ы за счет государства.
     Дениц сумел до самого конца войны,  благодаря профессио-
нальной  решительности  и  технической грамотности,  оградить
флот от импровизационного вмешательства Гитлера.  Теперь я  с
ним встречался довольно часто для обсуждения программы строи-
тельства подлодок.  А началось это  тесное  сотрудничество  с
диссонанса. Не запросив моего мнения, Гитлер после первого же
доклада Деница перевел все виды морского вооружения в катего-
рию высшей  срочности,  тогда как за три месяца до этого,  22
января 1943 г., абсолютно приоритетной задачей была определе-
на расширенная танковая программа. Естественно, что обе прог-
раммы оказались в состоянии конкуренции. Мне не понадобилось,
правда, входить к Гитлеру с запросом,  потому что Дениц преж-
де, чем дело дошло до  острых  столкновений,  понял,  что  он
больше выиграет от сотудничества с мощным аппаратом армейской
вооруженческой промышленности,  чем от заверений Гитлера.  Мы
вскоре достигли соглашения о передаче морского вооружения мо-
ей организации. При этом я дал гарантию, что отстаиваемая Де-
ницем флотская программа будет выполняться:  вместо ежемесяч-
ного выпуска  двадцати  небольших  подводных  лодок  с  общим
водоизмещением 16 тыс.  тонн отныне должны были производиться
сорок субмарин с водоизмещением свыше 50 тыс.тонн.  Кроме то-
го, мы  договорились  удвоить  число  поставляемых промышлен-
ностью минных тральщиков и катеров.
     Дениц заявил мне, что только освоением совершенно нового
класса подводных лодок можно  предотвратить  полное  угасание
подводной войны.  Флот  намеревается перейти от прежнего типа
"надводного судна",  которое по временам уходит под  воду,  к
лодкам с  оптимальной  гидродинамической  формой,  которые за
счет удвоения мощности электрических  двигателей  и  кратного
увеличения емкости аккумуляторов обладали бы гораздо большими
крейсерскими скоростями и радиусом подводного действия.
     Как всегда в подобных случаях,  самым главным было найти
для этой программы подходящего руководителя. Мой выбор  оста-
новился на швабе Отто Меркере,  отлично себя до этого зареко-
мандовавшем в производстве пожарных автомашин. Это было вызо-
вом всем инженерам-кораблестроителям.  5 июля 1943 г.  Меркер
представил морскому командованию свою  новую  систему  произ-
водства. Как  это  уже делалось при серийном выпуске кораблей
американской фирмой "Кайзер",  впредь подводные лодки, точнее
- их отдельные сектора, должны были, включая всю механическую
и электрическую часть,  полностью монтироваться внутри страны
с тем,  чтобы затем,  по земле ли, по водным ли путям, транс-
портироваться на побережье и там в очень сжатые сроки  соеди-
няться друг  с  другом.  Тем  самым мы обходили узкое место -
верфи, которые бликировали всякое дальнейшее расширение прог-
раммы строительства  флота (7).  В заключение этого совещания
Дениц, почти растроганный,  произнес:  "Этим начинается новая
жизнь".
     В начале у нас не было ничего, кроме четкого представле-
ния о внешнем виде новых подводных лодок. Для их разработки и
детального конструирования  была  учреждена  особая  комиссия
разработчиков, руководство  которой,  вопреки традиции,  осу-
ществлял не кто-нибудь из ведущих инженеров,  а адмирал Топп,
выделенный для  этих  целей Деницем.  Не понадобились в таких
случаях и обычные долгие споры о  разграничении  компетенций.
Сотрудничество между  адмиралом  и Меркером наладилось так же
безупречно гладко, как у меня с Деницем.
     Точно через четыре месяца после первого заседания комис-
сии, 11 ноября 1943 г.,  были готовы все чертежи, а еще месяц
спустя мы с Деницем,  спустившись в корпус, уже смогли осмот-
реть изготовленный из дерева макет новой субмарины в  16 тыс.
т водоизмещением.  Еще  во время работы над чертежами главный
комитет по кораблестроению уже размещал заказы  в  промышлен-
ности - метод,  уже успешно опробованный нами при налаживании
производства танков типа "пантера".  Только это позволило нам
уже в 1944 г.  передать подводникам для испытаний первые под-
водные лодки с новыми  характеристиками.  Наше  обязательство
выдавать по  сорок судов ежемесячно мы бы,  несмотря на общую
катастрофическую ситуацию,  в начале 1945 г.  выполнили, если
бы не  уничтожение  в результате воздушных налетов трети всех
лодок еще на верфях (8).
