ему, как Людовик XV или маркиза де
Помпадур поражались часами молодого Карона. Верженн видел только чудо,  даже
не подозревая о его механизме. Consilio manuque  -  это  не  кабалистическое
заклятие, а девиз рабочего.
     В Лондоне - это единственный его секрет - Бомарше располагал  настоящей
сетью осведомителей. Обычно  дипломаты  собирают  сведения,  получая  их  из
вторых рук, читая газеты или болтая с мелко сошкой из мира политики.  А  это
значит, что они ничего не узнают, поскольку все важные  решения  принимаются
при закрытых дверях, не публично, малым числом лиц, которые по опыту  знают,
что секретность и неожиданность - оружие успеха. Со времен Мадрида у Бомарше
появилась привычка иметь дело непосредственно с людьми, стоя щи ми у кормила
власти. Он стучал только в нужные двери. И ему открывали их. Вот и  вся  его
тайна.
     Чем, если  не  чарами,  объяснить  его  многолетнюю  власть  над  таким
человеком,  как  Рошфор,  ничего  не  предпринимавшим  без  предварительного
обсуждения с Бомарше? Конечно, английский министр считал,  что  в  ответ  на
свою исповедь он тоже получает сведения, и, быть может, полагал,  что  порой
обманывает Бомарше. Я пишу это, желая исчерпать все возможные объяснения, но
сам так не думаю. Как герой романа Роже  Вайяна,  Рошфор  просто  подчинялся
"закону"  Бомарше,  бессознательным  агентом  которого  оказался.   Француз,
объявивши личную войну Англии и игравший сложнейшую политическую роль не мог
ему дать  взамен  ничего,  кроме  афоризмов.  15  апреля,  когда  Георг  III
предложил  Рошфору  пост  вице-короля  Ирландии,  он  пошел  советоваться  с
Бомарше, принимать ли ему это предложение. Так,  слово  за  слово,  разговор
уклонился  в  сторону,  и  министр   сообщил   своему   собеседнику   немало
интересного. Бомарше между  прочим  узнал  то  ли  в  тот  день,  то  ли  на
следующий, -  что  британское  правительство  рекрутировало  тридцать  тысяч
наемников в провинции Гессен для отправки в Америку.  Читатель  может  найти
странным поведение лорда Рошфора, и не без оснований; конечно, сомнений нет,
оно было странным.  Но  был  ли  английский  министр  бесчестен  или  просто
неосторожен, он все равно оставался джентльменом.  И  дипломатический  жокей
должным образом оценивал это уважение к внешней стороне дела: "Я видел,  как
в Англии самые экстравагантные  поступки  свершают  с  таким  рассудительным
видом, что вводят в заблуждение обывателя, а во Франции  я  часто  наблюдал,
как самые разумные решения не вызывают одобрения лишь  из-за  того,  что  их
принимают с небрежным видом".
     Дело шевалье д'Эона уже не  могло  служить  предлогом  для  пребывания.
Бомарше  в  Англии,  поскольку  оно,  к  счастью,  было  окончено,   поэтому
официально он  с  согласия  французского  правительства  покупал  в  Лондоне
португальские  пиастры.  Эта  миссия  позволяла  ему  чувствовать   себя   в
относительной  безопасности  и  вводить  в  заблуждение  тех,  кто  за   ним
неотступно, но тайно следил. Стормонт, который понял, чем Бомарше  занимался
на  самом  деле,  посылал  из  Парижа  своему  правительству  донесение   за
донесением, и в Лондоне  наконец  начали  реагировать  на  них.  Но  покупка
пиастров  была  делом,  требующим  времени,  и  Бомарше  объяснял,  что  ему
необходимо  каждый  день  бегать  на  биржу,  встречаться  с  "негоциантами,
банкирами, торговцами золотом и т. д.".
     За день Бомарше  получал  куда  больше  информации,  чем  пиастров.  26
апреля, например, он отправил Верженну различными  и  совершенно  секретными
путями целых четыре длинных письма. Чтобы дать вам представление о  качестве
и обилии его информации, приведу лишь постскриптум последнего из этих писем:
     "После того как я запечатал пакет, мне  принесли  еще  новые  сведения,
которые я сейчас продиктую, потому что от усталости уже не могу держать перо
в руке.
