эвери не сумел
скомплектовать однородный экипаж? Такие разные (почему?), как они,
люди не могли составить экипаж космического корабля, это слишком
явная ошибка для психолога. Почему рорванцы единственные
млекопитающие, встретившиеся им до сих пор? Почему никакие следы
их деятельности не видны с воздуха? Почему у них такой недоступный
для понимания язык? И на самом ли деле он такой непонятный? Если
нет, тогда почему Эвери лжет? Почему рорванцы не сумели распознать
опасность, которая должна быть так же хорошо известна, как кобра на
Земле? Их метаболизм сходен с человеческим, поэтому и для них
ящерица представляла угрозу. Почему они вдвое увеличили путь к себе
домой? Почему, почему, почему?
На каждый вопрос можно было найти ответ, либо прямо данный Эвери,
либо получаемый, как правдоподобная гипотеза. Но взятые in toto
(целиком, полностью (лат.)), но взятые в целом, они нарушали принцип
Оккама: каждое объяснение отвергало остальные, вызывало новую
гипотезу, противоречащую другим. Было ли что-то объединяющее во
всех этих фактах? Или все это было лишь случайным стечением
обстоятельств?
Силиш караулил, ходил вокруг тухнущего костра. Он мелькал
бесшумной тенью, только отблеск света в глазах и на мушкете выдавал
его. Вновь и вновь поглядывал он на спящих и о чем думал? Что
планировал? Он мог охотиться, петь и играть в шахматы с людьми, но
они были более чуждыми для него, чем бактерии в его крови. Способен
ли он был ощутить родство с людьми, или он из тех чудовищ, что
проглотили первый корабль и готовились уничтожить людей со второго?
Эвери не мог лгать. Он был правдивым, дружески настроенным парнем.
Психолог должен быть более умелым, но, возможно, он просто никогда
не имел дела с гуманоидами с других миров. Может, рорванцы обманули
его для каких-то своих целей. Или его подкупили? Но чем они могли его
подкупить?
Лоренцен повернулся, пытаясь уснуть. Сон не шел к нему. Слишком о
многом нужно было подумать, слишком многого опасаться.
Наконец пришло решение. Он не может никому говорить о своих
подозрениях, пока еще не может. В их отряде нельзя уединиться с кем-
нибудь. И нельзя говорить - возможно, рорванцы усвоили немного
английский. И в конце концов у него не было доказательств, только
подозрение. Спокойно, спокойно.
Но у него есть начало рорванского словаря. Предположим, что он,
никому не говоря, попытается узнать его больше. Он может сделать
математический анализ записей - до сих пор он его не делал,
ограничиваясь лишь запоминанием слов. Но если вы уверены, что
изучаемый вами язык в основном флективный и его структура немногим
отличается от строения индоевропейских языков, то, внимательно
вслушиваясь в разговоры, вы можете узнавать знакомые слова и
определить систему склонения и спряжения; а новые слова будут ясны по
контексту.
Будет нелегко, потребуется время, но это может быть сделано. Многие
слова можно будет узнать, просто спрашивая, если вопросы не вызовут
подозрения.
Наконец он смог задремать.

                         Глава 12

- Я вам говорю, это убийство! Слова с шумом вылетали изо рта фон
Остена; он топнул ногой, и скала гулко ответила ему.
Вокруг него и Торнтона скалы круто вздымались вверх, к ледяному
голубому небу, их острые белые вершины резко вырисовывались на его
фоне, нижние склоны обрывались во тьму ущелий, где стремительно
текли горные реки. Местность за последние несколько дней сильно
повысилась, огромная каменная глыба гор шла от равнин до моря.
Просыпаясь по утрам, путешественники обнаруживали тонкий слой
снега на обнаженной земле, дыхание белым паром вырывалось из
ноздрей.
Охота стала бедной, и уже несколько дней у них почти не было еды,
продвижение вперед замедлилось из-за бесконечных подъемов и спусков
по скалам и острым, как лезвие ножа, ущельям. Договорились
остановиться лагерем на несколько дней, чтобы заготовить достаточно
пищи для последнего участка пути.
Торнтон взвесил ружье в руке и спокойно встретил гневный взгляд
немца. "Рорванцы не могли знать, что ящерица обязательно встретиться
нам в пути," - сказал он.
- Нет, но у них всегда есть шанс расправиться с одним из нас,- фон Остен
расправил плечи под тесноватым комбинезоном. - Тут слишком много
незнакомого нам, и мы не можем всегда держаться вместе. Что-то
неправильное в этих туземцах, мы должны перебить их всех, а из одного
извлечь правду.
