льгельм-плац в Двор почета,  затем по открытой
лестнице он поднимался бы в небольшой зал, откуда через почти
пятиметровой высоты двери открывался путь в вестибюль,  выло-
женный мозаикой. Затем он  еще, поднявшись по нескольким сту-
пеням, пересекал круглое, перекрытое куполом помещение и ока-
зывался бы перед уходящей вдаль на 145  метров  галереей.  На
Гитлера, казалось,  она  и  произвела  особенное впечатление:
вдвое длиннее зеркальной галереи в Версале!  Глубокие оконные
ниши должны  были  придавать  освещению  мягкость и создавать
приятное ощущение - это я подсмотрел в  Большом  зале  дворца
Фонтенбло.
     Открывалась анфилада помещений,  каждое из которых  было
отделано особыми  декоративными материалами и с особым подбо-
ром гаммы красок - всего 220 метров.  И только затем  посети-
тель попадал бы в приемный зал Гитлера. Да, конечно, увлечен-
ность парадной   архитектурой   и,   бесспорно,    "искусство
эффекта", но ведь это же мы видим и в барокко,  да и всегда и
везде это присутствовало.
     На Гитлера проект произвел сильное впечатление: "Эти уже
по пути от входа и до приемного зала кое-что  почувствуют  от
силы и  величия  Германского  Рейха!" В последующие месяцы он
все время требовал представления планов,  но активно - и  это
примечательно -  почти ни во что не вмешивался при возведении
лично для него предназначенного здания.  Он дал мне  свободно
работать.
     Гонка, которую Гитлер порол с возведением  Рейхсканцеля-
рии, имела подспудно  свое  объяснение  в его обеспокоенности
собственным здоровьем. Он серьезно боялся, что жить ему оста-
лось не долго. С 1935 г. в его фантазии все нарастала тревога
в связи с каким-то желудочным заболеванием, которое он пытал-
ся лечить целой системой самоограничения.  Ему казалось,  что
он сам знает, какая пища для него вредна, и постепенно пропи-
сал себе голодную диету.  Немного супа,  салат,  самые легкие
блюда малыми порциями - и это все.  Его голос звучал почти  с
отчаянием, когда он показывал на свою тарелку:  "И этим чело-
век должен жить!  Гляньте!  Врачам хорошо рассуждать: человек
должен есть все, что возбуждает у него аппетит. (2) Мне почти
ничего не идет на пользу.  После каждой еды начинаются  боли.
Еще уменьшить рацион? Но как я тогда вообще должен жить?"
     Бывало нередко, что он от боли неожиданно прерывал засе-
дание, на полчаса или даже более,  уходил к себе, а то и сов-
сем не возвращался. Он страдал также, по его словам, от чрез-
мерного образования газов, болей в сердце и от бессоницы. Как
-то Ева Браун сказала мне,  что он, еще даже не перешагнувший
пятидесятилетний рубеж,  посетовал:  "Мне скоро придется дать
тебе свободу. Что ты можешь ждать от старого мужчины".
     Приставленный к  нему врач,  д-р Брандт,  начинающий хи-
рург, все старался убедить его пройти основательное  обследо-
вание у лучшего терапевта.  Мы все поддерживали его.  Называ-
лись имена  известных  профессоров,  обсуждались  планы,  как
провести обследование,  не  привлекая общественного внимания.
Подумывали о военном госпитале, так как это наилучшим образом
обеспечивало бы  секретность  всего  дела.  Но  кончалось это
всегда одинаково - Гитлер отклонял все предложения. Он просто
не имеет права прослыть нездоровым. Это неизбежно ослабит его
политические позиции, особенно за рубежом. Он отказывался да-
же просто  пригласить  к себе на дом терапевта для первичного
обследования. Насколько мне известно,  он в то время  никогда
серьезно не  обследовался,  а экспериментировал сам,  в соот-
ветствии с собственными теориями.  Впрочем,  это вполне соот-
ветствовало прочно сидевшей в нем склонности к дилетантизму.
     Совсем иначе отреагировал он  на  усиливавшуюся  хрипоту
его голоса:  он  пригласил  известного ларинголога профессора
Эйкена. В своей канцлерской квартире он прошел тщательное об-
следование и почувствовал облегчение, когда его опасения рака
не подтвердились. До этого он месяцами ссылался на судьбу им-
ператора Фридриха III (нужен комментарий - В.И.). Хирург уда-
лил у него вполне безобидный узелок,  операция была проведена
также в домашней обстановке.