     Достоверно известно, что генерал  Ли  приказал  отнять  оружие  у  всех
подозрительных людей в Нью-Йорке и что он командует армией в двадцать  тысяч
человек. В Меррой (Ирландия) прибыл корабль и привез  много  писем,  которые
были перехвачены правительством. Сам корабль  (он  называется  "Полли  Кетэн
Монтейн") был сперва задержан чиновниками таможни; у него на борту  оказался
груз конопли и конопляного семени, закупленный в Америке.  Но  в  результате
мемуара, поданного шерифу графства, это судно в конце концов отпустили,  так
как в силу характера своего груза и обстоятельств отплытия из Европы оно  по
существующей инструкции не подлежало конфискации. О прибытии  этого  корабля
уже знают, но  название  порта,  в  который  он  прибыл,  а  также  новости,
заключающиеся в письмах, еще не получили огласки. Большая часть транспортных
кораблей, направляющихся в Америку, была выброшена бурей на  берег;  на  них
находились два батальона 45-го и 56-го. полков. Это  происшествие,  а  также
участившиеся захваты английских кораблей американцами привели к тому, что  в
Бостоне  совершенно  исчезли  свежие  продукты  и   даже   предметы   первой
необходимости приобрести стало очень трудно; в остальном в этом  городе  все
по-прежнему,  так  же,  как  и  в  лагере  ополченцев,  которыми   командует
Вашингтон, чуть было не отозванный за то, что он  в  течение  всей  зимы  не
провел ни одной атаки и не сделал ни одной попытки  взять  Бостон;  вот  так
обстоят дела.
     Пришли письма от Арнольда (лейтенант Монтгомери),  который  в  плен  не
попал, но ранен пулей навылет, в левую ногу. Монтгомери Действительно  убит,
и с ним шестьдесят его солдат, а  примерно  триста  взяты  в  плен;  генерал
Карлетон потерял в этой атаке всего лишь восемьдесят восемь человек. Арнольд
находится сейчас вблизи Квебека во  главе  собранного  им  отряда;  они  там
укрепились, и выбить их оттуда почти невозможно.
     Причина,  по  которой  лорд  Хоу  отказался  отправиться   в   Америку,
заключается в том, что он требует полномочий вести переговоры американцами о
мирном разрешении конфликта. Говорят, министры! готовы были предоставить ему
эти права, но король не согласился и продолжает настаивать на безоговорочном
подчинении американцев, словно такое еще возможно.  За  всей  этой  историей
стоит лорд Бьют, а стоит ли кто-нибудь за ним, неясно.
     В своей речи в парламенте лорд Норт сравнил нынешнее  положение  дел  с
ситуацией, сложившейся во время первых боев  немцев  французами,  за  коими,
однако, последовали завоевания  и  слава;  отсутствие  ощутимых  успехов  он
объяснил  той  медлительностью,  с   которой   мобилизуется   нация,   чтобы
сосредоточить всю  полноту  власти  в  руках  друзей  и  защитников  родины;
близится час, и он это предвидел, когда ему удастся доказать  правоту  своих
слов; он заверил присутствующих,  что,  когда  вся  нация  в  целом  проявит
несокрушимое  единство  и  не  позволит  более  сбивать  себя  с  толку   ни
истерическими воплями, легкомысленными пророчествами,  основанными  либо  на
ничтожных домыслах, либо на подлых умыслах врагов отечества,  мы  перестанем
наблюдать, как торжествует ненависть некоторых  отщепенцев,  вознамерившихся
злостными  слухами  и  противозаконными  поступками,  заслуживающими   самой
суровой кары, лишать покоя своих сограждан.
     Лорд Литлтон и лорд Карлейль оба претендуют  на  должность  английского
посла в Испании, поскольку лорда Грэнтхема, видимо  вот-вот  отзовут.  Здесь
считают, что победит лорд  Карлейль,  зять  лорда  Гоуера.  Герцог  Мальборо
заменит, как говорят, лорда Стормонта, которого лорд Мэнсфилд очень хотел бы
отправить в Ирландию. Вы помнив те, что я Вам писал об "Ирландии, но все это
еще секрет.
     4 фрегата с 32 пушками на каждом - "Амазонка", "Диамант", "Жаворонок" и
"Ричмонд" - снаряжаются сейчас в Чатаме и готовы поднять паруса, чтобы плыть
в Америку. Капитаны Филдинг и Джекоб, которые  будут  командовать  двумя  из
этих фрегатов, отправились вчера в порт принимать корабли.
