ьшая дистанция
была между краем скалы и дном этой пропасти.

     Коффин знал, что должен с благоговением взирать на это творение
Господа, но не чувствовал ничего, кроме головокружения и чудовищного
давления, от которого, казалось, вот-вот лопнут глазные яблоки.

     Он сел рядом со Свободой. Каждое движение давалось с величайшим
трудом.

     Руки и ноги превратились в свинцовые колоды.

     Свобода зажег сигарету. Последней, еще не затуманенной частью своего
сознания Коффин подумал:

     "Лучше бы он не отравлял себя лишний раз. Уж очень он хороший парень".

     Ветер взъерошил волосы на голове Свободы - для него это было все
равно, что листья у них за спиной или трава под ногами.

     - Еще одна Расселина, - пустым голосом произнес горняк. - Под
правильным углом к той, по которой мы спускались.

     - И мы - первые представители рода человеческого, увидевшие ее, -
отозвался Коффин, жалея о том, что слишком уж он жалок сейчас, чтобы
произносить такие высокопарные фразы.

     На Свободу, видимо, напало такое же отупение.

     - Да, мы зашли дальше, чем предыдущая земельная экспедиция, и к тому
же, исследователи, даже имея запас кислорода, никогда не спускались в этом
направлении. Хотя в других местах они встретили много таких же провалов.
Их, наверное, породил какой-нибудь тектонический процесс.

     Планета, которая плотнее Земли, вряд ли обладает идентичной геологией.
Горы здесь, безусловно, гораздо выше.

     - Эта пропасть не такая отвесная, как Расселина, - услышал Коффин свой
собственный ответ. - На склонах даже держится почва, как вы, вероятно,
заметили. Но, конечно, она шире и глубже.

     - Это характерно для местности с чуть менее вертикальной топографией,
- Свобода выдохнул дым, закашлялся и выплюнул сигарету. - Проклятье! Я не
могу курить в таком воздухе. И какого черта вы тут бормочете? О чем?

     - Ни о чем особенно важном.

     Коффин откинулся назад, облокотившись на рюкзак. Ветер так быстро
просушил его одежду от пота, что вскоре ему стало уже не жарко, а холодно.
Лес проснулся и загудел от порывов ветра. Его скорость была не очень
велика, но высокое давление превращало ее чуть ли не в скорость урагана.

     Сила ветра пригодится, когда люди, наконец, обретут возможность
спуститься с горных плато. Но когда это будет? Наверняка, не раньше, чем
через несколько поколений. Мельницы богов работают медленно, но зато
перемалывают добротно - в порошок.

     Хотя и крутятся они все же не всегда медленно. Мельницы наступивших на
Земле перемен мололи быстрее, чем это было необходимо, чтобы динозавры
успевали приспособиться к изменившемуся климату; быстрее, чем наука и
техника могли развиваться, чтобы поддерживать культуру растущего населения
Земли. Растум тоже был подобен гигантскому жернову, который крутился и
крутился среди звезд, перемалывая в пыль семена людей, ибо Господь
раскаивался в том, что сотворил человека...

     - Ну, что ж, - сказал Свобода, - едва ли он полез в эту яму, так что
нам лучше сменить направление поиска.

     Эти слова были для Коффина таким приятным барьером, отгородившим его
от полувзаправдашнего кошмара, что их смысл не сразу дошел до его сознания.

     - А?

     Свобода хмуро посмотрел на него:

     - Клянусь небом, вы похожи на живого мертвеца. Мне кажется, вы не
протянете даже до вечера.

     Коффин попытался сесть прямо.

     - Нет, нет. Я выдержу, - хрипло сказал он. - Но что вы предлагаете?
Насчет нашего дела, - заботливо добавил он, боясь, как бы Свобода не понял
его вопроса превратно. Разговаривать было нестерпимо тяжело.

     В голове возникали какие-то обрывки мыслей:

     "Песок в легких. Я больше не могу думать. Он тоже. Но я смогу уйти,
даже если мой мозг отключится. Не уверен, что Свобода тоже сможет или
захочет."

     - Я хотел предложить вам двигаться по краю этого каньона в южном
направлении до наступления темноты, а завтра утром срезать по прямой
обратный путь к Расселине. Таким образом мы описали бы большой треугольник.