     В 1935 г.  опасно заболел Генрих  Хофман.  Д-р  Морелль,
старый знакомый, наблюдал его и лечил сульфонамидами (3), ко-
торые он получал из Венгрии.  Хофман не уставал  рассказывать
Гитлеру, как  чудесно этот врач спас ему жизнь.  Конечно,  он
говорил это от чистого сердца,  но надо сказать,  что один из
талантов Морелля  заключался  в том,  чтобы сверх всякой меры
преувеличить опасность излеченной им болезни и тем самым про-
демонстрировать свое искусство в самом выгодном свете.
     Д-р Морелль подчеркивал, что учился у знаменитого бакте-
риолога Ильи Мечникова (1845-1916), лауреата Нобелевской пре-
мии, профессора Пастеровского института (3).  Мечников научил
его бороться с болезнями,  вызываемыми бактериями.  Впоследс-
твии Морелль совершил в качестве судового врача много морских
путешествий. Нет, конечно, он не был совсем шарлатаном - ско-
рее фанатиком своей специальности и зашибания денег.
     Хофману удалось уговорить Гитлера обследоваться у Морел-
ля. Результат был самым удивительным: впервые Гитлер уверовал
в предназначение врача: "Так ясно и четко еще никто не объяс-
нял мне,  что со мной.  Намеченный им курс лечения  настолько
логично выстроен,  что  я  ему всецело поверил.  Я буду очень
пунктуально выполнять все его  назначения".  Главным  выводом
обследования было,  по описанию Гитлера,  то,  что вследствие
нервного перенапряжения у  него  наступило  полное  истощение
флоры кишечника.  Как  только с этим удастся справиться,  все
остальные недомогания автоматически прекратятся. Доктор наме-
ревается ускорить  процесс  исцеления  инъекциями  витаминов,
препаратов железа,  фосфором и виноградным сахаром. Весь курс
продлится примерно год,  а до этого можно рассчитывать только
на частичное улучшение.
     Лекарством, о  котором  чаще  всего заходила речь,  были
капсулы с кишечной флорой,  "мультифлор", которые, как уверял
Морелль, были  "взращены  из первосортных штаммов одного бол-
гарского крестьянина". Что он там еще впрыскивал и давал Гит-
леру, не выходило из области полунамеков.  Нам эти методы ни-
когда не представлялись  вполне  чистыми.  Д-р  Брандт  навел
справки у своих друзей-терапевтов, и все отозвались негативно
о методах Морелля как о сомнительных,  недостаточно проверен-
ных и  говорили об опасности привыкания к этим препаратам.  В
самом деле, внутривенные уколы производились все чаще, со все
убыстряющейся сменой  биологических  препаратов  - вытяжек из
семенников и внутренностей животных,  химических и раститель-
ных веществ. Геринг однажды нанес Мореллю тяжкое оскорбление,
обратившись к нему "господин Имперский шприцмайстер".
     Но факт  -  вскоре после начала лечения у Гитлера прошла
экзема на ноге,  в течение ряда лет очень  беспокоившая  его.
Еще через  несколько  недель стало лучше с желудком.  Он стал
больше есть и уже не такими микроскопическими порциями. Вооб-
ще почувствовал себя бодрее и упоенно заявлял: "А если бы мне
не попался Морелль?  Он спас мне жизнь!  Просто чудо,  как он
мне помог!"
     Если вообще у Гитлера был дар подчинять себе  других, то
в данном  случае  произошло все наоборот:  Гитлер безгранично
уверовал в гениальность своего лейб-медика и не терпел  ника-
ких критических высказываний в его адрес.  С этих пор Морелль
вошел в узкий круг и - если Гитлера не было - служил объектом
всеобщего увеселения:  он  ни  о  чем другом не мог говорить,
кроме как о стрепто- и прочих кокках,  семенниках быков и но-
вых витаминах.
     Гитлер всем, при малейших недомоганиях, советовал срочно
проконсультироваться у Морелля. Когда в 1936 г. моя сердечно-
сосудистая система и желудок  восстали  против  ненормального
режима работы и приспособления к неестественному образу жизни
Гитлера, я посетил врачебный частный кабинет доктора Морелля.
