ты впервые слегка приоткрылся и тотчас закрылся опять. Почему?  Я
не воспользуюсь знанием во вред тебе, Карл.
     Он сел, нахмурившись.
     - Не понимаю, о чем ты. Люди  узнают  друг  друга,  живя  вместе.  Ты
знаешь,  что  я  восхищаюсь  классическими  художниками,   Рембрандтом   и
Боунстеллом, и безразличен к абстракционизму или хромодинамике. Я не очень
музыкален. У меня казарменное  чувство  юмора.  Мои  политические  взгляды
консервативны. Я больше люблю tournedos, чем  филе  миньон,  и  хотел  бы,
чтобы резервуары снабжали нас почаще и тем, и другим. Я играю  в  скверную
игру покер - или играл бы, если бы здесь, на борту корабля это имело  хоть
какой-то смысл. Я очень люблю что-то мастерить, и делаю  это  хорошо,  так
что я буду помогать делать  лабораторные  устройства,  как  только  проект
получит развитие. Прямо сейчас я пытаюсь читать  "Войну  и  мир",  но  все
время засыпаю. - Он ударил по матрасу. - Что еще тебе нужно знать?
     - Все, - печально ответила она.
     Она жестом обвела комнату. Ее  платяной  шкаф  как  раз  был  открыт,
демонстрируя невинную суетность ее лучших нарядов. Полки были  до  предела
забиты ее личными сокровищами -  потрепанный  старый  экземпляр  Беллмана,
лютня,  дюжина  картин,  ожидающих  своей  очереди  оказаться  на  стенах,
маленькие портреты ее родных, фигурка Хопи кахина...
     - Ты не взял с собой ничего личного.
     - Я путешествую по жизни налегке.
     - По трудной дороге, надо полагать. Может быть, однажды ты доверишься
мне. - Она подвинулась к нему. - Не думай сейчас об этом, Карл. Я не  хочу
беспокоить тебя. Я снова хочу, чтобы  ты  был  во  мне.  Ты  знаешь,  наше
партнерство перестало быть вопросом удобства и дружбы. Я в тебя влюбилась.


     Когда была достигнута соответствующая скорость,  "Леонора  Кристина",
устремившаяся из  окрестностей  Земли  по  направлению  к  знаку  Зодиака,
управляемому Девой, вырвалась на свободу. Устройства разгона  остыли.  Она
превратилась в еще одну комету. На нее действовали только силы гравитации,
замедляя ее стремительный бег.
     Так и было задумано. Но эффект должен был поддерживаться минимальным,
поскольку погрешности межзвездной  навигации  достаточно  велики.  Поэтому
Команда  -  профессиональные  космонавты,  в   отличие   от   научного   и
технического персонала - работала в жестких временных рамках.
     Борис Федоров вывел наружу бригаду. Их задание  было  сложным.  Нужна
сноровка, чтобы работать в невесомости, и не исчерпать все силы,  управляя
инструментами и телом. Даже самые лучшие и опытные  иногда  теряли  сцепку
подошв  с  корпусом  корабля.   Тогда   космонавт,   ругаясь,   улетал   в
пространство, испытывая головокружение от центробежных сил,  пока  его  не
останавливала страховочная веревка и  он  не  добирался  по  ней  обратно.
Освещение было скверным: нестерпимый блеск на солнце, чернильная темнота в
тени, если не считать лужиц нерассеянного света от  фонариков  на  шлемах.
Слышимость  была  не  лучше.  Слова  с  трудом  пробивались  сквозь  звуки
затрудненного дыхания и пульсирующей крови внутри скафандра, а также через
космический шум в  шлемофоне.  Поскольку  в  скафандрах  не  было  системы
очищения воздуха, сравнимой с корабельной, газообразные отходы устранялись
не полностью. Они накапливались в течение часов, пока работающий космонавт
не  оказывался  в  дымке   испарений   пота,   воды,   углекислого   газа,
сероводорода, ацетона... и его белье,  насквозь  мокрое,  не  прилипало  к
телу... и он смотрел  на  звезды  утомленными  глазами  сквозь  фасетчатый
щиток, а головная боль лентой обвивала его голову.
     Тем не менее, бассердовский модуль - рукоять кинжала с шишкой  -  был
отсоединен. Отвести его в  сторону  от  корабля  было  тяжелой  и  опасной
работой. Лишенный трения и веса, он все же  сохранял  каждый  грамм  своей
значительной массы инерции. Ее  было  так  же  тяжело  остановить,  как  и
привести в движение.
