орую мы слегка пото-
нировали чаем.
     Самоупоенно рассуждал Гитлер в уже упомянутой речи: "Это
самое чудесное в строительном деле: уж коли сработано, то ос-
тается памятник.  Это  сохраняется,  это  совсем другое дело,
чем, к примеру, пара сапог, над которыми, конечно, тоже нужно
потрудиться, но ведь их сносят за год-два и выбросят. А пост-
роенное останется и через века будет свидетельствовать о всех
тех, кто его создавал".
     12 января 1939 г. состоялось торжественное открытие это-
го предназначенного на века здания:  Гитлер принял аккредито-
ванных в Берлине дипломатов для вручения новогоднего адреса в
Большом зале.
     Через 65 дней после этого торжества, 15 марта 1939 г., в
новый кабинет Гитлер был препровожден президент Чехословакии.
В этих стенах разыгралась та трагедия, которая ночью началась
капитуляцией Гахи,  а ранним утром закончилась оккупацией его
страны. (Нужен комментарий - В.И.) "Под конец я так обработал
этого старого господина,  - рассказывал позднее Гитлер, - что
он уже был готов поставить свою подпись, но тут у него начал-
ся сердечный  приступ.  В соседней комнате д-р Морелль сделал
ему укол,  который в данных обстоятельствах оказался  слишком
действенным: Гаха собрался с силами даже чересчур, оживился и
уже начал отказываться от подписания документа;  пришлось по-
возиться, прежде чем он полностью оказался в моих руках".
     78 месяцев после открытия,  16 июля  1945  Г.,  Черчилль
попросил показать ему здание канцелярии. (11) "Перед ней соб-
ралась большая толпа.  За исключением одного старика, неодоб-
рительно качавшего  головой,  все они мне желали успеха.  Эта
демонстрация тронула меня не меньше,  чем  поношенная  одежда
населения. А  затем  мы довольно долго бродили по разрушенным
коридорам и залам Рейхсканцелярии".
     А вскоре  здание  было снесено.  Камни и мрамор пошли на
мемориал славы русских в Трептов парке.



                    Глава 9
                Будни Рейхсканцелярии
     К обеденным  трапезам  в Рейхсканцелярии имели  свободный
доступ человек сорок - пятьдесят.  Им нужно было только позво-
нить адъютанту и сказать, что придут. В основном это были гау-
и рехсляйтеры,  кое-кто из министров,  конечно,  все из узкого
кружка, но,  не считая адъютантов вермахта,  ни каких военных.
Адъютант полковник Шмундт много раз настойчиво склонял Гитлера
приглашать к обеду высших офицеров. Но Гитлер всегда отказывал
в этом.  Возможно,  он понимал,  что его старым сподвижникам и
сотрудникам не избежать высокомерных замечаний.
     У меня был свободный доступ в жилье Гитлера, и я этим ши-
роко пользовался.  Дежурный  полицейский у въезда в садик знал
мою машину,  не задавая никаких вопросов, распахивал дверцу, я
припарковывал автомобиль  и  входил в квартиру,  перестроенную
Троостом. Она простиралась справа от только что мной отстроен-
ной Канцелярии и была связана с ней просторным переходом.
     Дежурный эсэсовец из охраны запросто приветствовал  меня,
я отдавал ему рулоны с эскизами и, безо всякого сопровождения,
как совершенно свой,  направлялся в просторный холл. Это поме-
щение с гобеленами на белых стенах, с темнокрасными мраморными
полами, устланными мягкими коврами,  с двумя группами  клубных
кресел и  столов  было очень удобным.  Обычно здесь можно было
застать занятых оживленной беседой гостей, кто-то вел телефон-
ные разговоры.  Вообще это помещение притягивало к себе,  не в
последнюю очередь и потому,  что только здесь разрешалось  ку-
рить.
     Предписанное "Хайль Гитлер!" звучало здесь редко, гораздо
чаще просто желали друг другу доброго дня. И манера демонстри-
ровать свою принадлежность к партии шевроном над обшлагом  ру-
кава также была не принята в этом кругу,  вообще гостей в пар-
тийной форме было почти не видно.  Те,  кто уже протиснулся  в
этот круг, имел привилегию на определенную непринужденность.