     Лорд Джермейн вот уже месяц составляет программный доклад об отношениях
с Америкой, который он должен представить на рассмотрение палаты. В  нем  он
исходит  из  необходимости  продолжать  военные  действия  с   еще   большей
интенсивностью, чем прежде.
     Здесь стало известно, что  Швеция  передислоцирует  свои  армии  и  это
обеспокоило английское правительство, поскольку оно полагает Швецию державой
более сильной в военном отношении, чем это принято  считать.  Договор  между
Англией и Россией связывает их так тесно, что  война  на  севере  не  сможет
обойтись без вмешательства Англии которая, однако, не имеет ни  желания,  ни
возможности делить свои силы".
     И так каждый день, до 24 мая, даты  его  возвращения  в  Париж  Бомарше
сервировал для Верженна все английские и американские  новости.  Но  однажды
ему представился случай сообщить кое-что и Франции:  именно  он  предупредил
министра иностранных дел, что против того в Версале плетутся интриги  и  что
целый клан придворных, за которыми стоит Тюрго, добивается его  отставки.  В
результате - Верженн остался на своем посту, а Тюрго пришлось уйти.
     Скорее всего, как раз в этот период и началась связь Бомарше с г-жой де
Годвиль. В свое время мы еще вернемся к ней, а пока необходимо отметить, что
эта дама напрочь лишила его сна, ибо мало сказать, что  она  была  охоча  до
любовных забав, в них она была просто неутомима.
     Впрочем, я преувеличил. Однажды г-жа  Годвиль  оставила  Бомарше  часок
свободного времени для того, чтобы он написал нечто вроде юморески  в  форме
письма к издателю лондонской ежедневной газеты "Морнинг Кроникл", который  и
опубликовал ее в номере от 6 мая. Вот ее начало:
     "Господин издатель,
     я иностранец, француз, и  исполнен  чувства  собственного  достоинства.
Если этими словами я не сообщаю Вам с исчерпывающей ясностью, кто  я  такой,
то, во всяком случае, Вы из  них  поймете,  кем  я  не  являюсь;  а  в  наше
просвещенное время в Лондоне это может пригодиться.
     Позавчера в Пантеоне, после концерта, во время  танцев  я  наступил  на
пелерину из черной тафты,  отделанную  кружевами  на  подкладке  из  той  же
материи. Я не имею ни малейшего  представления  о  том,  кому  эта  пелерина
принадлежит, я никогда даже не видел в Пантеоне дамы, которая ее носила  бы,
и все мои попытки разузнать что-либо о ее возможной владелице, увы,  успехом
не увенчались. Поэтому прошу Вас, г-н издатель, сообщить в  Вашей  газете  о
моей находке, чтобы вернуть пелерину особе, которая ее случайно обронила.
     Но чтобы избежать возможных ошибок, имею честь сообщить Вам, что  дама,
которая ее потеряла, была в тот вечер в уборе  из  розовых  перьев;  я  даже
полагаю, что в ушах у нее были серьги  с  бриллиантовыми  подвесками,  но  в
этом, уверен менее, чем  во  всем  остальном.  Она  высокого  роста,  хорошо
сложена, волосы у нее пепельного цвета, а кожа  ослепляет  белизной;  у  нее
грациозная шея, красота которой подчеркнута большим декольте, тонкая талия и
самая красивая ножка на свете. Я даже заметил, что она  очень  юна,  жива  в
общении и ветрена; походка легкая, и явная страсть к танцу..."
     А потом он с невероятным блеском объясняет, каким образом вывел все эти
умозаключения. Подобно тому как это сделал позже Шерлок Холмс. Быть может, в
г-не де Бомарше дремал детектив? Этот вопрос я задаю не  только  из-за  этой
юморески, а имея в виду его таланты в области политики и эффективность  всех
его действий. Среди сочинений Бомарше нет другого  текста,  хоть  чем-нибудь
напоминающего этот. Любопытно, что он был написан именно в  Лондоне;  и  кто
знает, может быть, по соседству с Бейкер-стрит?

     Июнь.
