а.
   -  Если  что  еще  -  спрашивай,  я  ведь   много   шепота   межперинного
наслушалась...
   - Мне тот шепот ни к чему, у нас теперь  всего  одна  ночь  с  добавочной
утрешней, так что не будем отвлекаться!..
   Больше и не отвлекались -  все,  что  нужно  было,  начальник  караванной
стражи уже намотал на ус. Когда совсем рассвело  и  проворный  телес  втащил
переполненный поднос с утренней снедью, прошептал Ласоньке на ухо:
   - Я отлучусь ненадолго по службе, а ты отоспись,  а  потом  приведи  сюда
менялу купецкого, у которого уборы женские да побрякушки всякие водятся.
   Она радостно закивала; мол, будь спокоен, а я уж  расстараюсь,  поскольку
чую - и мне перепадет... Перепало. Когда, вернувшись, он зашел в комнату,  в
глазах зарябило  от  блеска  и  пестроты  украшений,  разложенных  прямо  на
заправленной постели. Харр выбрал для Махиды трехрядное ожерелье из  лиловых
озерных ракушек; нижний ряд был  дополнен  подвесками  из  некрупных  рыбьих
пузырей, крытых тоненьким  слоем  здешнего  голубища  -  по  нему,  пока  не
просохло,  насыпали  рыбью  чешую,  которая   влипла   намертво   и   теперь
переливалась звездным блеском; Мади он  сразу  присмотрел  скромную  ниточку
неровных желтоватых жемчужинок, которые здесь никто за монетки не считал.  А
когда очередь дошла наконец до Ласухи, ожидавшей своего череда в  углу,  она
сразу же наложила  смуглые  ладони  на  массивные  наушные  подвесы  в  виде
огненно-алых колец, повитых золотой питью; оглянулась на Харра - можно ли?
   Харр  кивнул:  можно.  Подвесы  оказались  что-то  непомерно  дороги,  но
воин-слав торговаться не привык. Сделку обмыли за казенный  счет,  и  меняла
убрался довольный донельзя. Пребывание в Межозерье завершалось, и  до  Харра
доносилось  поцокиванье  копыт  последних  горбаней,  которых  выводили   из
внутреннего дворика гостевой хоромины. Странствующий рыцарь, отоспавшийся  и
отъевшийся  рыбой,  которая  на  Тихри  была  так   редка,   что   считалась
исключительно княжеским лакомством, предвкушал  роскошную  ночь;  собственно
говоря, так и было - но до первых звезд. А потом все  обрыдло.  Он  вспомнил
узкую, как у кувшина, горловину залива, куда со свирепым  напором  старались
пробиться серые озерные волны - проникнув туда, они сразу утишались  и  едва
доплескивались до  берегов,  усмиренные,  безопасные,  огражденные  поносной
зеленоватой каемочкой спущенных в воду помоев.
   Харр промаялся еще часа два, а потом плюнул,  накинул  на  плечи  верхнюю
перину и выбрался на крышу, где, к своему удивлению, наткнулся на Дяхона.
   - Ты чего это тут?
   - Да у нас не продохнуть, на каженной койке по две девки сопят...
   Харр засмеялся - он давно подозревал, что Дяхон прижимист, вот  и  вышло,
что был прав: старина не позволил себе спустить ни единой зелененой монетки.
   - Ступай в мою горницу, а я подышу ветерком озерным до  рассвета.  Только
не вздумай девке платить - и так одарена!
   Дяхон замялся, но потом решился, подобрал мешочек с  наменяными  здешними
монетами и нырнул в лестничный проем. Харр хрустнул косточками, завернулся в
невесомую перину и растянулся на плоской, ничем не огражденной крыше,  глядя
в звездное, совсем не джасперянское небо. Давненько не ночевал он  вот  так,
как, бывало, в чистом поле, и не было слаще воздуха, чем тот, что не отделен
от неба рукотворной крышей... Глаза его блаженно  сомкнулись,  и  показалось
даже, что над головой зашелестели вековые деревья. Как всегда между  явью  и
сном, мысли мелькали неясные, разрозненные, то об одном, то о другом. Вот  и
тут подумалось: ежели б не звезды, над головой была бы  непроглядная  темень
то самое колдовское НИЧТО, перелетев через которое можно было  бы  вернуться
на Тихри. И всего-то пустяшное дело - звезды пригасить да в небо взлететь!
   Хоть бы приснилось...
