Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
Коль вам захочется купить:
Я продаю себя за грош,
Зачем мне торговаться?
Преодолевая боль, Пьер-Огюстен ответил Жюли в том же духе:
Слишком низкая цена,
Ты ошиблась, дорогая,
Слишком низкая цена -
Публика удивлена.
Что ж, начнем аукцион,
Будет скряга огорчен.
Для начала,
Чтоб ты знала,
Десять тысяч мы дадим.
Только это слишком мало.
Десять тысяч мы дадим
И мильон в придачу к ним.
Поразительный дуэт!
После смерти сестры - в тот же вечер или на следующий день - Бомарше
записал по памяти куплеты Жюли и свои собственные, их еще пять или шесть, и
все - прелестны. Прежде чем лечь в постель, он также написал: "Поистине -
это лебединая песня и лучшее доказательство стойкости и прекрасного
спокойствия души. Сего мая 9 числа 1798" И в самом деле.
Несчастье нанесло ему снова удар, но отнюдь не замутило прекрасного
спокойствия души. Во всяком случае, внешне. Сохраняя полную ясность ума, он
охотно говорил, что в его жизни чреда радостей была куда внушительней чреды
горестей. Не часто встречаются люди, которым хватает честности, чтобы это
признать. Когда его приятельница г-жа де Сталь, которую он знал еще девочкой
в доме ее отца Жака Неккера, пожаловалась ему на несправедливости по
отношению к себе, "добрый старец" ответил: "...в нескончаемом потоке невзгод
я обнаружил секрет, как на протяжении трех четвертей жизни быть одним из
самых счастливых людей своего века и своей отчизны; имеющая уши да слышит".
Несколькими годами раньше, подводя в обращении к Парижской коммуне свои
жизненные итоги, Бомарше уже признавал если не то, что он счастлив, то, во
всяком случае, что он ощущает в себе призвание быть счастливым. Этот текст,
который я считаю одним из лучших, мне кажется весьма уместным привести
именно сейчас:
"Человек веселый и даже добродушный, я не знал счета врагам, хотя
никогда не вставал никому поперек пути, никого не отталкивал. По здравом
размышлении я нашел причину такого недружелюбия; это и в. самом деле было
неизбежно.
С дней моей безумной юности я играл на всевозможных инструментах; но ни
к какому цеху музыкантов не принадлежал, и люди искусства меня ненавидели.
Я изобрел несколько отличных механизмов; но не входил ни в какой цех
механиков, и профессионалы злословили на мой счет.
Я писал стихи, песни; но кто бы счел меня поэтом? Я ведь был сыном
часовщика.
Не увлекаясь игрой в лото, я писал театральные пьесы; но про меня
говорили: "Куда он суется? Это же не писатель - он ведь крупный делец и
неутомимый предприниматель".
Не найдя никого, кто пожелал бы меня защищать, я опубликовал
пространные мемуары, чтобы выиграть затеянный против меня процесс, который
можно назвать чудовищным, но люди говорили: "Вы же видите, это ничуть не
похоже на записки, составляемые нашими адвокатами. С ним не умрешь от скуки;
и разве можно терпеть, чтобы этот человек доказал свою правоту без нашей
помощи?" Inde irae.
Я обсуждал с министрами важнейшие пункты реформ, необходимых для наших
финансов; но про меня говорили: "Куда он суется? Он ведь не финансист".
В борьбе со всеми властями я поднял уровень французского типографского
искусства, великолепно издав Вольтера... но я не был печатником, и обо мне
говорили черт знает что. Я запустил в ход одновременно прессы трех или
четырех бумажных мануфактур, не будучи фабрикантом, - фабриканты и торговцы
ополчились на меня.
Я вел крупную торговлю во всех концах света, но не объявил себя
негоциантом. До сорока моих судов бывало одновременно в плавании - но я не
значился арматором, и мне чинили препятствия в наших портах.
