вместе с окружа-
ющим его парком, Дворец Гитлера должен был занять два миллиона
квадратных метра.  Из приемных покоев несколько анфилад  залов
вели в банкетный зал,  где за стол могли бы одновременно сесть
тысячи человек. Для приемов по особо торжественным случаям от-
водились восемь огромнейших залов.  (10).  Для театра на четы-
реста мест , в стиле барокко и рококо, как в княжеских замках,
предусматривалось самое современное оборудование сцены.
     Из своих приватных покоев Гитлер мог по системе переходов
попасть в  Дворец  с  куполом.  По другую сторону располагался
комплекс его рабочих помещений с залом-кабинетом в центре.  По
своим размерам  он  далеко  превосходил зал для приемов амери-
канского президента (11).  Гитлеру настолько нравился  длинный
коридор в  только что отстроенной Рейхсканцелярии,  предназна-
ченный специально для прохода дипломатических  представителей,
что и для нового дворца он пожелал такого же решения. Я удвоил
его протяженность вдвое - до полукилометра.
     По сравнению  со  зданием Рейхсканцелярии,  сооруженным в
1931 г,и о котором Гитлер отозвался презрительно как о конторе
какого-нибудь мыловаренного предприятия, его претензии выросли
в семьдесят раз (12).  Такие вот масштабы принимала его гиган-
томания.
     Посреди всей этой роскоши,  в довольно скромной по разме-
рам спальне  Гитлер мог бы поставить и свое,  покрытое светлым
лаком, ложе.  Как-то в разговоре со мной он заметил:  "Терпеть
не могу в спальне какую бы там ни было роскошь.  Лучше всего я
себя чувствую в своей обычной, скромной кровати".
     В 1939  г.,  когда  эти  планы обретали зримые очертания,
геббельсовская пропаганда все еще продолжала укреплять веру  в
ставшие нарицательными скромность и простоту фюрера. Дабы не
поколебать этот образ, Гитлер почти никогда не посвящал в пла-
ны своего  личного дворца и будущей Рейхсканцелярии.  Однажды,
когда мы  в  сильный  снегопад  отправились  на  прогулку  он,
обосновывая свои требования, сказал мне: "Видите ли, я бы лич-
но вполне удовольствовался совсем простым  небольшим  домом  в
Берлине. У меня достаточно власти и уважения; мне вся эта пыш-
ность не нужна для их поддерживания. Но поверьте: те, кто при-
дут мне  на  смену,  будут  очень  нуждаться  в  такой  пышной
представительности. Многие из них будут в состоянии удержаться
у власти  только таким образом.  Трудно даже представить себе,
какую власть над миром обретает нищий духом, если он выступает
в столь величественной обстановке.  Такие помещения, с великим
историческим прошлым возвысят даже малозначительного преемника
до исторического уровня.  Теперь Вы видите,  почему мы все это
должны возвести еще при моей жизни:  чтобы я  успел  пожить  в
этих помещениях и чтобы мой дух придал бы им традицию.  Доста-
точно, если я проживу в них года два.
     Уже в  своих выступлениях перед строителями Рейхсканцеля-
рии в 1938 г. Гитлер развивал подобные мысли ( конечно, ничего
не говоря  о к тому времени уже довольно далеко продвинувшихся
планах). Как фюрер и рейхсканцлер германской нации он не  уда-
ляется в старые дворцы; именно поэтому он отклонил предложение
расположиться в дворце рейхспрезидента,  как и не живет в доме
бывшего оберст-гофмейстера. Однако и в этом смысле государство
должно получить внешнюю представительность,  ни в чем не усту-
пающую иностранным королям или императорам (13).
     В те времена Гитлер запрещал общую калькуляцию  стоимости
этих сооружений и мы послушано выдавали планы, даже не подсчи-
тывая их кубату. И только сейчас, четверть века спустя я впер-
вые произвел эти подсчеты. Из них видно:
     1. Дворец с куполом           21 млн куб. м
     2. Личный дворец фюрера       1,9 млн куб. м
     3. Комплекс рабочих помещений,
        включая Рейхсканцелярию    1.2 млн куб. м
     4. Относящиеся к п.3 прочие
        канцелярии                 0,2 млн куб. м
     5. Верховное командование
        вермахта                   0,6 млн куб. м
     6. Новое здание рейхстага     0,35 млн куб. м
                               ------------------------
                     Итого:       25,25 млн куб. м
     Хотя при   грандиозных  объемах  относительно  небольшого
числа объектов стоимость кубического метра несколько бы и  по-
низилась, общие  расходы вырастали в трудно вообразимую сумму.