-Мы не знаем их трудного языка,- сухо сказал Торнтон. - Языка, ха! Они
не хотят, чтобы мы его знали. Не может быть такого сложного языка, как
у них. Когда они не хотят отвечать на вопрос, они просто говорят этому
слабоумному Эвери "Versteh nicht"(не понимаю (нем.)) или говорят ему
ерунду, а он считает это новой штукой их языка. Нет, они заговорят,
конечно, если мы заставим их это сделать.
Фон Остен наклонился и стукнул в костлявую грудь Торнтона. "А куда
они нас ведут? Я смотрел на новую карту. Гораздо быстрее и легче было
бы свернуть на юг и идти на север вдоль берега. Я думаю, что этот
разговор об опасной территории, которую мы должны обойти, вздор,
обман."
Торнтон пожал плечами."Откровенно говоря, я подозреваю то же самое.
Но почему вы обратились именно ко мне?"
- Вам единственному я могу доверять. Эвери глуп, Лоренцен слишком
слаб, а Гуммус-луджиль откажется помочь мне только потому, что это
моя мысль. Только мы с вами можем что-нибудь сделать.
- Гм....- Торнтон потер подбородок: небритая борода неприятно
покалывала. - Может быть, я и смог бы вам помочь. Но я не хочу
вмешиваться. Вполне вероятно, что рорванцы намерены убить нас. Это
самый легкий путь отвратить внимание людей от их планеты. Если
"Хадсон" также не вернется, третьей экспедиции, по всей вероятности, не
будет; вероятно, на это и надеются туземцы. Но не забудьте, им нужно
уничтожить и основной лагерь, а там из-за нашего исчезновения вдвойне
встревожатся. А космический корабль - как насчет него? Как они
добрались до "Да Гамы"? Он до сих пор должен был находиться на
орбите, даже если им удалось уничтожить всех высадившихся людей...
Фон Остен нахмурился. "Я думаю, у них есть оружие, которое они нам не
показывают. Может, у них есть свои космические корабли."
- Но почему их воины вооружены гладкоствольными ружьями? Не
будьте дураком!
Обожженное солнцем лицо немца покраснело. Помолчав, он спокойно
сказал:"Пожалуйста, следите за своим языком. Я хочу действовать с вами
вместе, но если вы будете так... Не думали ли вы, что эти мушкеты могут
быть частью игры? Если мы будем думать, что у них нет ничего лучше,
то не будем их опасаться."
Торнтон свистнул."Во имя великого Иеговы!...- Вдруг он повернулся.-
Идемте, мы ведь должны охотиться."
- Но моя идея? - Я хочу подумать о ней. Я дам вам знать. - Они
принялись осторожно подниматься по крутому склону в гору. Вновь и
вновь останавливались они и осматривали горную местность в полевые
бинокли. Сухой снег скользил по острым склонам, но нигде ни признака
жизни. Торнтон чувствовал сильный голод и сдерживал тревожное
чувство. Сейчас не приходится жаловаться на отсутствие мяса.
Если рорванцы не так примитивны, как стараются казаться, это
открывает возможности для самых дурных предположений. Если они
близки к межпланетному уровню технологии, они могли обнаружить
"Хадсон" при его приближении; к тому же на своей экваториальной
орбите он неоднократно пересекал диски Сестры и солнц, даже в
маленький телескоп его легко заметить. Если даже рорванцы находятся
на уровне порохового оружия, у них все равно могут быть телескопы. Но
если технология у них развитая, они могут жить под землей, синтезируя
себе пищу; этот обычай мог возникнуть в период атомных войн. Они
могут уничтожить и лагерь, и корабль несколькими ракетами дальнего
действия... Но почему они не сделали этого до сих пор? Может, вначале
хотят узнать как можно больше, в этом случае притвориться
примитивными туземцами- лучший способ избежать подозрений.
Торнтон покачал головой. Все-таки и это не объясняло всего, оставлось
по-прежнему много вопросов, не имевших ответа. Однако вполне
возможно, что фон Остен прав. В таком случае - что делать? Выстрел из
атомного ружья уничтожит всех рорванцев в лагере. Может, одного
оставить и выпытать у него все. Комиссары научили человечество, как
надо добывать сведения у существа, способного испытывать боль.
Сообщение по радио, быстрый возврат в лагерь, эвакуация всего
персонала на "Хадсон" и уход в глубокий космос - а что дальше? Троас
по-прежнему останется загадкой. Он не сможет увидеть, как Солнечный
патруль осуществляет карательную операцию - однако она произойдет.
