м замышлявшейся войны против  Борма-
на.
     После заседания Геринг отвел меня в  сторону:  "Я  знаю,
что  Вы  тесно сотрудничаете с моим статс-секретарем Мильхом.
По дружбе я хотел бы Вас предостеречь от него. Он не надежен,
и если уж речь идет о его личной выгоде, он не считается даже
со своими самыми лучшими друзьями".  Я немедленно же  передал
эти слова Мильху. Он рассмеялся: "Несколько дней назад Геринг
буквально то же самое сказал мне про тебя".  Попытка  Геринга
посеять  между  нами недоверие была полной противоположностью
тому,  о чем мы договаривались:  образовать единый блок. Дру-
жеские  связи  воспринимались  в третьем Рейхе из-за всеобщей
подозрительности как личная угроза.
     Спустя несколько  дней  после  заседания  Мильх высказал
предположение, что Геринг переметнулся из-за того, что геста-
по получило доказательство его склонности к морфию. Мильх еще
до этого советовал мне повнимательнее приглядеться  к зрачкам
Геринга. Во  время  Нюрнбергского  процесса  мой защитник д-р
Флекснер подтвердил мне,  что Геринг еще задолго до  1933  г.
был морфинистом. Он сам был его адвокатом в судебном разбира-
тельстве по обвинению Геринга в применении укола морфия не по
назначению (9).
     Вероятно, и по финансовым мотивам наша попытка использо-
вать Геринга против Бормана была обречена на неудачу с самого
начала: Борман, как это видно по одному из нюрнбергских доку-
ментов, сделал  Герингу  подарок  в  шесть миллионов марок из
фонда "Пожертвования Адольфу Гитлеру",  образованного индуст-
риалами.
     После неудачи нашего союза активность Геринга, и впрямь,
несколько оживилась,  но  в  неожиданном направлении - против
меня! Вопреки обыкновению  он  несколькими  неделями  позднее
предложил мне пригласить в Оберзальцберг на совещание ведущих
руководителей черной металлургии. Оно состоялось в моем доме-
ателье, за  обтянутыми  бумагой столами для рисования и оста-
лось в памяти только благодаря поведению Геринга. Он появился
в эйфорическом настроении,  с заметно уменьшившимися зрачками
и сделал для изумленных специалистов  пространный  доклад  по
технологии выплавки металла, в котором он блистал своими поз-
наниями о домнах и обработке руды.  Затем пошли общие  места:
следует выпускать больше продукции, нельзя пасовать перед но-
вовведениями, отрасль застыла в традициях, ей следует учиться
перепрыгивать через свою тень и прочее в том же духе. К концу
своего двухчасового словоизвержения Геринг стал  говорить все
медленнее, лицо его постепенно принимало все более отсутству-
ющее выражение.  Вдруг он положил голову на стол и мирно зас-
нул. Мы  сочли  самым  разумным сделать вид,  что не замечаем
рейхсмаршала, покоящегося во всем великолепии  своего мундира
на столе,  дабы не приводить его в смущение, и продолжали об-
суждать наши проблемы, пока он не проснулся и не объявил ско-
ренько совещание закрытым.
     На следующий день им была назначена конференция по проб-
лемам радарной техники,  закончившаяся не менее бесславно. Он
снова являл собой безоблачность и лучезарность при полном от-
сутствии знаний и давал специалистам одно наставление за дру-
гим, а под конец,  все так же великодушно настроенный, осыпал
их потоком распоряжений.  После того,  как он покинул совеща-
ние, мне пришлось немало потрудиться,  чтобы как-то исправить
причиненный им  вред,  но  так,  чтобы прямо не дезавуировать
рейхсмаршала. И все же этот эпизод был  настолько  скандален,
что я не мог не поставить Гитлера о нем в известность.  Он же
при первом удобном случае,  13 мая 1943 г., вызвал промышлен-
ников-вооруженцев в ставку, чтобы восстановить престиж прави-
тельства.
     Спустя несколько  месяцев  после  краха  наших  планов я
встретился с Гиммлером на территории ставки.  Он резко, угро-
жающим тоном,  произнес:  "Я  не считал бы целесообразной еще
одну Вашу попытку активизировать рейхсмаршала!"
