-
лагал, он никогда не вспоминал об этом,  а у нас не было  при-
чин, когда-либо беспокоить его (20).
     Заседания "Центрального планирования" проходили в большом
зале моего министерства. Они были бесконечными, с тьмой участ-
ников. Министры и статс-секретари появлялись лично.  При  под-
держке своих подчиненных они вели, подчас драматическую, борь-
бу за свою долю сырья. Проблема этой работы заключалась в том,
чтобы дать гражданскому сектору экономики как можно меньше, но
все же столько,  чтобы производство вооружений  не  пострадало
из-за сбоев  в  других  отраслях или вследствие недостаточного
снабжения населения (21).
     Сам я прилагал усилия к тому, чтобы добиться резкого сок-
ращения производства потребительских товаров, тем более, что в
начале 1942 г.  легкая промышленность производила всего на три
процента меньше,  чем в мирное время. В 1942 г. ее удалось по-
теснить в  пользу  военной  продукции,  но всего на двенадцать
процентов (22).  Потому как уже тремя месяцами позднее  Гитлер
уже сожалел о своем решении о "переструктурировке производства
в интересах промышленности вооружений" и постановил 28-29 июня
1942 г.,  что следует "возобновить выпуск продукции для общего
снабжения населения".  Я протестовал, приводя в качестве аргу-
мента соображение,  что "такая установка побудит к новому соп-
ротивлению против нынешней линии всех тех, кто до сих пор хотя
и с неудовольствием, но все же придерживался приоритета произ-
водства вооружения" (23).  Я недвусмысленно имел в виду  парт-
функционеров. Мои возражения остались без ответа.
     Снова мое стремление ввести тотальную  военную  экономику
разбилось о нерешительность Гитлера.
     Для наращивания вооружений были нужны не только рабочие и
больше стандартной,   нелигированной   стали;  железнодорожное
сообщение также должно было отвечать  повышенным  требованиям,
хотя оно не вполне еще оправилось от катастрофы, пережитой зи-
мой в России.  Хвост необработанных составов упирался в терри-
торию Рейха.  Доставка важнейшей военной продукции шла с невы-
носимой медлительностью.
     5 марта 1942 г. Юлиус Дорпмюллер, наш министр путей сооб-
щения, очень живой, несмотря на свои 73 года, господин, поехал
вместе со  мной в ставку,  чтобы доложить Гитлеру транспортные
проблемы. Я разъяснил Гитлеру  катастрофическое  положение  на
транспорте, но так как Дорпмюллер поддержал меня лишь отчасти,
Гитлер, как и всегда,  предпочел более оптимистическую  оценку
ситуации. Он отложил решение, заметив, что "последствия, веро-
ятно, не будут столь уж тяжелыми, как это представляется Шпее-
ру".
     Через две  недели  он  согласился  с  моей  настоятельной
просьбой назначить  в качестве преемника 65-летнего статс-сек-
ретаря министерства путей сообщения одного молодого чиновника.
Но Дорпмюллер  придерживался категорически иного мнения:  "Мой
заместитель слишком стар?",- переспросил он,  когда я  сообщил
ему о решении.  Он же молодой человек. Когда я в 1922 г. возг-
лавлял одну из дирекций рейхсбана,  он как раз начинал в долж-
ности советника  рейхсбана".  Ему  как-то  удалось замять этот
кадровый вопрос.  Через два месяца,  однако,  21 мая 1942  г.,
Дорпмюллер вынужден  был сделать мне следующее заявление:  "На
немецкой территории рейхсбан располагает столь  незначительным
количеством вагонов  и паровозов,  что он не может более нести
ответственность за транспортировку даже самых срочных грузов".
Подобная характеристика положения Дорпмюллером,- зафиксировала
наша ведомственная хроника,-"равносильно объявлению рейхсбаном
банкротства". В  тот же день Имперский министр путей сообщения
предложил мне пост диктатора на транспорте,  но я отклонил это
предложение (24).