Моему военному кораблю, вооруженному 52 пушками, выпала честь сражаться
вместе с кораблями его величества при взятии Гренады. Флотская гордыня не
помешала тому, что капитан судна получил крест, другие офицеры - военные
награды, но я, в ком видели втирушу, только потерял свою флотилию, которую
конвоировал этот корабль.
Из всех французов, кто бы они ни были, я больше всего сделал для
свободы Америки, породившей и нашу свободу, я один осмелился составить план
действий к приступить к его осуществлению, вопреки противодействию Англии,
Испании и даже самой Франции; но я не был в числе лиц, коим были поручены
переговоры, я был чужой в министерских канцеляриях; inde irae.
Прискучив жилищами, выстроившимися в однообразный ряд, садами,
лишенными поэзии, я выстроил дом, о котором все говорят, но я - не человек
искусства; inde irae.
Так кем же я был? Никем, кроме как самим собой, тем, кем я и остался,
человеком, который свободен в оковах, не унывает среди самых грозных
опасностей, умеет устоять при любых грозах, одной рукой - вершит дела,
другой - ведет войны, который ленив, как осел, и всегда трудится, отбивается
от бесчисленных наветов, но счастлив в душе, который никогда не принадлежал
ни к одному клану, ни к литературному, ни к политическому, ни к
мистическому, который ни к кому не подольщался и потому всеми отвергаем".
В шестьдесят шесть лет Бомарше уже никем не "отвергаем". Франция,
неравнодушная к старцам, не упускает случая воздать ему честь. Накануне
смерти Бомарше стал нравственным авторитетом. К нему прислушивались, к нему
обращались за советом, как ныне к г-ну Пинэ, но, в отличие от патриарха из
Сен-Шамона, роль властителя дум не доставляла Бомарше удовольствия. Он был -
я пишу это, не желая Никого оскорбить, - другой породы, другого закала. Как,
однако, закрыть свою дверь перед литераторами, политиками, журналистами,
которые почтительно испрашивают аудиенции, тем более как отказать молодым,
если они, начиная карьеру, избирают вас своим патроном? Так на нашей памяти
стаи ласковых волчат осаждали под конец жизни Кокто и Мориака; сегодня, если
не ошибаюсь, этой атаке подвергается Арагон. Вот и Бомарше открыл свое
сердце и свой дом Колену д'Арлевилю, "молодому поэту", страдавшему
"сплиноманией". С неиссякаемым терпением выслушивал Бомарше его жалобы на
"проклятый сплин", читал его стихи. Гюден опубликовал письма Бомарше, в
которых тот весьма деликатно поучает молодого собрата. Позвольте мне
привести характерную выдержку, в авторе которой, полагаю, вам трудно будет
узнать гордого Родриго, ибо тут впервые говорит литератор, и только
литератор; "Я хотел бы в заключение сделать одно замечание, не пощадив при
этом людей, мною весьма уважаемых. Я имею на это право - ведь я издатель
Вольтера! Неужели после всего того, чему он учит, вы считаете допустимым,
чтобы наши глаголы в прошедшем времени печатались с окончанием "oi"? Хотел
бы я посмотреть на мину иностранца, когда ему говорят, что "Connaissois
"следует произносить" как Connaissais"! Что "Francois" и "Anglois" рифмуется
с "Portugais", a не с "Suedois, Angoumois, Artois" и т. д.".
Разве этот Бомарше не неузнаваем?
И ноября 1798 года Бомарше, остававшийся неутомимым любителем пеших
прогулок, отправился в Музей естественной истории, "чтобы посмотреть, как
рассказывает Гюден, возможно, его сопровождавший, на собрание естественных
достопримечательностей, доставленных туда победоносной рукой отовсюду, где
она водрузила наши знамена". И что же нашел он там, в самом большом зале,
среди "огромной коллекции животных со всего света"? Останки Тюренна!