     Тогда Дениц и я часто задавались вопросом, что нам меша-
ло перейти к новому классу подводных лодок значительно  рань-
ше. Ведь  не были применены какие-либо особые технические но-
винки, принципы конструкции  были  известны  уже  много  лет.
Специалисты уверяли,  что с вводом в строй этой модели в под-
водной войне открылась бы новая победная страница. После вой-
ны это подтвердил американский ВМФ,  включивший этот тип под-
лодок в свою программу.
     Через три  дня  после  подписания  Деницем  и мной нашей
общей директивы относительно новой  военно-морской программы,
26 июля 1943 г.,  я получил от Гитлера согласие на подчинение
ее моему министерству.  По тактическим соображениям я обосно-
вывал это требование теми перегрузками, которые сразу же воз-
никли в связи с программой для ВМФ и других возложенных  Гит-
лером задач.   С   переводом   крупных   предприятий   легкой
промышленности на военное производство,  так я аргументировал
Гитлеру, нам должны быть переданы не только 500 тыс. рабочих,
но и их оборудование,  их административные и  конструкторские
штабы, т.е.  они должны подключиться к реализации срочных во-
енных программ как целостные  производственные  единицы.  Тем
временем большинство  гауляйтеров воспротивились подобной ре-
организации. Министерство экономики оказалось  слишком  мало-
мощным, чтобы преодолеть это сопротивление, как, впрочем, за-
бегая вперед,  и я сам,  что я очень  скоро  и  вынужден  был
признать.
     После необычайно длительной,  большого круга, процедуры,
по ходу  которой  всем  причастным имперским министрам и иным
инстанциям четырехлетнего плана предлагалось  высказать  свои
замечания, Ламмерс созвал 26 августа министров на заседание в
зале Имперского кабинета.  Во  многом  благодаря  великодушию
Функа, который  с  "мужеством  и юмором произносил свою собс-
твенную надгробную речь" (нужен комментарий -  В.И.), удалось
добиться единодушия в том,  что впредь в ведение моего минис-
терства передается все  военное  производство.  Волей-неволей
Ламмерс должен был пообещать информировать Гитлера через Бор-
мана об этом решении.  Еще через несколько дней Функ и я пое-
хали в  ставку  фюрера,  чтобы  заручиться  его окончательным
одобрением.
     Велико же было мое удивление, когда Гитлер в присутствии
Функа прервал мои пояснения к  закону  и  раздраженно  заявил
мне, что он должен пресечь дальнейшие комментарии. Всего нес-
колько часов тому назад Борман  предостерегающе  обратил  его
внимание на то, что я попытаюсь сегодня склонить его к подпи-
санию документа, который не согласован ни с Имперским минист-
ром Ламмерсом,  ни  с рейхсмаршалом.  Он не позволит подобным
образом втягивать себя в наши сопернические игры.  Когда же я
попробовал разъяснить,  что  Ламмерс в полном соответствии со
своим рангом   Имперского   министра   заручился    согласием
статс-секретаря Геринга по четырехлетке,  он снова и необычно
резким образом оборвал меня: "Я счастлив, что по крайней мере
в лице Бормана у меня есть верный Экехарт" (нужен комментарий
- В.И.).  В словах недвусмысленно слышалось обвинение в наме-
рении ввести его в заблуждение.
     Функ передал этот эпизод Ламмерсу. Из ставки мы направи-
лись навстречу Герингу,  который в своем салон-вагоне направ-
лялся туда из своего охотничьего  заповедника  в  оминтенской
пустоши. Поначалу  Геринг был в раздражении;  совершенно оче-
видно, ему дали тоже одностороннюю информацию и  предостерег-
ли от  нас.  Но  благодаря любезному красноречию Функа все же
удалось, в конце концов,  сломать лед  и  пройтись  пункт  за
пунктом по всему проекту закона.  Геринг,  казалось,  со всем
согласился, после того как было добавлено предложение:  "Пол-
номочия рейхсмаршала  Великой  германской  Империи в качестве
уполномоченного за четырехлетнего план сохраняются  в  полном
объеме". Ограничение  для  реальной практики совершенно несу-
щественное, тем более, что большинство важнейших разделов че-
тырехлетки все равно через "Центральное планирование" уже уп-
равлялись мной.
