ными
тридцатью к шельмованию, оказался лишенным всех прав гражданского состояния,
такой оборот дела должен был все же удивить. Но  История  не  перестает  нам
доказывать, что от Тарпейской скалы к Капитолию всегда  есть  хотя  бы  один
кратчайший путь.

     На первый взгляд королевское поручение было отнюдь не  соблазнительным.
Людовику XV стало известно, что в Лондоне готовится новый  памфлет  довольно
опасного пасквилянта, некоего Тевено де Моранда. Я говорю - новый, поскольку
не проходило месяца, а  то  и  двух  недель,  чтобы  в  Англии  не  выходила
очередная книжонка, сатирическая, обидная - если не сказать оскорбительная -
для французского короля и его  приближенных.  По  ту  сторону  Ла-Манша  это
превратилось  в  некий  промысел;  несколько  французов,  эмигрировавших  по
собственной воле или высланных Людовиком XV, набили руку на этих  памфлетах,
где, как правило, было больше клеветы, чем политического протеста. Обычно  о
выходе пасквиля становилось известно заранее, так что лица, задетые  в  нем,
имели   возможность   помешать   его   распространению,   если   располагали
достаточными финансовыми средствами. Все это  весьма  напоминало  шантаж,  и
жертвы, как водится, в конце концов уступали. Людовик XV не раз направлял  в
Англию полицейских, поручая им похитить самых злокозненных пасквилянтов.  Но
королевские агенты возвращались ни с чем. Или вовсе не  возвращались.  :Надо
сказать, что Англия официально была страной свободы, где  каждый  человек  в
принципе имел право писать все, что ему вздумается. На самом деле  Англия  и
Франция после  заключения  Парижского  договора  вели,  как  мы  сказали  бы
сегодня, холодную войну, и  британское  правительство  не  без  удовольствия
наблюдало за распространением  подобных  произведений.  В  небольшой  группе
французов, мешавших принцам и министрам спокойно спать в Версале  и  Париже,
были  не  только  подонки  общества.  Среди  них  попадались  и   убежденные
оппозиционеры. Были также два-три двойных агента, про  которых  трудно  было
сказать, на кого они работают - на Англию или  на  Францию.  Шевалье  д'Эон,
маркиз де Пельпор, г-жа де Годвиль и Тевено де Моранд задавали  тон  в  этой
опасной колонии. Как раз в связи с пасквилем Тевено де Моранда Людовик XV  и
призвал Бомарше. Автор сообщил Людовику  XV  содержание  и  название  своего
произведения с целью, о которой нетрудно догадаться. На этот раз речь шла  о
"Мемуарах публичной женщины". В виду имелась Дюбарри. Тевено де  Моранд  уже
вылил ушат помоев на королевскую фаворитку в своем "Газетчике  под  броней",
памфлете, публикацию которого королю  не  удалось  приостановить  и  который
нанес ощутимый удар графине. В последние годы царствования Людовика XV  г-жа
Дюбарри  была  излюбленной  мишенью  лондонских  памфлетистов,  но.  целили,
разумеется,  в  него  самого.   Несколько   заглавий,   я   полагаю,   дадут
представление о том,  сколь  яростны  были  эти  атаки:  "Ночные  и  гулящие
султанши города Парижа под фонарем", "Жизнь одной куртизанки на  французском
троне", "Как потаскуха  становится  любовницей  короля".  Однако,  поскольку
Тевено де Моранд был талантливее или злее прочих своих  собратьев  по  перу,
король стремился принудить к  молчанию  именно  его.  И  вот  эту-то  весьма
своеобразную миссию взял на себя Бомарше. Все его биографы вслед  за  Ломени
считают ее делом далеко не славным. Спору нет. У  Бомарше,  однако,  имелись
извиняющие обстоятельства, с чем соглашается и сам Ломени, - Бомарше  видел,
что "все возможности  его  реабилитации  пресечены  волеизъявлением  короля,
который был всемогущ, мог по своему желанию открыть или закрыть ему  путь  к
кассации  приговора,  мог  вернуть  ему  его  кредит,  его  состояние,   его
гражданские права, и вот теперь этот всевластный  король  просил  Бомарше  о
личной услуге, обещая отблагодарить за нее". Я, со своей  стороны,  убежден,
что миссия Бомарше была более высокого  порядка,  нежели  представляется  на
первый взгляд. И скажу, почему.