     По возвращении в Париж 24 мая Бомарше в тот же день  или  на  следующий
был принят Верженном. Министр сообщил ему, что Людовик XIV  решился  наконец
оказать помощь американцам, но только через подставное лицо. Если же ставить
все точки над "i", то Франция поручала Бомарше действовать вместо нее. Итак;
Бомарше должен был в наикратчайший срок основать торговую фирму и приобрести
морские суда, чтобы снабжать повстанцев оружием и боеприпасами. В  обмен  на
военное  снаряжение  американцы  обязались  поставлять   Бомарше   то,   что
произрастает на их земле, как, например, табак или индиго. Правительство  же
обещало, с одной стороны, открыть Бомарше доступ в свои военные арсеналы,  а
с  другой  -  содействовать  продаже  американских  товаров  во  Франции   -
разумеется, в  той  мере,  в  какой  это  возможно,  не  нарушая  строжайшей
секретности всей операции.  Верженн  ясно  дал  понять  Бомарше,  что  будет
вынужден бросить его  на  произвол  судьбы,  а  быть  может,  даже  публично
заклеймить новоявленного коммерсанта,  если  англичане  обвинят  французское
правительство в потворстве его деятельности.  В  финансовом  отношении  дело
обстояло следующим образом: Франция вручала Бомарше из рук  в  руки  миллион
турских ливров и обещала получить у испанского правительства такую же сумму.
Торговая фирма,  которую  Франция  изначально  официально  субсидировала,  в
дальнейшем, причем в самый короткий срок, должна была  стать  самоокупаемой.
Конечно, задача была поставлена нереальная,  ведь  не  могли  же  восставшие
американцы  между  битвами  собирать  урожай  табака  или  индиго,  да   еще
организовать их вывоз в Европу. Но тем не менее надо  было,  чтобы  все  это
выглядело  как  чисто  коммерческое   предприятие.   Еще   больше   обостряя
противоречия между тем, чем эта фирма была на деле и  чем  она  должна  была
выглядеть со стороны, Верженн в  разговоре  с  Бомарше  подчеркнул,  что  он
должен оказывать американцам "все возможные льготы". Бомарше так  и  понимал
свою задачу. Желая действовать как можно быстрее,  уверенный  в  Верженне  и
убежденный, что французское правительство  не  бросит  его  на  полпути,  он
принял все эти условия. Никогда еще коммерческое предприятие не основывалось
на таких шатких устоях. Будем называть вещи своими именами:  Бомарше  должен
был приобрести корабли; оплачивать экипажи, покупать оружие и возмещать; все
эти траты тем, что получит от продажи  индиго.  Вот  каким  "мошенником"  он
оказался!
     Как заметил Ломени, Бомарше должен был задать себе  три  вопроса:  "Что
случится с моим предприятием, если английские крейсеры захватят мои корабли?
Что с ним  случится,  если  правительство,  напуганное  угрозами  английской
дипломатии, не только бросит меня на произвол судьбы, но и пожертвует  мною?
И, наконец, что будет,  если  американцы  окажутся  побежденными  или  если,
разгрузив мои транспорты; они не сочтут себя обязанными послать  мне  взамен
свои товары?" Но этих вопросов он себе не задал.
     Дня  два  спустя  торговый  дом  "Родриго  Орталес  и   компания"   уже
существовал. Эти два испанских имени снова приводят нас в театр.  Еще  бы  -
комедия! А почему "Родриго"? Уж не в память ли о  "Сиде"?  Скорее  всего.  И
свой самый большой корабль Бомарше потом назовет; "Гордый Родриго". Он  знал
лучше, чем кто бы то ни было, когда он - цирюльник, когда - Campeadur.
     Президент - генеральный директор  торгового  дома  "Родриго  Орталес  и
компания" - открыл свою контору и сам поселился на улице Вьей  дю  Тампль  в
очень красивом особняке, который все  знали  в  квартале  Марэ  (прежде  там
помещалось  голландское   посольство).   Но   даже   для   Бомарше,   самого
предприимчивого человека на свете, найти подходящий дом, подписать договор о
найме, переехать, обставить контору, нанять служащих, ввести их в курс  дела
оказалось нелегкой задачей, особенно когда  это  все  надо  было  провернуть
буквально за два-три дня. И он принялся за работу с  присущим  ему  напорам.
Уже 10  июня  он  смог  отправить  из  своей  конторы  первое  зашифрованное
сообщение мисс Мэри Джонсон, то есть  Артуру  Ли,  которого  он  по-прежнему
считал единственным официальным представителем конгресса. Но, как  мы  скоро
увидим, и по ту сторону океана процветали соперничество и интриги.
