нул  ее  ногой.
Тотчас же торчавший над его головой коленчатый сустав  начал  распрямляться,
опускаясь, пока не образовалась идеально  прямая  направляющая,  ведущая  от
ворсистой спины к полированным ступенькам дворца.
   -  Ишь,  кланяется,  как  цирковая  лошадь,  -  снова  не  удержалась  от
комментария Таира.
   Обладатель полосатого плаща, укрывавшего его с головой, обхватил гладкую,
как жердь, лапу своего росинанта и  соскользнул  по  ней  вниз  с  привычной
легкостью. Лапа тотчас же вернулась в исходное положение. Наездник огляделся
и, заметив жавшихся к стене стражников,  знаком  подозвал  их  к  себе.  Они
приблизились, опасливо косясь на поскрипывающий у них  над  головами  паучий
намордник; вновь прибывший порылся у себя на пузе и извлек из складок одежды
два голубоватых шарика,  которые  он  и  швырнул  им  под  ноги  с  каким-то
гнусавым, нечленораздельным звукосочетанием. Тем не менее он  был  прекрасно
понят, потому что стражники бросились ловить подпрыгивающие крупные  бусины,
хлопая ладонями по каменным плитам. А поймав, резво порскнули за угол.
   - Пусть зайдет в помещение, - шепнула  мона  Сэниа.  -  Для  субординации
важно, чтобы он ждал  нас,  а  не  мы  его.  И  неплохо  бы  определить  его
общественный статус.
   С последним оказалось проще всего: через  роговое  окошечко  было  видно,
что, едва войдя в зал, чернополосатый набросился на краснохламидного - тот в
ответ только огрызался.
   - Так, понятно: посторонние нам только помешают. Пошли.
   Они появились у прежней пятигранной колонны как раз в тот  момент,  когда
тощий старец с лисьей ухмылкой подтащил вновь прибывшего за  край  одежды  к
пурпурному цветку и указал на его сердцевину - видно,  надеялся,  что  снова
полыхнет сноп огня. Ничего не произошло, и старец огорченно зашипел.
   - Благодарю вас, - проговорила мона Сэниа,  подходя  сзади.  -  А  теперь
можете удалиться.
   Он вздрогнул и обернулся на ее голос. Застыл.
   - Ты что, не понял? - спросила Таира. - До свиданья.
   Толстяки в алых тогах, так и сидевшие на полу,  повскакали  и  с  топотом
бросились к выходу. На  мозаичном  орнаменте  осталось  множество  маленьких
красных подушечек. Таира изумилась - с собой носили, что ли? -  и  принялась
пинками собирать их в одну кучу.
   - Тира! - прикрикнула на нее принцесса. - Не отходи ни на шаг. И не время
забавляться.
   Девушка опустилась на гору подушек у ее ног. Ладно, пусть общаются.  Если
у них получится.
   Мона Сэниа помедлила, выбирая нужный тон. Неподвижная фигура с капюшоном,
совершенно закрывающим лицо, смущала ее.  Судя  по  трем  жиденьким  прядкам
седых волос, стекающих на грудь, перед ней был глубокий старик. Но  держался
он на редкость прямо и независимо.
   - Я - Сэнни, - проговорила она наконец неестественно ровным голосом. -  А
ты - сибилло?
   - Фифивво, - прозвучало в ответ крайне гнусаво, но с достоинством. Голова
мотнулась, и капюшон упал на плечи.
   Очень темное лицо с тонким  орлиным  носом,  из  которого  торчала  белая
шерсть,  и  пронзительные   агатовые   глаза   в   какой-то   степени   даже
разочаровывали своей ординарностью.
   Несколько необычным для человека - впрочем,  абсолютно  естественным  для
шамана - было  убранство  этого  лица.  Казалось,  его  украшали  как  елку.
Белейшие, без малейшего оттенка первоначального цвета, брови были подхвачены
на висках кокетливыми бантиками, точно так же были  подобраны  над  уголками
рта сивые, точно прокуренные усы. В бороде поблескивали разноцветные  бусины
- и на чем держались? Голову, несомненно плешивую, венчала рыжая  камилавка,
опоясанная рыбьим хребетком с торчащими костями.
   Шаман выжидающе глядел на принцессу - позвала, так говори зачем.
   - Я ищу ребенка, - мона Сэниа сложила руки так, словно  держала  младенца
на сгибе локти. - Ребенка, понимаешь?
   Она принялась качать несуществующее дитя, и взгляд ее  сразу  же  потерял
твердость. Губы  задрожали,  и  Таира  поняла,  что  сейчас  все  переговоры
закончатся слезами.