     Через квадратную переднюю, которой из-за неудобной мебели
почти не пользовались, путь вел в собственно гостиную, в кото-
рой гости,  по большой части стоя, разбившись на группки, вели
свои разговоры.  Эта стометровой площади комната, единственная
во всей квартире могущая претендовать на какой-то  уют,  оста-
лась, учитывая ее бисмарковское прошлое,  во время большой пе-
рестройки 1933-34гг.  нетронутой: балочные перекрытия из дере-
ва, до  половины  покрытые деревянными панелями стены,  камин,
украшенный гербом эпохи флорентинского Ренессанса, привезенным
канцлером Бюловым   из   Италии.   На  нижнем  этаже  это  был
единственный камин. Перед камином были расставлены обитые тем-
ной кожей кресла,  а позади софы стоял большой мраморный стол,
на котором всегда были разложены газеты.  Стены украшали гобе-
лен и два полотна Шинкеля.  Их получили в длительное пользова-
ние для жилья канцлера из Национальной галереи.
     Момент своего  появления  Гитлер определял с небрежностью
суверена. Обед обычно назначался часа на два, но чаще он начи-
нался в три,  а то и позже, в зависимости от прихода Гитлера -
часто из своих частных помещений или прямо после какого-то со-
вещания в  Канцелярии.  Он  появлялся  без каких-либо формаль-
ностей, как простое частное лицо,  пожимал руки окружавшим его
гостям, высказывал какие-то замечания на злобу дня;  у некото-
рых, особо уважаемых,  осведомлялся о здоровье "госпожи супру-
ги", получал  от  шефа прессслужбы подборку новостей,  садился
несколько всторонку в одно из кресел и  погружался  в  чтение.
Иногда он   передавал   какой-нибудь   листок  кому-нибудь  из
присутствующих, если  информация  казалась  ему  заслуживающей
внимания и делал вскольз какие-то замечания.
     Так продолжалось еще минут 15-20,  пока  не  раздвигались
портьеры одной из стеклянных дверей, ведшей в столовую. Домоп-
равитель, невольно  вызывавший  симпатию  своей   дородностью,
просто -  что соответствовало всей обстановке - сообщал Гитле-
ру, что обед готов.  "Фюрер" направлялся в столовую первым, за
ним, без  какого-либо строго установленного порядка,  тянулись
гости.
     Из всех заново перестроенных профессором Троостом помеще-
ний резиденции рейхсканцлера эта просторная квадратная комната
(12 м на 12) была самой в своем оформлении продуманной.  Одна
стена имела три стеклянные двери,  ведшие в сад.  У противопо-
ложной стены стоял большой буфет, отделанный полисандровым де-
ревом, а над ним - незаконченная картина Каульбаха -  в  таком
виде с несомненными достоинствами,  во всяком случае, в ней не
было дотошной измельченности, свойственной эклектической мане-
ре этого художника. Две остальные стены прерывались закруглен-
ными нишами, в которых на цоколях из светлого мрамора распола-
гались обнаженные скульптуры, изваянные мюнхенским скульптором
Вакерлем. По обе стороны от них были еще стеклянные двери, че-
рез которые можно было пройти в сервировочную комнату, в боль-
шой холл и в уже упомянутую гостиную перед столовой.  Светлые,
с легким оттенком в желтизну,  стены из искусственного мрамора
и такие же легкие кремовые занавеси создавали ощущение  прони-
занного светом  простора.  Небольшие выступы стен подчеркивали
ясный, четкий ритм, поверху их объединял прямой карниз. Мебель
была простой  и покойной.  В центре стоял большой круглый стол
на полтора десятка персон, окруженный скромными темного дерева
стульями, обтянутыми темнокрасной кожей; все они были одинако-
выми, и даже стул Гитлера ничем не выделялся.  По углам стояли
еще четыре  стола  поменьше с четырьмя-шестью такими же стуль-
ями. Сервировка стола состояла из  скромного  белого  фарфора,
простых стеклянных  бокалов - все это было подобрано еще самим
профессором Троотсом.  В  центре  стола   находилась   большая
плоская чаша с цветами.
