но: "Я дал Вам приказ. Вы отвечаете за это головой. Я привлеку
Вас к персональной ответственности,  есл позиция будет потеря-
на".
     Но когда я на следующий день  посетил  генерала  Вайса  в
Прейсиги-Штаргарде, оказалось,  что  позиция была ночью сдана.
На Вайса угрозы Гиммлера явно не произвели никакого  впечатле-
ния: "Я не буду бросать свои войска на реализацию неосуществи-
мых требований,  приносящих большие потери. Я делаю только то,
что возможно".  Угрозы  Гитлера  и Гиммлера начали терять свое
действие. Во время этой поездки я также  велел  министерсткому
фотографу сделать  фотографии бесконечного потока беженцев,  в
немой панике двигавшихся на запад. Гитлер вновь отказался пос-
мотреть снимки. Не раздраженно, скорее - в отчаянии - он сдви-
нул их, лежащих на большом столе для карт, в сторону.
     Во время  моей поездки в Верхнюю Силезию я познакомился с
генерал-полковником Хайнричи,  оказавшимся разумным человеком.
Мне суждено было еще раз встретить его и сотрудничать с ним на
доверительной основе в последние недели войны.  Тогда, в сере-
дине февраля, мы решили, что путевое хозяйство, которое вскоре
должно было понадобиться для переброски угля на юго-восток, не
должно быть разрушено.  Мы вместе посетили шахту под Рыбником.
Советские войска,  несмотря на непосредственную длизость фрон-
та, не  мешали  работе предприятия.  Казалось,  противник тоже
уважает нашу политику непричинения разрушений.  Польские рабо-
чие приспособились  к изменившемуся положению,  они не снижали
производительность труда,  в известном смысле в  благодарность
за наше обязательство сохранить им их завод,  если они не при-
бегнут к саботажу.
     В начале  марта я выехал в Рурскую область для обсуждения
мер, которые необходимо было принять,  поскольку близился  ко-
нец, а  затем все нужно было начинать сначала.  Промышленников
беспокоили прежде всего транспортные коммуникации:  если шахты
и сталелитейные заводы уцелеют,  но все мосты будут разрушены,
то цикл уголь-сталь-прокат будет нарушен. В этой связи я в тот
же день  поехал  к  фельдмаршалу Моделю.  2 < > Он раздраженно
рассказал мне,  что Гитлер только  что  приказал  ему,  силами
конкретно названных дивизий атаковать противника на его фланге
под Ремагеном и отбить у него мост.  В бессильном отчаянии  он
сказал: "Эти  дивизии  из-за  потерь в технике утратили всякую
боеспособность, их степень боеспособности ниже,  чем  у  роты!
Они там  в  ставке опять ни о чем не имеют представления!..  А
ответственность за неудачу,  конечно, потом возложат на меня!"
Недовольство приказами  Гитлера  сделало Моделя готовым выслу-
шать мои предложения.  Он заверил меня,  что во время  боев  в
Рурской области  будет  избегать  наносить разрушения жизненно
важным мостам и особенно сооружениям Имперской железной  доро-
ги.
     Чтобы в будущем ограничить роковые разрушения  мостов,  я
договорился с генерла-полковником Гудерианом 3 < >, что он из-
даст принципиальное распоряжение о "Мероприятиях по разрушени-
ям в собственной стране",  которое должно было запретить унич-
тожение всех объектов, без которых невозможно снабжение немец-
кого населения.  Абсолютно  необходимые  разрушения  следовало
свести к минимуму, при этом масштабы взрывных работ по возмож-
ности должны сводиться к минимуму. Гудериан уже хотел под свою
ответственность издать такое распоряжение для восточного теат-
ра военных действий; когда он попытался получить подпись гене-
рал-полковника Йодля, которому подчинялся западный театр воен-
ных действий, тот направил его к Кейтелю. Однако Кейтель  заб-
рал у него проект и заявил,  что обсудит его с  Гитлером.  Ре-
зультат можно было предвидеть:  на следующем оперативном сове-
щании Гитлер подтвердил  уже  существующие,  строгие  меры  по
уничтожению объектов  и  одновременно  выразил свое возмущение
предложением Гудериана.
