Андре Моруа.
    Три Дюма

  -----------------------------------------------------------------------
  В кн: "Андре Моруа. С/с в шести томах. Том первый, том второй".
  М., "Пресса", 1992. Пер. с фр. - С.Беспалова, С.Шлапоберская.
  OCR    ellcheck  y HarryFa , 14 March 2002
  -----------------------------------------------------------------------


ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

  Мало есть имен более известных миру, чем имя Дюма-отца. В любой  стране
читали его книги и продолжают их читать.  Поэтому  мне  нет  необходимости
оправдывать  свой  выбор.  Изучая  жизнь  Жорж  Санд  и  Виктора  Гюго,  я
натолкнулся в процессе  работы  на  новые  документы,  -  и  мне  пришлось
добавить к  моей  галерее  романтиков  портрет  Александра  Дюма.  Критики
поколения  Думика-Брюнетьера,  признавая  в  нем   человека,   наделенного
недюжинными   природными   способностями,   отказывали   в   таланте   его
произведениям. Прекрасная книга господина Анри Клуара возвратила Дюма  его
законное место в истории французской литературы.
  Его обвиняли в том, что он забавен, плодовит  и  расточителен.  Неужели
для писателя лучше быть скучным, бесплодным и скаредным? Рубеж, отделяющий
в наши дни литературу серьезную, которую только и  удостаивают  уважением,
от литературы развлекательной, в  прежние  века  не  существовал.  "Мольер
вышел из  балагана,  -  пишет  Роже  Кайуа,  -  и  без  труда  перешел  от
простонародного фарса к придворной комедии. Бальзак обычно публиковал свои
романы в газетах, позднее так же будут поступать  Диккенс  и  Достоевский.
Гюго на протяжении всей жизни умел завоевывать и  сохранять  любовь  самой
широкой аудитории". Гомер был поэтом для всех.
  Бальзака, Диккенса или Толстого совершенно заслуженно ставят выше Дюма,
и я, со своей стороны, их предпочитаю, но  это  не  мешает  мне  сохранять
горячую любовь к писателю, который был отрадой моей юности и в котором я и
поныне люблю силу, жизнерадостность и великодушие. Гюго ставил его в  один
ряд с лучшими писателями своего времени: "Ты уходишь от нас вслед за Дюма,
Ламартином и Мюссе", - писал он в "Надгробии Теофилю Готье". Значит, автор
"Отверженных" не считал, что писатель унижает себя, если его читают больше
пятисот человек. Прибавим, что в жизни Дюма было  не  меньше  приключений,
чем в его романах. А это подливное наслаждение для биографа.
  Некоторым читателям, возможно, покажется странным,  что  я  уделил  так
много внимания в этой работе Дюма-сыну. "Какой  Дюма?"  -  спрашивал  Анри
Клуар и отвечал: "Единственный", имея в виду Дюма-отца. Я надеюсь, что мне
удастся побудить этого столь справедливого критика пересмотреть свою точку
зрения.  Жизнь  Дюма-сына  малоизвестна.  Я  привлек  множество  ранее  не
публиковавшихся документов. Его переписка, гораздо более обширная,  чем  у
Дюма-отца, поможет читателю лучше узнать  его.  Я  надеюсь,  она  позволит
понять, почему он не мог не написать тех пьес, которые изумляют, а  иногда
и шокируют зрителя наших дней.
  На самом деле отец и сын  вопреки  видимости  были  очень  близки.  Оба
унаследовали какие-то черты генерала Дюма. Обоим  пришлось  с  ранних  лет
бороться против жестокой несправедливости. Дюма-отец много  страдал  из-за
расовых предрассудков, Дюма-сын - из-за незаконного  происхождения.  Обоим
пришлось доказывать себе, что они ничуть не хуже, а даже лучше других.  Их
любимые герои - Вершители Правосудия: мушкетеры у Дюма-отца,  моралисты  у
Дюма-сына.
  У отца "очищение от страстей"  достигается  путем  отказа  считаться  с
реальностью. Его называли хвастуном, вралем, но, по-видимому,  он,  как  и
Бальзак, не мог отделить реальное от воображаемого.  Судьба  отца  служила
постоянным уроком для сына. Расточительный отец породил бережливого  сына,
отец легкомысленный  -  сурового  резонера.  Дюма-сын  решил  после  бурно
проведенной юности перестроить жизнь в соответствии со своими  принципами.
Он потерпел неудачу, и  в  этом  заключается  драма  его  жизни.  Дюма-сын
разыгрывал в жизни одну из драм Дюма-сына. Я постарался нарисовать  точный
портрет этого раздираемого противоречиями человека.
  Я должен выразить свою признательность множеству  лиц.  Незнакомые  мне
люди, узнав, что я пишу книгу  о  семействе  Дюма,  любезно  прислали  мне
бесценные документы, ранее не  публиковавшиеся.  Александр  Липпман,  внук
одного Дюма и правнук другого, разрешил мне ознакомиться с  дневником  его
отца. Г-жа Балашовская-Пети, которой меня представил мой любезный  коллега
и друг Эмиль Анрио, подарившая в свое время Национальной библиотеке бумаги
Дюма-сына, великодушно открыла передо мной свое  частное  собрание,  точно
так же как и г-жа Сенкевич, г-жа Руссо, г-жа А.Дюмениль, Франсис  Амбриер,
г-н Альфандери, г-н Альфред Дюпон, г-жа Прива, г-н Даниэль Тиро, г-н Рауль
Симонсон, г-н Жозе Камби и десятки  других.  Люсьена  Жюльен-Каин  любезно
перевела для меня некоторые тексты, опубликованные в России.  Национальная
библиотека, библиотека Арсенала и куратор собрания Шпельберх де  Ловенжуль
оказывали мне всяческую помощь. Архивы Суассона, Лаона и Вилле-Коттре дали
мне возможность познакомиться с документами, проливающими свет на  военную
карьеру генерала Дюма. И наконец, моя жена, как и обычно, была моим вторым
я.
  А.М.




ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ВИЛЛЕ-КОТТРЕ

  Послушайтесь моего совета:  женитесь  на  негритянке с
  Вест-Индских островов. Из них выходят прекрасные жены.
  Бернард Шоу "Дом, где разбиваются сердца"

  Я  собираюсь  проследить  на  судьбе  трех  поколений  последовательные
изменения необыкновенного темперамента, родившегося от союза  французского
дворянина и черной рабыни из Сан-Доминго. Три человека, о жизни которых  я
расскажу, обладали, хотя и в разной мере, одними и теми  же  достоинствами
(как бы различно они ни  проявлялись):  силой,  храбростью,  рыцарственной
самоотверженностью, ненавистью к подлецам и одним и тем же  недостатком  -
тщеславием, порожденным мечтой об  отмщении.  Но  мало  знать  темперамент
человека, чтобы понять его судьбу:  темперамент  лишь  канва,  по  которой
вышивают свои узоры события и воля.
  Итак, перед вами мой памятник трем Дюма.



Глава первая,
В КОТОРОЙ ДРАГУН ПОЛКА КОРОЛЕВЫ ЗА
ТРИ ГОДА СТАНОВИТСЯ ГЕНЕРАЛОМ РЕСПУБЛИКИ

  В 1789 году, вскоре после взятия Бастилии, жителей  маленького  городка
Вилле-Коттре, расположенного к северу от Парижа, на  пути  из  Суассона  в
Лаон, встревожили слухи о крестьянских бунтах  и  грабежах.  Городок  этот
славился  красивым  замком  эпохи  Возрождения,   принадлежавшим   некогда
королевской семье. Людовик XIII подарил этот замок  вместе  с  герцогством
Валуа своему брату, и с тех пор им владели  герцоги  Орлеанские,  то  есть
младшая ветвь Бурбонов. Людовик XIV часто  приезжал  туда  поухаживать  за
любезной его сердцу невесткой Генриеттой Английской, которую ее муж Филипп
Орлеанский совершенно забросил, чтобы без помех  предаваться  наслаждениям
со своим фаворитом шевалье де Лореном. Позже король привез туда  Луизу  де
Лавальер и  представил  фаворитку  мадам  Генриетте,  которой  пришлось  с
почестями принимать у себя в доме свою бывшую фрейлину.
  1 сентября 1715 года сын Филиппа Орлеанского и Генриетты,  тоже  Филипп
Орлеанский, стал регентом Франции. И  на  целых  восемь  лет  Вилле-Коттре
превратился в пристанище повес и распутников, составлявших  двор  регента.
"Замок, - пишет Сен-Симон, - стал ареной диких оргий и пиров,  на  которых
гости - и мужчины и женщины - ходили голыми". Из письма госпожи де  Тенсен
мы узнаем, что эти сборища назывались "ночами Адама и Евы". Герцог Ришелье
рассказывает:

  "По знаку мадам  де  Тенсен,  предводительницы  пиршеств,  сразу  после
шампанского тушили огни, и обнаженные сотрапезники предавались  бичеванию,
на ощупь отыскивая друг друга в кромешной тьме  гости покорно повиновались
установленному  распорядку,   что   немало   забавляло   Его   Высочество.
Безудержная любовь к наслаждениям передалась слугам замка и даже горожанам
Вилле-Коттре,  чьи  нравы  становились  все  более  распущенными.  Нередко
случалось, что регент приглашал  на  свои  празднества  и  ужины  именитых
жителей Вилле-Коттре, которые не смели ему отказать, челядь всех рангов  и
званий, а то и простых садовников..."