     - А что, если пойти на север? Северное направление тоже надо
проверить.

     - Если вам так хочется, мы, конечно, можем пойти не в южном, а в
северном направлении. Можно даже бросить жребий. Но идти одновременно на
север и на юг невозможно.

     Мы должны покинуть этот уровень не позднее завтрашнего утра, потому
что оставаться здесь дольше - слишком большой риск. А мы не имеем права
рисковать, потому что нас ждут наши семьи.

     - Но Дэнни ведь не умер, - умоляющим голосом воззвал Коффин. - Мы не
можем бросить его здесь.

     - Послушайте, - сказал Свобода.

     Он сел, скрестив ноги, провел рукой по волосам и начал говорить,
сопровождая свои слова усиленной жестикуляцией.

     "Все его попытки что-то доказать объясняются обыкновенным страхом, и
потому не сводятся ни к чему, кроме пустой болтовни," - подумал Коффин.

     - Допустим, мальчик действительно не сорвался вместе с водопадом с
этого утеса. Допустим, он добрался до леса, но не съел там ничего
ядовитого, и не умер с голоду из боязни съесть что-нибудь. Допустим, он не
утонул в каком-нибудь пруду, его не ужалила гигантская ядовитая пчела, из
тех, которых мы с вами здесь видели, и он не подвергся нападению
какого-нибудь местного хищника.

     Сделать такие допущения можно только с огромной натяжкой - с такой,
ради которой не стоит двум взрослым мужчинам жертвовать своими жизнями, но
я согласен принять их во имя истины. Пусть все было так. Что же потом
оставалось ему делать? Как мне кажется, он должен был попытаться отыскать
обратную дорогу, но при этом уходил все дальше и дальше в лес, плутал все
больше и постепенно спускался все ниже по склону горы. Но тогда, я думаю,
вам понятно, как должен был на него подействовать местный воздух? Я и то
едва могу шевелиться. А если бы я дышал этой гадостью три или четыре дня, я
был бы не способен больше ни на что, кроме как лечь и отдать концы. А Дэнни
ведь был ребенком. Обмен веществ у детей более усиленный, легкие более
восприимчивы к высокому давлению, а сопротивляемость мышц гораздо слабее.
Коффин, он мертв.

     - Нет.

     Свобода ударял кулаком по земле до тех пор, пока не успокоился.

     - Будь по-вашему, - ветер разбрасывал его слова и уносил их прочь. - Я
дал обещание потворствовать вашей прихоти - и прихоти Вульфа - но до
известных пределов, а именно: только до завтрашнего утра, когда мы повернем
этот зигзаг в направлении дома. И поставим на этом точку. Ясно?

     - В нашем распоряжении еще часть ночи, - упрямо твердил Коффин. -
Неужели вы сможете спокойно сидеть возле костра целых тридцать часов, зная,
что Дэнни в этот момент, быть может...

     - Хватит! Заткнитесь, пока я не придушил вас вашим же ремнем!

     Их глаза встретились. Рот Свободы сжался в одну тонкую линию. Коффин
почувствовал, как последние ощущения собственной правоты покидают его.
Теперь не осталось ничего, кроме сожаления, что он не может предотвратить
то, что должно было случиться дальше. На несколько секунд это чувство
пересилило даже головную боль. Коффин с трудом поднялся на ноги. Ветер
ударил ему в спину, заставляя отклоняться назад, чтобы не упасть, а потом,
казалось, специально усилил свои порывы, пытаясь подтолкнуть Коффина к
южному краю каньона, оглашая его завываниями. Свобода продолжал сидеть.

     " Прости меня, - мысленно произнес Коффин. - Джудит всегда была добра
к Терезе. Прости меня, Ян."

     Он схватился за пистолет.

     - О, нет, ты не сделаешь этого! - Свобода встал на колени и бросился
вперед. Сцепившись, они стали кататься по земле.

     Свобода сумел ухватиться за рукоятку пистолета Коффина, но в это время
тот ударил его кулаком левой руки по голове. Удар пришелся по самой макушке
и не причинил Свободе большого вреда, зато костяшки пальцев Коффина
пронзила острая боль.

     Свобода всем телом навалился на противника, упершись правым плечом ему
в подбородок. Пригвоздив его к земле, Свобода высвободил обе руки и начал
вырывать оружие из рук Коффина.