     В середине  марта я в памятной записке вновь открыто выс-
казал свое мнение о необходимых на данной  стадии  мерах.  Эта
бумага, как  я понимал,  нарушала все введенные им в последние
месяцы табу. Тем не менее, за несколько дней до этого я созвал
в Бернау моих сотрудников из промышленности и объявил им,  что
готов пожертвовать собой и своей головой  для  того,  чтобы  в
случае дальнейшего  ухудшения  положения  на фронтах ни в коем
случае не допустить разрушения заводов.  Одновременно я цирку-
лярным письмом  еще раз обязал своих сотрудников в принципе не
допускать уничтожения объектов. 4 < >
     Чтобы побудить Гитлера вообще прочитать памятную записку,
первые страницы как обычно начинались с отчета о добыче  угля.
Однако уже  на второй странице военное производство стало пос-
ледним в списке после  отраслей,  удовлетворяющих  гражданские
потребности: производство продуктов питания, снабжение населе-
ния, газ,  электричество 5 < >.  Непосредственно за этим в за-
писке говорилось,  что  "со  всей  уверенностью  можно ожидать
окончательный крах немецкой экономики" через два - четыре  ме-
сяца, после этого "войну будет уже невозможно продолжать и во-
енными средствами".  Обращаясь лично к Гитлеру, я далее писал:
"Никто не имеет права на позицию,  согласно которой судьба не-
мецкого народа зависела бы от его собственной судьбы".  Благо-
роднейшей обязанностью руководства в эти последние недели вой-
ны должна стать помощь народу там, где это только возможно". Я
заключал записку словами:  "У нас нет права производить разру-
шения, могущие затронуть основы жизни народа".  До сих  пор  я
противодействовал разрушительным планам Гитлера при помощи не-
искреннего оптимизма в духе  официальной  линии,  говоря,  что
нельзя разрушать заводы,  чтобы иметь возможность быстро восс-
тановить производство после того,  как будет отбит неприятель.
Против такого  аргумента  Гитлер едва мог находить возражения.
Теперь же,  напроттив,  я впервые объявил, что нужно сохранить
основы народного  хозяйства,  даже "если вернуть его не предс-
тавляется возможным...  Никак не может  быть  смыслом  военных
действий на  своей территории разрушение стольких мостов,  что
при ограниченных средствах послевоенного периода  понадобились
бы годы для восстановления этой транспортной сети... Ее разру-
шение означает лишение немецкого народа всех условий  дальней-
шего существования". 6 < >
     На этот раз я опасался передать Гитлеру записку без пред-
варительной подготовки.  Он  был  непредсказуем и вполне можно
было ожидать какого-нибудь срыва.  Поэтому я  дал  разработку,
содержащую 24 страницы,  полковнику фон Белову,  моему офицеру
связи в ставке фюрера,  поручив ему доложить в подходящий  мо-
мент. Затем я обратился к Юлиусу Шаубу, личному адъютанту Гит-
лера, с просьбой испросить для меня у Гитлера по случаю  моего
предстоящего 40-летия его фотографию с дарственной надписью. Я
был единственным из близких сотрудников Гитлера,  за 12 лет ни
разу не просившим об этом. Теперь, когда близилось к концу его
господство и наше личное знакомство,  я хотел дать ему понять,
что, хотя я и оказываю ему сопротивление и в докладной записке
совершенно открыто  констатирую  его  крах,  я  тем  не  менее
по-прежнему являюсь его поклонником и хотел бы получить в наг-
раду его фото с посвящением.  Тем не менее я  чувствовал  себя
неуверенно и принял меры, чтобы непосредственно после вручения
записки стать недосягаемым для него.  Той же самой ночью я на-
меревался вылететь  в Кенигсберг,  которому угрожала Советская
Армия. Поводом служило обычное совещание с моими  сотрудниками
о предотвращении  ненужных разрушений.  Одновременно мне хоте-
лось проститься с ним.
     Так я  направился вечером 18 марта на оперативное совеща-
ние, чтобы сбыть с рук свою бумагу.  С некоторых пор совещания
проходили не в роскошном рабочем зале Гитлера, проект которого
я сделал семь лет тому назад. Гитлер окончательно перенес опе-
ративные совещания  в маленький кабинет в подземный бункер.  С
меланхолической горечью он заметил мне:  "Ах, видите, господин
Шпеер, Ваша прекрасная архитектура не подходит больше даже для
оперативных совещаний".