   Но,  похоже,  понял  это  и  шаман.  Он  вскинул  перед   лицом   женщины
четырехпалую ладонь,  покрытую  какой-то  неживой,  доисторической  кожицей,
словно велел ей замолчать. Направил остроклювый нос на Таиру.
   - И правда, дай-ка я, - сказала девушка. - У тебя эмоции забивают  смысл.
Между прочим, детей здесь не качают, а суют в сумки  к  кенгурам.  А  теперь
поехали: уважаемый сибилло, постарайся меня понять. Мы - люди.
   Она подняла руку и отмерила приблизительный  человеческий  рост,  проведя
усредненную линию между собственной макушкой и подбородком принцессы.  Потом
понизила ладонь до собственной груди:
   - А этот - подросток. - Ладонь опустилась до пупа:
   - Ребенок.
   Таким же непринужденным движением она изобразила у себя на животе сумку и
показала в нее пальцем:
   - А там - дите. Понял? Грудное дите.
   Против ожидания шаман  медленно  наклонил  голову,  коснувшись  при  этом
указательным пальцем левой щеки.
   - Ну и умница. Допер. Теперь сядь  -  сядь,  сядь  где  стоишь,  -  и  мы
разберемся с цветом кожи. Сэнни, ты тоже не торчи.
   Принцесса, зачарованно слушавшая весь этот урок, опустилась  на  подушки.
Шаман поглядел на  голый  пол,  величаво  повернулся  спиной  к  женщинам  и
огляделся - вероятно, искал достойное кресло  для  своего  многострадального
седалища. Не найдя, медленно спустил с плеч свой роскошный плащ,  сшитый  из
белых и черных  шкурок.  Обнажилась  спина,  покрытая  сетью  трещинок,  как
старинная картина. Заношенные необъятные шальвары и жутко  грязный  пояс,  к
которому были привешены на колечках разноцветные мешочки.
   Неразговорчивый собеседник скатал плащ в пухлый валик, бережно опустил на
пол и наконец повернулся к женщинам лицом. Они ожидали от него каких  угодно
чудес, но это...
   На шее не было ни амулетов, ни бус,  приличествующих  захолустному  магу.
Зато, свешиваясь чуть не до пояса, болтались иссохшие женские груди.
   Таира лязгнула зубами, закрывая рот, и ошеломление спросила:
   - Слушай, ты кто?
   Вопрошаемый медленно уселся, поелозив на самодельной подушке,  взялся  за
свой вызывающий уважение бержераковский нос и сиял его,  как  снимают  очки.
Вместе с торчавшей из него белой шерстью. Затем она... оно... Нет,  с  полом
решительно нужно было определяться, и поскорее, - иначе все мысли  путались,
- лизнуло пальцы и принялось оттирать на курносом, едва выступающем  бугорке
пятна клея.
   И уже не гнусавым, а чуть дребезжащим низким голосом ответило:
   - Сибилло.
   Очень вразумительно.
   - Слушай, ты прикройся, а то на тебя страшно смотреть, -  сказала  Таира,
снимая свою рыжую накидку и протягивая ее шаману. Мириться со средним  родом
этого монстра она была не в силах.
   Тот осклабился, встряхнул неожиданный дар - судя по заблестевшим глазкам,
весьма ценный - и накинул себе на  плечи.  Изящный  плащик  не  сходился  на
груди, так что то, на что у женщин глаза бы не глядели,  осталось  доступным
всеобщему обозрению. Шаман порылся в одном из мешочков, подвешенных к поясу,
и достал теплый на вид розоватый шарик. Прикинул  на  вес  и,  растянув  под
усами отвислые,  как  у  негра-саксофониста,  губы,  с  церемонным  поклоном
отправил шарик катиться прямо к ногам девушки. Она поймала его и ойкнула  от
восторга: на ее ладони сияла огромная живая жемчужина телесного цвета.
   - Солнышко! - восторженно воскликнула Таира и, приложив жемчужину ко лбу,
потом к губам и груди, послала шаману воздушный поцелуй.
   - Хм, - многозначительно произнес даритель.
   - Вы отклонились... - тихонечко простонала принцесса.
   - Устанавливаем контакт. Итак, с обменом любезностями покончили, займемся
определением цветов. Счастье еще, что сидим  на  мозаике.  Сибилло,  смотри:
красное. Синее. Черное. Белое. Белое дите. Белое - ты видел?
   - Ребенок, сын - вот такой! - не выдержала мона Сэниа, показывая  сначала
размеры младенца, а потом на белый квадратик.