     Снабдив Бомарше своими рекомендательными письмами, король направил  его
к герцогу Эгийонскому. Еще одна странность! Эгийон  занял  пост  Шуазеля,  а
Бомарше по-прежнему принадлежал к клану  министра,  уволенного  в  отставку.
Парламент, которому Бомарше нанес смертельный удар, был  детищем  Эгийона  и
Мопу; наконец, Эгийон - и эта деталь особенно колоритна - покровительствовал
советнику Гезману! Несмотря  на  все  это,  министр  принял  Бомарше  весьма
любезно  и  обсудил  с  ним  суть  поручения.  Графу  Лораге  вменено   было
сопровождать в Лондон Бомарше или, точнее, г-на де Ронака. Бомарше и в самом
деле решил путешествовать под чужим  именем,  мотивируя  это  тем,  что  его
известность  может  помешать  успеху  предприятия,  -  явное   кокетство   и
откровенная дерзость со стороны человека, которого лишили прав  гражданского
состояния и который в сорок два года снова оказался неизвестно  чьим  сыном.
Впрочем, можно ли придумать псевдоним прозрачнее, чем  эта  анаграмма  имени
Карон?
     Да, но почему же Людовик XV прибег именно  к  Бомарше?  Если  речь  шла
только о том, чтобы, как утверждают биографы, заплатить за памфлет и  купить
молчание де Моранда, с этим мог справиться любой королевский агент.  Начиная
с того же Лораге, человека далеко не глупого и  знакомого  с  Морандом!  Так
почему же был выбран именно Бомарше, только что приговоренный к  гражданской
казни и слывший противником строя? Коль скоро Людовик XV и Эгийон проглотили
такую жабу, игра, по-видимому, стоила свеч или - если  договаривать  все  до
конца - за переговорами с Морандом скрывались совсем  другие  переговоры.  Я
убежден, что все три миссии, возложенные на Бомарше в  1774  и  1775  годах,
были  с  двойным  дном,  как  чемоданы,  в  которых  перевозят  контрабанду.
Существовала видимость и существовала действительность,  г-н  де  Ронак  _и_
Бомарше. Если г-ну де Ронаку и вправду было поручено  вступить  в  сделку  с
Морандом, Бомарше вменялось вести переговоры с британским министром. Я  беру
эту гипотезу не с неба; у Бомарше было неоценимое преимущество  перед  всеми
королевскими агентами: он был личным другом  одного  из  членов  английского
кабинета. Помните, как, будучи в Мадриде, он очаровал  посла  Великобритании
лорда Рошфора? Приятельские  отношения,  закрепленные  на  протяжении  года,
когда они вместе развлекались, музицировали, играли в карты,  встречались  в
светских  гостиных,  видимо,  имели  политические  последствия  и  выдержали
испытание временем, возможно потому, что Бомарше и Рошфор все  эти  годы  не
прерывали переписки. Уильям-Генри де Нассау, граф де Рошфор, который, прежде
чем получить пост в Мадриде, служил в Париже, очевидно, всегда  играл  некую
роль, хотя и косвенную, но немалую, в трудных франко-британских  отношениях.
Этот  дипломат,  по-разному  оцениваемый  современниками,  так  что   трудно
сказать, был ли он дураком или, напротив, человеком весьма смышленым,  питал
слабость к Франции и явно пытался улучшить отношения между двумя странами. Я
не могу, естественно, уточнить, делал ли он это из личных симпатий,  в  силу
убеждений  или  просто  потому,  что  ему  было  так   приказано.   Шуазель,
недолюбливавший его, писал в 1768 году: "Граф  де  Рошфор  столь  неуважаем,
нескромен и ограничен,  что  доверять  ему  совершенно  невозможно,  однако,
поскольку он не так уж некомпетентен, он, вероятно, будет держаться на своем
новом посту более достойно, нежели вел себя, будучи во  Франции".  Новый  же
пост являлся правительственным - лорд Рошфор  был  назначен  государственным
министром. "Эгийон, Сартин, а позднее Верженн, осведомляемые Бомарше, знали,
что могут в известной мере рассчитывать  на  Рошфора.  Как  далеко  заходило
сотрудничество? Это мне неизвестно, но, если ограничиться  фактами,  отметим
фразу из письма Бомарше к Сартину от 7 июля 1774 года:
     "Когда я получил секретные предложения лорда касательно всего того, что
[Людовик XV] мог бы на меня возложить...". Мы приведем  и  другие  выдержки,
еще более красноречивые. А пока последуем в Лондон за Ронаком, не упуская из
виду Бомарше.