     Темой оперативного совещания 18 марта была оборона Саарс-
кой области,  плотно окруженной армией Паттона.  Как уже  один
раз, когда  речь  шла  о русских марганцевых рудниках,  Гитлер
внезапно обратился ко мне,  ища поддержки:  "Скажите сами этим
господам, что  означает для Вас потеря саарского угля!" У меня
спонтанно вырвалось: "Это бы только еще ускорило крах". Ошара-
шенно и смущенно мы уставились друг на друга. Для меня это бы-
ло такой же неожиданностью, как и для Гитлера. После тягостно-
го молчания Гитлер сменил тему.
     В тот же самый день главнокомандующий вооруженными силами
запада фельдмаршал  Кессельринг сообщил,  что население крайне
мешает отражению  наступления  американских  войск.  Учащаются
случаи, когда  оно  не  пускает  собственные войска в деревни.
Офицеров умоляют не разрушать поселки в ходе боевых  действий.
Во многих  случаях  войска уступали отчаянным требованиям.  Ни
минуты не подумав о последствиях, Гитлер обратился к Кейтелю с
приказом составить  приказ главнокомандующему вооруженными си-
лами запада и гауляйтерам о принудительной эвакуации всего на-
селения. Кейтель  тут  же  старательно  уселся за стол в углу,
чтобы сформулировать приказ.
     Один из присутствовавших генералов стал убеждать Гитлера,
что невозможно осуществить эвакуацию сотен тысяч. Ведь не было
уже больше  поездов,  давно уже не работал транспорт.  Гитлера
это не тронуло. "Тогда пусть маршируют пешком!" - возразил он.
Это тоже невозможно организовать,  возразил генерал, для этого
необходимо продовольствие, поток людей следует направить через
малонаселенные местности,  у населения также не было необходи-
мой обуви. Он не закончил. На Гитлера это не произвело впечат-
ления и он отвернулся.
     Кейтель набросал черновик приказа и зачитал его  Гитлеру,
который его одобрил. Он распорядился: "Присутствие населения в
угрожаемой боевой зоне так же затруднительно  для  действующей
армии, как  и для самого населения.  Поэтому фюрер приказывает
следующее: к западу от Рейна и в Саарском  Пфальце  немедленно
очистить от всего населения территории за районом боевых дейс-
твий... Общее направление отхода - юго-восток  и  южнее  линии
Санкт -  Вендель  - Кайзерслаутерн - Людвигсхафен.  Конкретное
осуществление возлагается на группу войск 2 во  взаимодействии
с гауляйтерами. Гауляйтерам направляется аналогичная директива
через начальника партийной канцелярии. Начальник штаба Верхов-
ного главнокомандования вооруженных сил Кейтель, генерал-фель-
дмаршал 17 < >.
     Никто не возразил,  когда Гитлер в заключение сказал:  "С
населением мы больше не можем считаться".  Вместе  с  офицером
связи Бормана Цандером я покинул помещение; Цандер был в отча-
янии: "Но так же нельзя!  Это же приведет к катастрофе! Ничего
не подготовлено!" Повинуясь порыву, я объявил, что не полечу в
Кенигсберг и уже сегодня ночью выеду на запад.
     Совещание закончилось,  дело  было  за полночь и наступил
день моего сорокалетия.  Я попросил Гитлера еще на два  слова.
Он вызвал слугу:  "Принесите фотографию, которую я надписал" и
вручил с сердечными поздравлениями красный сафьяновый футляр с
золотым тиснением в виде символов верховной власти,  в котором
обычно помещалась предназначенная для подарка фотография в се-
ребряной рамке. При этом Гитлер сказал: "Мне в последнее время
бывает трудно написать своей рукой  даже  несколько  слов.  Вы
знаете, как она дрожит.  Часто я едва могу поставить свою под-
пись. То,  что я там написал,  получилось очень неразборчиво".
После этого я открыл футляр,  чтобы прочитать дарственную над-
пись. Ее действительно еле-еле можно было прочесть, но  содер-
жание ее было необыкновенно сердечным и сочетало благодарность
за мой труд с заверениями в вечной дружбе.  Мне  было  тяжело,
потому что в ответ я мог вручить только  памятную  записку,  в
которой бесстрастно констатировал провал дела его жизни.