     Еще через два дня я представлял Гитлеру молодого советни-
ка рейхсбана д-ра Ганценмюллера. Он сумел зимой привести в по-
рядок развалившееся  железнодорожное  сообщение  на   обширной
части территории России, от Минска до Смоленска. На Гитлера он
произвел благоприятное впечатление:  "Этот человек мне  понра-
вился. Тотчас же назначаю его статс-секретарем". На мою репли-
ку о том, не стоило бы сначала переговорить об этом с Дорпмюл-
лером, он воскликнул:  "Ни в коем случае! Я просто вызову Вас,
Шпеер, с Вашим молодцем в ставку.  А затем, независимо от это-
го, должен приехать и Имперский министр путей сообщения."
     По распоряжению Гитлера  оба  путейца  были  размещены  в
ставке по различным баракам,  так что д-р Ганценмюллер вошел в
кабинет Гитлера один,  без  министра,  ничего  не  подозревая.
Рассуждения Гитлера  были  занесены  в тот же день в протокол:
"Проблема транспорта - одна из  самых  ключевых,  поэтому  она
должна быть решена.  Всю свою жизнь, а более всего прошлой зи-
мой, я сталкивался с коренными вопросами,  для которых  должно
было быть найдено решение.  От так называемых специалистов, от
людей, собственно,  призванных осуществлять руководство, я все
время слышал:  'Это невозможно,  так не получится'.  Этим я не
могу довольствоваться. Существуют проблемы, которые непременно
должны быть решены. Там, где настоящие вожди, они всегда реша-
лись и будут решаться!  Этого не добиться вежливыми  приемами.
Но мне нет дела до вежливости,  точно так же,  как мне безраз-
лично, что скажут потомки о тех методах,  к которым я вынужден
прибегнуть. Для  меня  существует только один вопрос,  который
должен быть решен:  мы должны выиграть войну или Германия  по-
несется на всех парах навстречу своей гибели."
     Гитлер рассказал затем,  как он противопоставил свою волю
генералам, которые  во  время  зимней катастрофы настаивали на
отступлении. После этого он перешел к требованиям,  которые  я
ему порекомендовал  для  восстановления регулярного сообщения.
Не пригласив ожидавшего в приемной министра и не спросив  его,
Гитлер назначил Ганценмюллера новым статс-секретарем, посколь-
ку он доказал на фронте,  что у него достаточно энергии, чтобы
привести в  порядок  заклинившуюся  ситуацию  на транспорте".И
только сейчас министр Дорпмюллер и  его  министериаль-директор
Лейббрандт были  приглашены на совещание.  Он решился,- заявил
Гитлер,- вмешаться в дела транспорта,  поскольку от  него  за-
висит дело победы.  Затем он привел свой стандартный аргумент:
"В свое время я начинал с нуля как безвестный  солдат  мировой
войны и начал действовать лишь тогда, когда все другие, казав-
шиеяс более меня пригодными для  руководства,  провалились.  У
меня была только воля,  и я пробился.  Весь мой жизненный путь
доказывает, что я никогда не капитулирую. Военные задачи долж-
ны быть решены. Я повторяю: для меня слово "невозможно" не су-
ществует". И почти срываясь на крик:  "Для меня его просто  не
существует!" Лишь  после этого он сообщил министру путей сооб-
щения, что  он  назначил  бывшего  советника  рейхсбана  новым
статс-секретарем. Возникла  довольно  неприятная  ситуация как
для министра, для нового статс-секретаря, так и для меня.
     О профессионализме  Дорпмюллера Гитлер всегда отзывался с
уважением. И Дорпмюллер мог поэтому предполагать, что вопрос о
его новом  заместителе  будет  с  ним обсуждаться.  Но Гитлер,
по-видимому, хотел ( что частенько бывало,  если ему  приходи-
лось иметь  дело со специалистами ) тактикой свершившихся фак-
тов избегнуть неприятных разногласий. И в самом деле, Дорпмюл-
лер пережил это унижение безответно.
     Прямо тут же Гитлер решил,  что генерал-фельдмаршал Мильх
и я  должны  временно  действовать  в  качестве  диктаторов на
транспорте. Он обязал нас следить за тем,  чтобы  поставленные
требования "выполнялись  в  максимально  возможном  объеме и в
максимально краткие сроки".  Обезоруживающим заявлением "Война
не может  быть  проиграна  из-за транспорта,  стало быть,  его
проблемы должны быть решены" Гитлер заключил совещание.