     Да это было бы и невозможно. Геринг впал - и на этот раз
окончательно - в свою летаргию.  Только в Нюрнберге он  прос-
нулся снова.



                          Глава 19
                  Второе лицо в государстве

     Через несколько недель после фиаско  нашего  сообщества,
примерно в  начале мая 1943 г.,  Геббельс не замедлил обнару-
жить в Бормане именно те достоинства, которые еще так недавно
приписывал Герингу. Он дал Борману заверения впредь все пред-
назначенные для Гитлера информационные  материалы  направлять
только через Бормана и попросил его заполучать от Гитлера все
указания и распоряжения для него.  Это пресмыкательство  было
должным образом вознаграждено.  Геббельс списал Геринга окон-
чательно, хотя и полагая,  что как чисто представительную фи-
гуру его все же следует средствами своего министерства подпи-
рать.
     Реальная власть  все  более смещалась в сторону Бормана.
Он, однако,  не мог знать,  не понадоблюсь ли я  ему  в  один
прекрасный момент. До него, конечно, должна была дойти инфор-
мация о моей провалившейся попытке свергнуть его, но обращал-
ся он со мной очень любезно и дал намеком понять,  что я могу
занять место рядом с Геббельсом на его  стороне.  Пока  я  не
воспользовался шансом  - цена мне показалась чрезмерной: ведь
я попадал бы в полную зависимость от него.
     Геббельс тем  временем  поддерживал  со мной тесный кон-
такт. Нас все еще объединяла идея самой решительной мобилиза-
ции всех внутренних резервов.
     По отношению к нему я был,  конечно,  слишком  доверчив.
Меня завораживали его искрящееся дружелюбие, его превосходные
манеры и логическая холодность ума.
     Внешне, таким образом, мало что изменилось. Мир, в кото-
ром мы жили,  принуждал к лицедейству,  лицемерию, ханжеству.
Между соперниками  не  могло прозвучать искреннее слово:  его
тут же могли передать в искаженном  толковании  Гитлеру.  Все
конспирировали, делая  ставку на перемену настроений Гитлера,
и выигрывали или проигрывали в этой кошачьей возне.  Без вся-
ких угрызений  совести  я  играл  на этой разбитой клавиатуре
взаимных отношений, как и всякий другой.
     Во второй половине мая 1943 г.  Геринг сообщил мне,  что
он собирается при моем участии выступить с речью  о  немецком
вооружении во Дворце спорта.  Я согласился. Несколькими днями
позднее я,  к своему изумлению, узнал, что Гитлер поручил это
выступление Геббельсу.  Когда  мы  согласовывали наши тексты,
министр пропаганды посоветовал мне подсократить  свой  текст,
так как  он намеревается говорить в течение часа.  "Если Ваша
речь не будет существенно короче,  чем  полчаса,  то  интерес
публики ослабнет".  Как обычно, мы направили наши тексты Гит-
леру, с пометкой на моем,  что речь будет сокращена на треть.
Гитлер вызвал  меня  в  Оберзальцберг.  В моем присутствии он
прочитал пересланные через Бормана черновики, решительно чер-
кал и,  как  мне показалось,  с воодушевлением в течение нес-
кольких минут сократил текст Геббельса наполовину. "Вот, Бор-
ман, возьмите, передайте Геббельсу и скажите, что речь Шпеера
я считаю отличной".  Так в присутствии интригана Бормана Гит-
лер поднял  мой престиж выше престижа Геббельса.  После этого
эпизода им обоим должно было быть ясно,  что я, как и прежде,
пользуюсь уважением.  Я  же мог рассчитывать в трудную минуту
на поддержку Гитлера даже и против его ближайших сторонников.
     А речь моя,  с которой я выступил 5 июня 1943 г. и в ко-
торой впервые был обнародован значительный прирост производс-
тва вооружений,  оказалась уязвимой по двум направлениям.  Из
рядов партиерархии я мог слышать:  "Вот видите, и без чрезвы-
чайных жертв  дела идут неплохо.  Для чего же тогда мы должны
волновать народ драконовскими мерами?" С другой  же  стороны,
от генералитета  и  с фронта при заминках с поставками слыша-
лись сомнения  в правдивости сообщенных мной данных.