Табличка у входа извещала: "Д-р Тео Морелль. Кожные и венери-
ческие заболевания". Врачебный кабинет и квартира Морелля на-
ходились в самом изысканном районе - на Курфюрстендамм, вбли-
зи церкви Поминовения.  В его доме можно было порассматривать
целую галерею  фотографий  с автографами кинозвезд и актеров.
Столкнулся я у него и с кронпринцем.  После весьма  приблизи-
тельного осмотра Морелль прописал мне свои капсулы с кишечной
флорой, виноградный сахар,  гормонные и витаминные  таблетки.
Для верности я в те же дни прошел тщательное обследование те-
рапевтом из Берлинского университета, профессором фон Бергма-
ном. Органических изменений, как гласило заключение, не обна-
ружено, речь   идет   о   нервных   отклонениях,    вызванных
чрезмерными перегрузками.  Я,  насколько  это  было возможно,
сбавил темп,  и неприятные ощущения пошли на убыль. Не рискуя
огорчать Гитлера,  я  рассказывал,  что строго следую советам
Морелля, а так как мне стало гораздо лучше,  то  на  какое-то
время я  стал  образцово-показательным пациентом Морелля.  По
указанию Гитлера обследовал он и Еву Браун. Потом она подели-
лась со мной: он весь какой-то до отвращения сальный,  и  она
никогда больше не станет у него лечиться.
     Самочувствие Гитлера  улучшилось  лишь  временно.  Но от
своего лейб-медика он не отошел;  даже наоборот - он все чаще
отправлялся пить  чай  в  дом Морелля на острове Шваненвердер
недалеко от Берлина.  Это было единственное привлекавшее  его
место, куда  он выбирался из канцелярии.  Очень редко заезжал
он к Геббельсу,  а меня он посетил всего один раз,  чтобы ос-
мотреть только  что построенный мной для себя дом на Шлахтен-
зее.
     С конца  1937  г.,  когда и лечение по методу Морелля не
дало эффекта,  Гитлер снова начал жаловаться.  Даже когда  он
просто делал  новые заказы на строительство или обсуждал про-
екты, то нередко добавлял:  "Я не знаю,  сколько еще проживу.
Возможно, большинство этих строек будет закончено уже без ме-
ня". (5) Срок завершения бессчетных крупных  объектов  прихо-
дился на 1945-1950 г.г.,  т.е. надо было полагать, что Гитлер
рассчитывал на несколько лет жизни. Или еще короче: "Вот ког-
да меня не станет... Времени у меня немного..." (6) А в узком
кругу его устойчивыми словосочетаниями стали:  "Мне  осталось
недолго жить.  Я в постоянной тревоге: хватит ли времени осу-
ществить задуманное. Я сам должен претворить в жизнь мои пла-
ны. Ни у кого из моих преемников нет той энергии, которая не-
обходима, чтобы преодолеть неизбежные кризисы.  Мои намерения
должны стать  реальностью,  пока  я еще,  с моим ухудшающимся
здоровьем, в состоянии осуществить их сам".
     2 мая 1938 г. Гитлер составил свое личное завещание. По-
литическое завещание было им оглашено еще 5 ноября 1937  г. в
присутствии министра  иностранных дел и военной верхушки Рей-
ха. Свои далеко идущие завоевательные планы он  определил как
"документально оформленное  завещание на случай моей кончины"
(7). От своего личного окружения, которое ночь за ночью долж-
но было смотреть пустяковые оперетточные фильмы и выслушивать
бесконечные тирады о католической церкви,  диетической кухне,
греческих храмах и овчарках,  он скрывал, насколько буквально
он понимал свою мечту о мировом господстве.  Кое-кто  из  его
бывших сотрудников попытался задним числом развить целую тео-
рию о якобы произошедшей в Гитлере в 1938 г.  глубокой  внут-
ренней перемене,  объясняемой  ухудшением  его здоровья в ре-
зультате лечения  по  методу   Морелля.   Я   же,   напротив,
придерживаюсь того  мнения,  что  планы и цели Гитлера всегда
оставались одними и теми же. Нездоровье и страх смерти побуж-
дали его только сдвигать сроки. Его намерения могли быть сок-
рушены только превосходящими силами,  а в 1938 г. их не было.
Как раз  наоборот  -  успехи этого года придали ему решимости
взять еще более резвый темп.