Возмущение и гнев Бомарше были столь же велики, сколь неудержимы. Тщетно
пытался успокоить его г-н Ленуар, хранитель музея. Но предоставим слово
Гюдену, который, стремясь передать всю чудовищность положения, невольно
смешит нас: "Ленуар говорил Бомарше, с каким хитроумием, с какими
предосторожностями, с какой опасностью для собственной жизни ученые и
мудрецы спасли от ярости каннибалов "или, точнее, людоедов, спущенных с цепи
революцией, настроившей их против славных героев, тело великого человека,
найдя для него этот странный приют, где оно, по крайней мере, находится
среди самых редкостных творений природы". Не знаю, точен ли рассказ Гюдена,
но у нас есть несколько свидетельств того, как отреагировал Бомарше. Доводы
Ленуара не только не смирили его гнев, но, напротив, укрепили решимость.
Действуя с поистине юношеской энергией, он воззвал к общественному мнению,
адресовав открытое письмо своему другу Франсуа де Нефшато, тогдашнему
министру внутренних дел. Это послание, опубликованное в парижской газете "Ла
кле дю кабине де суверен", наделало много шума. Французы, естественно,
разделились на два непримиримых лагеря: одна часть - души чувствительные -
встала на сторону Бомарше, другая заняла противоположную позицию, настаивая
на том, что Тюренну самое место среди животных. Верх в конце концов одержал
Бомарше - 16 апреля 1799 года Директория издала декрет о переносе останков
маршала. Как ни странно, операция была поручена все тому же г-ну Ленуару.
Если уж говорить всю правду, у музея был филиал - сад-элизиум, хранителем
которого был также г-н Ленуар. Позднее Наполеон Бонапарт нашел более
уместное решение: став императором, он распорядился перенести прах Тюренна в
Храм Марса, иными словами, во Дворец Инвалидов, выполнив, сам того не ведая,
пожелание Фигаро.
Через двенадцать дней после того, как он выиграл это тягостное дело,
Бомарше случилось в последний раз разозлиться до белого каления и возвысить
голос. Речь опять-таки шла о чести отчизны. 28 апреля 1799 года французы
узнали по телеграфу об убийстве своих полномочных представителей под
Раштадтом, где уже два года шли переговоры. Преступление было совершено
австрийскими гусарами. Мир или война? Такова была альтернатива.
Для гордого Родриго, который, как мы знаем, не переставал трудиться
ради замирения Европы и неизменно отдавал предпочтение переговорам, ответ
тем не менее был однозначен. Он, не мешкая, сообщил свое мнение одному из
пяти членов Директории - гражданину Трейярду. В этом длинном мемуаре,
написанном на одном дыхании, вновь ощущается его политический гений. Вот
испепеляющее заключение:
"...имей я честь быть одним из пяти первых должностных лиц республики,
я высказался бы за объявление всеобщего траура в связи с той смертельной
раной, коя нанесена нации в лице ее полномочных представителей в Раштадте;
выпустите прокламацию, где будет сказано, что гнусное оскорбление,
нанесенное трем делегатам Франций, нанесено всей нации.
Либо я плохо знаю свою отчизну, либо не ошибусь, полагая, что в ответ
на акцию столь возвышенную вы вправе ожидать подлинного народного подъема.
Бомарше".
28 апреля 1799.
Великая коалиция европейских держав, вдохновляемая Питтом и
направленная против Франции, в этот день сбросила маску. Но чтобы обращение
Бомарше было действительно услышано, Франции пришлось дождаться возвращения
Бонапарта из Египта и 18 брюмера. Гордый Родриго не дожил нескольких месяцев
до "подлинного народного подъема".
28 апреля - 17 мая.
Вот мы и подошли к финалу. До смерти Бомарше осталось девятнадцать
дней. Давайте пройдемся, точнее, оглядим мир с птичьего полета.
Последние месяцы своей жизни Бомарше посвятил исключительно - или почти
исключительно - авиации. Сначала - время, теперь - пространство. Бомарше -
пионер и защитник аэронавтики - обрел, словно чудом, юный энтузиазм
подмастерья-часовщика. Один из путей его жизни пролегает между пружинками
часов и невидимыми, но реальными пружинами, толкающими человека в воздушные
просторы. Вот несколько строк, но каких поразительных.
