идлер испоганил
всю Вильгельмсплатц. Это выглядит как офис мыловаренного кон-
церна,  а не как центр империи. Что он там думает! Что он мне
еще и балкон построит?!" Но он согласился дать профессору за-
каз на строительство в качестве компенсации.
     Через несколько  месяцев  мне поручили возвести барачный
лагерь для строителей только что начатого  автобана.  Гитлеру
не нравилось,  как их до сих пор размещали, и он хотел, чтобы
я разработал типовой проект для всех таких  лагерей.  С  нор-
мальными кухнями, прачечными и душевыми, клубными помещениями
и комнатами на двоих,  он, без сомнения, выгодно отличался от
существовавших до этого строительных городков.  Гитлер входил
в мельчайшие детали этого образцового сооружения  и спрашивал
меня, какое  впечатление  оно  произвело на рабочих.  Таким я
представлял себе национал-социалистического вождя.
     Пока шли работы в квратире канцлера,  Гитлер жил в квар-
тире своего госсекретаря Ламмерса, на самом верхнем этаже ад-
министративного здания.  Здесь я часто принимал участие в его
обедах и ужинах.  Вечерами чаще всего собирались люди, посто-
янно  сопровождавшие Гитлера,  многие годы возивший его шофер
Шрек, командир лейбштандарта СС Зепп Дитрих, заведующий отде-
лом печати доктор Дитрих,  оба адъютанта,  Брюкнер и Шауб,  а
также Генрих Гофман, фотограф Гитлера. Поскольку за стол мог-
ли сесть одновременно не более десяти человек, свободных мест
уже почти не оставалось. Напротив, за обедом собирались преи-
мущественно  старые  мюнхенские  соратники,  такие  как Аман,
Шварц и Эссер,  или гауляйтер Вагнер, часто также Верлин, ру-
ководитель  мюнхенского филиала Даймлер-Бенца и поставщик ав-
томобилей Гитлера. Министры приходили, видимо, редко; Гиммле-
ра я также встречал редко, как и Рема и Штрайхера, зато очень
? Геббельса и Геринга. Уже тогда исключались все чиновники из
окружения рейхсканцлера.  Так,  например,  бросалось в глаза,
что даже Ламмерс,  хотя он и был хозяином этой квартиры,  ни-
когда не оказывался в числе приглашенных;  конечно,  это было
не случайно.
     Потому что  в этом кругу Гитлер часто анализировал собы-
тия дня. Без особых претензий, он просто завершал таким обра-
зом свою дневную программу. Он любил рассказывать, как он су-
мел избавиться от бюрократии, грозившей захлестнуть его в его
деятельности в  качестве рейхсканцлера:  "В первые недели мне
докладывали ну буквально о каждой мелочи. Каждый день я нахо-
дил на  своем  столе груды бумаг,  и сколько бы я ни работал,
они не уменьшались.  Пока я радикально не положил конец  этой
бессмыслице! Если  бы я продолжал так работать,  я никогда не
пришел бы к положительным результатам,  потому что они просто
не оставляли  мне  времени на размышления.  Когда я отказался
просматривать бумаги,  мне сказали, что я задерживаю принятие
важных решений.  Но только благодаря этому я и смог поразмыс-
лить о важных вопросах,  по которым я принимал решение. Так я
стал задавать ритм,  а не чиновники - определять, что мне де-
лать".
     Иногда он рассказывал о своих поездках: "Шрек был лучшим
шофером, какого я только могу себе представить, а наш автомо-
биль делал 170 километров.  Мы всегда ездили очень быстро. Но
в последние годы я приказал Шреку ездить со скоростью не  бо-
лее 80 километров.  Подумать только,  если бы со мной что-ни-
будь случилось.  Мы особенно любили гонять большие американс-
кие машины.  Всегда  плелись в конце,  пока у них не взыграет
самолюбие. Эти америкашки,  если их  сравнить  с  мерседесом,
ведь просто  дрянь.  Их  мотор не выдерживал,  через какое-то
время начинал захлебываться,  и они с вытянутыми лицами оста-
вались на обочине. Так им и надо!"
     Вечерами регулярно устанавливали примитивный  кинопроек-
тор, чтобы  после кинохроники показать один-два художестваен-
ных фильма.  Поначалу  слуги  очень  неумело   обращались   с
аппаратурой. Часто  картинка  была  вверх  ногами или рвалась
пленка; Гитлер тогда еще относился к этому спокойнее, чем его
адъютанты, которые  слишком  уж  любили демонстрировать своим
подчиненным власть, которой они были обязаны своему шефу.