     В знак  своего  согласия  Геринг  подписал  наш проект и
известил Ламмерса по телеграфу,  что  теперь  все  возражения
сняты. После этого и Гитлер был готов подписать законопроект,
который и был ему представлен 2 сентября.  Из Имперского  ми-
нистра по  производству  вооружений  и боеприпасов я стал Им-
перским министром по производству вооружений и  военной  про-
дукции.
     Интрига Бормана провалилась.  Я на прием  к  Гитлеру  не
просился, предоставив ему самому обдумать, действительно ли в
данном случае Борман верно ему служил. По моему опыту мне ка-
залось разумнее  не разоблачать перед ним маневр Бормана и не
ставить Гитлера в неловкое положение.
     Подобные открытые  и скрытые противодействия против рас-
ширения сферы моего  министерства,  несомненно,  исходили  от
встревоженного Бормана.  Борман не мог не понимать, что я на-
хожусь за пределами его круга  власти  и  сосредоточиваю  все
больше силы в своих руках. Кроме того, по роду деятельности я
установил товарищеские отношения с руководством армии - с Гу-
дерианом, Цейтцлером,  Мильхом и Деницем. Да и в самом тесном
окружении Гитлера мне были ближе те, кто недолюбливал Бормана
- адъютант  от  сухопутных  войск при Гитлере генерал Энгель,
адъютант люфтваффе генерал фон Белов,  а также не в последнюю
очередь адъютант  от  вермахта генерал Шмундт.  Тесно со мной
был связан и постоянный врач Гитлера д-р Карл Брандт, считав-
ший Бормана своим личным врагом.
     Однажды вечером,  после нескольких стаканчиков  настойки
"штейнхегер", Шмундт  утверждал,  что я - большая надежда ар-
мии. Везде,  куда бы он ни приезжал,  генералы проявляли свое
ко мне  уважение,  тогда как о Геринге отзывались только пре-
небрежительно. Чуть патетически он завершил:  "На  армию  Вы,
господин Шпеер,  всегда можете положиться. Она за Вас". Я так
никогда и не понял,  что,  собственно,  он имел в виду, делая
столь примечательное заявление.  Я подозреваю,  что он слегка
перепутал армию с генералами.  Можно предположить, что Шмундт
высказывался в  подобном  же духе и перед другими.  И это при
узости и замкнутости мирка ставки  не  могло  ускользнуть  от
Бормана.
     Примерно в это же время, т.е. осенью 1943 г., Гитлер ме-
ня несколько  смутил,  когда  он как-то перед началом "ситуа-
ции" встретил меня и Гиммлера,  да еще в  присутствии  других
сотрудников, словами  приветствия  "а вот и две ягодки одного
поля". Что бы ни имел в виду Гитлер,  рейхсфюреру  СС  с  его
властью и влиянием это вряд ли могло понравиться.  Цейтцлер в
эти же дни сказал:  "Фюрер Вами чрезвычайно доволен!  Недавно
он отметил, что возлагает на Вас самые большие надежды. После
Геринга восходит новое светило" (9). Я попросил Цейтцлера по-
малкивать об этом.  Поскольку этот отзыв был мне передан вхо-
дившими в самый узкий круг и другими,  я мог быть  уверенным,
что он дошел и до Бормана.  Всесильный секретарь Гитлера дол-
жен был понять, что ему летом этого года не  удалось  восста-
новить Гитлера против меня, результат был прямо противополож-
ный.
     Гитлер был  довольно  скуп на высокие оценки,  и к такой
похвале Борман должен был отнестить со всей серьезностью. По-
вышенная опасность с его точки зрения должна была заключаться
в том,  что я вышел не из рядов низкопоклонствующей перед ним
партиерархии. С этих пор он говорил своим ближайшим сотрудни-
кам, что я не только противник партии,  но - не более, не ме-
нее -  стремлюсь стать преемником Гитлера (10).  Он не совсем
был не прав в своих предположениях.  Я вспоминаю, что и Мильх
не раз заводил речь об этом.