     Мне казалось, что поселившееся в Гитлере внутреннее бес-
покойство имело весьма прямую связь с его  горячечной  строи-
тельной лихорадкой,  с тем,  как он нас подстегивал. Во время
празднования подведения здания Рейхсканцелярии под  крышу  он
сказал рабочим:  "Теперь  это уже не американские темпы,  это
немецкие темпы!  И позвольте мне высказать предположение, что
я также добиваюсь большего, чем государственные деятели в так
называемых демократических странах.  Я убежден, что мы являем
миру иной  политический темп.  И если возможно присоединить к
Рейху за какие-нибудь три-четыре дня  целое  государство,  то
точно так же возможно за год-два отстроить здание". По време-
нам я, впрочем, задаю себе вопрос: а не имела ли его бьющая в
глаза строительная горячка еще и другой смысл - замаскировать
свои планы и загипнотизировать общественное мнение все новыми
и новыми  закладками первых камней и возвещением сроков окон-
чания строек.
     Примерно в  1938  г.  мы сидели в нюрнбергском ресторане
"Немецкий двор".  Гитлер рассуждал о том, что существует осо-
бая обязанность произносить вслух только то, что предназнача-
ется для ушей общественности.  Среди присутствующих находился
рейхсляйтер Филип Булер со своей молодой женой. Она вставила,
что такое ограничение,  вероятно, на этот круг не распростра-
няется, потому  что каждый из нас сумеет сохранить любую тай-
ну, которую он нам бы доверил.  Гитлер рассмеялся и  ответил:
"Никто у  нас  не умеет держать язык за зубами,  кроме одного
единственного человека".  И он указал на меня.  Но  то,  чему
предстояло произойти в ближайшие месяцы, мне заранее известно
не было.
     2-го февраля  1938  г.  в  передней  квартиры  Гитлера я
столкнулся с главнокомандующим ВМФ Эрихом  Редером, выходящим
от хозяина дома. Он был очень расстроен. Бледный, с неуверен-
ной походкой,  он походил на  человека  на  грани  сердечного
приступа. Через день я прочел в газетах:  министр иностранных
дел фон Нейрат заменялся на своем посту Риббентропом, главно-
командующий сухопутными  войсками Фрич - Брухичем.  Верховное
командование вермахтом в целом,  осуществлявшееся до сих  пор
Бломбергом, Гитлер принял на себя. Своим начальником штаба он
назначил Кейтеля.
     Генерал-полковника фон  Бломберга  я знал по встречам на
Оберзальцберге. Он производил впечатление обязательного, бла-
городного господина. Вплоть до своего смещения он пользовался
у Гитлера глубоким уважением, и тот обращался с ним необыкно-
венно предупредительно.  Осенью 1937 г.  он побывал по совету
Гитлера в моем служебном помещении на Парижской площади и ос-
мотрел планы и макеты перестройки Берлина.  Он целый час спо-
койно и замнтересованно рассматривал выставленное. Его сопро-
вождал какой-то  генерал,  который  на  каждое  слово  своего
начальника только одобрительно кивал головой. Это и был Виль-
гельм Кейтель, отныне ближайший сотрудник Гитлера по командо-
ванию вермахтом.  Не разбираясь в военной иерархии,  я  тогда
готов был принять его за адъютанта Бломберга.
     Примерно в это же время меня попросил зайти  к  нему  на
службу в Бендлер-штрассе генерал-полковник Фрич,  с которым я
до этого никогда не встречался.  Им двигало не просто желание
взглянуть на генплан будущего Берлина.  Я разложил на большом
столе для карт листы.  Он выслушивал мои пояснения бесстраст-
но, соблюдая дистанцию,  с по-военному обрывистыми и краткими
замечаниями и вопросами - все это граничило просто с нелюбез-
ностью. По  характеру его вопросов у меня создалось впечатле-
ние, что он как бы решает для себя вопрос,  насколько  Гитлер
со своими грандиозными, рассчитанными на годы вперед градост-
роительными планами может быть заинтересован в сохранении ми-
ра. А, впрочем, может быть, я и заблуждался.