   Первый луч солнца разбудил его,  и  он,  еще  не  разомкнув  глаз,  снова
услышал над собой нежный шелест. Вроде не было рядом никаких деревьев...  Он
потянулся и глянул в щелочку меж ресниц -  мать  моя  страфиониха,  да  ведь
смерч над головой! Испугаться, правда, по-настоящему не успел, понял: кружит
над  хороминой  невообразимая  туча  озерных   стрекоз,   точно   призрачный
ветроворот.
   - Меня, что ли, сторожите? - засмеялся он собственному страху.  -  Караул
окончен, все свободны!
   И тучи как не бывало.
   Он поднялся и, кое-как завернувшись в сбившуюся комом  перину  -  негоже,
чтоб начальника стражи кто-нибудь да нагишом застукал! -  отправился  будить
Дяхона. Переступил порог - и не удержался, чтобы не прыснуть в кулак:
   - От-ставить! Задери тебя пирлюха...
   Славный  вояка  блаженно  посапывал,  млея  на  брюхе,  а  Ласуха,  мерно
покачивая наушными кольцами, попыхивающими алыми  сполохами,  с  бесконечным
унынием чесала ему пятки.
   Обратный путь оказался на удивление скор:  в  лабиринте  подземных  ходов
проплутали чуть ли не вдвое меньше, да и далее по лесным  тропкам  проворнее
шагалось без капризных горбаней, оставленных в Межозерье на мясо. Стража  за
малую плату разобрала купецкую поклажу -  небольшие  кожаные  мешочки,  туго
набитые  голубыми  монетами;  собственное  наменяное  и  не  пропитое  добро
хоронилось в кисетах на груди. На удивление Харра,  купецкие  менялы  шагали
упруго и размашисто, не отставая от тренированных воинов -  видно,  привыкли
держать себя в форме, да и пожилых в караван не брали. Не то  что  на  Тихри
там что старее, тем почету больше.
   - Помстилось мне или мы всю подземку вдвое быстрее миновали? -  мимоходом
спросил он Дяхона.
   - А то! Когда туда шли - нас четырежды  четыре  раза  проверили,  нет  ли
средь нас лазутчика вражьего. Потому и водили по тупикам да путям окольным.
   - Как же - проверяли? Нечувствительно вроде, - засомневался Харр.
   - А вот это нас не касаемо - как, - равнодушно отозвался Дяхон, - Это  уж
ваше, колдовское да чародейное дело.
   - Да ты что, меня все еще  за  ведуна  держишь?  -  удивился  менестрель,
считавший, что давно покончил с верой в свои магические способности.
   - А то! Окромя тебя, кто  б  на  дом  аманта  лесового  навел  Солнечного
Стража?
   - Не слыхал про то, - деланно зевнув, проговорил  Харр,  у  которого  еще
слишком свежи были в памяти здешние традиции  обращения  с  ворожеями.  -  И
вообще в ту ночь я дрых без задних ног, мне ведь моя Махидушка по вечерам не
пятки чешет...
   - Как же, - степенно возразил Дяхон. -  То-то  ты  сразу  сообразил,  про
которую ночь я сказываю. Твое чародейство, а всему становищу - радость. Ведь
не тебя одного хряк лесовой в ухо приложил.
   И про это, оказывается, все знают! Во народ языкастый.
   - А ежели я - колдун, то почему ты меня не боишься?  Думаешь,  своего  не
обижу?
   - А то.
   Цепочка караванников меж тем  уже  выходила  на  кромку  Успенного  леса.
Внизу,  выгибая  золоченые  дуги  куполов,  россыпью   игрушечных   теремков
означилось Зелогривье. Вот он и дома.
   А точно ли - дома? Он размашисто шагал по змеящейся вниз дороге,  обгоняя
весь караван и лихо перемахивая через змеиные ловушки по наскоро  наведенным
к их возвращению  дощатым  мосткам,  и  пытался  разобраться  в  собственной
поспешности.  Что  не  Махидина  многострадальная  постель,  крытая  жаркими
шкурами, влекла его, он признался себе сразу. И не амантовы хоромы с лакомым
столом и завидными детишками. И не обещанный собственный дом.
   Он сунул руку в карман и нащупал некрупные горошинки жемчужного ожерелья.
Хорош чародей, от которого девка чуть ли не в слезах убежала!  Он,  конечно,
знал, что попервости - это не каждой в радость, но чтоб  вот  так  принимать
его ласку, зажмурившись и сжавшись в комочек, словно это была мука смертная,
- такое с ним было единственный раз в жизни. И, он  надеялся,  в  последний.