     Гитлер, несомненно, был в затруднении, на ком остановить
выбор в качестве преемника: репутация Геринга была подорвана,
Гесс сам вычеркнул себя,  Ширах,  благодаря усилиям  Бормана,
был скомпрометирован, а Борман, Гиммлер и Геббельс не отвеча-
ли "художественному" типу личности,  как его себе представлял
Гитлер. Во мне же Гитлер, возможно, открыл родственные черты:
в его глазах я был художником милостью  Божьей,  сумевшим  за
короткое время  отвоевать  весомые позиции в политической ие-
рархии и который,  наконец,  добившись успехов в производстве
вооружений, доказал, что у него есть способности и на военном
поприще. Только во внешней политике,  этом  четвертом  домене
Гитлера, я ничем не проявил себя.  Не исключено,  что я рисо-
вался ему гением от искусства, легко освоившимся в политике и
тем самым в каком-то очень отдаленном и косвенном смысле пов-
торяющем его путь.
     В кругу  близких  друзей  я называл Бормана "человеком с
ножницами для подрезания кустов".  Его  энергия,  хитрость  и
жестокость были  всецело  направлены  на то,  чтобы никому не
дать вырасти.  Все его усилия были направлены  на  то,  чтобы
подрезать мою власть.  Начиная с октября 1943 г.,  гауляйтеры
сколачивали фронт против меня с расчетом на то,  что  под  их
натиском я через годик в отчаянии сам откажусь от своего пос-
та. До самого конца войны  противоборство  между  Борманом  и
мной так и осталось с ничейным результатом. Гитлер всякий раз
притормаживал его;  он не давал меня свергнуть, изредка выде-
лял меня своей благосклонностью,  а то вдруг грубо нападал на
меня. Борман не мог лишить меня моего успешно функционирующе-
го аппарата. Он так тесно был связан со мной, что мое сверже-
ние означало бы и его конец и тем  самым  стало  бы  фактором
риска для всего руководства войной.


                          Глава 20
                            Бомбы

     Опьянение первых месяцев,  в которые меня ввергли созда-
ние новой организации, успех, признание, скоро уступило место
времени забот и все  усложняющихся  проблем.  Обеспокоенность
вызвалась не только нехваткой рабочих рук, нерешавшимися воп-
росами снабжения и придворными  интригами.  Воздушные  налеты
британской авиации  заставляли меня забыть о Бормане, Заукеле
и "центральном планировании". В то же время они способствова-
ли росту моего престижа,  потому что, несмотря на причиняемый
ущерб, производили мы все же не меньше, а больше.
     Эти налеты обрушили войну в наш быт. В горящих и опусто-
шенных городах мы день за днем на себе чувствовали  войну  во
всей ее реальности,  и это побуждало нас к предельному трудо-
вому напряжению.
     Не сломили  они и волю к сопротивлению народа. Напротив,
из посещений заводов,  из контактов с простыми людьми, я ско-
рее вынес  впечатление  о растущем ожесточении.  Не исключаю,
что потери 9% продукции, как мы их оценивали (1), были с лих-
вой компенсированы трудовыми усилиями.
     Наиболее чувствительные потери возникли вследствие круп-
номасштабных мер  противовоздушной обороны.  10 тыс.  тяжелых
зенитных орудий уставились в 1943 г. в небо Рейха и оккупиро-
ванных западных  территорий (2).  А ведь их можно было бы ис-
пользовать в России против танков и иных наземных  целей. Без
второго, воздушного,  фронта  над нашей родиной наша противо-
танковая мощь,  уже только имея в виду одни боеприпасы,  при-
мерно удвоилась бы. К тому же она отвлекала сотни тысяч моло-
дых солдат.  Треть  оптико-механической  промышленности  была
занята выполнением  заказов для приборов наведения противозе-
нитных батарей, в продукции электротехнической промышленности
до половины объема занимали радарные установки и приборы свя-
зи и оповещения ПВО. Поэтому обеспечение наших фронтовых час-
тей современной аппаратурой, несмотря на высокий уровень раз-
вития немецкой промышленности электрооборудования  и  оптики,
было много хуже, чем в вооруженных силах Запада (3).
     Представление о том,  какие трудности на нас надвигаются
уже в следующем году,  мы получили в ночь с 30 на 31 мая 1942
г. во время налета англичан на Кельн,  когда они,  собрав все
силы, задействовали 1046 бомбардировщиков.