Уже хотя бы потому, что эти огромные сооружения требовали мощ-
ных стен и,  соответственно, глубоких фундаментов. Кроме того,
для внешней отделки предусматривался дорогой гранит, для внут-
ренней - мрамор.  Двери, окна, потолки и прочее - из самых до-
рогостоящих материалов.  Оценка расходов в пять миллиардов ма-
рок только на Адольф Гитлер-плац, скорее всего занижена (14).
     Определенный поворот в массовых настроениях по всей  Гер-
мании в  1939 г.  проявился не только в том,  что "мобилизация
ликований" становилась необходимой и там, где двумя годами ра-
нее Гитлер  мог  полагаться на стихийное изъявление чувств.  К
тому времени он сам начал отдаляться от обожавшего его народа.
Чаще, чем прежде, он станосился раздражительным и грубым, если
собравшаяся на Вильгельм-плац толпа требовала  его  появления.
Еще два года назад он частенько шел к "историческому" балкону,
а сейчас нередко набрасывался на своих адъютантов,  когда  они
просили его выйти к народу: "Оставьте меня с этим в покое!"
     Это как бы постороннее наблюдение имеет, тем не менее от-
ношение к истории разработки Адольф Гитлер-план. Как-то Гитлер
дал следующее указание:"Нельзя считать исключением,  что в ка-
кой-то момент я буду вынужден прибегнуть к непопулярным мерам.
Возможны волнения.  К такому повороту событий следует быть го-
товым. Окна  всех  зданий на этой площади должны иметь тяжелые
стальные, пуленепробиваемые жалюзи,  двери - также из стали  и
мы должны  быть  в состоянии блокировать единственный подход к
площади массивной железной решеткой.  Центр Рейха должен  быть
готов к обороне, как крепость".
     Это замечание выдало беспокойство, которое было ему ранее
несвойственно. Оно снова проглянуло, когда обсуждался вопрос о
размещении личной охраны,  которая разрослась к этому  времени
до полностью моторизованного, оснащенного новейшим вооружением
полка. Он переместил его расположение в непосредственную  бли-
зость от  южного  конца большой оси.  "А что Вы думаете,  если
дойдет до беспорядков!" И показывая на улицу в 120 м  шириной:
"Если они со своими бронированными машинами помчатся ко мне по
всей ширине,  ни один человек не устоит". Услышала ли армия об
этом указании и захотела опередить СС,  дал ли Гитлер сам пря-
мой приказ,  во всяком случае, по настоянию командования сухо-
путных сил  и  с  одобрения  Гитлера  берлинскому полку охраны
"Гроссдойчланд" был отведен участок для строительства казарм в
еще большей близости к гитлеровскому центру руководства (15).
     Неосознанно я отразил это отдаление  Гитлера  от  народа,
Гитлера, полного  решимости  стрелять  в собственный народ,  в
фасаде его дворца. Он должен был быть абсолютно глухим, только
большие стальные въездные ворота и дверь на балкон, с которого
он мог показываться толпе.  И балкон этот должен был  нависать
над ней,  на 14-метровой высоте,  т.е. на уровне пятого этажа.
Мне и сегодня кажется,  что этот недвусмысленно всех  от  себя
отвергающий фасад  удачно  передавал  тогдашнее впечатление от
фюрера, прочно обосновавшегося в эмпиреях самообожествления.
     Пока я  отбывал заключение этот проект с красноватыми мо-
заиками, колоннами, бронзовыми львами и позолоченными профиля-
ми оставался в моей памяти жизнерадостным,  почти милым по ха-
рактеру. Когда же после перерыва в двадцать один год  я  снова
увидел цветные  фотографии  макета,  то  неволько  вспомнил об
постройках сатрапов в одном из  фильмов  Сесиля  Б.  де  Мийя.
Вместе с  фантастическим  я почувствовал жестокость этой архи-
тектуры, очень точное выражение в ней тирании.