  Об этих оргиях следует напомнить потому,  что  их  влияние  на  местные
нравы сказывалось  еще  спустя  полвека  и  этим  отчасти  объясняется  та
циническая и наивная терпимость, с которой Дюма-отец  всегда  относился  к
распутству. Однако пребывание  двора  в  маленьком  городке  принесло  ему
процветание. Судьи, судейские чиновники и  приближенные  Орлеанского  дома
построили себе красивые особняки. Прекрасный лес, где охотился и завтракал
на траве Людовик XIV, привлекал  любителей  прогулок.  Приезжих  было  так
много, что в городе безбедно существовали владельцы тридцати  трактиров  и
гостиниц. Одна из гостиниц, под вывеской "Щит", принадлежала Клоду Лабуре,
бывшему дворецкому его королевского высочества герцога Орлеанского.
  Благодаря  такому  прошлому  Лабуре  пользовался  особым   авторитетом.
Поэтому, когда разразилась революция, он стал командиром  местного  отряда
национальной гвардии. Вилле-Коттре, городок мирный и зажиточный, имел  все
основания  бояться  грабителей,  рыскавших,  по  слухам,  в  окрестностях.
Офицеры гражданской милиции попросили правительство Людовика XVI  прислать
солдат для защиты города. Драгунский полк  королевы,  расквартированный  в
Суассоне, отрядил двадцать кавалеристов, которые прибыли в Вилле-Коттре 15
августа 1789 года. Все окрестные жители  собрались  на  площади  у  замка,
чтобы полюбоваться драгунами, красовавшимися  во  всем  великолепии  своих
мундиров. Один из них больше других привлекал  к  себе  взгляды.  Это  был
статный мулат с бронзовой кожей  изящество движений придавало его  могучей
фигуре аристократизм.
  Когда солдат распределяли на постой, Мари-Луиза Лабуре попросила  отца,
который, как командир национальной гвардии, имел  право  выбора,  взять  к
себе красавца мулата.

  Мари-Луиза Лабуре - своей подруге Жюли Фортен:
  "Драгуны, которых мы так долго ждали, прибыли позавчера...  Приняли  их
очень тепло и охотно разобрали по домам. Мой отец остановил свой выбор  на
одном цветном молодом человеке из этого отряда  он очень  мил.  Зовут  его
Дюма, но товарищи говорят, что это не настоящая его фамилия и что он будто
бы сын знатного дворянина из Сан-Доминго... Он такой же высокий, как кузен
Прево, но манеры у него лучше, так что, как видишь,  моя  милая  и  добрая
Жюли, это очень славный молодой человек..."