Позорище да и только, Харр по-Харрада, рыцарь ты хренов.  Хорошо  еще,  дело
это поправимое, надо будет только Мадиньку подстеречь где-нибудь подалее  от
Махидиных ушей и предельно доступно объяснить, что того, чего она желала,  с
одного раза, как правило, не получается, так что пошли-ка,  милая,  снова  в
рощу, да кувшинчик духмяной наливочки прихватим, чтоб не трястись  снова  от
страха девичьего - тьфу, то есть уже не...
   Он помотал головой, отгоняя  от  себя  уже  решенную  проблему.  Мадиньку
вразумит насчет того, в чем главная сладость жизни, и тем свой долг паладина
выполнит. Он оглянулся на шагавшего следом Дяхона и, причмокнув, сказал  сам
себе: "А то?"
   - Ась?
   - Это я так. Ты топай, топай. Аманту скажешь -  я  домой  забежал,  скоро
буду.
   Возвращение небольшого каравана  никоим  образом  отмечено  не  было,  ни
звоном колокольным, ни  огнями  сигнальными;  знать,  не  Тихри,  где  обмен
товарами  с  двух  разных  дорог  -  редкость,  доступная  только  княжеским
купчинам. Так что нагрянул он к Махиде нежданно-негаданно  -  не  грех  было
проверить, не завелся ли в обжитом стойле чужой жеребчик.
   Махида, принаряженная и заплетенная в полусотню косичек, сидела на пороге
- шила что-то пестрое крупными небрежными стежками. Харр, подошедший к  дому
бесшумно, некоторое время подозрительно наблюдал с порога за нею, придирчиво
оглядывал убранное цветами жилище - для кого  старалась?  Но  по  тому,  как
вскинулась она, уронив шитье, как  бросилась  навстречу,  едва  не  своротив
очаг, понял: ждали его. И окончательно похерил все  свои  подозрения,  когда
она, даже не примерив трехрядного ожерелья (в жисть бы не поверил,  что  она
способна на такое!), мертвой хваткой  вцепилась  в  его  дырчатый  кафтан  и
поволокла в койку.
   Что-то новенькое появилось в ней - собственническое,  непререкаемое.  Так
только... хм... только под венец тянут.
   Он, снисходительно ухмыльнувшись, позволил побаловать себя - так сказать,
"со свиданьицем", потом резко поднялся:
   - На доклад пора, амант ждет.
   Она было заверещала, но он  даже  не  стал  тратить  слов,  только  гулко
хлопнул себя по аспидно-черному колену, аж пирли под потолком зашебуршали, и
поднялся.
   - Да, чуть не забыл. - Он вытащил из кармана жемчужную нить и повесил  на
сучок, торчавший над койкой. - Это Мади, а то еще обидится.
   - Да видно, уже  обиделась  -  залетела  на  миг,  нацарапала  что-то  на
кружалах своих и больше глаз не кажет.
   - Ну, забежит снова - отдашь, - деланно-равнодушным тоном проговорил он и
сам подивился тому усилию, с которым он подделывал это равнодушие.
   А у аманта в доме его  первым  делом  встретил  смуглый  носик  Завулони,
высунувшийся из зеленой бахромы:
   - Ну что? Продали?
   Он понял, что она имеет в виду себя.
   - Никак нет, - шепнул он, легонечко прихватывая ее нос двумя пальцами. Не
быть тебе невестой. Брысь!
   Она шутя цапнула его руку острыми зубками и, повизгивая от радости, легко
умчалась куда-то в глубину дома.
   Амант выслушал его доклад как подобает - глядя поверх головы и не дрогнув
ни одним мускулом на обросшем черным волосом лице. Неожиданно спросил:
   - Внакладе-то ты не остался?
   Харр пожал плечами - со здешними ценами он еще не освоился и  поэтому  не
знал, на сколько потянут те голубые наменяные монетки, которые уцелели после
расчета с Ласонькой.
   - Ладно. Запомню, - противу ожидания,  амант  с  наградой  решил,  видно,
повременить. - Когда вдругорядь соберешься?
   Харр  не  ожидал  такой  прыти,  но  аманта,  похоже,  всерьез   занимали
перспективы сватовства.
   - Только не начальником  стражи,  -  сказал  он  неопределенно.  -  А  то
обрядили меня, точно обормота балаганного...
   Амант весело заржал:
   - Так это ж для того, чтобы за тобой легче присматривать было!  И  девку,
чай, приставили к тебе ненасытную. Что, не так?
   - Так-то оно так, да я приладил ее к одному престарелому, пятки чесать.
   Иддс изогнул брови с неподдельным уважением:
   - Да ну? А вот я б не пренебрег.
   - Долг сполнять было надо, про  женихов  выведывать!  -  слегка  заврался
Харр, но амант этого не прочувствовал.