     Еще до  войны  меня позабавила одна чернильница,  которую
архитектор Бринкман ( как и Троост,  в прошлом специлизировав-
шийся на  внутреннем оформлении трансантлантических пароходов)
преподнес Гитлеру. Этот утилитарный предмет Бринкман превратил
в нечто высокоторжественное - с обилием украшений, завитушек и
ступеней, и посреди всего этого великолепия - одинокая,  всеми
покинутая "чернильница для главы государства":  крошечное чер-
нильное озерцо.  По-моему,  до этого я не видывал ничего столь
же противоествественного.  Однако Гитлер, не отклонил как сле-
довало бы ожидать, этот подарок, а напротив, нашел это бронзо-
вое чернильное сооружение выше всех похвал. Не меньшего успеха
добился Бринкман и с  эскизом  рабочего  кресла  для  Гитлера,
кресла прямо-таки  геринговских  пропорций,  своего рода трон,
увенчанный по верхему краю спинки двумя огромными позолоченны-
ми шишками.  В обоих этих напыщенно-вычурных предметах я улав-
ливал дурной тон парвеню.  Этой склонности к  пышности  Гитлер
начал потворствовать после 1937 г., поддерживая ее аплодисмен-
тами. Он как бы снова вернулся на венский Ринг,  с  восхищения
которым он начал свое эстетическое развитие,  и постепенно, но
неуклонно все больше удалялся от уроков Трооста.
     А вместе с ним и я сам, потому что мои работы того време-
ни все менее были отмечены тем,  что я считал "своим  стилем".
Отход от  моих  истоков проявлялся не только в помпезных сверх
масштабах моих построек. В них уже ничего не оставалось от до-
рического начала,  к которому я всегда тянулся;  они превраща-
лись в  "упадническое  искусство".  Богатство,  неограниченные
средства в  моем  распоряжении,  а также и партийная идеология
Гитлера столкнули меня к стилю,  который опирался прежде всего
на эстетику роскошных дворцов восточных деспотов.
     К началу войны я выдвинул теорию,  которую в 1941  г.  за
ужином в парижском "Максиме" изложил перед кружком французских
и немецких деятелей искусства,  среди  которых  были  Кокто  и
Дкспио. Французская   революция   после  позднего  барокко,  -
рассуждал я,  - сформулировала новое чувство стиля. Даже самая
утилитарная мебель была выдержана в прекрасных пропорциях. На-
иболее законченное выражение это новое нашло свое выражение  в
проектах Булле. За стилем реолюции последовал "директуар", ко-
торый осваивал более богатые выразительные  средства,  но  еще
непринужденно и со вкусом.  Стиль ампир означал поворот: можно
проследить по годам,  как еще классические формы глушились все
новыми и  новыми  элементами,  эффектными украшениями;  в кон-
це-концов "поздний ампир"  достиг  непревзойденных  богатсв  и
пышности. В этом нашло свое завершение развитие стиля, которое
столь многообещающе началось с Консульством,  в этом отразился
также и переход от революции к наполеоновской империи.  В эво-
люции этого  стилевого  направления  угадывается  и  сигнал  к
распаду, и возвещение конца наполеоновской эры.  Здесь, на от-
резке точно в два десятилетия,  можно наблюдать то, что обычно
происходит на протяжении столетий:  например, движение от ран-
неантичных дорических построек до иссеченных барочных  фасадов
позднего эллинизма (как в Баальбеке).  Или другой пример - ро-
манские постройки в начале  средневековья  и  обесценивавшаяся
поздняя готика в его конце.
     Для последовательного развития этих идей я должен был ид-
ти дальше,  а именно,  что, как в позднем ампире, так и в моих
разработках для Гитлера возвещается конец режима,  что,  стало
быть, падение  Гитлера  до  известной  степени предвосхищается
этими проектами.  Но тогда я этого не видел. Точно также, как,
вероятно, окружение  Наполеона  в  избыточно  пышных позднеам-
пирских салонах видело всего лишь выражение величия  и  только
последующие поколения  смогли  открыть  в них предчувствие его
краха, так и окружение Гитлера воспринимало  бронзовое  нагро-
мождение вокруг  чернильницы  как  достойную  кулису для госу-
дарственного гения, купол- гору - как символ гитлеровского мо-
гущества.