     И на самом деле, они были решены. Молодой статс-секретарь
сумел довольно простыми средствами устранить пробки  на  доро-
гах, ускорить  движение и удовлетворить возросшие запросы про-
мышленности вооружений.   Главный   комитет   по    рельсовому
транспорту следил за тем, чтобы двинулось с мертвой точки дело
с ремонтом паровозов, пострадавших от русской зимы. От прежне-
го полу-кустарного строительства паровозов мы перешли к серий-
ному их производству и преумножили продукцию.  (26).  Нам уда-
лось и  впредь  поддерживать транспорт,  несмотря на возросшие
объемы продукции для фронта,  поддерживать транспорт в прилич-
ном состоянии;  тем более,  что оставление нами оккупированных
территорий автоматически вело к сокращению транспортных путей.
Так продолжалось  до  тех  пор,  пока систематические налеты с
осени 1944 г.  снова не превратили  транспорт  в  самое  узкое
место нашей военной экономики, и - теперь уж окончательно.
     Когда Геринг прослышал о нашем намерении в несколько  раз
увеличить производство паровозов, он вызвал меня в Каринхалль.
С полной серьезностью  он  предложил  мне  строить  локомотивы
из...бетона, поскольку  у нас нет достаточного количества ста-
ли. Локомотивы из бетона,  разумеется, не прослужат так долго,
как из железа,- заметил он.  - Но тогда нужно, соответственно,
их больше изготовить. Как это сделать технически, он, впрочем,
не знал.  Он  еще  не  один  месяц настаивал на этой абсурдной
идее, из-за которой я потратил два часа на  дорогу,  два  часа
прождал в приемной и приехал домой с голодным желудком, потому
что в Каринхалле участников  заседаний  не  кормили  обедом  -
единственное ограничение  в доме Геринга в русле тотальной во-
енной экономики.
     Через неделю после назначения Ганценмюллера, во время ко-
торого прозвучали столь впечатляющие слова о разрешении  проб-
лем транспорта,  я был у Гитлера снова.  В соответствии с моим
представлением, что в критических ситуациях  руководство  само
должно подавать пример,  я предложил Гитлеру временно приоста-
новить использование салон-вагонов высшим руководством рейха и
партии. При этом я не имел в виду его. Гитлер уклонился от ре-
шения, ссылаясь на то, что скверные возможности расквартирова-
ния на Востоке заставляют использовать вагоны под жилье. Я по-
пытался поправить его:  основная масса вагонов используется на
территории Рейха  и представил ему длинный список бесчисленных
высокопоставленных пассажиров салон-вагонов. Успеха я не имел.
     С генерал-полковником   Фридрихом   Фроммом  я  регулярно
встречался в отдельном кабинете ресторана "Хорхер".  Во  время
одной из таких встреч,  в апреле 1942 г.,  он высказался в том
смысле, что война может закончиться победой лишь в том случае,
если мы  изобретем  оружие с совершенно новыми свойствами.  Он
поддерживает контакты с группой ученых, которые вот-вот созда-
дут оружие,  способное уничтожить целые города, которое, может
быть, выведет  из  войны  вообще  островное  английское  госу-
дарство. Фромм предложил как-нибудь навестить их. В любом слу-
чае важно переговорить с этими людьми.
     Примерно в  это же время мое внимание на запущенность ра-
бот в области ядерных исследований обратил руководитель одного
из самых крупных немецких стальных концернов, председатель Об-
щества кайзера Вильгельма, д-р Альберт Феглер. От него я впер-
вые услышал о совершенно недостаточной поддержке, которую ока-
зывало фундаментальным  исследованиям  Имперское  министерство
образования и науки,  в условиях войны,  естественно, бедное и
слабое. 6 мая 1942 г.  я обсуждал этот  вопрос  с  Гитлером  и
предложил в качестве представительной фигуры поручить это дело
Имперскому советнику по вопросам  исследований  Герингу  (28).
Месяц спустя, 9 июня 1942 г., Геринг был назначен на эту долж-
ность.
     Тогда же,  в  начале  лета,  со  мной встретились три от-
ветственных руководителя  промышленности   вооружений   Мильх,
Фромм и Витцель в Харнакхаузе, берлинском центре Общества кай-
зера Вильгельма с тем,  чтобы составить себе общее представле-
ние о состоянии германских атомных исследований. Среди ученых,
чьи имена я сейчас уже не могу вспомнить,  находились  будущие
лауреаты Нобелевской  премии  Отто  Хан  и  Вернер Гейзенберг.