   Шаман снова вскинул ладонь, приказывая старшей из  женщин  замолчать,  и,
покачиваясь на  своих  тощих  ягодицах,  принялся  с  каким-то  болезненным,
надсадным вниманием всматриваться поочередно в их непривычно  светлые  лица.
Казалось, он искал в них какое-то  различие,  на  первый  взгляд  далеко  не
очевидное, или сравнивал, причем не  оставалось  сомнения  в  том,  что  это
сравнение было в пользу младшей. Наконец  он  выбросил  вперед  цепкую,  как
ястребиная лапа, руку и, схватив Таиру за воротник куртки, слегка притянул к
себе.
   - Тира... - прошептала мона Сэниа, вскакивая на ноги и  изготавливаясь  к
спасительному прыжку. В негромком всплеске ее голоса было и предостережение,
и уверенность в том, что она успеет вытащить девушку при малейшей угрозе,  и
мольба не торопиться с таким спасением.
   Шаман шумно принюхался. Возбуждение его росло; Таире вдруг пришло на  ум,
что  он  напоминает  ей  щенка-первогодка,   обнаружившего   мирно   спящего
крокодила, - видала она  такую  сцену  в  Батумском  серпентарии,  когда  ее
спаниель наткнулся на Кешу-Мойдодыра, заменявшего тамошнему директору  кота.
Песика оттащили от этого живого, по абсолютно непостижимого существа прежде,
чем он сумел оценить степень риска своей любознательности. Вот и сейчас этот
австралопитек с бантиками даже не подозревает, что сверху на  него  нацелены
два самых метких десинтора их звездной дружины. Впрочем, с такой  развалиной
в случае чего она и сама бы справилась.
   А "развалина" между тем проявляла  прыть,  явно  не  по  годам:  закончив
обнюхивание,  он  принялся   весьма   осторожными   и   умелыми   движениями
расстегивать  на  курточке  пуговицы.   Обнаружил   под   ней   неизвестного
происхождения амулет - узенький флакончик с мельтешащими  внутри  искорками.
Подцепил вещичку  двумя  пальцами  и  легонько  встряхнул.  Таира  задержала
дыхание: и руки, и их движения, и лавандовый запах - все это было несомненно
женским. Может, усы и борода тоже приклеены, как и нос?
   - Подари ему... - подсказала принцесса.
   - Много будет. Пусть теперь заслужит.
   Шаман, словно поняв их мимолетный диалог, отбросил вещицу  без  малейшего
сожаления. Опасливо потыркал полупрозрачным пальцем в черный свитерок -  нет
ли под ним еще чего? Ничего, кроме купальника, там не было, и он нескрываемо
огорчился. Взялся за рукав,  деловито  пробежал  пальцами  до  плеча.  Опять
задумался. И вдруг резким движением вскинул руки и отвел назад пряди  волос,
обрамлявшие личико девушки, как темная бронзовая рамка. Брякнула дешевенькая
сережка. Девушка отпрянула, прижимаясь к ногам принцессы,  и  точно  так  же
отшатнулся шаман. Мона Сэниа даже не  успела  ничего  толком  разглядеть.  А
шаман, удовлетворенно хмыкнув, опустился на четвереньки и забегал от колонны
к колонне.  У  каждой  принюхивался.  Обошел  все  двери.  Двигался  он  как
шимпанзе, опираясь на костяшки пальцев и перекидывая вперед между  рук  свое
высохшее, почти невесомое тело.
   - Ой, сейчас штаны порвет... - ужаснулась Таира.
   - Древние боги, о чем ты! Если он сейчас пас покинет...
   - Никуда не денется. Видишь, он наши следы  вынюхивает  -  хочет  по  ним
добраться до нашего дома. Яснее ясного.
   - Если бы я так легко его понимала, как ты! Я умоляю  тебя,  Тира,  найди
мне сына, у тебя какой-то особый дар общения, вон и наш язык  ты  выучила  в
совершенстве...
   - Ваш язык? Да кто тебе сказал? Я ни  одного  слова  по-вашему  не  знаю.
Когда бы я успела? Вот вы по-нашему говорите прямо как дикторы  телевидения.
Особенно мальчики, когда...
   Ее прервал сибилло,  в  высшей  степени  раздосадованный  неудачей  своих
изысканий. Бороденка его приподнялась и выпятилась вперед, как рог у местной
скотинки, бусинки и жемчужины в ней мелко зазвенели.
   - Решай быстро: берем мы его на корабль или нет? - Таира  забеспокоилась:
контакт был под угрозой.
   - Да все что угодно! Скюз, подхвати Тиру, Флейж - пока останься...