     Последние постройки,  над которыми мы работали в 1939 г.,
были, в  самом деле,  чистейшим неоампиром,  родственным стилю
125-летней давности,  перед самым концом Наполеона - те же пе-
регруженность, пышность,  страсть к позолоте и ... тот же упа-
док. В этих постройках, не только в их стилистической трактов-
ке, но  и в их гигантомании обнаружились без прикрас намерения
Гитлера.
     В один  из весенних дней 1939 г.  он ткнул пальцем на им-
перского орла со свастикой в когтях,  который должен был  вен-
чать на высоте в 290 м Дворец с куполом:  "Это нужно изменить.
Теперь тут орел должен быть не над свастикой,  он должен побе-
дительно держать  в когтях весь мир.  Венцом этого величайшего
творения зодчества в мире должен быть орел над земным  шаром".
На фотографиях макета, выполненных по моему заданию, еще и се-
годня можно видеть смену гитлеровских помыслов.
     Через несколько месяцев началась Вторая мировая война.
                           Глава 12
                    Начало скольжения вниз
     Примерно в начале августа 1939 г. беззаботной компанией с
Гитлером направлялись  мы  в  чайный домик на скале Кельштайн.
Длинная кавалькада машин взбиралась по извилистой дороге, про-
битой по  приказу  Бормана в горе.  Через высокий,  отделанный
бронзой портал мы вошли в одетый мрамором влажный холл,  а за-
тем - в лифт из отполированной до блеска меди.
     Во время 50-метрового подъема Гитлер  как-то  вне  всякой
связи, словно  продолжая какой-то внутренний монолог,  сказал:
"Вероятно вскоре произойдет нечто огромное.  Даже если бы я  и
должен был послать туда Геринга.  В крайнем случае я и сам мог
бы поехать туда.  Я ставлю все на эту карту". Этот намек повис
в воздухе.
     Ровно через три недели мы услышали,  что  германский  ми-
нистр иностранных дел ведет переговоры в Москве. Во время ужи-
на Гитлеру передали записку.  Он пробежал ее глазами, какое-то
мгновение, краснея на глазах,  он окаменел, затем ударил кула-
ком по столу так, что задрожали бокалы и воскликнул: "Я поймал
их! Я их поймал!" Но через секунду он овладел собой,  никто не
отваживался задавать какие-либо вопросы, и трапеза пошла своей
обычной чередой.
     После нее Гитлер пригласил лиц из своего окружения к  се-
бе: "Мы заключаем пакт о ненападении с Россией.  Вот, читайте.
Телеграмма от Сталина".  Она  была  адресована  "Рейхсканцлеру
Гитлеру" и  кратко информировала о состоявшемся единении.  Это
был самый потрясающий,  волнующий поворот событий,  который  я
мог себе  представить  - телеграмма,  дружественно соединявшая
имена Гитлера и Сталина.  Затем нам был показан фильм о параде
Красной армии  перед Сталиным с огромной массой войск.  Гитлер
выразил свое удовлетворение тем,  что такой военный  потенциал
теперь нейтрализован  и повернулся к своим военным адъютантам,
собираясь, обсудить с ними  качества  вооружения  и  войск  на
Красной плошади.  Дамы оставались попрежнему в своем обществе,
но естественно тут же узнали новость от  нас,  которая  вскоре
была обнародована и по радио.
     Вечером 23 августа после того, как Геббельс прокоментиро-
вал сенсационное  известие  на пресс-конференции,  Гитлер поп-
росил связать его с ним. Он хотел знать реакцию представителей
зарубежной печати.  С  лихорадочно блестящими глазами Геббельс
сообщил нам услышанное:  "Сенсация не могла быть грандиознее. А
когда снаружи долетел звон колоколов, представитель английской
прессы произнес:  "Это похоронный звон по британской империи".
На эйфорически  упоенного  Гитлера  это высказывание произвело
самое сильное впечатление в этот вечер.  Теперь он верил,  что
воззнесся над самой судьбой.
     Ночью мы вместе с Гитлером стояли на террасе  и  восхища-
лись редкостной игрой природы. Очень интенсивное полярное сия-
ние (1) в течение целого часа заливало красным светом располо-
женный напротив, овеянный сказаниями Унтерсберг, тогда как над
ним полыхало небо всеми цветами радуги.  Невозможно было  себе
представить более эффектную постановку финала "Сумерек богов".