     По чистой случайности на следующее утро Мильх и  я  были
вызваны к Герингу,  пребывающему на этот раз не в Каринхалле,
а в замке  Фельденштайн  во франконской Швейцарии.  Рейхсмар-
шала мы застали в дурном расположении духа. Он не желал приз-
нать достоверность донесений о  бомбардировке.  "Такое  коли-
чество бомб просто невозможно сбросить за одну ночь,  - рычал
он на своего адъютанта.  - Свяжите меня с  гауляйтером  Кель-
на". Мы  стали  свидетелями абсурдного телефонного разговора.
"Доклад Вашего полицай-президента - вонь и  ложь!" Гауляйтер,
по-видимому, возражал.  "А я Вам говорю как рейхсмаршал,  что
сообщенные цифры просто немыслимо высоки. Как мы можем докла-
дывать нашему фюреру подобные фантазии!" Насколько можно было
судить, гауляйтер на другом конце  провода  стоял  на  своем.
"Как Вы  думаете  считать зажигалки?  Ведь Ваши цифры - всего
лишь оценка.  А я еще раз повторяю Вам,  что они во много раз
завышены. Все неверно! Немедленно же скорректируйте Ваши циф-
ры в донесении фюреру.  Вы что, хотите сказать, что я вру?! Я
уже отправил  фюреру  свое донесение с настоящими цифрами.  И
они окончательные!"
     Как если бы ровно ничего не произошло,  после обсуждения
Геринг показал нам свой дом,  бывшее жилье его родителей. Как
в самые  мирные времена,  он приказал принести чертежи строи-
тельства, объяснял нам,  какой великолепный замок потеснит  в
этих древних руинах скромный бидермайеровский дом его родите-
лей. Но перво-наперво он хотел бы соорудить  надежный бункер.
И для него уже были готовы чертежи.
     Тремя днями позднее я был в ставке. Возбуждение, вызван-
ное налетом на Кельн,  еще не улеглось. Я рассказал Гитлеру о
странном телефонном разговоре между  Герингом  и  гауляйтером
Гроэ. Конечно,  я высказал предположение, что данные Геринга,
вероятно, ближе к истине,  чем сообщенные гауляйтером.  Но  у
Гитлера уже  сложилось свое мнение на сей счет.  Он предъявил
Герингу информацию вражеской прессы о  численности  бомбарди-
ровщиков и сброшенных бомб.  Они были еще выше, чем в донесе-
нии кельнского гауляйтера (4).  Гитлер был  страшно  возмущен
тактическим финтом  Геринга,  но  частично возлагал вину и на
штаб люфтваффе. На следующий день он принял Геринга как обыч-
но, и вопрос этот не затрагивался.
     Уже 20 сентября 1942 г.  я обратил внимание  Гитлера  на
то, что  из-за  прекращения  поставок танков с завода в Фрид-
рихсхафене и подшипников из Швейнфурта мы окажемся  в трудном
положении. Гитлер  приказал  создать вокруг этих городов уси-
ленную противовоздушную оборону.  Уже в 1943 г. можно было бы
внести перелом в ход войны,  если бы,  как мне это стало ясно
довольно рано,  перейти от малоосмысленных  бомбардировок  по
огромным площадям  к  селективным налетам на центры оборонной
промышленности. 11 апреля 1943 г.  я предложил Гитлеру  пору-
чить группе промышленников определить в качестве первоочеред-
ных целей решающе  важные  для  советской  экономики  объекты
энергетики. Но через месяц не мы, а британская авиация предп-
риняла первую попытку решительно повлиять на ход войны  нане-
сением одного  уничтожающего  удара  по центральному нервному
узлу военной промышленности, в расчете на эффект прогрессиру-
ющего паралича. Ведь можно привести в негодность мотор, выта-
щив всего-навсего какую-нибудь  малюсенькую  деталь.  17  мая
1943 г.  девятнадцать бомбардировщиков британских королевских
ВВС предприняли попытку уничтожением плотин в Рурской области
вывести из строя оплот нашей промышленности вооружений.
     Доставленное мне ранним утром донесение было чрезвычайно
тревожным. Крупная плотина,  перекрывающая долину Мене,  была
разрушена, и вода вырывалась наружу.  О трех других  плотинах
информации пока еще не поступало. На рассвете мы приземлилис