     Наконец он оказался за кормой на кабеле.  Федоров  сам  проверил  его
положение.
     - Готово, - буркнул он.
     Его люди присоединили свои страховочные  веревки  к  кабелю.  Федоров
сделал то же самое, поговорил с Теландером на мостике и отключился. Кабель
втащили обратно на корабль, а вместе с ним бригаду инженеров.
     У них были причины торопиться. Пока модуль следует за кораблем по той
же орбите, но потом начнут действовать дифференциальные факторы. Они скоро
вызовут нежелательное смещение в относительных центровках. Но  все  должны
быть внутри корабля до начала следующего этапа процесса.
     "Леонора Кристина" распростерла паутины своих  черпающих  полей.  Они
сверкали в свете солнца -  серебро  на  фоне  звездной  черноты.  Издалека
корабль  напоминал  паука,  одного  из  крошечных  искателей  приключений,
которые отправляются в полет на бумажных  змеях,  сделанных  из  росистого
шелка.
     Внутренняя  энергетическая  установка   "Леоноры   Кристины"   питала
энергией генераторы черпающих полей. От их управляющей сети исходило  поле
магнитогидродинамических сил - невидимых,  но  действующих  на  протяжении
тысяч километров; динамическая взаимная игра, а не статичная конфигурация,
тем  не  менее,  поддерживаемая  и  подгоняемая  с  точностью,  близкой  к
абсолюту; невероятно сильная и невероятно сложная.
     Поля охватили дрейфующее  бассердовское  устройство,  привели  его  в
микрометрически  точное  положение  по  отношению  к  корпусу  корабля   и
зафиксировали на месте. Капитан Теландер осуществил последнюю  проверку  с
Патрулем на Луне,  получил  "добро"  и  отдал  команду.  С  этого  момента
инициатива перешла к роботам.
     Невысокое ускорение, с  которым  корабль  шел  на  ионном  двигателе,
придало ему скромную скорость, измеримую в десятках километров в  секунду.
Ее хватило,  чтобы  запустить  межзвездный  двигатель.  Имеющаяся  энергия
возросла  на  невообразимое  количество  порядков.  При   полной   единице
гравитации "Леонора Кристина" начала движение!



                                    4

     В одной из садовых комнат стоял  обзорный  экран,  обращенный  вовне.
Чернота и  бриллианты,  обрамленные  папоротником,  орхидеями,  нависающей
фуксией и бугенвилией, шокировали взгляд. Фонтан звенел и  сверкал.  Здесь
воздух был теплее, чем в большинстве мест на борту; влажный, полный зелени
и благоухания.
     Бассердовские  системы  еще  не  были  развиты  до  ровного  движения
электрических ракет. Корабль постоянно вздрагивал. Вибрация  была  слабой,
на пределе заметного, но она  проникала  сквозь  металл,  кость,  а,  быть
может, и сны.
     Эмма Глассгольд и Чи-Юэнь Ай-Линг сидели на  скамейке  среди  цветов.
Они прогуливались по кораблю и разговаривали,  нащупывая  путь  к  дружбе.
Однако, войдя в сад, обе умолкли.
     Внезапно Глассгольд вздрогнула, словно  от  боли,  и  отвернулась  от
экрана.
     - Напрасно мы сюда пришли, - сказала она. - Давай уйдем.
     - Почему? - удивленно спросила планетолог. - По-моему, здесь чудесно.
Это лучше, чем голые стены, которые  мы  сделаем  приятными  для  глаз  не
раньше, чем через много лет.
     - От этого не убежишь, - Глассгольд указала на экран.
     Так получилось, что в  этот  момент  он  сканировал  пространство  за
кормой, и показывал Солнце, уменьшившееся до ярчайшей из звезд.
     Чи-Юэнь внимательно  присмотрелась  к  своей  спутнице.  Молекулярный
биолог была, как и она сама, небольшого роста,  темноволосая,  с  голубыми
глазами, с круглым и румяным лицом и  коренастой  фигурой.  Она  одевалась
очень просто, и на  работе  и  на  отдыхе.  И,  хотя  Глассгольд  не  была
противницей общественных мероприятий, до сих  пор  она  оставалась  скорее
наблюдателем, нежели участницей.
     - За - сколько? - за пару недель, - продолжала  она,  -  мы  достигли
окраин Солнечной системы. Каждый день - нет, каждые двадцать четыре  часа;
"день" и "ночь" больше не значат ничего - каждые двадцать четыре часа наша
скорость увеличивается на 845 километров в секунду.