     Г-н де Ронак вернулся в Англию в сопровождении графа де Лораге, который
связал его с Тевено де Морандом. Королевский уполномоченный вел дело  споро.
Моранд назвал свою цену,  а  именно  -  20  000  франков  наличными  и  4000
пожизненной ренты. Он  вручил  г-ну  де  Ронаку  один  экземпляр  "Секретных
записок публичной женщины" и в качестве премии, если можно  так  выразиться,
оригинал нового памфлета, находящегося в печати и посвященного  на  сей  раз
герцогу д'Эгийону. Кроме того, Ронак получил от Моранда после  выплаты  тому
денег обещание, что памфлетист обратит свое оружие в другую сторону. Бомарше
меж тем вступил в контакт с лордом Рошфором,  проявившим  полное  понимание.
Наш двойной агент Ронак-Бомарше, не мешкая,  вернулся  в  Париж  и  Версаль,
следуя тем же путем, что д'Артаньян, Атос, Портос и Арамис с их лакеями.
     Прежде всего Бомарше повидался с королем, который, как  говорит  Гюден,
"удивленный быстротой его  успеха,  выразил  ему  свое  удовольствие".  Надо
полагать, Людовика XV более всего интересовал результат первого  свидания  с
английским  министром.  Король,  у  которого,  похоже,  были  свои  "частные
интересы", попросил Бомарше не рассказывать герцогу д'Эгийону об их  беседе.
Поэтому первому  министру  Бомарше  доложил  только  о  Моранде.  Герцог,  в
восторге от операции, сказал своему посетителю: "Вы либо  сам  дьявол,  либо
господин де Бомарше!" На самом деле герцог особенно счастлив был узнать, что
приостановлена публикация  памфлета,  направленного  непосредственно  против
него. Он попросил своего собеседника  выяснить,  кто  именно  в  Париже  или
Версале  информирует  Моранда.  Бомарше  категорически   отказался.   Герцог
разгневался и пригрозил уведомить короля. "Пожалуйста, - отвечал Бомарше,  -
я объясню ему, почему так поступаю. Его величество разрешит  наш  спор".  Он
тут же написал королю, что найдет способы обезопасить его от каких бы то  ни
было пасквилей в настоящем и будущем,  но  считает  для  себя  недопустимым,
руководствуясь только "ненадежными сведениями  и  коварными  откровенностями
такого бесчестного человека [как Моранд]", обвинять в  чем  бы  то  ни  было
французов, которые, возможно, не более причастны,, нежели он сам, к подобным
произведениям, почему он и отказывается "играть  гнусную  роль  доносчика  и
становиться орудием преследования, могущего затронуть многих, факелом  войны
бастилий и казематов".  Людовик  XV  признал  неправоту  герцога  д'Эгийона,
который, хочешь не хочешь, вынужден был подчиниться.
     Бомарше вернулся в Лондон, чтобы довести дело до конца; на этот раз его
сопровождал Гюден.  Три  тысячи  экземпляров  "Секретных  записок  публичной
женщины" были сожжены в печи для обжига  извести  в  присутствии  Бомарше  и
Гюдена. После аутодафе Бомарше вручил Тевено де  Моранду  обещанные  20  000
франков и права на пожизненную ренту, затем, как было договорено, завербовал
его на секретную службу. В докладе королю он тотчас подвел итог операции:
     "Я оставил в  Лондоне  своим  политическим  шпионом  автора  одного  из
пасквилей - он  будет  предупреждать  меня  обо  всех  затеях  такого  рода,
готовящихся в Лондоне. Это пронырливый браконьер, из  которого  мне  удалось
сделать отличного егеря. Под  предлогом  порученных  ему  мною  литературных
разысканий  в  хранящихся  в  Лондонской  библиотеке  древних  хартиях,  кои
трактуют взаимные права обеих корон, можно будет, прикрывая истинные мотивы,
выплачивать  ему  скромное  жалованье  за  шпионаж  и  тайные  донесения   о
вышеупомянутых пасквилях. Этот человек будет обязан собирать сведения о всех
французах, прибывающих  в  Лондон,  сообщать  мне  имена  и  дела,  их  туда
привлекшие; он связан со всеми лондонскими типографиями,  что  позволит  ему
тотчас обнаружить рукописи, с коими он будет меня знакомить.