"Одна из самых величественных идей науки, делающих честь нашему веку и
Франции, это, безусловно, подъем тяжелых тел в легкой воздушной среде; но
наша нация, чьи увлечения новым, как бы оно ни было прекрасно,
быстропреходящи, превратила в детскую игру открытие, способное изменить лицо
земного шара в большей мере, нежели открытие компаса, если осуществлением
этой идеи воздухоплавания займутся всерьез".
17 мая.
Семья Бомарше ужинает в кругу друзей, среди которых Гюден и
книготорговец Мартен Боссанж. Пьер-Огюстен очень весел, смеется надо всем из
страха, как бы не пришлось заплакать, он - душа общества. В десять вечера
Гюден откланивается и уходит к себе. Час спустя Мария-Тереза, которая
"неважно себя чувствует", также подымается в спальню, и Бомарше, поцеловав
жену, советует ей "принять необходимые меры". Наконец прощается Боссанж, и
Фигаро, оставшись один, тоже идет в свою комнату. Половина двенадцатого.
18 мая.
"Я нашел г-на Бомарше мертвым и полагаю, что смерть наступила по
меньшей мере шестью - семью часами раньше. Он лежал на правом боку... Общий
осмотр не оставил никаких сомнений, что гражданин скончался от
апоплексического удара, вызванного нарушением кровообращения или разрывами
сосудов мозга с правой стороны. Дано в Париже, сего флореаля 29 числа VII
года Единой и Неделимой Республики. Виаль, военный врач при Парижском
арсенале".
_"Вас просят присутствовать на траурных проводах и похоронах гражданина
Бомарше, литератора, скончавшегося в своем доме подле Сент-Антуанских ворот
29 флореаля VII года, кои имеют быть 30 числа сего месяца в одиннадцать
часов утра"._
Литератор!
19 мая.
В соответствии с неоднократно выраженной им волей Бомарше был похоронен
подле купы деревьев в своем саду. Колен д'Арлевиль произнес надгробную речь,
написанную для него который сам слег в постель. (Двадцать три года спустя
останки Бомарше были перенесены на кладбище Пер-Лашез. К этому времени
дворец его мечтаний, выстроенный им напротив Бастилии в год Революции, уже
вновь обратился в грезу, - Наполеон только намеревался его снести, после
1818 года Людовик XVIII осуществил императорский замысел. Через четыре года
после сноса дворца могила была разрыта, и прах Фигаро по повелению Альмавивы
погребли на парижском кладбище.)
20 мая.
Базиль (три борзописца - Эсменар, Непомюсен Лемерсье, Бешо) распускает
слух, что Фигаро покончил с собой.
Клевета, - говорю я вам! - эта, чересчур уж глупая, долго не
удержалась. Но с тех пор появилось немало иных наветов. Пришел ли им конец?
Как бы не так! Нет такой пошлой сплетни, нет такой пакости, нет такой
нелепой выдумки, на которую в большом городе не набросились бы бездельники,
если только за это приняться с умом, а ведь у нас здесь по этой части такие
есть ловкачи!..
_Наконец-то у меня есть все, чего я хотел. Счастлив ли я? Мне кажется,
что нет. Чего же мне недостает? В моей душе более нет той пленительной
бодрости, коя возбуждается желанием и приносит столько утех, нарастая по
мере того, как близится к осуществлению надежда насладиться. Ах, не следует
строить себе иллюзий - радость не в наслаждении, но в погоне за ним._
^TПРИМЕЧАНИЯ^U
Комитет общественного спасения - орган исполнительной власти, выбранный
Конвентом в апреле 1793 г.
Нантский эдикт - издан Генрихом IV в 1598 г., утверждал за
протестантами право на свободу вероисповедания, право иметь церкви, занимать
государственные должности, пользоваться учебными заведениями. Отменен
Людовиком XIV в 1685 г.