     - Козявка вроде меня рада снова иметь полный земной  вес,  -  сказала
Чи-Юэнь нарочито беспечно.
     - Не пойми меня превратно, - торопливо сказала  Глассгольд.  -  Я  не
стану кричать: "Поверните обратно! Обратно!" -  Она  попыталась  подшутить
над собой. - Это было бы  нечестно  по  отношению  к  психологам,  которые
признали меня годной. - Шутка не удалась. - Просто... я  поняла,  что  мне
нужно время... чтобы привыкнуть к этому.
     Чи-Юэнь кивнула. Она, в своем самом новом и ярком чеонг-саме -  среди
ее увлечений было собственноручное изготовление одежды, -  казалась  почти
принадлежащей к другому биологическому виду. Но она  похлопала  Глассгольд
по руке и сказала:
     - Ты не одна так чувствуешь, Эмма. Это предвидели.  Люди  на  корабле
начинают сейчас понимать не только  умом,  а  всем  своим  существом,  что
значит отправиться в такое путешествие.
     - Непохоже, что ты переживаешь.
     - Я не переживаю. По крайней мере, с тех пор,  как  Земля  исчезла  в
солнечном сиянии. Прощаться было больно. Но у меня есть опыт прощаний.  Он
учит смотреть вперед.
     - Мне стыдно, - сказала Глассгольд. -  Ведь  мне  было  дано  намного
больше, чем тебе. Или это сделало меня слабодушной?
     - Действительно больше? - приглушенно спросила Чи-Юэнь.
     - Н-ну... конечно. Почему ты спрашиваешь? Ты  что,  не  помнишь?  Мои
родители  всегда  были  благополучными   людьми.   Отец   -   инженер   на
дезалинизационной фабрике, мать - агроном. Негев - прекрасное место, когда
растут хлеба, и тихое, дружелюбное, не такое лихорадочное,  как  Тель-Авив
или  Хайфа.  Хотя  мне  и  нравилось  учиться  в  университете.  Я   могла
путешествовать с интересными спутниками. Конечно, я была счастлива.
     - Тогда почему ты записалась для участия в экспедиции на Бету-3?
     - Научный интерес... Полностью иная эволюция целой планеты...
     - Нет, Эмма. - Локоны  цвета  вороньего  крыла  встрепенулись,  когда
Чи-Юэнь покачала головой. - Межзвездные корабли доставили данные,  которых
хватит на сотню лет научных  исследований  прямо  на  Земле.  От  чего  ты
бежишь?
     Глассгольд прикусила губу.
     - Мне не следовало совать нос в твои дела, - извинилась Чи-Юэнь. -  Я
хотела помочь.
     -  Я  расскажу,  -  сказала  Глассгольд.  -  Я   чувствую,   что   ты
действительно могла бы мне помочь. Ты моложе меня, но повидала  больше.  -
Она сплела пальцы, положив руки на колени. -  Хотя  я  и  сама  не  вполне
уверена. Мне казалось,  что  я  обрету...  цель.  Не  знаю.  Я  записалась
добровольцем,  повинуясь  импульсу,  толчку.  Когда   меня   вызвали   для
серьезного тестирования, мои родители подняли такой  шум,  что  я  уже  не
могла отступить. При всем при том мы всегда были очень  близки.  Мне  было
так больно покидать их. Мой большой, уверенный в себе  отец  вдруг  совсем
осунулся и постарел.
     - Был ли замешан  какой-нибудь  мужчина?  -  спросила  Чи-Юэнь.  -  Я
расскажу тебе про себя  -  это  не  секрет,  потому  что  мы  с  ним  были
помолвлены, а все официальные сведения  об  участниках  нашей  экспедиции,
попали в наши персональные досье.
     - Мы учились вместе в университете, - тихо сказала  Глассгольд.  -  Я
любила его. Я по-прежнему его люблю. Он едва замечал меня.
     - Это бывает, - ответила Чи-Юэнь. - Человек  или  преодолевает  такое
чувство, или оно превращается в болезнь. У тебя  здравый  ум,  Эмма.  Тебе
нужно только выбраться из твоей  скорлупы.  Подружиться  с  товарищами  по
кораблю. Пусть они станут тебе небезразличны. Ненадолго выбраться из своей
каюты - в каюту какого-нибудь мужчины.
     Глассгольд залилась румянцем.
     - Я в этом не участвую.
     Чи-Юэнь подняла брови.