     При выборе  фильмов Гитлер совещался с Геббельсом.  Чаще
всего это были фильмы, которые в то же самое время шли в бер-
линских кинотеатрах.  Гитлер предпочитал безобидные развлека-
тельные фильмы,  а также фильмы о любви и о жизни высшего об-
щества. Как  можно  скорее  следовало  также доставлять все с
Яннингсом и Рюманом, с Хенни, Портен, Лил Даговер, Ольгой Че-
ховой, Зарой  Леандер  или Женни Юго.  Фильмам-ревю с большим
количеством голых ног  был  гарантирован  успех.  Нередко  мы
смотрели заграничные фильмы,  в том числе такие, которые были
недоступны немецкому зрителю.  Напротив,  почти полностью от-
сутствовали фильмы  о  спорте и альпинизме,  никогда также не
демонстрировались фильмы о  животных,  ландшафтные  фильмы  и
фильмы, рассказывающие о других странах.  Он также не понимал
гротескные фильмы,  которые я тогда так  любил,  например,  с
Бастером Китоном или даже с Чарли Чаплиным.  Немецкая кинема-
тография никак не могла покрыть нашу потребность в двух новых
фильмах ежедневно.  Поэтому  многие из них мы смотрели по два
раза и чаще:  бросалось в глаза то,  что никогда это не  были
трагедии, зато часто феерии или фильмы с его любимыми актера-
ми. Этому выбору,  а также обычаю каждый вечер  просматривать
по одному-два фильма он сохранил верность до начала войны.
     На одном из таких обедов зимой 1933 г.  я сидел рядом  с
Герингом. "Над Вашей квартирой работает Шпеер,  мой фюрер? Он
Ваш архитектор?" Я,  правда, им не был, но Гитлер ответил ут-
вердительно. "В  таком случае разрешите ему перестроить и мою
квартиру". Гитлер согласился, и Геринг, не поинтересовавшись,
хочу ли  я этим заняться,  сразу же после обеда усадил меня в
свой большой открытый автомобиль и,  как драгоценную  добычу,
увлек меня в свою квартиру.  Он подобрал себе бывшую резиден-
цию прусского министра торговли,  находившуюся в одном из са-
дов за  Лейпцигской  площадью,  дворец,  с  большой пышностью
воздвигнутый государством перед 1914 г.
     Всего за  несколько  месяцев  до этого эта квартира была
перестроена в  соответствии  с  указаниями  самого   Геринга,
прусскому государству это влетело в копеечку. Гитлер осмотрел
ее и неодобрительно заметил:  "Темно! И как только можно жить
в темноте!  Сравнить  с  этим работу моего профессора!  Везде
светло, ясно и просто!" И действительно, я однаружил романти-
ческий запутанный лабиринт маленьких комнат с темными застек-
ленными и тяжелыми бархатными обоями,  обставленных  громозд-
кой мебелью  в  стиле  ренессанс.  Нечто  вроде  часовни было
увенчано свастикой,  в других комнатах новый символ также по-
мещался на потолках, стенах и полах. Вид был такой, как будто
в этой квартире постоянно должно было происходить что-то осо-
бенно торжественно-трагическое.
     Характерным для системы,  как, пожалуй, и для всех авто-
ритарных общественных  форм,  было  то,  что критика и пример
Гитлера моментально меняли настроение Геринга.  Потому что он
немедленно отвернулся  от своего только что законченного соо-
ружения, хотя там он себя, наверное, чувствовал бы лучше, по-
тому что  оно  было ближе его естеству:  "Не обращайте на все
это внимания. Я и сам не могу это видеть. Делайте, как счита-
ете нужным.  Я даю Вам заказ;  только пусть все будет,  как у
фюрера". Это был прекрасный заказ,  как и всегда, у Геринга с
затратами не считались.  Так,  сломали стены, чтобы из много-
численных комнатушек первого этажа сделать четыре больших по-
мещения; самое  большое  из них,  его кабинет,  имело площадь
около 140 кв.м, почти как у Гитлера. Была пристроена стеклян-
ная веранда из легких бронзовых конструкций.  Правда,  бронза
была очень дефицитной, распределялась по фондам и за ее неце-
левое использование  полагались  высокие штрафы,  но это ни в
малейшей степени не беспокоило Геринга.  Он был  в  восторге,
радовался каждый  раз,  осматривая свою квартиру,  сиял,  как
именинник, потирал руки и смеялся.