     Это был "ресторан у веселого канцлера", как его частенько
представлял гостям Гитлер. Его место было со стороны окон. Еще
по пути в столовую Гитлер выделял  двоих,  которым  отводилось
место справа и слева от него.  Остальные же рассаживались, как
получалось. Если же гостей оказывалось больше,  то адъютанты и
менее важные личности, я в том числе, занимали места за малыми
столами - что я рассматривал,  собственно,  как  преимущество,
поскольку там можно было легче вести непринужденные беседы.
     Еда была подчеркнуто простой. Суп, легкая закуска, мясо с
небольшим овощным и картофельным гарниром и дессерт. Выбор на-
питков исчерпывался минеральной водой, обыкновенным бутылочным
берлинским пивом или недорогим вином.  Самому Гитлеру подавали
вегетарианскую еду,  выпивал он и бокал "фахингера",  и у кого
была охота мог составить ему в этом компанию. Но таких находи-
лось немного.  Это было его обычной  данью  простоте,  не  без
расчета, что  об  этом  будет  рассказано  и за пределами этих
стен. Когда как-то  гельголандские  рыбаки  подарили  ему  ги-
гантского омара  и к всеобщему удовольствию этот деликатес был
подан на стол,  Гитлер не ограничился неодобрительными замеча-
ниями о заблуждениях людей, способных питаться столь неэстети-
ческими чудовищами,  он хотел было тут же пресечь  такое  пир-
шество. Геринг обычно редко принимал участие в застольях. Ког-
да я как-то раз, прощаясь с ним, заметил, что поспешаю на обед
в Рейхсканцелярию,  то услышал от него:  "Если честно, то еда,
которую там подают,  мне не по вкусу.  И еще эти партмещане из
Мюнхена - невыносимо!"
     Примерно раз в две недели к обеду появлялся  и  Гесс.  За
ним следовал  его адъютант со специальным судком из нескольких
отделений, в котором была принесенная  с  собой  еда,  которую
оставалось только разогреть на кухне. Гитлер долго не замечал,
что Гессу подают собственную вегетерианскую пищу.Когда же  это
до него  дошло,  то  он  с  раздражением  обратился  к Гессу в
присутствии всего общества: "У меня работает первоклассная по-
вар- диетолог. Если врачом Вам предписано что-то особенное, то
она будет это охотно готовить и для Вас.  Но приходить сюда со
своей едой Вы не должны".  Гесс, уже тогда склонный к упрямому
попереченью, попробовал объяснить Гитлеру,  что состав его ра-
циона должен  включать  некоторые  особые  компоненты биологи-
чески-активного происхождения,  на что ему напрямик было заяв-
лено, что в таком случае ему следует питаться дома. После это-
го Гесс к обедам почти совсем не появлялся.
     Когда в  Германии в рамках развернутой по инициативе пар-
тии программы "пушки вместо масла",  во всех  домах  стали  по
воскресеньям готовить "айнтопф", обед из одного блюда - густо-
го супа с куском мяса, то и в столовой Гитлера на стол не ста-
вилось ничего,  кроме супницы. По таким дням число гостей сок-
ращалось, часто до двух-трех человек, что давало Гитлеру повод
к саркастическим высказываниям относительно готовности к жерт-
вам его ближайших сотрудников:  помимо всего прочего на  стол
еще выкладывался  и  лист для добровольных пожертвований.  Мне
каждый "айнтопф" обходился в 50-100 марок.
     Самым значительным  гостей  обеденного  общества был Геб-
бельс; Борман, естественно, не пропускал ни одной трапезы, но,
он как и я, и без этого принадлежал к свите малого двора и по-
тому и не воспринимался как гость.
     Застольные разговоры Гитлера и в этом кругу были по тема-
тике своей поразительно ограниченными,  не выходили за пределы
предвзято- банальных  подходов;  это  уже  ранее  и беседам на
Оберзальцберге придавало довольно утомительный характер. Отли-
чались они,  быть может,  только большей жесткостью формулиро-
вок, но оставались все в том же репертуаре,  который Гитлер ни
расширял, ни  углублял  и почти не обогащял какими-либо новыми
точками зрения,  идеями. Он и не давал себе труда как-то скры-
вать неловкость  одних  и тех же повторов.  Я не могу сказать,
что я,  по крайней мере тогда, находил бы его высказывания яр-
кими, хотя я и был заворожен его личностью.  Скорее,  они меня
протрезвляли, потому что я ожидал взглядов  и  суждений  более
высокого уровня.