     Советское зимнее  наступление  выдохлось.  Наши растущие
объемы военного производства помогли не только закрыть  обра-
зовавшиеся дыры на Восточном фронте.  Новые поставки вооруже-
ний позволяли Гитлеру, несмотря на потери техники зимой, под-
готовить новую   наступательную  операцию:  следовало  отсечь
дугу, образовавшуюся под Курском.  Начало этой  операции  под
кодовым названием "Цитадель" несколько раз откладывалось, по-
тому что Гитлер возлагал большие надежды на  применение новых
танков. От нового типа с электропередачей, сконструированного
профессором Порше, он ожидал чудес прежде всего.
     За непритязательным ужином в заднем буфете Рейхсканцеля-
рии, отделанном в баварском стиле, я случайно услышал от Зеп-
па  Дитриха,  что  Гитлер  собирается  отдать приказ не брать
впредь пленных. Во время наступательных боев войск СС местно-
го значения было установлено, что советские войска расправля-
ются с пленными. Импульсивно Гитлер возвестил о тысячекратном
кровавом возмездии.
     Я был озадачен и встревожен тем,  как мы умеем себе вре-
дить. Ведь  Гитлер сам рассчитывал на сотни тысяч пленных, мы
уже долгие месяцы пытались хоть как-нибудь заткнуть  не менее
крупные, чем на фронте, дыры в людских резервах на производс-
тве. Поэтому уже при ближайшей встрече с Гитлером  я  выразил
свои сомнения относительно такого приказа. Переубедить его на
этот раз оказалось не трудно, он сам как бы с облегчением от-
менил свое указание,  отданное СС. В тот же день, 8 июля 1943
г., он приказал Кейтелю заготовить директиву о том,  что  все
пленные передаются в распоряжение военной промышленности (1).
     Споры относительно судьбы военнопленных оказались излиш-
ними. Наступление началось 5 июля,  но,  несмотря на массиро-
ванное применение нашего самого современного  оружия, создать
котел не удалось.  Ожидания обманули Гитлера.  После двух не-
дель боев он отступил.  Эта неудача была очень  показательна:
теперь уже  и  в  самое благоприятное время года законы войны
диктовались советским противником.
     Генеральный штаб  сухопутных войск еще после второй зим-
ней катастрофы, Сталинграда, добивался строительства в опера-
тивном тылу второй оборонительной линии, но не нашел поддерж-
ки Гитлера.  Теперь и сам Гитлер был согласен на возведение в
20-25-километровой глубине от линии фронта оборонительных со-
оружений (2).  На это Генеральный штаб в свою очередь предло-
жил в  качестве оборонительного рубежа западный берег Днепра,
возвышавшийся на 50 метров над равнинным восточным. И времени
для строительных  работ было еще достаточно,  поскольку Днепр
лежал в тылу, более чем в 200 километрах от линии фронта. Од-
нако Гитлер просто отмел это.  Он,  во времена своих успешних
походов столь охотно восхвалявший немецких солдат  как лучших
в мире, теперь заявил: "Строительство оборонной линии за спи-
ной невозможно по психологическим причинам.  Как только войс-
кам станет  известно,  что  за сотню километров от линии боев
находятся укрепленные позиции,  никто не сможет повести их  в
бой. При первом же удобном случае они без сопротивления отка-
тятся назад" (3).
     О том,  что  по  приказу  Манштейна  и с тихого согласия
Цейтцлера организация Тодта приступила в декабре 1943 г. воп-
реки запрету к возведению оборонительной линии по Бугу,  Гит-
лер узнал от моего заместителя Дорша.  Советские войска опять
еще находились в 150-200 километрах к востоку от реки. И сно-
ва Гитлер в необычайно резкой форме и точно с  тем  же  самым
обоснованием,  что и полгода назад, приказал немедленно прек-
ратить стрительство (4).  В этих тыловых строительных работах
усматривает,  как  он в возбуждении выразился,  новое доказа-
тельство пораженческих  настроений  Манштейна  и  его  группы
войск.
     Упрямство Гитлера только помогало советским войскам дер-
жать наши армии в состоянии постоянного передвижения.  В Рос-
сии, начиная с ноября,  при промерзлой земле, нечего и думать
о закапывании в землю.  Но время было упущено.  Солдаты  были
снова выданы всем невзгодам стихии.  К тому же и неважное ка-
чество зимнего оснащения немецких войск  было  дополнительной
уязвимой точной  по сравнению с неприятелем,  гораздо лучше в
этом отношении обеспеченным.