     - Ты девственница? Мы не можем себе этого позволить, так  как  должны
основать новую расу на Бете-3. Наш  генетический  материал  и  так  весьма
скуден, чтобы не сказать больше.
     - Я хочу вступить в  брак,  как  положено,  -  сказала  Глассгольд  с
проблеском гнева. - И иметь столько детей, сколько даст мне  Бог.  Но  они
будут знать, кто их отец. Ничего страшного,  если  я  не  стану  играть  в
глупые игры поющих кроватей, пока мы в пути. На корабле достаточно женщин,
которые будут этим заниматься.
     - Например, я. - Чи-Юэнь была невозмутима. -  Вне  всякого  сомнения,
возникнут постоянные пары. Но почему бы пока не получать кратких мгновений
наслаждения?
     - Извини, - сказала Глассгольд. -  Мне  не  следовало  вмешиваться  в
личные дела. Тем более, когда люди такие разные, как, например, ты и я.
     - Верно. Я только не согласна, что моя  жизнь  менее  счастлива,  чем
твоя. Напротив.
     - Что? - Глассгольд открыла рот. - Ты шутишь!
     Чи-Юэнь улыбнулась.
     - Если ты что-то и знаешь о моем прошлом, Эмма,  это  только  внешняя
сторона. Я могу себе представить, что ты думаешь.  Моя  страна  разделена,
доведена до нищеты, содрогается от  последствий  революций  и  гражданских
войн. Моя семья - культурная и придерживающаяся традиций,  но  бедная  той
отчаянной бедностью, которая знакома только аристократам в худшие времена.
Мне  посчастливилось  учиться  в  Сорбонне,  когда   представилась   такая
возможность. Когда я получила диплом, меня ждала  тяжелая  работа.  -  Она
повернула лицо к убывающему  свету  Солнца  и  добавила  тише.  -  О  моем
мужчине. Мы тоже учились вместе, в Париже. Потом, как я уже говорила,  мне
пришлось быть вдали от него - из-за работы. Наконец он отправился в  Пекин
- навестить моих родителей. Я должна была скорее приехать, и мы  бы  стали
мужем  и  женой  согласно  закону  и  таинствам,  как  уже  были   ими   в
действительности. Произошел мятеж. Он был убит.
     - О, бедняжка... - начала Глассгольд.
     - Это внешняя сторона, - перебила Чи-Юэнь. - Внешняя. Неужели  ты  не
видишь: у меня тоже  была  любящая  семья,  может  быть,  даже  в  большей
степени, чем у тебя, потому что они  понимали  меня  так  хорошо,  что  не
сопротивлялись тому, что я покидаю их навсегда. Я повидала мир,  и  видела
больше, чем можно увидеть, путешествуя первым классом. У меня _б_ы_л_  мой
Жак! И другие - до него, а  потом  и  после  него,  как  он  хотел  бы.  Я
отправляюсь в путь без сожалений и  без  боли,  которую  нельзя  вылечить.
Счастье на моей стороне, Эмма.
     Глассгольд не ответила.
     Чи-Юэнь взяла ее за руку и встала.
     - Ты должна освободиться от себя самой, -  сказала  планетолог.  -  С
течением времени только ты сама можешь научиться,  как  это  сделать.  Но,
может быть, я смогу немного помочь тебе. Пойдем в  мою  каюту.  Мы  сошьем
платье, которое будет  тебе  к  лицу.  Скоро  состоится  празднование  Дня
Соглашения, и я хочу, чтобы ты развеселилась.


     Задумайтесь: один световой  год  -  это  бездна,  которую  невозможно
представить. Исчислимая, но недоступная воображению. На обычной скорости -
скажем, на разумной скорости для машины в уличном  движении  мегаполиса  -
вам  потребуется  почти  девять  миллионов  лет,  чтобы   преодолеть   это
расстояние. А в окрестностях Солнца звезды в среднем отстоят друг от друга
примерно на девять световых лет. Бета Девы удалена от Солнца  на  тридцать
два года.
     Тем не менее, такие расстояния можно преодолеть.  Корабль,  постоянно
увеличивающий  скорость  при  одном  "g",  проделал  бы  путь  в  половину
светового года немного меньше, чем за год времени. Такой корабль  двигался
бы со скоростью, очень близкой к предельной - триста  тысяч  километров  в
секунду.