     Мария-Тереза,  бывшая  к  тому  времени   уже   на   четвертом   месяце
беременности, поселилась вместе с ним. Вскоре обстоятельства сложились  так,
что "швейцарский пьедестал" - надежная помощница - не  только  управляла  их
домом, но и вела весьма важные организационные  дела,  которые  ее  любовник
стал ей поручать. У девицы  Виллермавлаз,  переименованной  с  недавних  пор
Бомарше для простоты, да  и  забавы  ради,  в  г-жу  де  Виллер,  была,  как
говорится, голова на плечах. Жюли, никогда не отличавшаяся объективностью  к
пассиям своего брата, хотя и испытывала к Марии-Терезе больше симпатии,  чем
к остальным, все же была к ней несправедлива, когда писала о ней:  "Приступы
меланхолии (солнце сквозь тучи), душа, истерзанная сомнениями". Тем не менее
Жюли  де  Бомарше  поспешила  перебраться  в  дом  к  людям,   состоящим   в
морганатическом браке. Правда, не будем забывать при этом, что Бомарше, даже
если бы захотел, не йог вступить в законный брак, поскольку по-прежнему  был
лишен всех гражданских прав. Однако заметьте, это не помешало  ему  основать
торговый дом.
     16-го Бомарше вместе с Гюденом отправился в Бордо, куда  прибыл  20-го.
Накануне отъезда он поделился с Морена своей тревогой по поводу  прошения  о
пересмотре своего дела, которос подал в Совет. "Вы можете спокойно ехать,  -
сказал ему первый министр, - совет и без вас решит все, как надо".
     В Бордо Бомарше купил  корабли,  оружие  и  порох.  Покупка  пороха  не
обошлась без трудностей. Арсенал, который находился  в  Шато-Тромпет,  возле
Бордо, сперва отказался, будто бы по  приказу  Сен-Жермена,  выдать  те  150
центнеров пороха, которые требовал Бомарше. Письма, волнения, десять поездок
из Шато-Тромпет в Бордо, и обратно. За 10 дней он решил  все  эти  проблемы.
Вечером десятого дня они с Гюденом пошли в театр. Как только Бомарше вошел в
зал, его узнали, и весь партер, встретив его овацией, тут же встал  и  запел
его личный гимн: "Все тот же он".
     Поздно ночью, после того как они побывали на банкете в их честь, друзья
вернулись в гостиницу. А теперь предоставим слово Гюдену,  который  напомнит
вам, а может быть, и мне доктора Уотсона:
     "...вернувшись, Бомарше  получил  несколько  писем  из  Парижа;  он  их
прочел, пока я раздевался, потому что усталость гнала меня скорее в постель;
я спросил его, доволен ли он полученными известиями, "Вполне", - ответил  он
совершенно спокойно.
     Я лег и заснул. Моя кровать стояла довольно близко от его  кровати;  на
рассвете я проснулся оттого, что кто-то тронул меня за руку. Я открыл глаза,
увидел его и спросил, не худо ли ему?
     - Нет, - сказал он, - через полчаса мы уезжаем в Париж.
     - Что случилось? Почему? Что вы узнали? - Совет отклонил мое  прошение.
- Боже! Вы даже не обмолвились об этом вчера вечером!  -  Да,  мой  друг.  Я
хотел, чтобы вы спали спокойно. Достаточно того, что я не сомкнул глаз,  всю
ночь обдумывая, что должен предпринять. Я решился, у меня  есть  план,  и  я
еду, чтобы  его  осуществить.  Все  те,  кто,  выходя  с  заседания  Совета,
говорили: "Наконец-то! Больше мы о нем никогда не услышим",  вскоре  узнают,
услышат ли они еще обо мне или нет!"
     Шестьдесят часов спустя они были уже в Париже, и это мне представляется
тем более поразительным, что их экипаж попал в аварию  в  30  километрах  от
столицы. Наскоро побрившись  и  стряхнув  пыль  с  одежды,  Бомарше  тут  же
отправляется в Версаль. Не теряя ни  минуты,  он  без  доклада  врывается  к
Морепа, весьма удивленному его столь, быстрым возвращением, и  выпаливает  с
места в карьер:
     - Что это значит!  Я  мчусь  очертя  голову  на  другой  конец  Франции
улаживать дела короля, а вы в это время спокойно взираете на то, как рушатся
мои дела в Версале!
     - Это глупость Миромениля, - отвечает первый министр. - Пойдите к нему,
скажите, что я хочу с ним поговорить, и возвращайтесь вместе.
     Бомарше примчался к министру юстиции, схватил его за руку и