     Говоря о себе,  он часто подчеркивал,  что его внутренний
политический, художнический  и  военный  мир  образуют целост-
ность, которая у него, вплоть до мельчайших деталей, полностью
сложилась между двадцатыми и тридцатыми годами.  Это было,  по
его словам, самое плодотворное время его жизни: все, что он те-
перь планирует и творит - всего лишь осуществление его тогдаш-
них идей.
     Большое место в застольных разговорах занимали воспомина-
ния о мировой войне.  Очень многие из присутствовавших  прошли
через нее.  Гитлер какое-то время находился в траншеях напро-
тив англичан,  которые внушили ему своей смелостью и беззавет-
ностью определенное уважение, хотя он и подшучивал над некото-
рыми их особенностями.  Так он с иронией рассказывал,  что  ко
времени пятичасового чая они прекращали артиллерийский огонь и
что в это время он мог всегда без риска выполнить свои обязан-
ности связного.
     Поминая французов на наших застольях 1938 г.  он  никогда
не высказывался  в реваншистском духе:  он не хотел повторения
войны 1914 г.  Нет никакого смысла, - рассуждал он, - начинать
новую войну из-за незначительной полоски территории Эльзас-Ло-
тарингии. Тем более,  что эльзасцы из-за длительного колебания
то в  одну,  то в другую сторону,  не представляют ценности ни
для одной,  ни для другой стороны.  Надо их оставить  в  покое
там, где  они  сейчас  находятся.  Естественно,  что  при всех
рассуждениях Гитлер  исходил  из  того,  что  Германия  должна
расширяться на Восток. Храбрость французских солдат также про-
извела на него впечатление,  вот только офицерский корпус был,
по его  мнению,  дрябловат:  "Под  командой  немецких офицеров
французы были бы выдающейся армией".
     Довольно сомнительный,  с точки зрения расистских принци-
пов, союз с Японией он не то чтобы отвергал,  но в  отдаленной
исторической перспективе  у него были большие сомнения на этот
счет. И сколько бы раз он ни касался этой темы,  в его  голосе
всегда можно  было расслышать оттенок сожаления,  что он пошел
на союз с так называемой желтой расой.  Но,  - тут же добавлял
он, - у него нет оснований особенно упрекать себя за это: ведь
и англичане блокировались с Японией  в  мировую  войну  против
держав Тройственного союза.  Но Гитлер рассматривал Японию как
союзника в ранге мировой державы, относительно же Италии у не-
го такой уверенности не было.
     А американцы в войне 1914-1918 гг.  не так чтобы себя по-
казали, да  и  значительных  жертв они не понесли.  Настоящего
испытания они, конечно, не выдержат, их достоинства как боевой
силы сомнительны.  Да,  и вообще американский народ как единое
не существует,  это же всего-навсего толпа  эмигрантов  разных
народов и рас.
     Фриц Видеман, в прошлом адъютант командира полка и в этом
качестве начальник пешего связного Гитлера, а ныне возведенный
Гитлером - вот уж отсутствие вкуса!  - в свои  адъютанты,  пы-
тался возражать  и  настаивал  на  развити диалога с Америкой.
Гитлер, раздасованный его прекословием,  что нарушало неписан-
ные законы  застолья,  наконец,  отправил  его  генконсулом  в
Сан-Франциско: "Пусть он там излечиться от своих заблужджений".
     Эти застольные беседы велись людьми, не имевшими никакого
международного опыта. В своем большинстве они не покидали пре-
делов Германии. И если кто-нибудь из них совершал увеселитель-
ную поездку в Италию, то за столом Гитлера это обсуждалось уже
как целое  событие и за этим господином закреплялась репутация
человека с международным опытом.  Да и Гитлер совсем ведь  не
видел мир  и  не приобрел ни знаний о нем,  ни почерпнул в нем
новых идей.  К тому же партдеятели его окружения в основном не
имели высшего образования. Из пятидесяти рейхс- и гауляйтеров,
элиты имперского руководства,  всего лишь десять имели  закон-
ченное университетское  образование,  некоторые имели незакон-
ченное высшее,  а большая часть не  двинулась  дальше  средней
школы. Почти  никто  из  них не добился недюжинных результатов
хоть в какой-нибудь области.  Их всех  отличала  поразительная
духовная лень.  Их  образовательный  уровень ни в коей мере не
отвечал тому, чего следовало бы ожидать от высшего руководства
во главе  народа с традиционной высоким интеллектуальным уров-
нем. Гитлеру было приятнее иметь  среди  своих  сотрудников  и
приближенных лиц одинакового с ним происхождения; среди них он
чувствовал себя  комфортнее.  Ему  неизменно  доставляло  удо-
вольствие, если кто-нибудь из его сотрудников попадал впросак.