   - Сказал - запомню. Так когда?..
   - Дай со своей-то побаловаться... И про долг паладина не забыть.

***

   Но Мадинька не пришла ни на другой день, ни на  третий.  Харр,  наплевший
стеновому  про  то,  что  надо-де  хорошенько  проверить  городскую  стражу,
принялся бродить по улочкам, стараясь по каким-нибудь приметам отыскать  дом
рокотанщика. Наконец ему повезло ~ чуткое ухо менестреля уловило дребезжащий
перебор ненастроенных струн.
   Круглое строение с окнами в один уровень было,  однако,  слишком  высоко,
чтобы забраться на  крышу;  по  всей  вероятности,  высоту  эту  увеличивало
ограждение, превышающее человеческий рост, сложенное из зелененых кирпичиков
с частыми просветами, в который, впрочем, едва ли могла протиснуться детская
рука.  Из  этих  дырок,  щетинясь,  лезла  темная  колючая   зелень.   Окна,
перечеркнутые крест-накрест золочеными прутьями,  тоже  были  недоступны,  а
дверей - Харр обошел странный дом дважды - и вообще не наблюдалось. Ощущение
подозрительной настороженности усиливала торчащая из середины крыши  башенка
с совсем уже узенькими прорезями - в такие только  одним  глазом  и  глядеть
возможно. Зато ни копье, ни стрела не достанет того, кто был внутри.
   Не иначе как старый хрыч в глубоком детстве пережил нешуточную осаду,  да
так и остался на всю жизнь от страху пыльным мешком трахнутый.
   Харр обошел негостеприимный дом еще раз, но глядя уже не на  него,  а  на
расположенные поблизости строения. Одно здание, с виду совсем нежилое,  судя
по полному отсутствию зелени в окнах, ему положительно приглянулось это была
замысловатая башня,  верхушкой  своей  возвышавшаяся  над  всеми  окрестными
домами, не больно-то широкая в своем  основании.  Вьющиеся  спиралью  оконца
указывали на винтовую лестницу с некрутыми ступенями, а вот на верхушке, как
нашлепка, на высунувшихся веером здоровенных балках  располагалось  жилое  и
довольно  просторное  помещение  с  пустыми  прорехами  окон.   Дверь   была
притиснута здоровенными досками крест-накрест,  в  прилестничные  оконца  не
протиснешься - а жаль, домик-башенка очень и очень подошел бы прямо  сейчас.
Но не ломиться же!
   Пока  он  исследовал  сей  гипотетический  наблюдательный   пункт,   мимо
просеменили неуверенные шажки.  Он  косо  глянул  -  и  снова  оборотился  к
облюбованной башне, потому как проходила всего лишь  убогая  старушенция,  с
ног до головы закутанная в бесформенную  вылинявшую  хламидку,  но  выдающая
свою  немощь  шаркающими  дрожливыми  шажочками.   Послышалось   серебристое
позвякивание  -  Харр  глянул  на  прохожую  еще  раз  и  удивился:   чем-то
поблескивающим она стучала по решетке  одного  из  окон  рокотанова  жилища.
Последовал кракаюший звук, и  окно  вместе  с  подоконными  кирпичами  резко
поехало вниз, пока не сровнялось с землей.  Из  серого  рубища  выпросталась
узкая ручка и каким-то хитрым нажатием сдвинула вбок решетку.
   - Эй, уважаемая!.. - окликнул ее Харр, и она медленно, словно через силу,
обернулась.
   За эти несколько дней  она  умудрилась  так  исхудать,  что  от  смуглого
прелестного личика, почитай, ничего и не  осталось  -  блеклая  серая  тень,
обрамленная серыми же крыльями ветхого покрывала. И только огромные  золотые
глаза лучились тревожным светом, перебегая  с  одного  предмета  на  другой,
точно пытаясь отыскать ответ на какой-то неразрешимый вопрос.
   -  Махида  тебя  заждалась,  -  проговорил  Харр,  покашливая,  лишь   бы
что-нибудь сказать.
   Глаза заметались еще беспокойнее.
   - Да не бойся ты меня, не хочешь - не трону, - еще тише буркнул он.
   Бесцветные губы неслышно шевельнулись.
   - Не желаешь со мной говорить -  Махиде  поплачься,  подружки  как-никак,
пробормотал он, от собственного бессвязного лепета уже заходясь  бешенством.
- Да уйду я с караваном через пару дней! Не будет меня!
   - Не знаю... - различил он наконец едва уловимый шелест. -  Я  ничего  не
знаю... Я хочу узнать... Но ведь и ты не знаешь?..