     Бывший астронавт колотил Свободу по бокам и по спине своими
полуразбитыми кулаками, но тот не обращал на это никакого внимания. Перед
глазами у Коффина плавали черные круги.

     " Я стар, я стар", - билась у него в голове одна мысль.

     Ему никак не удавалось дотянуться до своей правой руки, в которой был
зажат пистолет, потому что мешал рюкзак на спине наседавшего Свободы. В
ушах его раздавался какой-то крик, и он не мог понять - то ли это ветер, то
ли галлюцинация, предшествующая обмороку.

     Внезапно его левая рука наткнулась на что-то твердое. Пальцы нащупали
выпуклую рукоять. Едва ли отдавая себе отчет в своих действиях, Коффин
вытащил из кобуры пистолет Свободы и ударил им своего противника по виску.
Свобода выругался, выпустил из рук пистолет Коффина и схватился за свой.
Тем временем Коффин освободившейся правой рукой ударил его за ухом.

     Свобода сразу осел, перестав цепляться за пистолет. Коффин разжал его
руки и выбрался из-под него. Теперь они лежали рядом, уткнувшись лицами в
смесь травы и земли. Какое-то животное с перепончатыми крыльями низко
кружило над ними, пытаясь выяснить, в чем дело.

     Ощущение оружия, зажатого в руках, заставило Коффина очнуться первым.
Он отполз на безопасное расстояние, а потом сумел даже встать.

     К тому времени Свобода тоже пришел в себя и сел. Лицо его было белое,
как мел, по шее струилась стекавшая с волос кровь. Он молча уставился на
Коффина и смотрел на него так долго, что последний испугался, не нанес ли
он ему какого-нибудь серьезного повреждения.

     - С вами все в порядке? - прошептал он.

     Его слова должен был унести порыв ветра, но Свобода, видимо, понял,
что он хотел спросить, и ответил:

     - Да. Мне кажется, что так. А как вы?

     - Я даже не ушибся. Ни в малейшей степени, - дула пистолетов
опустились.

     Свобода хотел было встать, но Коффин тут же направил на него оружие:

     - Не двигайтесь!

     - Вы что - спятили? - прошипел Свобода.

     - Нет. Я вынужден так поступить, хотя и не надеюсь, что вы
когда-нибудь сможете простить меня. Когда мы вернемся домой, можете подать
на меня официальную жалобу. Я выдам вам любую компенсацию, какая будет в
моих силах. Но неужели вы не понимаете: Дэнни нужно найти во что бы то ни
стало. А вы хотите прекратить поиски.

     Исчерпав все свои силы, Коффин замолчал.

     - Да мы так никогда не попадем домой, - сказал Свобода. - Вы сошли с
ума. Поймите же это, наконец. Дайте сюда оружие.

     - Нет, - Коффин не мог оторвать взгляда от крови на голове Свободы. И
от седых прядей. Свобода тоже начал седеть.

     " Мы одного рода, вы и я, - хотелось сказать Коффину. - Мне понятны
ваш страх, одиночество и усталость, ваши воспоминания о молодости и
удивление от того, что молодость - лишь воспоминание, ваша затухающая
надежда на хотя бы еще одну надежду перед моментом неизбежности. Мне тоже
все это знакомо. Почему же тогда мы ненавидим друг друга?"

     Но он не мог этого сказать.

     - Чего вы хотите? - спросил Свобода. - Сколько еще времени мы должны
здесь проболтаться, прежде чем вы поверите, что мальчик мертв?

     - Еще несколько дней, - умоляюще простонал Коффин. Ему хотелось
заплакать, и слезы стояли в его глазах, но он давно забыл, как это
делается. - Я не могу сказать точно, сколько именно. Это мы потом решим.
Позже.

     Свобода, не двигаясь, продолжал смотреть на него. Летучая тварь с
крыльями птеродактиля негодующе заверещала над ними: пора бы, мол, и
окочуриться, чего же вы медлите? Наконец, Свобода отцепил от пояса флягу,
умылся, а потом долго пил.

     - Должен признаться, я сам завтра собирался отобрать у вас оружие, -
сказал он, и лицо его исказилось гримасой.

     - Должен ли я связать вас, прежде чем усну? - вздохнул Коффин.