От нее нельзя отказаться, иначе в один прекрасный день рорванцы
обрушатся с неба на Землю.
Эвери будет взывать к небесам, заявляя, что это было абсолютно
неспровоцированное убийство, он, несомненно, обвинит их в уголовном
преступлении, когда они вернутся в Систему. Лоренцен, хоть и неохотно,
поддержит его. Гуммус-луджиль займет неопределенную позицию... А
как Гамильтон? Капитан сможет заковать их или оставить в качестве
наказания здесь; никакие чувства не останавливали его при выполнении
долга, как он его понимал.
У меня тоже есть долг. Как тяжел путь, о господи! Может, лучше не
останавливаться перед мятежом и уничтожить всех этих людей, кто не
поддержит его. А это, несомненно, будет означать суд по возвращении в
Систему, тюрьму, психиатрическое изменение структуры мозга... жена и
дети Торнтона будут плакать одни в своем доме на Марсе и с еще
большей гордостью держаться перед лицом соседей.
Но рорванцы не люди, ноагианские священики сомневаются, есть ли у
чужаков душа; в любом случае они язычники...
Торнтон знал, какую мучительную борьбу с самим собой ему придется
выдержать, прежде чем он примет решение. Но он знал, что решение
обязательно будет принято.
- Там! Смотрите туда! Он поднял полевой бинокль, услышави шепот фон
Остена. Высоко над ними, перегнувшись через край обрыва, на них
смотрела рогатая голова - добыча!
Два выстрела раздались одновременно. Животное вскрикнуло и исчезло.
Торнтон отчаянно бросился бежать, перепрыгивая через камни и
балансируя на краю обрыва. Ледяной воздух обжигал ему легкие, но он
должен был схватить животное, прежде чем оно упадет.
Верхний край обрыва нависал над ними. Он карабкался, крепко цепляясь
за скалы. Фон Остен шумно дышал рядом, единственная точка опоры.
Все равно что взбираешься на высокий забор. Они достигли вершины.
И провалились! Это произошло слишком быстро. Торнтон не понял, что
случилось, он ощутил лишь падение, что-то острое резануло его по спине
и разрезало кожу, он услышал свист воздуха и скрежет скал мимо ушей,
затем грохот и тьма.
Он медленно приходил в себя, долгое время ощущая лишь боль. Потом
зрение прояснилось, он сел, придерживая голову, которая, казалось,
раскалывалась. "Фон Остен," - простонал он.
Немец был уже на ногах, он выглядел встревоженным. "Вы в порядке?" -
спросил он. Тон его был небрежным, он уже осмотрел марсианина, когда
тот был без сознания, и не нашел серьезных повреждений.
Торнтон ощупал себя. На спине была длинная царапина, голова болела,
из носа шла кровь, на теле было множество синяков, сколько - он не мог
сосчитать. Но - "Да, я в порядке."
Фон Остен помог ему встать."Проклятие на этой планете, - сказал он. -
Все здесь лишь убивает людей. Мне кажется, мы пойманы здесь."
Торнтон осмотрелся. Склон, по которому они взбирались, был внешней
стороной ямы около шести метров глубиной и четырех шириной.
Животное, которое они застрелили, находилось на противоположной
стороне, а они, к несчастью, угодили в яму. Стены ее были почти
отвесными, сглаженными за столетия ветром, морозом и тающим
снегом; маленькое отверстие в дне ямы, очевидно, служило для отвода
воды.
Он обошел яму, осматривая края ловушки. Фон Остен, пострадавший
меньше, сделал несколько яростных попыток выкарабкаться, но в конце
концов вынужден был от них отказаться. Без инстументов и
оборудования ничего нельзя было сделать.
- Еще два в пользу рорванцев, - сказал он хрипло. - Они не могли знать...
- Они привели нас в этот опасный край. И у них всегда есть шанс
заманить нас в ловушку. Gott in Himmel! (Боже небесный(нем.)) - фон
Остен погрозил кулаками небу.
- Не упоминайте имя господа всуе,- Торнтон опустился на колени и стал
молиться. Он не просил о помощи; живет он или умрет - все в воле
господа. Окончив молитву, он почувствовал себя спокойнее.
- Остальные будут искать нас, когда мы не вернемся к вечеру, - сказал он.
- Они приблизительно знают, куда мы пошли.
- Ja, но эта чертова территория слишком велика, а мы долго на таком
холоде не продержимся. - Фон Остен обхватил себя руками и вздрогнул.
- Мы сможем стрелять время от времени; может, нам удастся вызвать
снежный обвал. Однако пока стрелять не нужно,