     Не только по этим решениям можно было судить, что Гитлер
отказывался признать факт -  перелом  уже  наступил.  Вначале
1943 г. он потребовал строительства пятикилометрового шоссей-
ного и железнодорожного моста через Керченский  пролив,  хотя
мы там уже давно строили канатную дорогу,  которая и вступила
в строй 14 июня с дневной пропускной  способностью  в  тысячу
тонн. Такой  объем  грузов худо-бедно обеспечивал потребности
находившейся в обороне 17-й армии.  Но Гитлер не отказался от
своих планов прорваться через Кавказ в Персию.  Свой приказ о
строительстве моста он недвусмысленно  обосновывал  необходи-
мостью снабжения передовых частей на Кубани техникой и свежи-
ми пополнениями для новой наступательной операции (5). Его же
генералы уже давно перестали об этом думать. Во время посеще-
ния группой фронтовых генералов кубанского плацдарма  все они
высказали свои  сомнения в том,  удастся ли еще при численном
превосходстве сил противника вообще удержать позиции. Когда я
передал Гитлеру эти опасения, он высказался пренебрежительно:
"Все пустые отговорки! Енике, как и всему Генеральному штабу,
просто не достает веры в новое наступление".
     Чуть позже,  летом 1943 г.,  генерал Енике,  командующий
17-й армией,  был вынужден запросить через Цейтцлера разреше-
ния на  отвод  войск  с  выдвинутого кубанского плацдарма.  В
предвидении советской зимней наступательной операции он соби-
рался закрепиться  на более выгодной позиции в Крыму.  Гитлер
же ответил на это еще с большей  категоричностью  требованием
ускорить строительство  моста для своих наступательных замыс-
лов. Тогда уже было очевидно,  что мост этот никогда не будет
достроен. 4  сентября  последние немецкие части начали остав-
лять последний плацдарм Гитлера на азиатском  континенте (так
у автора - В.И.).
     Как в доме Геринга  шла речь о преодолении кризиса поли-
тического руководства, точно так же обсуждали Гудериан, Цейт-
цлер, Фромм и я кризис военного руководства.  Летом  1943  г.
генерал-полковник Гудериан, генеральный инспектор бронетанко-
вых войск,  обратился ко мне с просьбой свести его для неофи-
циального разговора  с  Цейтцлером,  начальником генерального
штаба сухопутных войск.  Между ними возникали  недоразумения,
проистекавшие из нечеткого разграничения обязанностей. У меня
с обоими генералами сложились почти  дружеские  отношения,  и
роль посредника мне было сыграть нетрудно. Но тут выяснилось,
что Гудериан связывал с этой встречей более далеко идущие на-
мерения. Он хотел согласовать общую тактику в вопросе о новом
главнокомандующем сухопутными войсками. Мы встретились в моем
жилище на Обрезальцберге.
     Противоречия между Цейтцлером и Гудерианом  очень быстро
были выяснены. Разговор же сосредоточился на положении, кото-
рое возникло вследствие того, что Гитлер, хотя и взял на себя
верховное командование армией,  на деле не выполнял эту функ-
цию: интересы сухопутных войск должны бы  отстаиваться  более
энергично в  их  взаимоотношениях  с двумя другими составными
частями вермахта,  а также с СС, - высказал свою точку зрения
Цейтцлер - Гитлеру же как верховному главнокомандующему всего
вермахта полагалось бы быть более беспристрастным.  Главноко-
мандующий сухопутными войсками, дополнил его Гудериан, просто
обязан поддерживать тесный личный контакт с командующими  ар-
миями, отстаивать потребности своего рода войск,  а также ре-
шать коренные вопросы материально-технического  снабжения.  У
Гитлера же  - и здесь оба собеседника были совершенно едины -
нет для такого реального представительства интересов сухопут-
ных войск ни времени,  ни склонности.  Он назначает и смещает
генералов, которых он едва знает.  Выверенную же кадровую по-
литику может  проводить только тот главнокомандующий, который
постоянно общается со своими офицерами.  В армии  хорошо  из-
вестно, продолжал Гудериан, что в обоих других родах войск, в
люфтваффе и ВМФ,  Гитлер отдал кадровую политику полностью на
усмотрение их главнокомандующих, как и Гиммлеру. Только в ар-
мии почему-то по-другому.