     Мебель Геринга  соответствовала  его комплекции.  Старый
письменный стол в стиле ренессанс был громаден, как и рабочее
кресло, спинка которого возвышалась над его головой, оно мог-
ло бы служить княжеским троном. На письменном столе он прика-
зал установить  два  серебряных  светильника  с  несоразмерно
большими пергаментными абажурами и,  кроме того, огромную фо-
тографию Гитлера:  подаренный  Гитлером оригинал был для него
недостаточно импозантен. Поэтому он приказал увеличить его во
много раз  и  каждый,  кто приходил к нему,  удивлялся такому
особому расположению Гитлера.  Дело в том,  что в партийных и
правительственных кругах было известно, что Гитлер дарил сво-
им паладинам свою фотографию всегда одного и того  же формата
в серебряной рамке, выполненной по специальному эскизу госпо-
жи Троост.В холле огромную картину поместили на потолке, что-
бы не  загораживать окошки расположенной за стеной кинобудки.
Картина показалась мне знакомой. И действительно, Геринг, как
я узнал, без особых церемоний приказал "своему" прусскому ди-
ректору Музея им.  Кайзера Фридриха доставить  к  себе  домой
знаменитое творение  Рубенса "Диана на оленьей охоте", бывшее
одним из самых замечательных шедевров этого музея.
     Пока шли работы, Геринг жил во дворце председателя рейх-
стага напротив здания рейхстага, построенном в начале двадца-
того века  под  сильным эпигонским влиянием рококо.  Здесь мы
обсуждали интерьеры его постоянной резиденции. Часто при этом
прсутствовал один из директоров изысканных "Объединенных мас-
терских" г-н Пэпке, пожилой, седой господин, очень старавший-
ся понравиться Герингу, но запуганный резкостью и бесцеремон-
ностью, с какой Геринг обращался с подчиненными.
     Однажды мы с Герингом сидели в комнате,  стены которой в
стиле вильгельмовского неорококо сверху донизу  были  покрыты
плоскими рельефами  в  виде розовых гирлянд - воплощение мер-
зости. Геринг тоже так считал,  начав:  "Как Вы находите  эти
украшения, господин директор? Не плохо, не правда ли?" Вместо
того, чтобы сказать: "Это отвратительно", старик почувствовал
себя неуверенно,  ему  не хотелось портить отношения со своим
высокопоставленным заказчиком и клиентом, и он дал уклончивый
ответ. Геринг  тут  же почувствовал,  что можно сыграть с ним
шутку и подмигнул мне,  ища поддержки: "Но господин директор,
неужели Вам  не нравится?  Я хочу,  чтобы Вы украсили так все
помещения. Мы говорили об этом, не так ли, господин Шпеер?" -
"Да, чертежи уже в обработке".  - "Ну вот, господин директор,
видите ли,  это наш новый стиль. Я уверен, что он Вам нравит-
ся". Директор  увертывался,  от разлада со своей совестью ху-
дожника у него выступила испарина на лбу,  его острая бородка
дрожала от  волнения.  А  Геринг  рашил во что бы то ни стало
вырвать одобрение у старика: "Итак, посмотрите-ка внимательно
на эту стену.  Как чудесно она увита розами. Как будто сидишь
на воздухе в розовой беседке.  И это не приводит Вас  в  вос-
торг?" - "Что Вы, что Вы!" - с отчаянием промямлил тот. - "Вы
ведь известный знаток искусства,  такой шедевр уж конечно вы-
зывает Ваше восхищение.  Скажите,  не правда ли, это прекрас-
но?" Игра продолжалась долго,  пока директор не уступил и  не
изобразил восторг, которого от него добивались.
     "Все они такие!" - презрительно заметил потом  Геринг, и
действительно, такими  были  все,  не в последнюю очередь это
относилось к самому Герингу, который во время обедов у Гитле-
ра без умолку рассказывал,  какой светлой и просторной теперь
будет его квартира, "точно такая, как Ваша, мой фюрер".
     Если бы  Гитлер приказал увить свои стены розами, Геринг
бы потребовал розы и себе.