   Ничего не понимая, он невольно сделал шаг вперед, но она тут же отступила
в глубь своей затейливой двери, и та сразу же поднялась, став прежним окном.
Харр  еще  некоторое  время  стоял,  тупо  глядя,  как  затихает   шевеление
потревоженной зелени за скользнувшей на  место  решеткой,  потом  в  сердцах
плюнул и пошел  прочь,  поминая  собственную  родительницу  вкупе  со  всеми
строфионами, джаяхуудлами и смрадными  секосоями  родимой  Тихри.  И  только
отойдя шагов на сто, он переключился на непорочных дев со всем их чадолюбием
и недотрожеством.
   Иддс,  к  которому  он   ввалился   еще   весь   встрепанный,   даже   не
поинтересовался причиной такого поспешного изменения  в  его  планах  и  тем
более - необъяснимой сменой настроения, а только предупредил, что на сей раз
путь будет неблизким - идти придется в Серогорский стан за железами,  потому
как в двух ночных схватках  с  подкоряжниками  у  некоторых  стражей  оружие
совсем пришло в негодность.
   "Да и было-то оно хреновато", - чуть не брякнул Харр, но сдержался.
   Собрались на третий день, и путь в самом деле оказался непростым - сперва
дошли до уже знакомого Межозерья,  а  там  пришлось  задержаться  и  изрядно
потрясти мошной: во-первых, притомившихся горбаней сменить на свежих  (своих
же зелогривских, еще не съеденных, а  томящихся  в  стойлах)  -  приплатили,
правда, немного; больше ушло на ведуна, что ветер заговорил, да на кормщика,
подогнавшего к становому причалу здоровый, ладно связанный плот.  На  мокрые
бревна завели оскальзывающихся горбаней, нагруженных самым различным товаром
(вестников из Серостанья не было, так что пришлось  все  брать  наугад),  и,
отталкиваясь шестами, повели плот вдоль пологого берега и далее, к выходу из
бухточки. Заговоренная вода была тиха  и  сонлива,  и  только  пенный  бурун
взрезал зеленоватую гладь и, очертив плавную дугу, замер прямо перед плотом;
Харр сразу углядел змеиную головку и загнутый, точно рог,  хвостовой  коготь
уже знакомого ему плавунца.
   Кормщик накинул на хвост  что-то  вроде  аркана  из  голубой  неразрывной
плетенки, гортанно вскрикнул, так что пришлось  удерживать  шарахнувшихся  в
испуге горбаней,  и  плот  тихонечко  тронулся  вправо,  оставляя  за  собой
поросшие сизоватым кустарником скалы с прилепившимися на их  краях  хижинами
озерного становища.
   Путь по тихому, заговоренному озеру, занявший чуть не три полных дня, был
последней удачей этого путешествия. В Серостанье прибыли  к  ночи,  и  Харр,
передавший Дяхону свой богатый плащ, а сам переодевшийся в грубые сандалии и
жесткую подкольчужную рубаху простого  воина,  угодил  вместе  с  остальными
обережниками в сырую казарму, куда только часа  через  два  начали  подавать
объедки с купецких столов. Пришлось уснуть голодным, но тут сразу зашебуршал
дождичек, и камышовая крыша нещадно потекла. Едва дождавшись рассвета,  Харр
отправился на поиски Дяхона по бесчисленным закоулкам гостевальной  хоромины
и нашел неожиданно скоро - в переходе на чистую половину для именитых гостей
на полу сидела девка, зябко кутаясь в алую накидку.  Чем-то  она  напоминала
Ласоньку - по сей немудреной  примете  Харр  безошибочно  определил  искомую
дверь.
   Дяхон, как он и ожидал, после  обильной  трапезы  дрых  без  задних  ног,
по-старчески покряхтывая во сне. Комната после вечернего пиршества уже  была
прибрана бесшумными вышколенными телесами, но Харр сообразил  заглянуть  под
пышную (небось впервые в жизни вояке досталась!) постель и тут же  обнаружил
под  нею  четыре  припрятанных  блюда  со  всевозможными   копченостями   да
печеностями; одна беда -  вина  было  маловато,  кувшин,  видно,  стоймя  не
поместился, так старина Дяхон налил два полных кубка  и  лепешками  прикрыл.
Лепешки провисли и намокли, от них несло чем-то кислым и чуточку  тревожным.
Харр помял в пальцах клейкий комок, но в рот отправить побрезговал,  выцедил
только то, что на донышке осталось.
   Вино тоже было с непривычным вкусом.
   Привыкший доверять не под