После ряда докладов об экспериментах в различных  направлениях
исследований Гейзенберг  доложил о "раздроблении атома и о ра-
ботах по созданию урановой установки и циклотрона" (29).  Гей-
зенберг посетовал  на  невнимание  к  ядерным исследованиям со
стороны ответственного за  это  министерства  образования,  на
скудность средств  и технического обеспечения,  а также указал
на то,  что вследствие призыва в армию научных работников  не-
мецкая наука отстает в той области,  где она еще несколько лет
тому назад занимала ведущие позиции: скупые информации из аме-
риканских специальных журналов позволяют прийти к выводу,  что
там на ядерные исследования расходуются очень крупные денежные
и технические средства. Поэтому надо предполагать, что Америка
уже сейчас вырвалась вперед, что, принимая во внимание револю-
ционные возможности расщепления атома,  может повести к трудно
предсказуемым последствиям.
     После доклада  я спросил Гейзенберга,  как ядерная физика
может быть практически использована для  изготовления  атомных
бомб. Его  ответ  был отнюдь не обнадеживающим.  Хотя,- сказал
он,- научное решение найдено,  и теоретически  ничто  не  пре-
пятствует созданию бомбы.  Однако,  производственно-технологи-
ческие предпосылки для этого могут быть созданы  самое  раннее
через два  года  и то в случае,  если с сегодняшнего дня будет
оказываться самая широкая поддержка.  Продолжительность сроков
Гейзенберг объяснял,  в частности тем, что в Европе существует
единственный и очень маломощный циклотрон,  который к тому  же
может использоваться  из-за  режима секретности далеко не пол-
ностью. Я предложил за счет средств, которыми я располагал как
министр вооружений, построить такие же или даже еще более мощ-
ные циклотроны,  как в Соединенных Штатах.  На это  Гейзенберг
возразил мне,  что из-за ограниченности опыта мы первоначально
могли бы построить только сравнительно небольшую установку.
     Тем не менее генерал-полковник Фромм пообещал демобилизо-
вать из вермахта несколько сотен  научных  сотрудников,  тогда
как я  со своей стороны предложил исследователям сообщить мне,
какие мероприятия,  финансовые средства и материалы необходимы
для продвижения вперед в области ядерных исследований.  Спустя
какое-то время поступили заявки на несколько сот тысяч  марок,
на сталь,  никель и другие фондируемые материалы в количествах
совершенно несущественных. Кроме того, речь шла о строительст-
ве бункера  и  нескольких бараков,  а также выражалась просьба
включить уже находящийся в процессе строительства  первый  не-
мецкий циклотрон  в  высшую  категорию  срочности  исполнения.
Несколько озадаченный и недовольный незначительностью требова-
ний, когда  речь  идет  о столь важном деле,  я увеличил сумму
расходов до двух миллионов марок и пообещал необходимые  мате-
риалы. Большего,  как представлялось,  они все равно не смогли
бы освоить (30),  во всяком случае у меня сложилось  впечатле-
ние, что для дальнейшего хода боевых действий атомная бомба не
будет иметь значения. Зная склонность Гитлера форсировать фан-
тастические проекты, предъявляя к ним неразумные требования, я
очень кратко проинформировал его о конференции по  расщеплению
ядра и наших мерах поддержки исследований (31).  Более развер-
нутые и оптимистические доклады поступили к Гитлеру от его фо-
тографа Хайнриха  Хофмана,  дружившего  с  Имперским министром
Почт Онезорге, а также, вероятно, от Геббельса. Онезорге инте-
ресовался расщеплением  ядра  и содержал - так же,  как и СС,-
свою собственную исследовательскую группу под руководством мо-
лодого физика Манфреда фон Арденна.  В том, что Гитлер предпо-
чел не прямой путь информации от людей, ответственных за дело,
а черпал  ее из ненадежных и некомпетентных источников,  снова
проявилась его склонность к дилетантству,  а равно - непонима-
ние им природы фундаментальных исследований.