Люксембургский дворец - дворец в Париже, построенный в 1615-1627 гг.
"Меркюр де Франс" - газета, основана в 1672 г. для публикации придворных
новостей, небольших литературных произведений.
"Журналь офисьель" - официальная газета, публиковавшая законы, декреты
и правительственные акты. "Монд" - ежедневная газета, выходящая с 1944 г.
Линия - мера длины, равная 2,25 миллиметра.
Варган - музыкальный инструмент в виде удлиненной подковы с
металлическим язычком.
Военная школа - школа кадетов, основанная в 1752 г. в Париже.
Семилетняя война - война 1756-1763 гг., в которой принимали участие
Пруссия, Англия, Австрия, Россия, Саксония, Франция, Швеция, Португалия,
Испания.
...вернуть Канаду и Луизиану. - Колонии Франции, утраченные в
результате Семилетней войны.
Фер - городок на севере Франции.
Истэблишмент - правящие круги, господствующая верхушка.
Парламенты - высшие суды во Франции до революции 1789 г. Самый древний,
Парижский, возник из королевского совета в XIII в. Парижский парламент имел
право указывать королю на незаконность его указов. Упразднен в 1790 г.
Парады - бурлескные, веселые, шутливые сцены, разыгрывавшиеся
первоначально у ярмарочных театров для привлечения публики.
Ортолан - изысканное блюдо из воробьиного филе.
Волован - слоеный пирожок, начиненный мясом (или рыбой), с
шампиньонами.
Медонский парк - парк недалеко от Парижа.
Кап - провинция в Южно-Африканской Республике, в те времена -
голландской колонии.
Парижский договор - мирный договор, заключенный 10 февраля 1763 г.
между Англией и Португалией, с одной стороны, и Францией и Испанией - с
другой, которым заканчивалось участие этих стран в Семилетней войне. По
договору Франция теряла Канаду, Луизиану и ряд других территорий.
Семейный договор - договор между Францией и Испанией, управлявшимися
представителями династии Бурбонов. По договору Испания вступала в Семилетнюю
войну на стороне Франции против Англии. Эль пенсадор - испанское
периодическое издание, основанное в 1762 г. Хосе Клавихо.
Валлонская гвардия - охрана короля, состоявшая из валлонов, считавшихся
одними из лучших солдат.
Индийская компания - французская компания по торговле с Индией, была
основана в 1719 г.
"Деревенский колдун" - комическая опера, написанная Ж.-Ж. Руссо в 1752
г.
"Письма к провинциалу" - 18 писем Блеза Паскаля, написанных с января
1656 г. по март 1657 г. Название Les Provinciales было дано им Вольтером.
Первое письмо называлось "Письмо Луи Монтальта к одному из провинциальных
друзей".
..мерзость запустения, предсказанная Даниилом. - Имеются в виду
предсказания в Ветхом завете, в "Книге Пророка Даниила" (XI, 21-45).
Криспен - персонаж комедии Лесажа "Криспен - соперник своего
господина", синоним ловкого, энергичного, сообразительного, плутоватого
человека.
...права на юного Иосифа у израильских купцов... - Имеется в виду
легенда о продаже Иосифа братьями израильтянам за двадцать сребреников
(Библия, Книга Бытия, XXXVII, 28).
"Комеди Франсэз" - театр, создан по приказу Людовика XIV в 1680 г.
"Прокоп" - кафе в Париже, созданное Ф. Прокопио. С XVIII в. излюбленное
место встреч французских литераторов.
"Анне литерер" - газета, основанная Фрероном, выступала против
просветителей.
... о землетрясении, поглотившем Лиму... - очень сильное землетрясение
1746 г., разрушившее город.
...об убийстве Карла I... - Казнь Карла I состоялась в 1649 г.
Эмиль и Софи - герои романа-трактата Ж.-Ж. Руссо "Эмиль, или О
воспитании".
Рекетмейстерская палата - одна из кассационных палат Двора.
Мемуар - небольшая статья (соч