   И принцессы вместе с козлобородым любителем  побрякушек  уже  в  зале  не
было.
   Девушка наклонилась и подняла полосатый плащ. Мех  был  выделан  скверно,
вдоль швов уже шли проплешины. Она встряхнула его и перекинула  через  руку,
выжидающе поглядывая на роговое окошечко, откуда за ней неотступно -  а  она
это угадывала безошибочным женским чутьем -  следили  лазоревые  очи  самого
златокудрого из всех джасперян...

VIII. Травяной госпитальер

   Появление экзотического старца в командорской каюте не вызвало  на  лицах
дружинников  даже  беглой  тени  изумления  или  брезгливости  -  он  был  с
принцессой, следовательно, под их охраной. И все.
   Шаман же, со своей стороны, не позволил себе унизительного  страха  перед
лицом вооруженных воинов - а что они действительно воины,  понял  бы  житель
любой планеты. По-хозяйски оглядевшись, он бесцеремонно запустил лапу в одну
из коробок с офитами, вытащил желтый с  кофейными  крапинками  обруч  и,  не
спрашивая разрешения, принялся прилаживать его себе на камилавку. Обруч  был
шире, чем требовалось, и при попытке водрузить на  макушку  это  сооружение,
съехал  на  уши,  отчего  они  обрели  поразительное  сходство  с  жаберными
плавниками морского петуха - триглы. Удовлетворило ли это кокетливого старца
или нет, осталось неизвестным; во всяком случае, теперь  его  заинтересовали
шкуры - он перетряхнул каждую из них, но ни одну даже не примерил. Ему никто
не помогал и не мешал; дружинники, уловив безмолвный  приказ  принимать  все
как нечто естественное, только отступали, когда у них что-нибудь выдергивали
из-под ног.
   Появились Скюз с Таирой - шаман и ухом не  повел.  Всем  своим  видом  он
подчеркивал,  что  в  этой  компании  магов,  переносящихся  по  воздуху   и
украшенных  чудодейственными  амулетами,  он  -  равный  по   естеству,   но
превосходящий их по годам и опыту. Вероятно, и искал он что-то  ведомое  ему
одному как раз для того, чтобы утвердить свое превосходство.
   А может, и совсем для другого.
   Он согнал с места  девушку,  присевшую  было  на  сундучок  с  игрушками,
заглянул туда и, озадаченно хмыкнув, быстренько прикрыл. Сунул  приплюснутый
нос в несколько коробок с офитами, к ним не прикоснулся и больше ни  в  одну
из тех, что содержали дары Земли, не заглядывал. Зато ящички  и  корзиночки,
забытые  на  корабле  предыдущим  экипажем,  притягивали   его,   как   кота
валерьянка. Его поисками, несомненно, руководило какое-то сверхъестественное
чутье, позволяющее отличать земные и джасперянские предметы, с  которыми  он
обращался  довольно  бесцеремонно,  от  изделий  мастеров  неведомого  мира,
несомненно не чуждого чародейству. Сухие  скелетообразные  пальцы  открывали
старинные ящики и коробки, но ни до чего пока не дотрагивались.
   Казалось, его поиски так и останутся  безрезультатными,  но  тут  очередь
дошла до ящичка с хрустальными бусами. Сибилло  взмахнул  руками,  повелевая
всем отойти  подальше  и  не  мешать,  расчистил  пол  и  начал  выкладывать
переливающиеся всеми цветами радуги прозрачные цепочки так, что  висящие  на
них колокольчики оказались обращенными к нему; прислушался. Мона Сэниа  тоже
напрягла слух, по того шороха и многоголосья, что было в первый раз, она  не
уловила. И уползти обратно в свое хранилище эти сверкающие  нити  не  делали
никакой попытки. Может, тогда ей это только приснилось?
   Ведь это было целую вечность тому назад - вчера. Древние боги, вчера!..
   Шаман прикрыл себе рот серой ладонью, словно боялся, что его участившееся
дыхание спугнет ему одному ведомое волшебство. И тут это произошло - один из
колокольчиков дрогнул и едва уловимо зашелестел.  Сибилло  схватил  цепочку,
намотал ее на руку, как простую бельевую веревку, и каким-то натренированным
воровским движением сунул в один из своих бесчисленных мешочков.  Довольный,
потер руки и жестом подозвал к себе мону Сэниа. Когда  она  наклонилась  над
ним, он уверенным жестом надел на нее хрустальную цепочку,  словно  наградил
старинным орденом.
   - Благодарю, - растерянно проговорила принцесса.
   - Не стоит.