     Каждый из  нас  изъявил  готовность  завести при удобном
случае с Гитлером речь о назначении нового верховного главно-
командующего сухопутных  сил.  Уже  самые первые и осторожные
намеки, которые Гудериан и я сделали независимо друг от  дру-
га, натолкнулись на исключительно жесткую реакцию, по-видимо-
му, уязвленного Гитлера. Тогда я не знал, что чуть ранее зон-
даж в  этом же направлении предприняли фельдмаршалы фон Клюге
и фон Манштейн.  Гитлеру должно было показаться,  что  налицо
сговор.
     Время, когда Гитлер охотно откликался на все мои  кадро-
вые и организационные пожелания, уже отошло в прошлое. "Трой-
ка" (Борман, Ламмерс и Кейтель) прилагала усилия не допустить
дальнейшего расширения моей власти,  даже если это и диктова-
лось интересами  наращивания  военного  производства.  Против
совместной инициативы моей и Деница в пользу передачи под мое
ведение и производства вооружения для  военно-морского  флота
она, впрочем,  не смогли привести сколь-либо убедительных до-
водов.
     С Деницем я познакомился сразу же по заступлении в долж-
ность, когда он был командующим подводным флотом.  Он  принял
меня в  Париже в простом,  но по тогдашним понятиям ультрамо-
дерновом жилом доме.  Простота обстановки показалась мне  тем
более симпатичной,  когда мы вернулись с обильного, из многих
блюд и редких вин,  обеда,  которым нас потчевал  командующий
ВВС, дислоцированных  во  Франции,  фельдмаршал Шперле.  Свою
ставку он разместил в Люксембургском дворце,  в бывшем  замке
Марии Медичи.  По  своей тяге к роскоши и парадности он столь
же мало уступал своему главнокомандующему Герингу,  как и  по
телесным объемам.
     Общие заботы при строительстве  крупной  базы  подводных
лодок на  Атлантическом  побережье  сблизили  Деница и меня в
последующие месяцы.  Главнокомандующий ВМФ  Редер,  казалось,
без удовольствия наблюдал за этим.  Без лишних слов он запре-
тил Деницу обсуждать напрямик со мной технические вопросы.
     В конце 1942 г.  очень удачливый капитан подводной лодки
Шютце рассказал мне о серьезных раздорах иежду морским коман-
дованием в Берлине и Деницем:  среди подводников поговаривают
о том, что вскоре их командующий будет смещен. Еще через нес-
колько дней  я узнал от статс-секретаря Наумана,  что цензор,
отвечающий за флот в министерстве пропаганды, вымарал имя Де-
ница на всех фотографиях для прессы, запечатлевших совместную
инспекционную поездку Редера и Деница.
     Когда я  был в начале января в ставке,  Гитлер очень был
раздражен сообщениями зарубежной печати о морском сражении, о
котором руководство  ВМФ  проинформировало  его в очень общих
чертах (6).  Как-то незаметно он перевел разговор на  возмож-
ности рационализации  производства  подводных лодок,  а затем
стал расспрашивать  о  причинах  моего  неудовлетворительного
сотрудничества с Редером.  Я доложил ему о запрете согласовы-
вать технические вопросы с Деницем,  об опасениях подводников
относительно судьбы  их  командующего,  о цензуре фотографий.
Наблюдая за Борманом, я к этому времени уже понял, что у Гит-
лера срабатывает только очень осторожно подогретое недоверие.
Попытки же любого прямого воздействия оказывались бесперспек-
тивными, потому  что Гитлер отказывался принять решение, если
ему начинало казаться, что оно ему навязано. Поэтому я только
слегка дал понять,  что с помощью Деница могут быть устранены
все препятствия на пути наших планов выпуска подводных лодок.
Я, действительно, хотел добиться смещения Редера.  Но,  зная,
насколько Гитлер цепляется за старых сотрудников,  я не питал
преувеличенных надежд.
     30 января Дениц был произведен в гросс-адмиралы и однов-
ременно назначен главнокомандующим ВМФ. Редер же стал адмирал
-инспектором флота,  что гарантировало ему не более, чем тор-
жественные похорон