     Ханке как-то заметил,  "Вообще-то хорошо, когда у сотруд-
ников есть  какой-то изъянчик и они знают,  что это начальству
известно. Поэтому фюрер так редко и меняет  своих  сотрудников.
Ему с  ними легче работается.  У каждого найдется какое-нибудь
темное пятнышко, и это помогает держать их на поводке".
     За "изъянчик" считались бытовая распущенность, отдаленные
предки - евреи или непродолжительный партийный стаж.
     Довольно часто Гитлер пускался в рассуждения, что экспор-
тировать такие идеи как национал-социализм - ошибка. Следстви-
ем может  быть  только  нежелательное  усиление других наций и
ослабление собственных национальных позиций.  Его успокаивало,
что в нацистских партиях других стран не видать было политиков
его калибра.  Мюссер, Дегрелль или Мосли были в его глазах ко-
пиистами без единой оригинальной новой идеи. Они просто рабски
подражают нам и перенимают наши методы - говаривал  он,  -  но
это ничего  не  даст.  В  каждой стране следует исходить из ее
специфических обстоятельств и в соответствии с этим определять
свои методы. Дегрелля он ставил чуть повыше, но и от него мно-
гого не ожидал.
     Политика была для Гитлера делом целесообразности. Даже на
свою основополагающую книгу "Майн кампф" он смотрел  под  этим
же углом  зрения:  во многих местах она уже не отвечает сегод-
няшнему дню,  ему вообще не следовало бы развертывать всю свою
программу на  столь  ранней стадии - соображение,  позволившее
мне оставить мои неоднократные и тщетные попытки осилить ее.
     После завоевания власти идеология начала заметно отходить
на второй план. В основном только Геббельс и Борман вели борь-
бу против опошления партийной программы. Они не ослабляли уси-
лий по идеологической радикализации Гитлера.  Если  судить  по
публичным выступлениям,  к кругу твердых идеологов принадлежал
и Лей,  но он был мелковат,  чтобы завоевать сколь-либо значи-
тельный авторитет.  Гиммлер же,  напротив,  шел откровенно ка-
ким-то своим шарлатанским путем,  сваливая в одну кучу верова-
ния древнегерманской прорассы, элитизм и убежденность в пользе
потребления исключительно свежих натуральных продуктов,  и все
это он  начинал  облекать  в  экзальтированные полурелигиозные
формы. Над этими его "исканиями" подшучивали прежде всего Гит-
лер и Геббельс,  и надо признать, что Гиммлер сам как бы приг-
лашал к этому своей тщеславной тупостью.  Как-то  японцы  под-
несли в дар самурайский меч,  и он тут же открыл родственность
германских и японских культов и с помощью  ученых  все  строил
разные догадки,  каким  образом  это  можно  объяснить в свете
расового учения.
     Одним из особенно волновавших Гитлера вопросов было,  как
на длительную перспективу обеспечить его Рейху достойную  под-
растающую смену. Зародыш идеи подал Лей, которому Гитлер пере-
дал всю организацию  системы  воспитания.  Благодаря  созданию
"школ Адольфа Гитлера" для молодежи и "Орденских замков",  ко-
торые бы поставляли руководящие  кадры,  предстояло  вырастить
компетентную и идеологически вышколенную элиту.  Вероятно, та-
кой отбор сгодился бы только на  кадровое  наполнение  партий-
но-бюрократического аппарата.  Для  практической  же жизни это
пополнение, проведшее в изоляции молодые годы за высокими сте-
нами, вряд ли было бы пригодно. А в том, что касается высоко-
мерия и завышенной оценки своих собственных талантов и возмож-
ностей, этим юнцам не было бы равных. В чем, впрочем, уже мож-
но было убедиться по первым  результатам.  Примечательно,  что
высоко