     - Вы способны даже и на это? Ведь я сильнее вас. Попробуйте отложить
оружие и связать меня - увидите, что получится.

     Коффин снова почувствовал приступ злобы.

     - Есть и другой способ. Вы под моим руководством сделаете скользящие
узлы, а потом сами в них заберетесь. А теперь вперед!

     Свобода пошел на юг. Коффин следовал за ним на безопасном расстоянии.
Поиски в этом направлении имели чуть больше шансов на успех, чем если бы
они пошли на север. Дэнни, вероятно, избрал такой путь, при котором ветер
дует в спину, если он вообще дошел досюда. И если эта летучая тварь не
прилетела сюда прямиком от его растерзанного трупа. Нет! Нельзя было
допускать такие мысли.

     По краю ущелья идти было легче, чем по лесу, и Скоро Коффин даже
выработал определенный ритм шагов. Его сознание не воспринимало больше боль,
жажду, голод и издевательство ветра. Ему нужны были только ноги, оружие и
глаза: один - чтобы следить за краем пропасти, а другой - за Свободой.
Сквозь пелену сознания он отмечал, как часто запинается и как медленно
разливаются по небу сумерки, но ни то, ни другое не воспринималось им как
нечто реальное. Он сам был чем-то нереальным, он не существовал, ни сейчас,
ни прежде; не существовало ничего, кроме поиска.

     До тех пор, пока антенна его радиолокатора не замерла, явно
повернувшись в каком-то определенном направлении.



     8.

     К тому времени, когда они прошли по краю каньона около десяти
километров и спустились при этом более чем на километр, до высоты уровня
моря оставалось не так уж много.

     Сознание было настолько затуманено, что боль в теле уже почти не
ощущалась. Они шли, то и дело подскальзываясь и спотыкаясь, падали,
перекатывались через голову, шатаясь, поднимались вновь и вновь и
бестолково смотрели на кровь, выступавшую из ран от порезов о камни.

     В один из таких моментов Коффин спросил:

     - Интересно, похоже ли это на опьянение?

     - Некоторым образом, - ответил Свобода, пытаясь сделать линию
горизонта перед своими глазами устойчивой.

     Но горизонт все время оказывался над ним, напоминая стену, обнесенную
светящимися крепостными валами, нижнюю часть которых начинала затемнять
приближающаяся ночь. Какой идиотизм - быть ниже линии горизонта.

     - Почему люди пьют? - Коффин схватился за голову руками, словно
боялся, что она сейчас улетит.

     - Я не пью, - Свобода слышал, как звук его голоса отражается от стен
каньона - голос пророка, колокол, огромный как мир. - Не очень часто...
только глоток, другой... - он не договорил, поскольку его охватил очередной
приступ головокружения.

     Он упал на колени, и Коффин, подойдя, поддерживал его, пока его не
стошнило.

     Наконец, измученные люди вышли к скале, выступавшей из травы и
подставлявшей ветру свои бока - примерно тридцать метров серого камня -
подобно какому-то языческому монолиту. Высоко в небе парил гигантский
кондор, и вечерний свет ложился отблесками на его крылья. Миновав скалу,
они заметили, что антенна локатора повернулась назад.

     Коффин остановился.

     - Вы можете рассмотреть шкалу? - спросил он. - У меня перед глазами
сплошные круги.

     Свобода вплотную приблизил глаза к шкале прибора, но стрелка была
видна словно сквозь бегущую воду. Всякий раз, как он пытался разглядеть,
куда она показывает, эта воображаемая вода покрывалась рябью. Шкала была
близко, дьявольски близко, подобная белой планете, на поверхности которой
отражалась Тайна. Потом она удалялась в бесконечные дали. От нее исходило
какое-то лихорадочное гудение, заполнявшее вселенную, стены которой
рушились, выпуская Галактики в никуда.

     Но Свобода не отступал. Он лег и стал ждать, словно кот возле мышиной
норы. Наконец, как он и предвидел, рябь на секунду успокоилась. Свобода
воспользовался этим мгновением, которого оказалось достаточно, чтобы
увидеть, что стрелка указывает прямо вверх. Дэнни был там.

     Свобода с криками побежал вокруг скалы. Ее основание имело в
окружности около семидесяти метров и было скрыто среди нагромождения
камней. Когда он, обогнув скалу, подбежал к Коффину, то оставшихся у него
сил хватило лишь на то, чтобы сесть, хватая ртом воздух, и указать на
вершину.