   Мона Сэниа отшатнулась. Нимало не смущенный  ее  реакцией,  шаман  махнул
рукой бросившемуся было на защиту своей повелительницы Эрму и  тоже  украсил
его камзол аналогичной елочной игрушкой.
   - Ну, спасибо, колдун, - пожал плечами Эрм.
   - Пошел ты со своей благодарностью...
   По тому, как лязгнула его челюсть, остальные дружинники  догадались,  что
происходит  что-то  невероятное;  во  всяком  случае,  бессмысленные  звуки,
издаваемые этим пугалом, почему-то ошеломляют любого,  получающего  от  него
подарок. Поэтому, становясь обладателями собственного амулета, каждый из них
от выражения признательности уже воздержался.
   Когда оделены были все присутствовавшие,  кроме  Таиры,  на  полу  лежала
всего одна цепочка. Все невольно подумали о  Флейже,  оставшемся  в  городе.
Колдун, по-хозяйски распоряжавшийся чужим добром, спрятал  цепь  в  душистый
ящичек и решительно захлопнул крышку.
   - А я? - обиженно спросила девушка.
   - Не будь жадной, дитя, один у тебя уже есть.
   Таира откинула волосы и схватилась за  левое  ухо  -  действительно,  там
висела сережка в виде колокольчика.
   - Три тыщщи джиннов, так это универсальный транслейтор!
   - Носимый толмач, - поправил ее шаман.
   - Я не знал, -  вдруг  смущенно  признался  Ких,  хотя  его  никто  и  не
спрашивал. - В моей каюте под шкурой валялось...
   Интересно, что еще завалящего успели поднести этой  чаровнице  ее  верные
воины, подумала принцесса. И это в то самое время, когда она в лесном домике
сходила с ума от ужаса перед собственным отражением!
   - Слушай, давай сразу  уточним,  -  взяла  быка  за  рога  Таира,  всегда
отличавшаяся избытком инициативы. - Ты колдун?
   - Я сибилло.
   Это прозвучало примерно как "я - и царь, и бог".
   - Ну, это мы знаем. А что-нибудь такое, сверхъестественное, ты можешь?
   - Фу на тебя, дитя. И волос короток, и ум... И на тебя, прекраснейшая  из
светлокожих, тоже.
   Нельзя сказать, что дыхание, сопровождавшее этот старческий  лепет,  было
благовонным. Мона Сэниа тихонечко вздохнула - свои хоть вида  не  подают,  а
этот еще и издевается...
   Сибилло принялся устраиваться - подпихнул под тощий зад несколько шкур, с
сожалением расстался с рыжей  накидкой,  вернул  себе  потраченное  молью  и
дряхлостью черно-белое великолепие и, приняв таким образом вид главы совета,
милостиво  предложил  жестом  и  остальным  расположиться  на  обстоятельную
беседу.
   Когда же все расселись, он оглядел поочередно каждого и изрек:
   - Будь сибилло  молодым,  оно  любило  бы  тебя,  солнцекудрая.  И  тебя,
вишневоокая. И всех вас, неподвластные мне воины, веселящие чресла  живостью
и несоразмерностью юных ног.
   Неподвластные воины от такого заявления как-то сникли.  Таира  тоже  чуть
было не начала перечислять причины, по которым и она воздержалась бы,  -  но
глянула на застывшее лицо принцессы и сжала губы. Только удивилась тому, что
такой грубый комплимент возымел  на  суровую  воительницу  столь  мгновенное
действие: щеки окрасились смуглым румянцем, исчезли лиловые пятна  и  шрамы,
разгладились морщины. Женщина - всегда женщина. Она пожала плечами  и  вдруг
почувствовала, что за шиворот что-то заползает. Она с ужасом сунула руку  за
воротник - и не обнаружила ничего, кроме собственных волос. Собственных? Они
были уже до плеч, и с шелковым шелестом ползли все ниже и ниже.
   - Это ты? - взвизгнула девушка.  -  Прекрати  немедленно!  Здесь  же  нет
парикмахерских! Ко...
   Ну сколько можно запинаться на половине слова? Да и знает ли  он  вообще,
что такое козел... Тут ведь одни единороги, верховые да ломовые.
   - Не дразни старость! - усмехнулся сибилло, погрозив ей костяным пальцем.
Волосы перестали шуршать, но не укоротились. -  Ну,  так  что  там  о  белом
ребенке?
   - Это мой сын, - скороговоркой заговорила мона Сэниа. - Совсем маленький.
Он исчез сразу же, как мы сюда прилетели. В ущелье, там...
   Она махнула рукой, потому