  Хозяева сразу же полюбили Дюма: добротой он был так же  щедро  наделен,
как и силой. Командиры Дюма сообщили Лабуре, что солдат этот - сын маркиза
и что настоящее его имя Дюма  Дави  де  ля  Пайетри,  что  соответствовало
истине. Отец его, бывший  полковник  и  генеральный  комиссар  артиллерии,
потомок нормандского дворянского рода и маркиз  милостью  короля,  в  1760
году отправился на острова, решив  попытать  счастья  на  Сан-Доминго.  Он
купил плантации в западной части острова, неподалеку от мыса Роз, и там 27
марта 1762 года от чернокожей рабыни Сессеты  Дюма  у  него  родился  сын,
которого при крещении нарекли Тома-Александр.
  Мы не знаем, была ли потом рабыня возведена в  ранг  супруги.  Ее  внук
уверяет, что была. Однако, если вспомнить нравы  и  обычаи  того  времени,
брак этот представляется  малоправдоподобным   нет  ни  одного  документа,
который бы его подтверждал, но нет и ни одного, который  позволил  бы  его
отрицать.  Молодая  женщина  управляла  хозяйством  маркиза.  Тот  признал
ребенка и привязался к маленькому мулату, живому и сообразительному.
  В 1772 году чернокожая мать умерла. Ребенок сначала воспитывался у отца
в Сан-Доминго, но в 1780 году маркиз де ля Пайетри, с тоской  вспоминавший
о соблазнах столичной и  придворной  жизни,  вернулся  в  Париж.  Согласно
обычаю французские плантаторы-дворяне,  возвращаясь  во  Францию,  сыновей
смешанной крови брали с собой, дочерей  оставляли  на  островах.  Молодому
мулату было тогда 18 лет. Цвет кожи придавал ему экзотический  вид   черты
лица у него были правильные, глаза великолепные, фигура стройная, а  кисти
рук и ступни - изящные, как у женщины. Его принимали в свете: ведь он  был
сын маркиза  смолоду он пользовался большим успехом у женщин.  Он  поражал
своей силой: однажды вечером в Опере какой-то мушкетер, войдя в ложу,  где
сидел Дюма, оскорбил его. Молодой Дюма Дави де ля Пайетри схватил обидчика
и швырнул его через перила прямо на зрителей партера. За  сим  последовала
дуэль, на которой он ранил  своего  противника,  потому  что  был  так  же
искусен в фехтовании, как и во всех телесных упражнениях.
  И все же юному островитянину жилось в Париже несладко.  Маркиз,  крепко
державшийся за свою мошну, давал ему мало денег. В 79 лет  он  женился  на
своей экономке Франсуазе Рету. Тогда сын, доведенный до  крайности,  решил
завербоваться в королевскую гвардию.
  - Кем? - спросил его отец.
  - Простым солдатом.
  - Превосходно! - сказал старик. - Но я, маркиз де  ля  Пайетри,  бывший
полковник,  не  могу  допустить,  чтобы  мое  имя  трепали  среди  всякого
армейского сброда. Вам придется завербоваться под другим именем.
  - Согласен. Я завербуюсь как Дюма.
  И под этим именем он поступил в драгунский полк королевы.
  В полку он быстро прославился своими  геркулесовыми  подвигами.  Никто,
кроме него, не мог, ухватившись за балку конюшни, зажать лошадь в шенкелях
и подтянуться вместе с нею  никто, кроме него, не мог, засунув по пальцу в
четыре ружейных дула, нести на вытянутой руке все четыре ружья. Этот атлет
читал Цезаря и Плутарха, но он завербовался под простонародной фамилией, и
потребовалась революция, чтобы его произвели в офицеры.
  В августе 1789 года, в  те  дни,  когда  Лабуре  оказывали  Дюма  самое
радушное гостеприимство в гостинице  "Щит",  революция  уже  началась,  но
никому и в  голову  не  приходило,  что  она  зайдет  настолько  далеко  и
уничтожит освященные веками правила производства в офицеры.
  Мари-Луизе  Лабуре,  девушке  серьезной  и  добродетельной,  понравился
красивый и  великодушный  молодой  человек,  которого  делало  неотразимым
сочетание   незаурядной   силы,   красивого   мундира   и    таинственного
происхождения. Когда молодые люди открылись хозяину гостиницы во  взаимной
любви и выразили желание пожениться, Клод Лабуре поставил им  единственное
и весьма скромное условие: свадьба будет сыграна, как только Дюма  получит
чин капрала.
  В конце года драгун вернулся в полк.  Нашивки  капрала  он  получил  16
февраля  1792  года.  Как  и  большинство  молодых  мулатов   благородного
происхождения, а их в те времена во Франции было немало,  Дюма  решительно
стал на сторону революции. Ведь только  она  позволяла  ему  надеяться  на
уравнение в правах.  По  всей  стране  формировались  полки  добровольцев.
Знаменитый шевалье де Сен-Жорж, который, как и Дюма, был смешанной  крови,
личность широко известная в конце XVIII века, мушкетер, композитор  и,  по
мнению  принца  Уэльского,  "самый   обворожительный   из   всех   цветных
джентльменов", тоже был  покорен  новыми  идеями   он  сформировал  Легион
свободных американцев  и  стал  его  командиром.  Он  предложил  Дюма  чин
субалтерна.  Другой  офицер,  полковник  Буайе,  наслышанный  о  храбрости
молодого драгуна, пообещал сделать его лейтенантом. Сен-Жорж набавил  цену
и зачислил Дюма капитаном. Дюма сразу же умножил  список  своих  подвигов,
один захватив в плен тринадцать  вражеских  стрелков.  Короче  говоря,  10
октября 1792 года его произвели в _подполковники_.

  Военный министр - гражданину Дюма, подполковнику:
  "Сим извещаю Вас, сударь, о Вашем  назначении  на  вакантную  должность
подполковника кавалерии  Легиона  свободных  американцев...  Вам  надлежит
вступить в должность не позднее чем через месяц по получении сего  письма,
в противном случае сочтут, что Вы отказались от должности,  и  вместо  Вас
будет назначен другой офицер...
  Временно исполняющий обязанности военного министра.
  Лебрен".