     - Он там, наверху? - спросил Коффин, и потом еще долгое время сидел и
тупо твердил: - Он там, наверху? Он там, наверху?

     Наконец, немного отдышавшись, Свобода достал последние стимулирующие
таблетки. Они уже приняли этих таблеток столько, что сердца едва не
выскакивали у них из груди, а эта последняя доза чуть не разорвала их на
части. Но зато головы хоть немного прояснились, дав людям возможность
говорить связно и даже чуть-чуть подумать. Они кричали и стреляли из
пистолетов, но им не ответил никто, кроме ветра. В небе над их головами
по-прежнему кружил кондор.

     Коффин поднес к глазам бинокль и посмотрел вверх. Через минуту, не
сказав ни слова, он передал его Свободе. Плечи его поникли. Сильный
бинокль, приблизив вершину скалы, одновременно сыграл роль защитных очков в
угасающем свете солнца, и Свобода разглядел, что через край скалы
свешивается какая-то подстилка из веток, травы и сучьев.

     - Гнездо, - сказал Свобода.

     Его охватил непреходящий ужас.

     - Должно быть, оно принадлежит вон той птице наверху, - слабым голосом
сказал Коффин. - Мы, наверно, спугнули ее, когда подошли к скале.

     - Значит, - Свобода не смог продолжать и удивился, когда Коффин сам
произнес вслух его мысль.

     - Птица убила Дэнни или нашла его уже мертвым где-нибудь в
окрестностях. В гнезде лежат его останки.

     В сумерках лицо Коффина было похоже на расплывчатое пятно, но Свобода
заметил его протянутую руку.

     - Ян, - сказал Коффин срывающимся голосом, - простите, что я угрожал
вам оружием. Простите меня за все.

     - Ерунда, - Свобода взял протянутую ему руку, и они не разжимали
рукопожатия в течение нескольких минут.

     - Ну, что ж, - наконец произнес Коффин. - Если мы уже ничего не в
силах сделать. Может быть, когда О"Мэлли вернутся из Искандрии, он
согласится слетать сюда на аэрокаре и посмотреть, не осталось ли
чего-нибудь для захоронения.

     - Я боюсь, что к тому времени ничего не останется, если местные птицы
периодически очищают свои гнезда, как это делают их сородичи на
Высокогорье.

     - Это не имеет значения. Теперь уже все равно. Конечно, ради Терезы
мне бы хотелось, чтобы я смог его похоронить. Но Господь и так воскресит
его в последний судный день, - в этих словах было мало утешения, и Коффин,
отвернувшись, добавил: - Сейчас нам лучше подумать о том, как добраться до
края каньона перед наступлением темноты. Долго оставаться на этом уровне
нельзя. Я чувствую, что снова начинаю пьянеть.

     Свобода смотрел, как Коффин, сутулясь, спотыкается о камни, и вдруг,
сам не понимая, что именно заставляет его это сделать, сказал:

     - Нет, подождите.

     - Э? - по-стариковски отозвался Коффин.

     - Раз уж мы забрались в такую даль, надо довести дело до конца. По
этой скале, я думаю, можно забраться.

     Коффин покачал головой.

     - Я не смогу. Я не в состоянии это сделать. Я едва стою на ногах.

     Свобода скинул рюкзак на землю и присел возле него на корточки.

     - Я полезу, - сказал он. - Я моложе, и у меня еще осталась капля
энергии. Я смогу добраться до вершины и спуститься назад всего за полчаса
или даже меньше. Так что у нас еще останется время, чтобы вернуться в
каньон до темноты. Эти тучи настолько рассеивают свет, что сумерки длятся
часами.

     - Нет, Ян. Вы не должны. Джудит...

     - Где эта поганая веревка?

     - Ян, подождите хотя бы до завтра, - Коффин взял его за плечо. - Мы
вернемся сюда завтра утром.

     - Я уже говорил вам: до завтра здесь уже, возможно, ничего не
останется. Во всяком случае, гарантий у нас нет. Ну-ка, прикрепите этот
фонарь мне на запястье. Где эти дурацкие шиповки?

     Только поднявшись уже на несколько метров, Свобода начал думать, зачем
все-таки это нужно? Безусло