     Гитлер принял ее,  не сказав ни слова. Чтобы как-то прео-
долеть возникшую неловкость,  я проинформировал его о том, что
уже этой  ночью хотел бы выехать на запад.  Затем я простился.
Еще пока я вызывал по телефону из бункера  машину  с  шофером,
меня вновь вызвали к Гитлеру: "Я подумал, что будет лучше, ес-
ли Вы возьмете мою машину и Вас повезет мой шофер  Кемпка".  Я
стал отказываться под разными предлогами. Наконец, Гитлер сог-
ласился, чтобы я воспользовался своей  машиной,  но  вести  ее
должен был все-таки Кемпка. Мне было как-то не по себе, потому
что тепло,  с которым Гитлер вручал мне свою фотографию, почти
заворожившее меня,  уже исчезло.  Он отпустил меня, явно нахо-
дясь в плохом настроении.  Я уже был у дверей, когда он, чтобы
не дать мне возможности ответить,  сказал: "На этот раз Вы по-
лучите письменный ответ на Вашу записку!" Ледяным тоном он до-
бавил после короткой паузы: "Когда проигрывают войну, погибает
и народ.  Нет необходимости обращать внимание на основы  даль-
нейшего самого  примитивного  существования  немецкого народа.
Напротив, лучше как раз разрушить эти вещи.  Потому что  народ
проявил себя как слабейший и будущее принадлежит исключительно
сильнейшему восточному народу.  Все,  что останется после этой
борьбы, все равно неполноценны,  потому что хорошие погибли" 8
< >.
     Я почувствовал  облегчение,  оказавшись на свежем воздухе
за рулем своего автомобиля. Рядом со мной сидел шофер Гитлера,
а на заднем сиденьи - мой офицер связи в Генштабе,  подполков-
ник фон Позер.  Я быстро договорился с Кемпкой,  что мы  будем
сменять друг  друга  за рулем.  Тем временем на часах была уже
половина второго ночи и ,если мы собирались проехать 500 кило-
метров по  автобану  до ставки главнокомандующего вооруженными
силами запада,  находившейся под Наугеймом еще до рассвета, то
есть до появления штурмовиков, нужно было торопиться. Приемник
был настроен на волну для наших ночных истребителей,  на коле-
нях лежала  карта  с квадратной сеткой:  "Ночные истребители в
квадрате... множество "москитов" в квадрате... ночные истреби-
тели в квадрате...",  - так мы следили за направлением налетов
противника. Если к нам приближалось  какое-нибудь  соединение,
приходилось включать  стояночный  свет  и  медленно  двигаться
вдоль обочины.  Однако как  только  наш  квадрат  очищался  от
пртивника, мы  на  полную мощность включали большие цейсовские
фары, две противотуманные фары, а также поисковую фару и с ре-
вущим двигателем неслись по автобану.  Утро  застало нас еще в
пути, но низкая облачность парализовала действия авиации  про-
тивника. В  ставке 9 < > я сначала прилег поспать на несколько
часов.
     К полудню  я встретился с Кессельрингом,  но наш разговор
оказался безрезультатным.  Он вел себя совершенно по-солдатски
и не был расположен обсуждать приказы Гитлера.  Напротив, нео-
жиданно я встретил понимание у представителя партии в его шта-
бе. Мы прохаживались взад и вперед по террасе замка,  когда он
заверил меня,  что в будущем по возможности не  станет  давать
хода информации о поведении населения,  которая могла бы спро-
воцировать нежелательную реакцию Гитлера.
     В о  время скромного обеда Кессельринг только поднял тост
за мое 40-летие,  как внезапно,  издавая громкий пронзительный
звук, на  замок налетело соединение вражеских истребителей и в
тот же момент по окнам ударили первые пулеметные очереди.  Все
бросились на  пол.  И  только тогда зазвучала сирена воздушной
тревоги. Одновременно в непосредственной близости упали первые
тяжелые бомбы. В то время как то справа, то слева от нас ухали
взрывы, мы сквозь дым и крипичную пыль устремились в бункеры.