     Вскоре возникли практические проблемы.  Откуда  взять  массу-энергию,
необходимую для этого? Даже в ньютоновской вселенной идея ракеты,  несущей
с собой столько топлива от самого старта, показалась бы нелепой. Еще более
нелепой она была в реальном, эйнштейновском космосе, где масса  корабля  и
полезной нагрузки постоянно возрастала, поднимаясь вверх  к  бесконечности
по мере приближения скорости корабля к световой.
     Но топливо  и  масса  реакции  есть  в  самом  космосе!  Пространство
пропитано водородом. Разумеется, его  концентрация  по  земным  стандартам
невелика: примерно один  атом  на  кубический  сантиметр  в  галактических
окрестностях Солнца. Тем не  менее,  это  составляет  тридцать  миллиардов
атомов в  секунду,  ударяющих  в  каждый  квадратный  сантиметр  встречной
поверхности корабля, когда он приближается  к  скорости  света.  (Примерно
такое же количество и в начале путешествия,  поскольку  межзвездная  среда
плотнее вблизи звезды). Энергия при  этом  потрясающая.  При  столкновении
высвобождаются  мегарентгены  жесткой   радиации;   а   смертельную   дозу
составляет меньше тысячи рентген  в  течение  часа.  Никакая  материальная
защита не поможет. Даже если предположить, что щит  невероятно  толст  при
старте, он вскоре будет изъеден до основания.
     Однако  ко  времени   создания   "Леоноры   Кристины"   имелись   уже
нематериальные способы защиты:  магнитогидродинамические  поля,  пульсация
которых проникала вперед на миллионы километров, захватывала атомы  своими
диполями - отпадала необходимость ионизации - и управляла их потоком.  Эти
поля служили не только в качестве пассивной брони. Они отражали пыль и все
газы, кроме преобладающего водорода.  Но  этот  последний  они  отправляли
назад - по длинным кривым, чтобы обогнуть  корпус  корабля  на  безопасном
расстоянии  -  пока  он  не   попадал   в   вихрь   сжатия,   возбуждающий
электромагнитные поля, центром которых служил бассердовский двигатель.
     Корабль не был мал. Однако он был лишь ничтожной искоркой  металла  в
этой обширной паутине окружающих его сил. Он сам больше  не  порождал  их.
Корабль положил начало процессу,  когда  достиг  минимальной  скорости  на
реактивной тяге. Но процесс стал слишком масштабным, слишком стремительным
и мог теперь  возникать  и  поддерживаться  только  сам  собой.  Первичные
термоядерные реакторы (для  торможения  используется  отдельная  система),
трубки Вентури, весь комплекс, который  разгонял  корабль,  не  содержался
внутри  корпуса.  Большая  его  часть  вообще  не  была  материальной,   а
представляла  собой   результат   векторов,   космических   по   масштабу.
Управляющие устройства корабля, которыми руководил компьютер, и близко  не
походили на автопилот. Они были как катализаторы, которые, если их разумно
использовать, могли повлиять на ход этих чудовищных реакций, могли вызвать
их, могли в нужный момент замедлить и  погасить  их  как  свечу...  но  не
мгновенно.
     Раскаленная   масса   водорода   пылала   подобно    звезде    позади
бассердовского  модуля,   который   фокусировал   электромагнитные   поля.
Колоссальный эффект газового лазера направлял фотоны, образуя луч, реакция
которого толкала корабль вперед. Он испарил  бы  любое  твердое  тело  при
соприкосновении. Процесс имел не стопроцентный КПД. Однако  большая  часть
утерянной энергии уходила на ионизацию водорода, который избежал  ядерного
сгорания.  Эти  протоны  и  электроны   вместе   с   продуктами   сгорания
направлялись назад силовыми полями - ураганный выброс плазмы,  добавляющий
свое собственное ускорение движению.
     Процесс  не  был  стабильным.  Скорее  он   обладал   нестабильностью
метаболизма живого  существа  и  подобно  ему  всегда  находился  на  краю
катастрофы.  Непредсказуемые  вариации  возникали  в  составе  материи   в
пространстве. Протяженность, плотность и конфигурацию силовых полей  нужно
было  подогнать  соответственно  -  проблема  из  неизвестного  количества
миллионов факторов, которую мог достаточно быстро решить только компьютер.
Поступающие данные и выходящие сигналы путешествовали со скоростью  света:
конечная скорость, требующая целых три с третью  секунды,  чтобы  пересечь
миллион километров. Ответ может прийти смертельно  поздно.  Эта  опасность
будет возрастать по мере того, как "Леонора Кристина" начнет  приближаться
так близко к предельной скорости, что разница во времен