     Уже зимой 1933 г., то есть через несколько месяцев после
решившего мою судьбу обеда у Гитлера, я был принят в круг на-
иболее близких ему людей. Кроме меня, было еще немного таких,
кого бы он баловал подобным образом. Я, без сомнения, особен-
но понравился Гитлеру,  хотя я по своей природе и был сдержан
и неразговорчив.  Я часто задавался вопросом,  не видит ли он
во мне  воплощение  своей юношеской мечты стать великим архи-
тектором. И все же едва  ли  можно  найти  удовлетворительное
объяснение явной симпатии Гитлера в его зачастую чисто интуи-
тивном поведении.
     Я еще был далек от моего позднейшего классицизма. Случаю
было угодно, чтобы сохранились чертежи, подготовленные к кон-
курсу на  лучший  проект  Имперской  школы руководящих кадров
НСДАП в пригороде Мюнхена Грюнвальде,  в котором осенью  1933
г. могли принять участие все архитекторы.
     Гитлер в сопровождении Трооста и меня ознакомился с про-
ектами,  представленными  на конкурс еще до принятия решений.
Проекты,  как полагается на конкурсе,  были представлены ано-
нимно.  Конечно, я провалился. Только после принятия решения,
когда был объявлен победитель, Троост в беседе в ателье отме-
тил мой проект,  и Гитлер, к моему удивлению, еще хорошо пом-
нил его,  хотя он рассматривал мои чертежи среди сотен других
не дольше нескольких секунд.  Он ответил молчанием на похвалу
Трооста;  наверное, он при этом понял, что я еще далек от то-
го,  чтобы соответствовать его представлениям. Каждые две-три
недели Гитлер ездил в Мюнхен,  все чаще он брал в эти поездки
меня. По прибытии он, как правило, прямо с вокзала направлял-
ся в ателье профессора Трооста. Еще по дороге в поезде он жи-
во размышлял вслух, какие из чертежей "профессор" уже, навер-
ное,  закончил:  "Горизонтальную проекцию первого этажа "Дома
искусства" он, наверное, переделал. Там нужно было внести не-
которые изменения... Готов ли уже проект элементов внутренне-
го убранства столовой?  А потом мы, возможно, увидим наброски
скульптур Ваккерле".
     Ателье находилось  в неухоженном заднем дворе на Терези-
енштрассе, недалеко от Высшей Технической школы.  Нужно  было
подняться на два марша по голой,  давно не крашеной лестнице.
Троост, сознавая свое положение,  никогда не встречал Гитлера
на лестнице  и никогда не провожал его вниз.  Гитлер приветс-
твовал его в прихожей: "Я жду не дождусь, господин профессор!
Покажите, что у Вас нового!" И вот уже Гитлер и я оказывались
в кабинете,  где Троост,  как всегда уверенный в себе и сдер-
жанный, показывал свои чертежи и наброски идей. Однако перво-
му архитектору Гитлера приходилось не лучше,  чем потом  мне:
Гитлер редко открыто проявлял свой восторг.
     Затем "госпожа профессорша" демонстрировала  нам образцы
рисунков тканей и тонов стен для комнат мюнхенского "Дома фю-
рера", неброско и изысканно сочетающиеся друг с другом. Вооб-
ще-то  они  были  слишком уж приглушенными для вкуса Гитлера,
любившего эффекты.  Но ему  нравилось.  Буржуазная  атмосфера
гармонии,  бывшая в то время в моде в богатом обществе, види-
мо,  импонировала ему своей скромной роскошью.  Так проходили
всегда два или более часов, затем Гитлер прощался коротко, но
очень сердечно, чтобы только теперь уже поехать к себе домой.
И еще бросал мне: "Но мы обедаем в "Остерии".
     В обычное время,  около половины третьего, я ехал в "Ос-
терию Баварию",  маленький ресторан деятелей искусства, кото-
рый неожиданно прославился, когда Гитлер стал его завсегдата-
ем. Здесь   скорее   можно  было  представить  себе  компанию
художников, группирующихся вокруг Ленбаха или Штука,  с длин-
ными волосами и буйными бородами, чем Гитлера с его тщательно
одетыми или носящими форму спутниками.  В "Остерии" он  чувс-
твовал себя  хорошо,  ему,  как  "несостоявшемуся  художнику"
по-видимому нравилась среда,  к которой он когда-то стремился
и вот, наконец, одновременно потерял и обогнал.