Наши лица и руки казались  неествественно  красными.  Внезапно
Гитлер сказал  одному  из  своих военных адъютантов:"Похоже на
поток крови. На этот раз без применения силы не обойтись".
     Еще несколькими  неделями  ранее  центр интересов Гитлера
заметно переместился в военную область.  Часто в  многочасовых
беседах с одним из четырех своих военных адъютантов (полковник
Рудольф Шмундт от руководства вермахта, капитан Герхард Энгель
от сухопутных  сил,  капитан Николаус фон Белов от люфтваффе и
капитан Карл-Йеско фон Путкаммер от  военно-морского  флота  -
Гитлер стремился  добиться ясности в своих собственных планах.
Молодые и не скованные казармой офицеры  были,  повидимому,  к
нему особенно приближены, тем более что он, все время искавший
поддержки своих планов, находил ее среди них легче, чем в кру-
гу скептических генералов, отвечавших за конкретные участки.
     В те же дни, сразу же после обнародования германо-русско-
го пакта, адъютанты, однако, были заменены политическими и во-
енными ведущими лицами Рейха, включая Геринга, Геббельса, Кей-
теля и Риббентропа. Геббельс первым заговорил открыто и с оза-
боченностью о вырисовывающейся военной опасности. Странным об-
разом этот, в остальном столь радикальный пропагандист, считал
риск очень серьезным и пытался рекомендовать окружению Гитлера
мирную политическую линию,  он позволял себе весьма несдержан-
ные высказывания  о  Риббентропе,  которого   считал   главным
представителем партии войны.  Мы, из частного окружения Гитле-
ра, видели в нем,  как и в Геринге,  выступавшим также за под-
держание мира,  слабых  людей,  разложившихся  в благоденствии
власти, просто не желающих ставить на карту приобретенные при-
вилегии.
     Хотя именно в эти дни под откос  была  пущена  реализация
главного дела моей жизни,  я полагал, что решение вопросов на-
ционального масштаба должны иметь приоритет над частными инте-
ресами. Мои  сомнения перекрывались самоуверенностью,  которую
излучал в те дни Гитлер. Он казался мне героем античной леген-
ды, который  без колебаний,  сознавая свою силу,  пускается на
самые рискованные приключения и с гордой независимостью  прео-
долевает все преграды (3).
     Собственно военная партия,  кто бы помимо Гитлера и  Риб-
бентропа к ней ни принадлежал,  оперировала следующей аргумен-
тацией:"Допустим, что сейчас мы, благодаря нашему быстрому пе-
ревооружению, имеем соотношение сил 4 к 1.  Со времени оккупа-
ции Чехословакии  противная  сторона  сильно  вооружается.  Но
прежде, чем  ее  военное  производство  полностью развернется,
пройдет полтора - два года.  Только начиная с  1940  года  она
начнет ликвидировать наше солидное превосходство. И лишь когда
она выйдет на наш количественный уровень нашей военной продук-
ции, начнется  постепенное  ухудшение  превосходства немецкого
потенциала. Ибо,  для того,  чтобы сохранить его, нам пришлось
бы учетверить объемы производства. Но это нам не по силам. Да-
же если противник выйдет на половину  нашей  продукции,  общее
соотношение постепенно будет меняться не в нашу пользу. К тому
же именно сейчас у нас во всех родах войск поступает  вооруже-
ние нового  типа,  тогда  как у противной стороны - устаревшая
техника" (4).
     Соображения такого рода вряд ли подействовали на принятие
Гитлером решений как главный  аргумент,  но  они,  несомненно,
повлияли на выбор момента. Поначалу он говорил: "Я задержусь в
Оберзальцберге возможно дольше,  чтобы набраться  энергии  для
надвигающихся тяжелых дней. Только когда дело дойдет до приня-
тия роковых решений, я поеду в Берлин".
     Но уже несколькими днями позднее колонна автомашин Гитле-
ра двинулась по автобану в Мюнхен.  Десять машин с большими, в
целях безопасности, интервалами. Моя жена и я где-то в середи-
не. Было прекрасное безоблачное  воскресение  уходящего  лета.
Население необычно  тихо реагировало на проезд Гитлера.  Почти
никто не махал приветственно рук