     Не был я знаком и  с  бароном  фон  Нейратом,  министром
иностранных дел.  Как-то  в 1937 г.  Гитлеру пришло в голову,
что его вилла недостаточна для исполнения ее владельцем  офи-
циальных обязанностей министра,  и он направил меня к госпоже
фон Нейрат с предложением существенно ее перестроить за госу-
дарственный счет.  Она  провела  меня по вилле и,  заканчивая
разговор, сказала,  что,  по ее мнению и по мнению  господина
министра, дом  вполне  соответствует  своему предназначению и
что она благодарит за предложение. Гитлера это огорчило, и он
никогда к  этому  не возвращалс.  В этом эпизоде обнаружилась
полная достоинства скромность старого дворянства и его  отме-
жевание от нахрапистой тяги к роскоши новых хозяев. Иначе бы-
ло с Риббентропом.  Летом 1936 г.  он направил меня в Лондон,
потому что  ему  захотелось  расширить и обновить здание гер-
манского посольства. Все должно было быть завершено до начала
1937 г., когда должны были состояться коронационные торжества
в честь Георга VI. В этой связи предстояло поразить воображе-
ние лондонского света роскошью убранства.  Надзор за конкрет-
ным ходом дел Риббентроп поручил своей жене, которая вместе с
архитектором по  интерьерам  из мюнхенских "Объединенных мас-
терских" настолько глубоко и воодушевленно погрузилась в  ар-
хитектурные проблемы,  что я мог считать свое присутствие из-
лишним. Ко мне Риббентроп отнесся обходительно,  хотя он в то
время постоянно был в дурном расположении духа,  которое вся-
кий раз обострялось при получении очередной телеграммы от ми-
нистра иностранных дел, расценивавшейся послом как вмешатель-
ство в  его  дела.  Раздраженно  и  громко  он   грозил   сам
согласовать с Гитлером свою политику, ведь именно от него не-
посредственно он получил установки для своей работы в качест-
ве посла.
     Части сотрудников политического аппарата Гитлера, делав-
шей ставку  на  хорошие  отношения с Великобританией,  задача
Риббентропа уже в то время казалась более  чем  сомнительной.
Осенью 1937 г. д-р Тодт совершил совместную с лордом Уолтоном
поездку по всем стройучасткам автобанов.  После этой  поездки
он неофициально  рассказывал о высказанном лордом желании ви-
деть его на месте Риббентропа послом в  Лондоне,  с  нынешним
послом-де все равно отношения между странами не улучшатся. Мы
постарались, чтобы эти высказывания дошли до ушей Гитлера. Он
никак на это не отреагировал.
     Вскоре после назначения  Риббентропа  на  пост  министра
иностранных дел Гитлер предложил ему совсем снести старую ми-
нистерскую виллу,  а ему передать под  ведомственное  жилище,
основательно перестроив,  бывший дворец рейхспрезидента. Риб-
бентроп с этим согласился.
     Свидетелем другого эпизода, относящегося к тому же году,
который очень зримо дал почувствовать нарастающее раскручива-
ние гитлеровской политики,  я стал 9 марта 1938 г. в передней
берлинской квартиры Гитлера.  Адъютант Шауб сидел у радиопри-
емника и слушал выступление австрийского федерального канцле-
ра д-ра Шушнига в Инсбруке. Гитлер уединился в своем домашнем
кабинете в  бельэтаже.  По-видимому,  Шауб  поджидал  чего-то
вполне определенного. Он делал пометки в блокноте. Тем време-
нем Шушниг  становился  все  категоричнее и в конце объявил о
проведении в Австрии референдума:  австрийский народ сам дол-
жен высказаться "за" или "против" своей независимости,  а за-
тем Шушниг обратился к землякам с чисто  австрийским:  "Ребя-
тишки, настало время!"
     Настало время и для Шауба -  он  рванул  по  лестнице  к
Гитлеру. Довольно  скоро появились Геббельс во фраке и Геринг
в парадном мундире:  они оба были вызваны с какого-то  празд-
ненства в  рамках Берлинского бального сезона.  Оба исчезли в
кабинете Гитлера.
     И снова  лишь несколькими днями позднее я прочел в газе-
тах, что произошло.  13 марта немецкие войска маршем вступили
в Австрию.  Примерно  неделями  тремя позднее я отправился на
автомобиле в Вену для того,  чтобы оборудовать и украсить ан-
гар Северозападного  вокзала  для проведения там грандиозного
венского митинга. Повсюду, в городах и селах, машины с немец-
кими номерами радостно приветствовались населением. В Вене, в
отеле "Империал" столкнулся я и с самой пошлой стороной лико-
вания по поводу "аншлюсса". Немало господ из "сливок" "старо-
го рейха" уже