  Таким образом, драгун, отправившийся на войну с мечтой о чине  капрала,
стал в тридцать лет  подполковником.  Он  с  лихвой  выполнил  обещание  и
завоевал свою прекрасную невесту. Свадьба состоялась 28 ноября 1792 года в
мэрии Вилле-Коттре. Свадьба на скорую руку:  типичная  свадьба  офицера  и
дочери именитого горожанина. Свидетели: подполковник Эспань и лейтенант де
Без из 7-го гусарского  полка,  расквартированного  в  Камбре   Жан-Мишель
Девиолен, инспектор вод и лесов, родственник Лабуре, полновластный  хозяин
во владениях герцога Орлеанского, и г-жа Франсуаза Рету, вдова Дави де  ля
Пайетри, мачеха жениха. Медовый месяц: семнадцать дней в гостинице  "Щит",
- потом новобрачному пришлось отправиться вдогонку за полком, оставив дома
беременную супругу.
  Северная армия: 30  июля  1793  года  Дюма  производят  в  генералы,  3
сентября того же года "цветной" становится дивизионным генералом.  А  семь
дней спустя Мари-Луиза  Дюма  разрешилась  от  бремени  девочкой,  которую
назвали Александрина-Эме. Эпические времена, когда армия делала  генералов
быстрее, чем женщины детей.
  Но  революция  не  особенно  церемонилась  со   своими   генералами   и
перебрасывала их с места на место, как мячики. Получив назначение на  пост
главнокомандующего Пиренейской  армией,  влюбленный  муж,  проезжая  через
Вилле-Коттре, смог пробыть там всего четыре дня.

  Клод Ламбуре - своему другу Данре де Фавролю, 20 сентября 1793 года:
  "Генерал прибыл к нам 15-го и уехал от нас  19-го,  то  есть  вчера,  в
почтовой карете. Через несколько дней он будет в Пиренеях. Дитя  чувствует
себя хорошо, Мари-Луиза тоже. При супруге она держалась очень  мужественно
и дала волю слезам лишь после его отъезда  сегодня она снова взяла себя  в
руки. Она утешает себя мыслью, что все эти жертвы  идут  на  благо  нации.
Пожалуйста, пришли мне в  четверг  дюжину  цыплят.  Мне  придется  угощать
офицеров, которые приедут из округа инспектировать бывший замок..."

  Теперь  и  лес  и  замок,  столь  дорогие  герцогам  Орлеанским,  стали
именовать бывшими так же, как и их владельцев.
  По  разным  военным  документам  можно  было  бы  проследить  за  всеми
перебросками мячика, но это и скучно и  бесплодно.  Комиссары  Республики,
откомандированные в действующие армии, не любили  генералов.  Свои  письма
они обычно заканчивали: "С братским  приветом",  -  но  относились  к  ним
отнюдь не по-братски, особенно если генерал, как  Дюма,  был  либерален  с
гражданским населением. После того  как  он  приказал  изрубить  на  дрова
гильотину, его окрестили "Человеколюбцем", Байоннские комиссары  встретили
вновь прибывшего  генерала,  посланного  им  Комиссией  по  организации  и
перемещению войск, весьма неприветливо и потребовали убрать его. Комиссия,
не пользовавшаяся авторитетом, покорилась  и  вскоре  перебросила  Дюма  с
поста главнокомандующего Пиренейской армией сначала в Вандею,  а  потом  в
Альпы, где он, как всегда, совершал  подвиги,  достойные  героев  древнего
эпоса. С отрядом в несколько человек захватил гору  Мон-Сени,  где  засели
австрийцы, вскарабкавшись по отвесному утесу с помощью  кошек,  добравшись
до вершины, его люди остановились перед палисадом противника, не зная, как
его преодолеть. "А ну, пустите меня!" - сказал  генерал  и,  хватая  своих
солдат за штаны, одного за другим  побросал  их  через  палисад  прямо  на
поверженного в ужас противника. Маневр, достойный Гаргантюа.
  В  термидоре  второго  года  Республики  (1794)  Комитет  общественного
спасения  назначил  Дюма  начальником  Марсовой  школы  в  лагере   Саблон
(Нейи-сюр-Сен). На первый взгляд это было большой честью.  Предполагалось,
что школа будет превращать сыновей санкюлотов в  офицеров  Республики.  Но
школа  только  что  приняла  самое  активное  участие