     Время от времени Гитлер беседовал и  со  мной  о  возмож-
ностях атомной бомбы,  но материя с очевидностью была выше его
понимания,  он был неспособен осознать революционный  характер
ядерной  физики.  В моих записях упоминаются две тысячи двести
различных вопросов,  которых мы касались на наших  беседах,  и
только один раз,  и то крайне лаконично, упоминается расщепле-
ние ядра.  Хотя он подчас и размышлял о его перспективах,  все
же моя информация о беседе с физиками утвердила его в том, что
нет смысла заниматься этим более  энергично;  тем  более,  что
профессор  Гейзенберг не дал окончательного ответа на мой воп-
рос о том, удастся ли удержать высвобождаемую расщеплением яд-
ра  энергию под контролем или же пойдет непрерывная цепная ре-
акция.  Гитлера,  очевидно,  не приводила в восторг мысль, что
под его руководством Земля может превратиться в пылающую звез-
ду.  По временам он отпускал шуточки по поводу ученых, которые
в своем, оторванном от действительности, стремлении проникнуть
во все тайны природы превратят Землю в один прекрасный день  в
сплошной костер; но до этого еще далеко, и он наверняка не до-
живет до этого.
     Что Гитлер,  ни минуты не раздумывая,  обрушил бы атомные
бомбы на Англию, я понял по его реакции на последние кадры ки-
норепортажа о  бомбардировках  Варшавы осенью 1939 г.  С ним и
Геббельсом мы сидели в его берлинской гостиной - дымы от пожа-
рищ застилали  небо,  пикирующие бомбардировщики набрасывались
на свои цели,  искусный, спрессовывающий время киномонтаж поз-
волял проследить полет бомбы, затем вертикальное взмывание са-
молетов и всепоглащающие клубы дыма,  пламени и пыли от  взры-
вов. Гитлер  был  в восхищении.  Фильм заканчивался монтажными
кадрами: бомбардировщик пикировал на контуры британских остро-
вов, следовал взрыв и остров разлетался на мелкие кусочки. Во-
одушевление Гитлера было безгранично:  "Так с ними и  произой-
дет!"- восклицал он самозабвенно.- "Так мы их уничтожим!"
     По предложению ядерщиков мы уже осенью 1942 г. отказались
от работ над атомной бомбой. После того - как на мой повторный
вопрос о сроках последовал ответ,  что она может появиться  не
ранее, чем через три-четыре года. К этому времени война должна
была уже давно кончиться.  Вместо этого я дал согласие на раз-
работку энергетического уранового котла,  приводящего в движе-
ние машины,  к чему проявил интерес ВМФ для установки на  под-
водных лодках.
     Во время одного из посещений крупповских заводов мне  по-
казали отдельные   компоненты  нашего  первого  циклотрона.  Я
спросил инженера,  разработавшего его конструкцию, не можем ли
мы немедленно  сделать шаг к гораздо более масштабной установ-
ке. Он подтвердил мне то,  что я уже слышал от профессора Гей-
зенберга: нам не хватает технических знаний и опыта.  Где-то в
районе университетских клиник в Гейдельберге мне летом 1944 г.
продемонстрировали расщепление  атомного ядра.  На мои вопросы
отвечал профессор Вальтер Боте,  заявивший, что этот циклотрон
будет очень полезен для медицинских и биологических исследова-
ний. Я сделал вид, что удовлетворен.
     Летом 1943  г.  возникла  -  из-за эмбарго нашего импорта
вольфрама из Португалии - критическая ситуация с выпуском  са-
мых важных видов продукции.  Тогда я приказал использовать для
этого класса вооружений урановые стержни.  Передача промышлен-
ности урановых запасов общим объемом около 1200 тонн показыва-
ет, что мысль о создании атомной бомбы летом 1943 г.  уже была
отброшена мной и моими сотрудниками.
     Не исключено,  что в 1945 г.  нам и удалось бы изготовить
атомную бомбу.  Но для этого следовало бы на самой ранней ста-
дии создать все - технические,  кадровые и финансовые -  пред-
посылки для этого, примерно такие же, как для разработки раке-
ты дальнего действия.  И с этой точки зрения Пенемюнде был на-
шим не только наиболее крупным,  но и самым неудачным проектом
(33).
     То, что  "тотальн