     Нередко ограниченный круг приглашенных должен был часами
ждать Гитлера: адъютант, гайляйтер Баварии, Вагнер, при усло-
вии, что он проспался после попойки,  конечно, постоянно соп-
ровождающий его  придворный фотограф Гофман,  к этому времени
дня иногда уже слегка навеселе,  очень часто симпатичная мисс
Митфорд, временами,  хотя очень редко,  какой-нибудь художник
или скульптор.  Затем еще д-р Дитрих,  имперский ??? и всегда
Мартин Борман,  очень незаметный секретарь Рудольфа Гесса. На
улице ожидали несколько сот человек,  которым достаточно было
нашего присутствия, чтобы знать, что "он" приедет.
     Сплошное ликование снаружи:  Гитлер направлялся к нашему
углу завсегдатаев,  с одной стороны отгороженному полустеной;
при хорошей погоде мы сидели в  небольшом  дворе.  Хозяина  и
обеих официанток приветствовали с напускной любезностью: "Что
сегодня хорошего? Равиоли? Если бы они не были такими вкусны-
ми. Слишком  уж  они соблазнительны". Гитлер щелкал пальцами:
"Все было бы хорошо у Вас,  господин Дойтельмозер, но моя фи-
гура! Вы забываете, что фюреру нельзя есть то, чего хочется".
Затем он долго изучал меню и выбирал равиоли.
     Каждый заказывал,  что хотел: шницель, гуляш, также боч-
ковое венгерское вино; несмотря на шутки, которые Гитлер вре-
мя от  времени  отпускал  по  адресу "пожирателей трупов" или
"пьяниц", можно было без стеснения позволить себе все. В этой
компании все были среди своих. Было безмолвное соглашение: не
говорить о политике.  Единственным исключением была мисс Мит-
форд, которая и позднее,  в годы напряженности агитировала за
свою родную Англию и часто буквально умоляла  Гитлера  все  с
ней уладить.  Несмотря на холодную сдержанность Гитлера,  она
не отступала все эти годы.  Потом,  в сентябре 1939  года,  в
день объявления Англией войны, она попыталась покончить с со-
бой в мюнхенском Английском парке при помощи слишклм  малень-
кого пистолета. Гитлер сдал ее на попечение лучших специалис-
тов Мюнхена и затем отправил ее в спецвагоне  через Швейцарию
в Англию.
     Основной темой во время таких обедов обычно были  утрен-
ние визиты  к профессору.  Гитлер рассыпался в похвалах тому,
что он увидел; он без труда запоминал все детали. Его отноше-
ние к Троосту было как у ученика к учителю,  он напоминал мне
мое некритическое восхищение Тессеновым.
     Эта черта очень нравилась мне;  меня удивляло,  что этот
человек, на которого молилось его окружение, был еще способен
к чему-то  похожему  на почитание.  Гитлер,  который сам себя
чувствовал архитектором,  в этой области уважал превосходство
специалиста, в политике он бы этого не сделал никогда.
     Он откровенно рассказывал,  как семья Брукман,  одна  из
культурнейших издательских  семей Мюнхена,  познакомила его с
Троостом. У него словно "пелена с глаз упала",  когда он уви-
дел его работы. "Я больше не мог терпеть того, что рисовал до
сих пор.  Какое счастье,  что я познакомился с  этим  челове-
ком!" Это  было  действительно так;  невозможно себе предста-
вить, каким был бы его архитектурный вкус без влияния  Троос-
та. Один раз он показал мне альбом с набросками, сделанными в
начале двадцатых годов. В них сквозило пристрастие к монумен-
тально-парадным сооружениям  в стиле новое барокко 90-х годов
прошлого века, которые определяют облик венского Ринга; часто
эти архитектурные  проекты  странным  образом перемежались на
одной и той же странице с эскизами оружия и военных кораблей.
     По сравнению  с  этим  архитектура Трооста была попросту
скупой. Поэтому его влияние на Гитлера также оказалось эпизо-
дичным. До конца своих дней Гитлер хвалил архитекторов и соо-
ружения, которые служили ему примером для его ранних  наброс-
ков: Парижскую  Гранд  Опера  (1861-1874)  Шарля Гарнье:  "Ее
лестница - самая красивая в мире.  Когда дамы в своих дорогих
туалетах спускаются вниз, а лакеи стоят по обеим сторонам, а,
господин Шпеер,  мы тоже должны построить что-то подобное! Он
мечтательно говорил о Венской опере: "Великолепнейшая опера в
мире с превосходной акустикой.  Когда я в молодости сидел там
на четвертом ярусе..." Об одном из двух архитекторов, постро-
ивших это здание, ван дер Нюлле, Гитлер рассказывал: "Он счи-
тал, что опера ему не удалась