     Его тайные сообщения могут затрагивать также бесконечное множестве иных
политических дел, и благодаря выдержкам, секретно пересылаемым мною,  король
всегда будет в курсе событий".
     В том же письме Бомарше сообщает о результатах своей  истинной  миссии.
Мне не хотелось бы оказывать давление на взгляды читателей,  но  я  полагаю,
что  по  следующему  пассажу  ясно,  какую  пользу  Франции  приносил   этот
дипломатический курьер. Мы увидим, что лорд Рошфор постоянно "сотрудничал" с
Бомарше,  и  впоследствии,  когда  было  затеяно  грандиозное   американское
предприятие, эта "дружба" оказалась для Бомарше весьма драгоценной. Итак:
     "Более  того,  я  договорился  с   лордом   Рошфором,   государственным
министром, что по первому  моему  предупреждению  о  каком  бы  то  ни  было
пасквиле он обеспечит  мне  в  полном  секрете  с  единственной  целью  быть
приятным королю все средства, чтобы удушить эти писания в зародыше; при  сем
он выдвинул единственное условие - все сказанное и сделанное им  в  связи  с
этим не должно рассматриваться как сделанное министром  и  не  должно  стать
известным никому, кроме меня и  его  величества.  Лорду  Рошфору  достаточно
уверенности, что я добиваюсь его сотрудничества исключительно ради  служения
королю, моему господину, чтобы он с превеликой охотой  оказывал  мне  в  сем
деле тайную помощь".
     В другом послании Бомарше уточнял: "В этом деле есть и другие  стороны,
касающиеся короля, и не менее интересные для вашего величества, но их нельзя
доверить бумаге. Я должен сообщить об этом  вашему  величеству  с  глазу  на
глаз". О чем идет речь? Мы никогда не выясним этого со всей определенностью.
Высадившись в Булони, Бомарше и Гюден узнали, что король  "внезапно  заболел
оспой". Они прибыли в Париж накануне его смерти, 9 мая.
     Бомарше предстояло все начать сызнова:
     "Я восхищаюсь прихотливостью судьбы, меня преследующей, - пишет  он,  -
ведь останься король жив  и  здоров  еще  неделю,  мне  были  бы  возвращены
гражданские права, похищенные у меня произволом. Король  дал  мне  слово,  и
подозрения, несправедливо внушенные ему, уже сменились  доверием  ко  мне  и
даже благосклонностью".

     Франция, как это ей свойственно, тотчас забыла Людовика XV  и  отдалась
его  двадцатилетнему  преемнику.   Наступили   краткие   часы   безудержного
ликования.  Людовик  XVI  был  добродетелен  -  ив  моду  на   время   вошла
добродетель. Старая песенка. Но  вскоре  напомнили  о  себе  прежние  весьма
серьезные проблемы. Я не могу, разумеется, в нескольких  строках  объяснить,
как пытались их разрешить сначала Людовик XV, а следом за ним и Людовик XVI,
но все же необходимо упомянуть о них хотя бы в самых общих чертах.  Монархия
больна, она страдает от дряхлости, склероза, отсталости.  Государство  едино
лишь внешне; в разных его областях - различные установления, обычаи,  нравы.
"Несплоченная смесь разъединенных народов", если воспользоваться  выражением
Мирабо, Франция жаждет единства, но никто не хочет отказаться во имя него от
своих привилегий.