     По-видимому, командный  пункт  западной обороны был целью
налета. Бомбы продолжали падать без перерыва.  Бункер  дрожал,
но прямого попадания не было.  Когда налет закончился, мы про-
должили обсуждение,  теперь уже вместе с саарским промышленни-
ком Германом Рехлингом. В ходе беседы Кессельринг открыл более
чем семидесятилетнему господину,  что в ближайшие дни мы поте-
ряем Саар.  Рехлинг сдержанно,  почти равнодушно воспринял из-
вестие о предстоящей потере  своей  родины  и  своих  заводов:
"Один раз  мы уже теряли Саар и вернули его.  Несмотря на свой
возраст, я еще буду свидетелем того,  как он снова станет  на-
шим".
     Нашей следующей целью был Гейдельберг,  куда к этому вре-
мени было   переведено   руководство  военной  промышленностью
юго-западной Германии.  Я хотел воспользоваться случаем и хоть
ненадолго навестить  своих  родителей  в день своего рождения.
Днем ехать по автобану было невозможно из-за штурмовиков; пос-
кольку я  с  юности знал прилегающие дороги,  мы с Рехлингом в
теплую солнечную погоду поехали через  Оденвальд.  Впервые  мы
говорили совершенно открыто;  Рехлинг, ранее почитатель Гитле-
ра, не скрывал своего мнения относительно бессмысленного фана-
тизма, с каким продолжалась война.  Уже было поздно,  когда мы
прибыли в Гейдельберг.  Известия из Саара были благоприятными:
подготовительные работы  к  уничтожению объектов почти не были
начаты. Поскольку в распоряжении  оставалось  всего  несколько
дней, даже приказ Гитлера больше не мог наделать бед.
     Во время долгой поездки по забитым  отступающими  дорогам
усталые и  измотанные солдаты щедро осыпали нас руганью.  Лишь
после полуночи мы прибыли в ставку армии, в находившуюся в не-
большом городке среди виноградников Пфальца.  Генерал СС Хаус-
сер имел более разумные представления о том,  как следует тол-
ковать бессмысленные приказы,  чем его главнокомандующий. При-
каз об эвакуации  Хауссер  считал  неосуществимым,  разрушение
мостов безответственным.  Через  пять  месяцев меня в качестве
пленного везли на грузовике из Версаля через  Саар  и  Пфальц;
как железнодорожные пути,  так и дорожные мосты в значительной
мере не пострадали.
     Гауляйтер Пфальца  и  Саарской  области Штер без обиняков
заявил, что не будет следовать полученному приказу об  эвакуа-
ции. Состоялся  странный диалог между гауляйтером и министром:
"Если Вы не проведете эвакуацию и фюрер привлечет Вас за это к
ответственности, можете сослаться на то, что я сказал Вам, что
приказ более не действителен". - "Нет, это очень любезно, но я
возьму ответственность на себя". Я настаивал: "Но я с радостью
подставлю свою голову".  Штер покачал головой:  "Но  я  сделаю
это. Я хочу взять это на себя". Это был единственный пункт, по
которому мы не могли договориться.
     Нашей следующей  целью  была  ставка фельдмаршала Моделя,
находившаяся в 200 километрах в Вестервальде. На рассвете сно-
ва появились  американские  штурмовики.  Поэтому мы свернули с
основной дороги и в объезд наконец добрались до маленькой мир-
ной деревушки.  Ничто  не говорило о том,  что здесь находится
командный пункт группы армий. Не было видно ни одного офицера,
ни солдата,  ни автомобиля,  ни связного-мотоциклиста,  всякие
передвижения на автомобилях в дневное время были запрещены.
     В деревенской  гостинице я немедленно продолжил с Моделем
наш зигбургский разговор и сохранении железнодорожных путей  в
Рурской области.  Мы еще не завершили его, когда офицер принес
телеграмму. "Это касается Вас", - сказал Модель смущенно и од-
новременно в замешательстве. Я почувствовал недоброе.
     Это был "письменный ответ" Гитлера на мою памятную запис-
ку. По всем пунктам он предписывал обратное тому, что я потре-
бовал 18 марта.  "Все военные, транспортные, промышленные объ-
екты, объекты связи и снабжения, а также материальные ценности
на территории Рейха" в соответствии с ним подлежали  уничтоже-
нию. Это был смертный приговор немецкому народу, принцип "выж-
женной земли" в наиболее резкой форме.  Меня самого эта дирек-
тива лишала полномочий,  все мои приказы, направленные на сох-
ранение промышленности,  однозначно дезавуировались.  Осущест-
вление мер по уничтожению объектов теперь возлагалось на  гау-
ляйтеров