     Прошлое держит настоящее мертвой хваткой,  душит  его.  Как  править  в
таких  условиях  самой  мощной  державой,   подстерегаемой   из-за   границы
завистливым взглядом? Зажав страну в кулаке, как  пытался  Людовик  XV,  или
ослабив удила на манер Людовика XVI? Оба короля,  однако,  не  поспевали  за
событиями и не были достаточно последовательны. Они двигались скачками, чаще
всего либо в разрез с  происходящим,  либо  запаздывая.  Мне  представляются
показательными отношения обоих государей с парламентом. У Людовика XV  были,
разумеется, все основания  разогнать  крючкотворов,  которые,  защищая  свои
прерогативы и незаконные поборы, противодействовали его власти и  обновлению
системы, однако  ошибка  короля  заключалась  в  том,  что  заменил  он  это
крапивное семя людьми совершенно безответственными, покорно исполнявшими все
его прихоти; точно так же и у Людовика XVI были причины распустить парламент
Мопу, но его ошибка состояла в том, что  он  вернул  на  судебные  должности
людей; торговавших своими услугами. Монархия, парализованная  внутри  страны
аппаратом, который уже не отвечал потребностям времени, и  в  своей  внешней
политике уподобилась дохлой собаке, относимой течением. Эта метафора Тардье,
увы, слишком часто приложима, как мы  видим,  к  французской  дипломатии,  а
стоит Франции сдать свои позиции - она развязывает руки Англии. И хотя обоим
королям повезло - оба они  встретили  на  своем  пути  министров,  способных
вернуть утраченные позиции и вдохнуть в монархию новые силы,  -  Людовик  XV
рассорился с Шуазелем, а  Людовик  XVI  потерял  Верженна  за  два  года  до
1789-го.  Характерно,  что  великие   королевские   замыслы   -   обновление
государственной  структуры,  объединение  нации  и   отмену   привилегий   -
осуществила Революция.
     Людовик XVI, некоторое время подумывавший о том, чтобы вернуть Шуазеля,
в итоге назначил  своим  первым  министром  Мопу.  Тюрго  заменил  на  посту
министра финансов аббата Терре, а Верженн вскоре  унаследовал  от  д'Эгийона
должность главы  французской  дипломатии.  Что  до  Мопу,  то  под  народным
давлением он вскоре уступил  канцлерство  Мироменилю.  Таковы  были  главные
перемещения. Не столь важным для истории, но интересным для нас  -  так  как
это способствовало выполнению  мелких  и  крупных  замыслов  Бомарше  -  был
переход Сартина из полиции в морское министерство.
     Я сказал уже, что Бомарше приходилось все начать сызнова. Ну что ж - он
начал:
     "Сир,
     Когда в марте сего года все полагали, что я бежал от несправедливости и
преследований, один только покойный король, Ваш дед, знал, где я: он  оказал
мне честь и дал особое поручение весьма деликатного  свойства  в  Англию,  в
связи с чем на протяжении  менее  чем  шести  недель  я  четырежды  совершал
путешествие из Лондона в Версаль.
     Я спешил представить наконец королю доказательства успешного завершения
моих переговоров, несмотря на всевозможные препятствия, с коими мне пришлось
столкнуться. По прибытии в Версаль я с болью узнал, что король при смерти; и
хотя до болезни он более десяти раз спрашивал о причинах моей задержки,  мне
не дано было даже утешения успокоить его известием  об  успешном  выполнении
всех его тайных повелений.
     Сие деликатное дело затрагивает своими последствиями  Ваше  Величество,
точно так же, как оно затрагивало при его  жизни  покойного  короля.  Отчет,
коий я должен был сделать ему, я могу отдать только Вашему Величеству;  есть
вещи,  которых  нельзя  доверить  никому  другому.  Я  умоляю,  чтобы   Ваше
Величество  соблаговолили  отдать  приказания   на   этот   предмет   самому
несчастному, но и самому послушному из его подданных".
     Людовик XVI с места в  карьер  приобрел  ревностнейшего  из  подданных.
Позволим себе одно замечание и  на  этот  счет.  Не  странное  ли  создалось
положение? После смерти Бомарше нам только и твердят, что он был  аферистом,
который разыгрывал из себя государственного человека, - Фигаро здесь, Фигаро
там, - однако при жизни его принимали  короли  как  во  Франции,  так  и  за
границей, он вел переговоры с большинством министров, стоявших у  власти,  и
сохранял весь свой политический кредит, несмотря на приключения,  казавшиеся
порой довольно сомнительными, несмотря на то,  что  неоднократно  попадал  в
тюрьму. Уж не играл ли он роли еще более значительной, чем считаю я, вопреки
легенде, дурной славе и мнению большинства биографов?  А  если  -  я  ставлю
вопрос, - если и вправду все началось еще в  Испании?  К  сожалению,  насчет
этого из-за отсутствия  документов  мы  можем  только  строить  догадки,  но
начиная с 1774 года положение меняется.
     Кстати, об Испании - как раз в июне  того  года  Бомарше  мог  получить
удовольствие, лицезрея себя на сцене в  драме  Марсолье  "Норак  и  Жаволси"
(пьесу Гете "Клавихо" ему довело